Утопии и антиутопии:их прошлое и будущее

// " Порог", 2003, №2, с.49-53.

Принято начало утопического жанра выводить из романа Томаса Мора «Утопия» (1516) (само слово «утопия» означает по-гречески «несуществующее, небывалое место»). Однако, первой великой мессианской утопией можно считать христианство, предвещающее наступление Царства Божьего. Вовсе не случайно впоследствии утопии создавали наиболее набожные христиане: Томас Мор - враг реформации, Томас Мюнцер выступал против Лютера, Кампанелла был пламенным католиком и доминиканским монахом.
В России утопизм задолго до Чернышевского с его романом «Что делать?» тоже создавали идеологи православия, начиная с князя Михаила Щербатова, с его консервативной утопией о земле обетованной, где нет ничего нового, а все хорошее – старое. Это конец 18 века, а спустя 150 лет генерал Петр Краснов написал в эмиграции утопический роман о будущей России, о том, как победили белые и создали страну, где все хорошо, потому что истреблен еврейский дух. Подобную же попытку, только меньшего масштаба, предпринял В. Аксенов в романе «Остров Крым». Однако это уже относится скорее к сфере альтернативной социальной фантастики – тоже весьма модному в наши дни жанру. Мы его трогать не будем.
Итак, первой грандиозной утопией явилось христианство. (Отдельные утопические элементы и образы, свойственные мифологической системе, в счет не идут, поскольку не создают единой обоснованной концеп-ции). Впрочем, никакая религия без утопизма и невозможна, поскольку цель ее – заложение в душе человека определенного идеала и трансляция на его жизнь образа жизни в идеальном вышнем мире.
К. Манхейм в работе «Идеология и утопия» определил утопию как «мышление, стимулируемое не реалиями, а моделями и символами». Но именно таковым и было сознание христианского мыслителя во все времена. Все реальные противоречия, обобщенно схваченные в образах христианской религии, получили гарантию эсхатологического разрешения.
Кстати говоря, отнесение сюда же и марксизма глубоко ошибочно. Исследователь утопии и английский историй Мелвин Ласки в книге «Утопия и революция» пишет, что порок марксизма состоял в отказе от конкретной и подробной картины будущего, что Маркс буквально приходил в бешенство, когда его просили объяснить подробно, каким он видит будущее, поясняя, что это всё досужие мечты, зачем сегодня вдаваться в детали, надо сделать, а там посмотрим. Либералы именно это и ставят в вину Марксу.
Но не будем отвлекаться.

Своеобразным вариантом религиозно-феодальной утопии стал фантастический мир рыцарского романа (цикл о короле Артуре, об Амадисе Галльском, о чаше Грааля и др.)
В качестве литературного жанра утопия была введена в оборот с легкой руки Томаса Мора, а впоследствии усилиями французских утопистов Сен-Симона, Фурье и Оуэна получила статус социальной концепции. Конечно, возникновение нового жанра было обусловлено не простым капризом английского историка. Собственно, с утопии и начала развиваться фантастика как целиком самостоятельный вид искусства. Это было вызвано, прежде всего, кризисом религиозной системы и формированием научного мышления. Фантастика (существовавшая до того в форме рыцарских романов) перестала удваивать действительность введением особого мира (подобного миру короля Артура, волшебных зон пространства леса), а предложила свой фантастический мир как обобщенную модель единственной реальности; ее утопия развертывается как «посюсторонняя» утопия. Это стало особенно заметно в получивших широкое распространение собственно утопических произведениях, Система их образов подчеркнуто рационалистична, они сознательно «конструируются» в соответствии с представлениями о желаемом и должном. Утопический образ из категории «невозможного» сдвигается в более узкую категорию «несуществующего», но потенциально возможного; художественная глубина и многозначность образа при этом намеренно уменьшаются.
Интересно высказывание американского историка Дж. Дэвиса о том, что утопия в некотором смысле видит в истории врага. По его мнению, утопией можно называть лишь такой проект будущего, который отвергает дальнейшую историческую динамику, ибо будет достижим некий идеал, проект, не предполагающий дальнейшее развитие по причине своей гармоничности. Утопический мир консервативен, поскольку лежит по ту сторону истории, на нем история должна кончаться.
На некоторое время утопия как жанр выпадает из поля зрения писателей. У романтиков преобладали совсем иные задачи психологического свойства.
Переход от традиционной статичной утопии (развивавшейся и в 19 в. в творчестве У. Морриса, Н. Г. Чернышевского) к современному научно-фантастическому роману произошел в творчестве Жюля Верна, создателя новой, романтически научно-технической и социальной утопии, действие которой развертывается, как правило, в экзотических условиях, а герои — яркие личности, находящиеся в разладе со средой и стремящиеся к осуществлению идеала на практике. Окончательное формирование этого жанра происходит в творчестве Г. Уэллса.