Глава 6. На следующее утро к родничку я отправилась одна: едва рассвело, хозяйка с сыном начали расставлять столы и лавки в саду под абрикосами.

[1] Белый шум

На следующее утро к родничку я отправилась одна: едва рассвело, хозяйка с сыном начали расставлять столы и лавки в саду под абрикосами.

Вернувшись, только успела переодеться, как за двором звонко засигналила машина. Я глянула в окно: за воротами стоял военный грузовик с кузовом, затянутым камуфляжной тканью; из него один за другим прыгали на землю высокие, крепко сложенные мужчины в военной форме. Из кабины вышел статный красавец-подполковник лет сорока, нежно обнял вышедшую ему навстречу целительницу; они расцеловались и направились внутрь двора. Я быстро распахнула шкаф, отыскала там сарафанчик из вышитого шифона с открытыми плечами и эффектными завязочками на спине, снова переоделась, подкрасила губы, провела расческой по волосам... Домна Федоровна знала, что гостей будет много, но неужели ни один из приметных знаков не сказал ей, что наедет столько мужчин? Да еще и военных, от одного вида которых у меня с юности дух захватывает...

Вышла во двор, поздоровалась; знахарка, заметив мое преображение, одобрительно кивнула, представила меня гостям. Красавец подполковник оказался ее сыном Георгием, тем, что живет в Ростове. А приехавшие с ним военные — группа его бойцов, отряд спецназначения, всего одиннадцать человек разных возрастов и званий. Эту группу спецназа Георгий Алексеевич отдал в мое распоряжение, и, пока мать с сыном ходили в кузницу и на пасеку за остальными членами семейства, мы с бойцами накрывали на стол: я командовала, мужчины выполняли. Пришли хозяева, все расселись согласно статусу: отец, мать во главе, оба сына возле них, я, как гостья, рядом со старшим. Военные сидели соответственно званиям. Обед съели, и когда стали расставлять все для чаепития, Домна Федоровна, проходя мимо, тихо заметила:

— Цветешь!..

«Еще бы не цвести, — подумалось мне. — Столько мужчин и я одна!»

За чаем беседа полилась. Гости довольны, накормлены, теперь и о делах можно «погуторить». Хозяева, однако, молчат: неприлично спрашивать гостей о цели визита. Георгий Алексеевич момент поймал верно и четко, по-военному, объяснил, что заставило его приехать к матери вместе с подчиненными.

Вчера вечером в часть пришел приказ: отправить группу бойцов на усиление в Дагестан. В ущелье, через которое проходит дорога на Махачкалу, засели бандиты. Обстреливают машины, убивают людей. Днем еще ничего, а ночью там ездить — верная смерть. В ростовском спецназе бойцы опытные, с бандитами дело не раз имели, но работать им предстоит с местной милицией, в этом главная опасность и кроется. Милиционеры тамошние — люди с двойным дном: утром они с тобой рейд проводят, а ночью на тебя же бандитов наведут. Не все такие, конечно, но и одной паршивой овцы хватит, чтобы отряд положить. Вот и привез сын матери ребят своих, чтобы благословила на опасную дорожку, помогла от смерти напрасной уберечься.

Я удивилась: какой бы знающей ни была Домна Федоровна, разве в ее силах решать вопросы жизни и смерти? Выяснилось, однако, что станичные матери к ней своих новобранцев всегда привозят, и никто из них в армии не пропадал, даже если в Чечне служил, все живыми-здоровыми возвращались.

Домна задумалась. Спросила сына, когда ехать им. Оказалось, через неделю.

— Дай ты им, Егорушка, перед дорогой отпуск каждому, дня на три. Пусть домой съездят. Все ли местные вы, ребятки, или есть кто издалека?

Почти все оказались донцами, только двое из других регионов — один с Кубани, другой из Волгограда.

— Добре. Значит, времени вам хватит. Как приедете домой, пойдете на кладбище. Семь могил надо родственных обойти, бабушек, дедушек, дядьев, теток… любых кровных родственников, даже самых дальних. У каждого из них благословения спросите, попрощаетесь, да попросите их помощи, чтобы сохранили вас в дальней стороне. Еще с этих могил наберите земли немножко, щепотку в общей сложности. Я вам каждому воску дам кусочек, в этот кусок закатаете землю могильную, в мешочек холщовый зашьете и на груди вместе с медальоном солдатским наденете. Носить его надо, не снимая ни днем, ни ночью, пока обратно в Ростов не вернетесь. Сейчас я батюшке станичному позвоню, завтра на рассвете в церковь отправимся, он за вас молебен отслужит Михаилу-архистратигу. А еще я вам дам молитву к ангелу-хранителю, ее наизусть выучить надо и читать утром и вечером.

На вечерней заре все вновь собрались за столом. Алексей Петрович принес из своих закромов кусок душистого воска; Домна Федоровна энергично мяла его руками, вполголоса читая молитвы Христу, Богородице, Михаилу Архангелу, Георгию Победоносцу и Николаю Чудотворцу. Бойцы почтительно молчали; меня удивляло то, что молодые, здоровые, повидавшие виды мужчины, так серьезно относятся к вопросам веры и религии. Но, внимательно вглядевшись в лицо каждого из них, я поняла: они слишком часто видят смерть, и знают, если и есть сила, способная их защитить, то сила эта — не человеческая.

Домна Федоровна кончила читать, разделила кусок на двенадцать равных частей и раздала каждому. Затем продиктовала охранительную молитву:

[цитата]

Ангел мой, архангел мой, сохранитель мой, сберегитель мой, сохрани мою душу, скрепи мое сердце. Враг Сатана, отступи от меня, раба Божия (имя). Я, раб Божий (имя), солнцем укроюсь, ясным месяцем замкнусь, никого не боюсь. Господи, спаси и сохрани на сегодняшний день Христовый (сегодняшнюю ночь Христову). Аминь.

[конец цитаты]

В половину пятого утра мы были уже на ногах. Я вышла проводить ребят за ворота; грузовичок погудел на прощанье и скрылся в степи. Домой с молебна вернулся только Георгий; оформив увольнительные бойцам, он позвонил в часть и договорился и о своем отпуске. Весь день хозяйке было не до меня. До полудня мать с сыном ходили на кладбище, навещали родные могилки, после обеда знахарка, как всегда, принимала посетителей.

Таким образом, утро у меня было совершенно свободным, я решила потратить это время с пользой и продумала вопросы, которые задам ворожее при первой же возможности. Эта возможность представилась вечером, когда сыновья с отцом отправились в станицу погостить у друзей, а Домна Федоровна, как всегда, уселась писать «истории болезней». Быстро покончив с записями (людей сегодня приходило немного, и все с какой-то ерундой), она первая спросила меня:

— Ну, Дашутка, рассказывай, что наблюдала, что соображала? Или от внимания мужского голова сомлела, не думалось ни о чем?

Я смутилась.

— Нет, не сомлела… Точнее, не совсем сомлела. Хотя, признаться честно, в такой компании чувствуешь себя очень особенно.

— Еще бы не особенно! Энергия мужская на женщину всегда хорошо влияет. Если, конечно, эта энергия не несет в себе злости и агрессии. А ребята у Егорки хорошие, светлые. И силы в них много. Вот ты и зарядилась, ишь как светишься — лампу зажигать не надо!

— Выходит, я их… подвампирила?

— Ух ты, какими словами бросаешься! Нет, милая, ты их не «вампирила». И вообще, забывай-ка это понятие. Люди друг друга вампирить не могут, если кто от кого заряжается или сил набирается, то опять же тут природа действует, вроде закона сообщающихся сосудов: где мало было, туда добавилось, где было много, оттуда излишки ушли. Тот, кто отдает, в накладе никогда не останется: энергии в природе много, отдал — тут же тебе воздастся. Так что нет вампиризма, а есть энергообмен. Вот и здесь: мальчики тебе свою, мужскую силу отдали, а ты им женскую, ласковую, благословляющую. Вон как на тебя смотрели! В горах будут тебя вспоминать по ночам и светло им от этого станет, как от молитвы.

— Тут я с вами не соглашусь, Домна Федоровна. Вампиры есть, я сама с ними сталкивалась! Бывают такие люди злобные и завистливые — поговоришь с ними, потом чувствуешь себя как лимон выжатый.

— Ты про другое говоришь совсем. Дурной глаз и черное слово не вампиризм вовсе, а атака энергетическая… впрочем, об этом после у нас с тобой разговор пойдет. А сейчас говори, какие за сегодня вопросы подготовила.

Я в очередной раз удивилась ее всеведению.

— А вопросы такие. Во первых, про могилы родственные, землю с них и воск. А во-вторых, что это за магия такая, что способна на ход судьбы влиять и от смерти на войне хранить?

— Сперва я тебе на второй вопрос отвечу. Видишь ли, Дашутка, что бы там ни говорили, а судьба человеческая — не программа компьютерная, что один раз в него заложена и до самой смерти не меняется. Есть, конечно, определенная направленность, предрасположенность, но все равно у каждого человека существует несколько возможных вариантов, как жизнь прожить и какой смертью в какой срок умереть. Так вот, в судьбе человеческой есть семь смертей напрасных. Они на жизненном пути, что ямы на дороге: заметишь — обойдешь, не заметишь, оступишься, и поминай, как звали. А смерть на войне — напрасней некуда. Особливо на такой войне, где враг не лицом к лицу бьется, а в спину ударить норовит. Потому уберечься от такой смерти и можно, и нужно.

Целительница помолчала, и, глянув мне прямо в глаза, продолжила:

— И еще, доня, человек не живет сам по себе. Я тебе давеча говорила про то, что все во Вселенной взаимосвязано. Человек — часть Вселенной, словно клеточка в организме. Клеточка сама без организма существовать не сможет, если ее, конечно, искусственно не поддерживать в лабораторных условиях в питательной среде. Вот сейчас такая жизнь и пошла… лабораторная. Вопрос только, кто эту лабораторию устроил и какие эксперименты творит… Ну да оставим это на время. Если человек не сам по себе живет, то как же? Предки наши древние весь космос окружающий видели как древо мировое, на котором люди, словно листики появляются и опадают. Малый космос, ближний круг человека — древо родовое. Корни его — это предки, в мир иной ушедшие, ствол, ветки — люди взрослые, к деторождению способные, листики зеленые — дети малые. Дерево само, их всех объединяющее — родство кровное. Чтобы древо жило и росло, что, прежде всего, делать надобно? О корнях заботиться, потому что дерево корнями питается, из земли силу тянет. Отруби ствол от корней — засохнет дерево. Потому, если хочешь, чтобы жизнь твоя была крепкой и долгой, надо о тех заботиться, кто прежде тебя жил. Могилки навещать, в церкви поминать, благословения испрашивать и за семейный стол приглашать (вот для чего на поминках ставят рюмку с водкой и хлебом накрывают; не все знают только, что это за каждым обедом делать нужно). Так что человек один — только часть огромного древа. Вслушайся в само слово «человек», оно значит ведь «чело вечности», то есть ее лицо, видимая часть… А то, что скрыто, и есть род его, основа жизни. Потому и люди сейчас такие потерянные, все ищут чего-то, мечутся, словно почва у них из-под ног уходит. Разумеется, будет уходить — клетка без организма не живет! Даже в искусственно созданных условиях… Отсутствие нормального взаимодействия с другими клетками всегда дает перекос какой-то, болезнь, мутацию, сдвиг психический. Отчего, ты думаешь, вся среда информационная сейчас извращениями и садизмом переполнена? От того, что живут люди как та клетка в среде искусственной, не понимая, откуда взялись они и куда уйдут, в конце концов. А предки умершие — самая мощная сила на свете, она от всякой погани хранит. Ты только не воображай себе какую-то мистику, что кто-то с того света к тебе приходит и невидимой броней защищает. Суть не в том. Когда о корнях ты своих заботишься, в тебе генетическая информация просыпается, тысячелетиями копившаяся в роде твоем, инстинкт выживания, помноженный на тысячи жизненных опытов. Тебя словно что-то вести начинает, беду отвлекает, на правильную дорожку выводит. Ну, и конечно, личные твои качества улучшаются, жизнеспособность в сотни раз вырастает! А если речь идет о таких тренированных ребятах, как Егорушкины бойцы, так они вообще практически неуязвимыми становятся. Их ведь Георгий сам, лично тренировал, годами на белый шум натаскивал.

— На белый шум? А что это такое?

— Белый шум это особая техника в Казачьем Спасе, для развития той части подсознания, где хранится и обрабатывается информация, которая не осознается, но автоматически считывается с окружающей среды. Когда подсознание развито, говорят — интуиция работает.

— Научите?

— Показать могу, практиковать сама будешь. Хотя что я, Егорка тебя и научит, у него на то рука легкая. Вот завтра с ним в степь и сходите.

Назавтра мне пришлось встать раньше всех (это было не очень-то легко, учитывая, что весь дом просыпается вместе с солнцем). Но перед тем как уйти в поля с двумя весьма энерготонизирующими мужчинами (тренировать меня на белый шум с нами отправился и Федор), я посчитала нужным привести себя в максимально привлекательный вид…

Туда добирались на конях. Я, никогда в жизни не ездившая верхом, в седле себя чувствовала очень неловко, даже хотела идти пешком, но Георгий настоял на том, чтобы я непременно ехала на лошади, как бы трудно и неудобно мне ни было. В результате, когда мы прибыли на место, я чувствовала себя совершенно разбитой. Но Георгий не позволил мне спешиться и передохнуть даже те пятнадцать минут, что братья занимались приготовлениями к тренировке. В радиусе примерно метров пятидесяти они соорудили хитроумную конструкцию, состоящую из колышек, лесок, связок пустых консервных банок, трубок, бубенцов и каких-то кузнечных инструментов. Я сидела на лошади ровно посредине этого странного сооружения. Когда они закончили, Георгий подошел ко мне, подал черную повязку и велел плотно завязать глаза. Лишь только я это сделала, как тут же потеряла равновесие и вцепилась в холку лошади, чтобы не упасть вниз. Послышался уверенный голос Георгия:

— Лошадь отпусти, ты ей больно сделаешь. Сядь прямо. Расслабься. Будешь падать — поймаю.

Звук его голоса успокоил меня, но расслабиться я не могла: тело застыло в напряжении, ноги, неудобно раздвинутые широким седлом, были словно чугунные.

— Расслабься, я сказал.

Он подошел ко мне, снял с меня кроссовки и носки и стал довольно-таки сильно бить ладонью по моим пяткам — сначала по одной, потом по второй. Места ударов горели; в целом ощущение было очень неприятное.

— Сосредоточься на ощущениях в пятках. Что чувствуешь?

— Печет, будто над огнем держу.

— Теперь представь, что этот огонь охватывает тебя всю, снизу до верху.

Я постаралась представить, и — удивительно! — жар действительно заполнил все тело. Напряжение в мышцах спало, страх высоты ушел.

— Теперь внимательно слушай все, что будет происходить вокруг. Просто слушай.

Я кивнула, и в тот же момент раздался умопомрачительный гвалт. Звон, стук, скрежет, свист, завывания неслись со всех сторон. Перед глазами моментально возникла картина конца света, я инстинктивно вскинула руки и заткнула уши. Шум тотчас же прекратился, и откуда-то издалека донеслись слова:

— Нет, не закрывай уши, а слушай! Слушай внимательно, не убегай!

Какофония повторилась. Мне было физически больно выслушивать весь этот гам, сердце билось в сумасшедшем ритме, голова раскалывалась на тысячи частей. Я держалась из последних сил, когда Георгий где-то совсем рядом плотно, сжато заговорил:

— Когда уши чуть обвыкнутся в шуме, постарайся вслушаться в каждый звук. Что звучит? Что может издавать такие звуки? На каком примерно расстоянии это находится? Какой звук нравится тебе больше всего? Какой вызывает наибольшее раздражение?

Раздражение вызывали все звуки подряд… Но все-таки я заставила себя вслушиваться в этот слуховой кошмар, попробовала вычленять звуки по отдельности — вой, стук, скрежет… Как только я занялась этим, шум как будто утих. Нет, не утих, он стал упорядоченным, классифицированным. Вон там стучит молот о наковальню, там заливаются бубенцы. А там что-то воет…Узнанные по отдельности звуки складывались в нечто вроде симфонии. Я пошла дальше и постаралась определить расстояние. Звон шел издалека, вой находился где-то посредине, лязг прямо позади меня, а стучало слева. В голове сложился звуковой образ пространства, обозначенный точками, откуда исходили звуки. Шум как будто еще уменьшился, но голова по-прежнему болела и раскалывалась, словно ее поместили в гигантскую дробильню.

Сквозь боль и хаос звуков в сознание проникал знакомый голос:

— Теперь иди сквозь боль и напряжение. Не терпи, а преодолевай. Ты сильнее боли. Так. Сосредоточь внимание внутри головы. Внутренним взором постарайся увидеть мозг. Сзади, почти у стенки черепа, есть маленькая белая точка. Найди ее. Там живет тишина. Она звучит как белый шум. Слушай его. И только его.

Я представляла все согласно словам Георгия. Сначала я словно шла сквозь огонь, он обжигал мои мышцы, лицо, глаза… Потом я вдруг ясно увидела замкнутое темное пространство, пронизанное серыми, красными и оранжевыми клубками миллионов нитей. То и дело по ним проскальзывали синие искры. Я шла сквозь это пространство и, наконец, вдали показалась черная стена. Перед ней брезжил призрачный белый огонек. Я подошла ближе и вошла в него. Белый цвет усилился, стал плотным и охватил меня всю. Это была тишина, хотя тихо в ней не было. Она звучала нежной далекой музыкой, напоминающей песню моря в раковине. Она звучала, как звучит чистый лист, перед тем как рука с пером напишет на нем слово. И вот этот лист стал оживать. Я увидела степь во всех утренних красках, хитроумное сооружение, устроенное братьями, колышки, железки, бубенцы. Увидела, как колышутся травы и прядают ушами пасущиеся невдалеке лошади. Я видела окружающий мир в мельчайших деталях: трудившегося под землей крота, парящего над степью коршуна и его цель — рыжую мышку, грызущую какой-то корешок… Слева с ко мне подошел Федор, в его руке был цветок кипрея, он протянул его мне. Засмеявшись, я взяла цветок, и тут же из виду пропало построенное мужчинами сигнальное устройство.

— Развязывай глаза. Тренировка окончена

От этих слов на мир опять упала черная пелена. Я сняла повязку и, жмурясь от яркого солнца, спросила Георгия:

— Что это было?

— Белый шум. Обычно люди не слышат его так быстро, но ты же у нас экстерном обучаешься, — Георгий улыбнулся, — вот и пришлось пойти на кое-какие экстренные меры. Когда преодолеваешь напряжение и боль, открываются внутренние психические резервы. Для того тебя на лошадь и посадили…

— Класс! И что же, вы своих бойцов тоже так обучаете?

— Так. Только не такими быстрыми темпами. Для устойчивого результата надо тренироваться постепенно. Это у нас сегодня был показательный урок, чтобы ты поняла. Но в следующий раз так быстро белый шум не услышишь. Это нарабатывать надо изо дня в день.

— А я не оглохну, если изо дня в день слушать такой гвалт буду?

— Гвалт был одним из препятствий. Чтобы тренировать белый шум, нужно просто улавливать все окружающие звуки, ближние и дальние. Ну, и плюс концентрация.

— Хорошо. От этого развивается чуткий слух, я поняла. А при чем тут подсознание, интуиция, о которой говорила Домна Федоровна?

— А при том, что развитие слуха напрямую связано с интуицией и подсознанием. Это уже и ученые установили.

— А вашим бойцам это как помогает?

— Хорошо тренированный на белый шум боец в горах любой шорох услышит, но это мелочи. Главное — определить, правду человек говорит или брешет. Война у нас такая идет… тайная. Оттого столько народу в Чечне этой проклятой и полегло.

— Но тогда почему же эту технику не возьмут на вооружение во всей армии?

Невыразимо прекрасные, мудрые глаза подполковника глядели на меня внимательно и строго.

— Один из принципов выживания в Казачьем Спасе заключается в том, чтобы не задавать себе, и особенно — другим, вопросов, решение которых находится далеко за пределами твоих возможностей. Ты меня поняла?

[дневник]

Дашин дневник. 20 июня 2001.

«Белый шум»

Упражнение служит для развития слуха и интуитивных способностей. Выполнять его лучше всего в темной комнате, или же завязав глаза плотной тканью.

Сесть поудобнее, расслабиться, закрыть глаза. Постараться уловить слухом все звуки в окружающем пространстве. Сначала концентрироваться на звуках узкого круга — шум компьютера, жужжание холодильника, скрип половиц и дверей. Затем постепенно расширять круг звуковых впечатлений: гудение машин, людские голоса, сирены, вой ветра, визг тормозов. Как только в голове зафиксируются все окружающие звуки, направить мысленный взор внутрь мозга. Сконцентрировать сознание в районе задней стенки черепной коробки и постараться увидеть белую точку, звучащую словно шум моря в раковине. Попеременно переключать внимание с белого шума на внешние звуки и обратно. Особенно полезно выполнять это упражнение перед сном. Активизированное подсознание во сне даст ответ на вопрос, который заботит вас в данный момент больше всего.

[конец дневника]

[проповедь]