По яблоку в день

Фиона была воздухом. Она была пылью и светом, она стала такой тонкой, что ее мысли расплывались.

А потом ее сознание сосредоточилось на тяжести, давившей на нее с такой силой, что каждый вдох давался с трудом.

Фиона открыла глаза.

Она лежала на незнакомой кровати. По одну сторону в темноте стояла бабушка. По другую — тетя Лючия, озаренная лунным светом, струившимся в открытое окно.

Руки бабушки и тети Лючии двигались над одеялом. Посреди смятых простыней Фиона увидела хитросплетение разноцветных хлопковых волокон, пластиковых нитей, кожаных шнурков, блестящих шелковых лент и золотой тесьмы. Увидела она и нечто еще более странное: полосы дыма и теней, а также острую колючую проволоку.

Фиона попыталась приподняться и осознала, что все это как бы вынуто из нее.

Бабушка и Лючия вскрыли ее, и все, что находилось у нее внутри, лежало грудами на простынях. Две женщины вытягивали из этой спутанной массы одну нить за другой и завязывали на них узелки. Каждое их движение приносило Фионе боль.

Тошнота накатывала волнами. Она сделала глубокий вдох, чтобы вскрикнуть.

А потом хитросплетение нитей исчезло, остались только бабушка и Лючия. Они поправляли простыни, умело разглаживали складки на одеяле.

Страшный сон?

Она так не думала. Именно такой клубок нитей она видела в стеклянном лабиринте. Это была та самая ткань жизни, которую она уже рассматривала перед тем, как… лишиться чувств?

Она помнила, что не ожидала, что очнется.

Фиона прижала руку ко лбу.

— Я упала? — спросила она, с трудом обводя взглядом палату.

Рядом с бабушкой стоял взволнованный Элиот. Он попытался подойти ближе к Фионе.

Фиона была сердита на брата за то, что он появился так поздно. И все же она потянулась к нему, и он взял ее за руку.

За спиной Элиота стояла Си. Заламывая руки, она проговорила:

— Мы уже думали, что потеряли тебя, моя голубка.

Бабушка свирепо глянула на нее, и Си попятилась назад. Сердце Фионы забилось чаще, когда она заметила в углу палаты Роберта.

Он явно чувствовал себя неловко. Стоял, сложив руки на груди. Он помахал ей, будто все было нормально и в больнице она оказалась из-за заусеницы. Но Роберта выдавали красные глаза и то, как нервно он посматривал на дядю Генри.

Дядя Генри сидел у изножья кровати, положив ногу на ногу, и чувствовал себя, похоже, совершенно непринужденно.

Оттого, что в палате находились и дядя Генри, и тетя Лючия, у Фионы мурашки побежали по коже. Означало ли это, что Сенат что-то собрался сделать с ней и Элиотом?

— Что происходит? — спросила Фиона.

— Если девочка в состоянии задать такой вопрос, — проговорил дядя Генри, — я полагаю, можно ей ответить.

— Мы восстановили твои силы, — осторожно ответила Лючия.

— Я… Кажется, я видела это. Сплетение нитей.

Лючия с бабушкой переглянулись.

— Очень хорошо, — сказала бабушка. — Значит, ты понимаешь, что когда ты кое-что разрезала внутри себя, то повредила ткань своей жизни.

Фиона кивнула.

— Ты лишила себя аппетита, — добавила Лючия, — освободившись от… внешнего воздействия.

Конфеты. Вот о чем они говорили. Рука Фионы потянулась к шее.

— Я должна была это сделать, — прошептала она.

— Конечно должна, — согласилась бабушка. — Никто не оспаривает твоего решения. Но у него были последствия.

— Повышенный аппетит — это катастрофа, — вздохнула Лючия. — Но его полное отсутствие — это…

— …смертельно опасно, — бесстрастно завершила начатую Лючией фразу бабушка. — И теперь твое тело отказывается принимать пищу и воду.

Элиот крепче сжал руку сестры. Фиона заметила, что он напуган.

— Все будет хорошо, — сказала она ему.

Хотя положение дел явно было неутешительным, Фиона решила не показывать, как ей страшно. Она инстинктивно догадывалась, что не стоит выглядеть слабой перед родственниками.

— Вот что мне на днях пыталась показать Даллас, — сказала она. — Нить моей жизни. Та, которая вела в будущее, была очень короткой. Мне осталось меньше дня.

Фиона обвела палату взглядом в поисках Даллас — той женщины, которая была ее теткой, но весьма возможно — матерью. Ее ждало разочарование. Даллас в палате не было.

— Еще меньше, — сказала бабушка. — Не более шести часов.

— По крайней мере, мы вернули тебе силы, — добавила Лючия, — и в оставшееся время ты сможешь держаться на ногах.

— Не так уж весело, — вздохнула Фиона.

— Очень верно сказано, — кивнул дядя Генри и улыбнулся. — Но ты не бойся. У нас есть план.

Генри сложил ладони так, словно держал невидимый шарик внутри их. Он повел руками вперед и назад, делая вид, будто сосредотачивается. А потом разыграл изумление. Разжав ладони, он протянул Фионе яблоко сорта Грэнни Смит.

— Спасибо, дядя Генри, но я совсем не хочу есть.

— Честное слово, Генри, — укоризненно проворчала Лючия. — Хоть бы раз воздержался от бестактности.

Генри вздохнул и откусил кусочек яблока.

— Они пришли помочь нам, — прошептал Элиот. — А поможет нам третье испытание.

Голос Элиота звучал встревоженно. Он словно пытался предупредить ее о том, что предстоит нечто гораздо более сложное, чем поедание яблока, появившегося в результате фокуса.

— Тебе нужно не обычное яблоко, — объяснила Лючия. — Тебе нужно Золотое яблоко.

Фиона вопросительно посмотрела на брата, но тот только пожал плечами. Поэтому она перевела взгляд на Лючию.

— Золотое? Вроде сорта голден?

— Ты и вправду держала их в полном неведении, Одри? — вздохнула Лючия.

Бабушка запрокинула голову. Создалось такое впечатление, будто она смотрит на сестру сверху вниз.

— По всей видимости, неведение все же было не полным… иначе они бы так не вляпались.

— Дамы, прошу вас, оставьте ваши ссоры на потом. — Генри многозначительно постучал кончиком пальца по стеклышку наручных часов. — Песок времени сыпется.

— В кои-то веки ты прав, Генри. — Лючия одернула платье и повернулась к Фионе. — Золотые яблоки, которые тебе нужны, не найти на местном рынке. Эти яблоки наделены величайшей жизненной силой. Они так высоко ценились, что из-за них разгорались войны.[87]

Фиона с трудом сглотнула подступивший к горлу ком. При мысли о том, что нужно что-то съесть, ее сразу начинало тошнить.

— В чем тут загвоздка?

— Ну, прекрасно! Ума ты не лишилась, несмотря ни на что. — Дядя Генри похлопал Фиону по колену, но тут же отдернул руку, заметив гневный взор бабушки. — Да, загвоздка есть.

Роберт, стоявший в углу, нервно переступил с ноги на ногу.

— Несколько лет назад, — сказала Лючия, — кусочки одного яблока попали в нехорошие руки.[88]

— Поэтому мы предприняли меры, чтобы отныне яблоки находились в безопасности. — Дядя Генри указал на потолок. — И мы поместили их между звезд.

— На орбитальном спутнике, — пояснила Лючия, — обнаружить который совершенно невозможно.

— Увы, — вздохнул дядя Генри, — мы не учли, что появилось огромное количество космического мусора. Из-за многочисленных столкновений наш спутник в конце концов был сбит с орбиты и упал на Землю.

— Значит, он где-то лежит? — спросил Элиот. — В каком-нибудь кратере? И мы должны его найти?

— Его уже нашли, — ответил ему Генри. — Мы даже не пытались его забрать, потому что никто не сумеет вскрыть его даже за тысячу лет, а хранится он в очень надежном месте: на базе учебного центра ВВС в Неваде.[89]

— ВВС? — переспросила Фиона. — ВВС США?

Дядя Генри кивнул.

— Значит, база охраняется, — сказал Элиот.

Генри небрежно махнул рукой и вздохнул.

— Ну да… бункеры, охранники, специально обученные служебные собаки, а возможно, даже вертолеты-«невидимки».

— Итак, это ваше третье героическое испытание, — сказала Лючия Фионе. — Проникнуть на базу, выкрасть яблоко и съесть хотя бы кусочек, чтобы спасти себе жизнь.

— Или нас там пристрелят, — пробормотала Фиона.

— Мы сможем это сделать, — прошептал Элиот.

Фиона кивнула.

Она ни секунды не сомневалась, что у них нет даже малейшего шанса. Речь шла не о каком-то психе в парке аттракционов и не о говорящем крокодиле. Их ожидала встреча с сотнями охранников. Вооруженных до зубов, на военной базе, где все напичкано электронными системами сигнализации, где трудятся специалисты высшего класса, задача которых состоит в том, чтобы на базу не проникли люди вроде нее и Элиота.

Или может быть, совсем крошечный шанс все-таки был?

Ведь она могла перерезать что угодно: заграждение из колючей проволоки, прочнейшую стену и даже, наверное, дверь бункера, изготовленную из бронированной стали. А чего только Элиот не мог сотворить своей музыкой?

И все же Фиона не поверила в объяснение дяди Генри насчет того, что яблоки хранятся там только потому, что это безопасно. Она догадывалась: Сенат оставил яблоки там потому, что не мог к ним подобраться.

Роберт расправил плечи и шагнул к Фионе.

— Позвольте мне… — Он кашлянул и начал еще раз: — Позвольте мне сделать это вместо нее. Вы же позволяли такое другим.

— Нет, — холодно проговорила Лючия и сердито посмотрела на Роберта.

Роберт замер на месте.

— А он мне нравится, — сказала бабушка дяде Генри. — Храбрый и добрый. Вот только твои водители наделены достойной сожаления склонностью погибать из-за своей бравады.

Роберт побледнел.

Генри улыбнулся ему. Он смотрел на него как на щенка, готового броситься на взрослого бульмастифа.

— Спасибо тебе, Роберт, но, боюсь, ничего не получится. Такое позволяется только членам Лиги, а не ее потенциальным членам.

Роберт кивнул и отошел назад.

— Я должна уйти, меня ждут дела, — сказала бабушка. — Дети, я хочу, чтобы вы были готовы к отъезду через тридцать минут.

— Хорошо, бабушка, — ответили Фиона и Элиот в унисон.

Фиона недовольно сдвинула брови. Ею по-прежнему командовали. Она проводила бабушку сердитым взглядом. Та вышла из палаты.

— Мы будем умирать, а она нам даже не попытается помочь, верно? — проговорила Фиона. — Никто из вас не поможет.

— Существуют правила, дорогая, — сказал дядя Генри и посмотрел на Лючию. — И все мы их придерживаемся.

Лючия вздохнула.

— Ты можешь подвезти их до периметра базы, — сказала она, не глядя на Генри. — О большем не проси.

Фиона понимала Лючию и дядю Генри, немного понимала. Сенат хотел доказать что-то, касающееся ее и Элиота, используя жестокие традиции. Но почему бабушка вела себя с ними так холодно и язвительно?

— Я ее ненавижу, — сказала Фиона.

Си села на кровать рядом с ней.

— Милая моя, ты не должна так говорить.

— Но это правда.

— Другие тоже чем-то жертвовали и совершали ужасные поступки, — дрожащими губами прошептала Си. — Ты не единственная, кому пришлось что-то отсечь от себя. — Глаза Си наполнились слезами. — Быть может, ты никогда до конца не поймешь свою бабушку, но ты должна верить: она делала так, как лучше для тебя. Всегда.

Фиона кивнула. Но как можно доверять бабушке после пятнадцати лет лжи? Хотя, конечно, не стоит спорить с бедной, любящей старушкой Си.

Кроме того, теперь Фионе было о чем задуматься. Бабушка, оказывается, тоже что-то отсекла от себя.

Чего же она лишилась? Чувства юмора? Сострадания?

— Вам следовало бы рассказать им о других, — сказал Роберт дяде Генри. — Они близко. Один из них стоял рядом с Элиотом, когда я подъехал, чтобы его забрать.

Лючия шагнула к Роберту.

— Ступай к машине, водитель, пока у тебя еще есть такая возможность.

— Да, мэм, — прошептал Роберт, облизнув пересохшие губы.

Он бросил последний взгляд на Фиону и поспешно вышел из палаты.

— Какие еще «другие»? — спросила Фиона. — Другое семейство?

Тетя Лючия вытаращила глаза.

— Кто был с тобой? — спросила Фиона у брата.

Элиот насупился.

— Луи. И возможно, Роберт прав. Луи может иметь какое-то отношение к другому семейству.

Фиона расхохоталась, хотя смеяться ей было больно.

— Не может быть! Луи! Этот бродяга? Грязный, вонючий псих, ворующий объедки пиццы?

— Тсс, детка, — проговорил дядя Генри и покачал головой. — Даже если все это правда… не стоит так говорить о своем родном отце.