Обвинение в нарушении правил

На этот раз Роберт явно зашел слишком далеко.

Правда, он знал, что мистер Миме его поддержит. В конце концов, он сам велел Роберту оберегать Фиону и сойтись с ней поближе.

Лучше всего нарушать правила тогда, когда этого никто не видит. Но порой приходится действовать открыто, и не один раз, а несколько, для верности сжечь, как говорится, все мосты и развеять пепел по ветру.

Если бы только он мог объяснить…

Бывший наставник Роберта Маркус как-то раз сказал ему: «Начнешь считать их людьми — имей в виду: это опасно. Они скорее сила природы, чем люди из плоти и крови. Забудешь об этом, хоть раз рассердишь их — словом, это все равно что пытаться договориться с цунами». Роберт сидел на складном металлическом стуле у стены закрытой баскетбольной площадки. Мистер Миме велел ему сидеть здесь. Стул был неудобный. Роберту хотелось в туалет, но он знал, что лучше не вставать.

Он сидел, раскачиваясь на стуле, и ждал, когда мистер Миме и его родственник по имени Гилберт закончат игру в баскетбол один на один.

Мистер Миме разделся до пояса и остался в одних шортах. Он был строен, но при этом мускулист. Волосы на теле у него не росли, и Гилберт в сравнении с ним походил на медведя-кодьяка.

Мистер Миме обошел Гилберта, провел мяч между его расставленными ногами — и метко попал в корзину.

Когда мяч оказался у Гилберта, он медленно и методично пошел к трехочковой линии. Там он остановился и бросил мяч. Описав красивую дугу, мяч влетел в корзину.

Это было шестое попадание с трехочковой линии, что принесло Гилберту победу с большим отрывом.

Если бы Роберт ничего не знал, эта игра казалась бы ему самой обычной.

«Начнешь считать их людьми — имей в виду: это опасно».

Мистер Миме вытерся полотенцем и пожал руку Гилберту.

— Не слишком весело, — отметил он.

— Для тебя — не слишком, — с улыбкой согласился Гилберт.

Островное поместье мистера Миме нещадно поливал дождь.

Эгейское море разбушевалось не на шутку. Амфитеатр, в котором обычно устраивались заседания Сената, залило.

Вот почему сегодня Сенат Лиги должен был собраться здесь.

Но почему мистер Миме выбрал баскетбольную площадку, когда у него в особняке имелось три огромных бальных зала, Роберт не мог взять в толк. Может быть, просто мистеру Миме нравилось выводить людей из равновесия.

И может быть, поэтому он заставил Роберта сидеть на этом дурацком стуле.

Большинство членов Сената уже разместились на трибунах: красотка Даллас, от кошачьего взгляда которой у Роберта часто забилось сердце; импозантный, высокий и темноволосый мистер Кино, а также мистер Аарон, сидевший в отдалении от других и, по обыкновению, мрачный, как туча.

Но не только отвратительная погода и место, выбранное для заседания, делали сегодняшнее сборище этих не совсем обычных людей странным.

Сегодня прибыли другие члены Лиги, которых Роберт никогда раньше не видел на заседаниях Сената. Тут и там на пластмассовых стульях сидели мужчины и женщины. Некоторые выглядели самыми обычными бизнесменами, но среди них была школьница-японка, а также старлетка в темных очках, спортсмен в комбинезоне для виндсерфинга, пожилой болельщик команды «Ред скинз», библиотекарь, бегун на длинные дистанции, то и дело прикладывавшийся к бутылке с водой, а также маленькая девочка, волосы которой были стянуты в хвостики.

Все они с виду напоминали самых обычных людей — во всем, кроме одного, к чему Роберт успел привыкнуть, имея дело с бессмертными. Они держались не просто круто и самоуверенно. Они словно всегда смотрели на него сверху вниз, где бы они ни находились и даже если совсем на него не смотрели.

Сегодняшнее заседание Сената представляло огромный интерес для всей Лиги. И Роберту было ужасно неловко сидеть на жестком стуле. Он чувствовал себя одиноким и потерянным.

Но ведь мистер Миме его защитит, в случае чего?

Роберт попытался встретиться с ним взглядом, увидеть какой-нибудь успокаивающий жест. Он знал, что нравится мистеру Миме. И Роберту он тоже нравился, несмотря ни на что. Он порой думал о нем почти как… ну нет, не как об отце, конечно, а может быть, как о дяде Генри. Своем дяде Генри.

Госпожа Одри Пост и госпожа Лючия Хейз вошли в зал одновременно и сели рядом с Даллас. У Роберта мурашки по спине побежали, когда он увидел всех троих гранд-дам. Впечатление было такое, словно что-то во Вселенной щелкнуло и встало на свои места.

Мистер Миме бросил мяч на пол, и мяч укатился.

— Переиграем попозже?

— Какой смысл? — покачал головой Гилберт.

Они устроились в нижнем ряду. Ни тот ни другой не удостоили Роберта взглядом.

Лючия позвонила в маленький серебряный колокольчик.

— Я призываю заседание Сената Лиги бессмертных к порядку. Все, кто пришел с прошениями и жалобами, будут выслушаны. Narro, audio, perceptum. Полагаю, все прочли отчет?

Присутствующие ответили кивками и негромкими словами согласия.

— Если нет возражений, — сказала Лючия, — мы признаем, что третье героическое испытание двойняшек завершилось успешно. Давайте перейдем к вопросу об их происхождении.

Роберт не понял, к чему это. Он думал, что Фиона и Элиот выдержали все три испытания и теперь в безопасности. Разве не таков был уговор?

Но теперь, задумавшись об этом, он решил, что все выглядело в высшей степени странно. Зачем вообще понадобились эти испытания, чтобы понять, к какому семейству принадлежат Фиона и Элиот? Проще сделать анализ ДНК. Тогда ответ был бы ясен.

— Я считаю, что они принадлежат к нам, — заявил Аарон, поднявшись. — У Фионы сердце настоящего воина — его, вне всяких сомнений, она унаследовала от матери.

Одри Пост скептически вздернула бровь.

— И к тому же — Золотое яблоко, — мелодичным голосом добавила Даллас. — Фиона съела кусочек. Это должно положить конец любым спорам. Я хочу сказать, что в это мгновение ее смертная жизнь завершилась и началась бессмертная.

Лючия извлекла яблоко из складок зеленого платья. В нескольких местах яблоко было надкушено.

— Думаю, так оно и есть.

— Ты ликвидировал все улики? — Одри устремила взгляд на мистера Миме.

— Естественно. Отпечатки пальцев, фотографии, протоколы и видеозаписи — все удалено с базы ВВС и уничтожено.

— Следовательно, остался единственный спорный вопрос — что представляет собой мальчик, Элиот? — спросил Корнелий.

— Этот туман, — задумчиво проговорил Кино. — Никто из нас не способен сотворить такое. Нечто, настолько пропитанное злом.

Аарон свирепо глянул на него.

— Мальчик выдержал все три ваших испытания. Безусловно, это говорит в его пользу.

— Позволю себе напомнить всем, что успешное прохождение наших испытаний служило исключительно тому, чтобы понять характеры детей, — пояснила Лючия. — И только об этом мы и можем судить. Инфернал мог пройти эти испытания с той же легкостью, что и бессмертный. Именно поэтому нас так интересуют двойняшки.

— Еще одна загвоздка в наших так называемых «правилах», — проворчал Аарон.

Одри Пост встала и повернулась к нему.

— Ты ошибаешься. Мне лучше, чем кому бы то ни было, известно, какая кровь в них течет, и для меня это никогда не было вопросом. То, что они собой представляют, не определишь ни с помощью генетики, ни за счет их воспитания. В конце концов Фиона и Элиот сами выберут, кем им быть.

Роберт взволнованно наклонился вперед. Близнецы сами должны были решить, к какому семейству принадлежать? Но почему тогда никто не сказал им об этом с самого начала?

Одри и Аарон уставились друг на друга.

Все замерли и умолкли.

Роберт смотрел на Одри и Аарона. Ему стало не по себе. Он словно стоял на мосту и наблюдал, как две величавые реки сталкиваются одна с другой. От этого великолепного и пугающего зрелища у него закружилась голова.

Он понятия не имел о том, кто такая Одри Пост. И не хотел задумываться об этом, понимая, что размышления ни к чему не приведут. Разве что к страшным снам.

Об Аароне он немного знал. В разные исторические времена его называли Красным Всадником Апокалипсиса, Аресом Эниалиусом, Возничим, Ланселотом и Царем Священной Рощи.

— Ты любишь их, Одри? — прищурившись, тихо спросил Аарон.

— Любви больше нет места в моем сердце. Остался только мой долг, моя обязанность защищать их. — Одри отвела взгляд и медленно опустилась на стул. — Даже если придется пожертвовать одним из них ради спасения другого.

Роберт не поверил собственным ушам. Пожертвовать? Это что же, означало убить Фиону или Элиота? Что-то в этом было дремучее, средневековое, но, с другой стороны, некоторые из этих людей как раз и родились в Средние века. Надо предупредить Фиону.

Мистер Миме кашлянул.

— Что касается двойняшек Пост, я полагаю, что некоторый свет на суть дела проливают искушения, навязанные инферналами. Осталось еще одно искушение.

Он указал на громадный экран, висевший посередине стены. Экран ожил.

На нем появилась фотография, сделанная Робертом во Франклин-парке днем раньше: Элиот со своей подружкой, Джулией Маркс. Он снимал с помощью камеры, вмонтированной в мобильный телефон, и изображение получилось не слишком четким. Однако все было ясно: двое влюбленных устроили маленький пикник. Что могло быть естественнее?

Между тем Роберт провел свое небольшое расследование. Он снял отпечатки пальцев, оставленные Джулией на некоторых предметах в пиццерии, и обнаружил, что в свое время ее задерживали за мелкие кражи и употребление наркотиков. А еще он нашел свидетельство о смерти, датированное тысяча девятьсот восемьдесят первым годом. Передозировка героина.

— Подосланная инферналами совратительница, — объяснил мистер Миме. — О ней также сказано в моем отчете. Пока что Элиот избежал искушения, но обычно подобные вещи происходят трижды. — Чтобы подчеркнуть свои слова, он поднял три пальца. — Предлагаю подождать и посмотреть, как дети справятся с последним искушением.

— Чем больше данных, тем лучше, — поддакнул Корнелий.

— Но тогда близнецам будет грозить еще большая опасность, — заметила Лючия.

— И нам тоже, — подхватил Кино.

— Опасность есть всегда, — возразил Гилберт. — Какая разница? Мы должны решить их судьбу на основании имеющихся сведений.

— А я думал, мы должны защищать их от другого семейства, — проговорил Роберт.

Он замер, совершенно потрясенный собственной смелостью. Он вовсе не собирался, а все-таки сказал это вслух.

Он так погрузился в дебаты Сената о судьбе Элиота и Фионы, что забыл о главном правиле хорошего водителя: держать рот на замке.

Все как один повернулись и уставились на него. Сердце Роберта остановилось, и тут же бешено забилось от страха.

На прошлом собрании ему велели молчать. Он знал, что дважды эти люди не предупреждают. Мистер Миме тяжело вздохнул.

— Увы, я чуть не забыл. Прежде всего мы должны разобраться с этим вопросом.

— Я согласна, — холодно проговорила Лючия. — Судьба двойняшек будет решена сразу же после того, как Сенат рассмотрит вопрос о подобающем наказании оступившегося водителя Генри.

Оступившегося. Иными словами — нарушившего правила. Роберт знал, как поступали члены Лиги с нарушителями правил. Несчастным веками рвали на куски печень. Или их превращали в мраморные статуи, а потом ставили у чьей-нибудь подъездной дорожки.

Прошлой ночью Роберт зашел слишком далеко. Мистер Миме оставил его одного, поэтому на рассвете он подогнал машину к окрестностям базы, чтобы забрать Элиота и Фиону.

Фиона ждала его. Забор базы скрывала пелена тумана. Фиона была напугана, но, увидев Роберта, явно обрадовалась… и, конечно, она была так слаба, что ее стоило подвезти.

Роберт с надеждой взглянул на мистера Миме. Его работодатель поджал губы и едва заметно покачал головой.

Роберта словно ударили в грудь ножом. Этот жест яснее всяких слов сказал ему: мистер Миме не станет его поддерживать.

— Даже не знаю, с чего начать, — проговорила Лючия, взяв с соседнего стула отчет и пролистав его до последней страницы. — Из-за действий мистера Фармингтона результаты этого испытания можно даже счесть недействительными. По идее, близнецы должны были покинуть базу самостоятельно. — Она продолжала читать. — И у нас существуют правила относительно дружеских отношений водителей с членами Лиги… даже с потенциальными членами Лиги.

— Я слышал, — добавил мистер Миме, — что, возможно, даже имел место поцелуй.

Роберт не мог поверить. Должно быть, произошла какая-то ошибка. Или это была шутка? Мистер Миме сам велел ему так поступать. Ну ладно, про поцелуи он ничего не говорил, но про все остальное — точно.

Ему хотелось вскочить и что-нибудь сказать. Но он вдруг так ослабел, что не мог ни пошевелить рукой, ни раскрыть рта.

Мистер Миме подошел к Роберту.

— Мне жаль, что тебе приходится все это терпеть, — прошептал он. — Но я вынужден просить тебя вернуть мне ключи.

Роберт испытал бы меньшую боль, если бы его ударили по голове кувалдой. Ключи от машины были символом его служения. Вождение машины было его жизнью.

— Вы меня… увольняете?

Мистер Миме сердито взял ключи из дрожащей руки Роберта.

— Увольняете — это мягко сказано, — усмехнулась Лючия.

— О, прошу тебя, — проговорил мистер Миме, повернувшись к ней. — Я не спорю: парень нарушил несколько правил, но от этого никто не пострадал. Давайте просто запрем его на несколько сотен лет, и пусть он поразмыслит на досуге о содеянном.

— Вечно ты миндальничаешь с наемными работниками, — проворчала Лючия. — Что ж, если нет возражений…

Несколько сотен лет? Взаперти? Свобода была всем на свете для Роберта. Если он не сможет водить машину и мотоцикл, чувствовать, как ветер бьет в лицо, видеть столько всего вокруг… нет, лучше умереть.

— Погодите, — сказала Одри Пост. — Этот молодой человек вел себя со мной очень любезно. Прошу смягчить приговор.

— Одри просит о милосердии? — удивился мистер Миме и расплылся в улыбке. — Уж не погасло ли солнце? Не вспыхнула ли луна?

Одри Пост устремила на него пронзительный взгляд, и мистер Миме перестал улыбаться.

— О, хорошо, хорошо, пусть будет всего пятьдесят лет в изоляции, — сказал мистер Миме. — А теперь давайте перейдем к более важным делам.

— Да будет так.

Лючия позвонила в серебряный колокольчик.

Роберт наконец нашел в себе силы встать. Он собирался выступить с обвинениями. Он доверял мистеру Миме. Он думал, что тот его понимает по-настоящему, что он ему небезразличен.

Но что Роберт мог сказать? Мог ли он уличить мистера Миме в обмане?

Нет. Несмотря ни на что, этого Роберт сделать не мог. Он не был доносчиком. Это означало бы опуститься до их уровня.

Он просто встал и посмотрел на мистера Миме в упор, вложив в этот взгляд весь свой гнев, все разочарование и отчаяние.

Мистер Миме ответил ему невозмутимым взглядом.

Как только звук колокольчика Лючии умолк, Роберт ощутил страшное давление со всех сторон, а потом он перестал видеть, чувствовать и дышать.