Современная советская проза о Великой Отечественной войне

В 1995 году праздновали 50-летие великой победы русского народа, победы в Великой Отечественной войне. Столько лет прошло, но не может стереться в памяти та великая эпоха, тот великий подвиг русского, точнее советского (так как это происходило в определенную эпоху) народа.

Многие писатели, поэты посвящали теме подвига советского народа в Великой Отечественной войне свои произведения. Среди них такие имена, как А. Твардовский «Василий Теркин», К. Симонов «Живые и мертвые», В. Гроссман «Жизнь и судьба», В. Некрасов «В окопах Сталинграда», Б. Васильев «А зори здесь тихие», В. Быков «Обелиск», В. Астафьев «Звездопад» и многие, многие другие. Пожалуй, трудно назвать писателя советской эпохи, который бы не обращался к этой теме.

Нам свои боевые не сносить ордена,

Вам все это, живые, нам - отрада одна:

Что не даром боролись мы за Родину-мать...

Эти строки А. Твардовского Константин Воробьев предпос­лал одному из лучших своих произведений - повести «Убиты под Москвой», воскрешающей события печального, самого тяжелого и трагического периода Великой Отечественной войны.

Действие повести происходит под Москвой в ноябре 1941 года. Рота кремлевских курсантов (240 человек, и все одного роста -183 см) идет на фронта «И от того, - писал В. Астафьев, - что она не просто рота, трагедия ее по-особому страшная, и хочется кричать от боли. В иных местах, читая повесть, хочется загородить собою этих молодых ребят, вооруженных «новейшими винтовками», СВТ, которые годны были только для парадов, и остановить самих курсантов, идущих на позиции с парадным, шапкозакидательским настроением».

Писатель то и дело останавливается, чтобы зафиксировать наше внимание то на согласном, молодцеватом шаге почти как на параде идущей роты, то выхватывает из безликого множества одно-два веселых лица, дает услышать нам чей-то звонкий мальчишеский голос, и тотчас сама рота - отвлеченная армейская единица - становится для нас живым организмом, полноправным и полнокровным действующим лицом повести; то остановит взгляд на главном герое Алексее Ястребове, несущем в себе «какое-то неуемное притаившееся счастье, - радость этому хрупкому утру, тому, что не застал капитана и что надо было еще идти и идти по чистому насту, радость словам связного, назвавшего его лейтенантом, радость своему гибкому молодому телу в статной командирской шинели («Как наш капитан!»), радость беспричинная, гордая и тайная, с которой хотелось быть наедине, но чтобы кто-нибудь видел его издали».

Это переполняющее героев чувство радости все больше усиливает открывающийся уже на первых страницах трагический Контраст, резче обозначает два полюса - молодой, бьющей через край жизни и неизбежной - всего через несколько дней - смерти. Ведь мы-то знаем о том неумолимо страшном, о чем не знают еще сами курсанты, что ждет их там впереди, куда так весело идут они сейчас. Знаем сразу, по одному названию, уже начинающемуся с жуткого в своей неизбежной определенности слова — убиты. Контраст становится еще резче, а ощущение надвигающейся трагедии достигает осязаемой почти плотности, когда мы сталкиваемся с обескураживающей наивностью курсантов. Они, оказываются, в сущности мальчики еще, одевшие военную форму и брошенные на фронт неумолимым законом военного времени.

Чеканным гвардейским шагом перешагнув черту, отделяющую прошлое от настоящего, мир от войны, герои К. Воробьева внутренне, существом своим остались там, за чертой, в такой далекой уже и такой еще недавней мирной жизни. Сознание их не могло сразу вместить всего происходящего, всего, что обрушила на них вдруг жестокая действительность войны. Слишком отличалась она от привычных, сложившихся представлений. В душе Алексея не находилось места, куда улеглась бы невероятная явь войны».

Эта «невероятная явь войны» стала неожиданностью не только для молоденьких бойцов и лейтенантов, но в значительной степени и для командиров. Потому-то, видимо, не смог до конца сориентироваться в сложившейся обстановке бравый и решительный командир, капитан Рюмин, застрелившийся после гибели роты.

Многое, очень многое произойдет за эти несколько дней, очень существенное и важное, что перевернет, перепашет душу героев.

И все это будет в первый раз. Первые погибшие товарищи и первый убитый в рукопашной схватке враг; первый бой и первый безумный, животный страх смерти; впервые испытанное чувство полного душевного опустошения после страшной гибели роты и после собственного малодушия и первый - один на один - бой с немецким танком.

Сцена гибели роты написана прозаиком поразительно сильно. Смерть мальчишек в железном кольце немецких танков ужасает, ужасает именно своей правдивостью, своим реализмом.

От этой повести, как от самой войны болит сердце и хочется лишь единственного: чтобы это никогда не повторилось. Невольно вспоминаются слова, сказанные Л. Н. Толстым в «Севастопольских рассказах»: «Война есть противное человеческому естеству состояние».

Книга в моей жизни (В.Распутин «Живи и помни»)

В последнее время мы чаще стали говорить о нравствен­ности. Отношение к народу, его жизни со всеми тяготами и радостями, его опыту выступает главным мерилом нравствен­ной сущности человека. В жизни часто встречаешься с без­нравственностью. Поэтому, чтобы воспитывать в себе нрав­ственность, я обращаюсь к книгам. И книга стала моим учеб­ником жизни. Такие книги, как «Последний срок», «Проща­ние с Матерой», «Живи и помни» В.Распутна стали моими настольными книгами. Больше всего размышлений вызвала у меня повесть «Живи и помни».

Действие повести происходит во время войны. Но В.Распутин останавливается не на военных действиях, а на поступках человека.

Андрей Гуськов и его жена Настена любят друг друга, их роднит вместе прожитая жизнь. Но тот миг, когда Андрей, выписавшись из тылового госпиталя, сел в поезд, который увозил не на фронт, когда он превратился в дезертира, стал началом духовного раскола между ним и Настеной.

Судьбы Настены и Андрея тесно переплетены с жизнью их родной деревни Атамановки. Все, что происходит в деревне: приезд ли фронтовика, известие о долгожданной победе — все так или иначе отдается в их душах. А мир Атамановки с ее вдовами и инвалидами, надорванными стариками и голодными ребятишками воплощает в себя черты России военных лет, он весь пропитан трагической нравственной атмосферой той поры. И чтобы выжить, Гуськову надо порвать с этой атмосферой, не слышать ее требовательного голоса, а это значит — ото­рвать себя от Родины, от земли, от отца и матери, стареющих в Атамановке. Таким путем он и идет. В.Распутин психологичес­ки очень тонко показывает, как Андрей, некогда простой дере­венский парень, скрываясь от людского глаза, изолировав себя от родного мира, постепенно и неотвратимо теряет человечес­кий облик: в нем просыпаются озлобленность, жестокость, инстинкт уничтожения.

Для Настены же мир Атамановки, ее горькие слезы и свет­лые надежды — это то, что дороже всего на свете. Этот мир — опора ее души. И совесть Настены не может совместить тайное, ворованное счастье с Андреем и горькое вдовство своих подруг, чьи мужья полегли на войне, сиротство ребятишек, оставшихся без отцов, печальное одиночество стариков. Дума Настены вби­рает в себя вину мужа, и сама проникается виной за его преступление. Чем больше теряет Андрей человеческий облик, тем больше ее душа наполняется трагической виной перед людь­ми. И в то время, как Андрей, спасаясь, окончательно порывает с людьми, Настена сама казнит себя, не перенеся гнета вины перед людьми, расплатившись своей жизнью за преступление мужа. Трагической гибелью своей она признает верховную власть над собой нравственных законов народов.

И вместе с Настеной и автором начинаешь все в большей степени убеждаться и понимать, что бывают в жизни и такие исторические эпохи, когда любое естественное чувство чело­века может и должно уступить дорогу общественному долгу. Настена почувствовала, что она переступила черту и оказа­лась одна против всех, посторонней, не смеющей отзываться на их слезы и радости, не решаясь поддерживать их в разго­ворах и песнях. Она не жила, а «скрывала» жизнь, и даже праздник победы она отмечала, стесняясь и совестясь людей. «Стыдно... Почему так истошно стыдно и перед людьми, и перед собой? Где набрала она вины для такого стыда? Что теперь с ним делать?..»

Гуськова судит не только смерть, и судьба Настены. Его судит мучительной болью и недоумением старик отец; его судит жизнь деревни военных лет, ее бесконечный труд, голод, неустроенность, военное лихо, судит весь дух, вся нравствен­ная атмосфера всенародного подвига.

Почему Гуськов пошел на это? Отправляясь на фронт, он не собирался становиться ни дезертиром, ни предателем. Бо­лее того, он быт хорошим солдатом, храбро воевал. Но, видимо, не созрел в нём еще человек высокоразвитого граж­данского патриотического самосознания. Даже война не вы­звала ничего, кроме желания, стремления во что бы то ни стало остаться в живых.

Повесть «Живи и помни» показывает нам, сколь ущербен, беден нравственно, а иногда и опасен человек, поставленный или поставивший себя вне общественных связей и отношений, исключивший себя из общества, ограничивший свой жизнен­ный круг, внутренние интересы и потребности только биоло­гическими помыслами.