Книга седьмая

Характер определяет судьбу.

Гераклит

Доминантный признак

Ген сидел на корточках, спрятавшись в боковом проходе библиотеки. Тела двух мертвых охранников лежали у его ног, возле их голов собралась в лужицы темная липкая кровь. Отверстия от пуль были маленькими, но этого хватило.

Прижимая к уху трубку сотового телефона, Ген обшарил карманы ближайшего охранника и вытащил тонкий черный бумажник.

Он слышал в трубке дыхание Норта и какой-то приглушенный суетливый шум на заднем плане, на том конце телефонной линии. Значит, он не один… Норт не брошен на произвол судьбы, как он, вынужденный сам разбираться с тем, что он смог найти.

– Знаешь, я тебе завидую.

По голосу он понял, что Норт сдерживается, но все равно не может скрыть разъедающего его любопытства:

– Почему ты мне завидуешь?

В бумажнике не было ничего стоящего. Немного денег, но Ген искал другое. Он положил бумажник на стол и полез в другой карман.

– Каково это – ощущать себя возродившимся?

Многозначительное молчание Норта было ответом.

– Немного нервирует, правда? Кошмары преследуют каждую ночь, мучают непрестанно, пока страх совсем тебя не парализует.

– Где ты?

Резкий вопрос застал Гена врасплох. Его голос дрогнул, когда он ответил:

– А ты времени зря не теряешь.

Он разложил на полу новые находки. Зажигалка, перочинный нож, еще один пропуск.

«Ну, это уже лучше».

– Они все мертвы?

– Кто «все» мертвы, Ген?

Ген принялся обшаривать карманы второго мертвого охранника, и добыл еще один пистолет – маленький черный «зиг-зауэр Р245».

«Еще лучше».

– Остальные, – сказал он Норту.– Другие такие же, как мы.

– Как мы? Что общего между мной и тобой? – сурово спросил Норт.– Это ты безжалостно убил четырех человек, не я.

Ген поднялся на ноги и пошел к центру библиотеки, осматривая комнату, пока не нашел то, что искал.

– Может быть, в этой жизни ты вообще еще никого не убил, – просто ответил он.

– Только это и имеет значение, – сказал Норт.

15.13

Ба-бах!

Норт поспешно подал знак Мартинесу. Молодой детектив возился со своим мобильником, заставляя сотрудников телефонной компании побыстрее отследить, откуда звонит Ген.

Эш уже осмотрел аппарат, но на нем не было дисплея с определителем номера.

Норт решил невозмутимо и непринужденно продолжать разговор. Получалось плохо.

Он спросил:

– Как там Саваж?

Ба-бах.

Ген не ответил. Норт услышал в трубке только скрежет металла, скрип отвинчиваемых болтов и треск, как будто ломали хрупкий пластик.

«Что он там делает?»

Норт снова заговорил:

– Знаешь, а Саваж гораздо старше, чем я его помню.

Эта фраза не осталась незамеченной остальными полицейскими, присутствующими в комнате.

Спустя какое-то время Ген ответил:

– Ты заставил его поволноваться.

Ба-бах.

«Хорошо».

– Почему это я заставил его поволноваться?

– Ты – провалившийся эксперимент, потому что ты ничего не помнишь. Ты – бесполезный ребенок Саважа, который не унаследовал его доминантные гены. Однако ты все равно сумел его найти.

«Я – эксперимент?»

Норта захлестнула неукротимая ярость.

«Я – эксперимент!»

«Не язви».

«У каждого есть выбор».

– Может быть, я не хотел вспоминать.

– И ты еще спрашивал, почему я тебе завидую? Интересно, каково это – жить нормальной жизнью? Когда твое детство не отравлено кошмарными видениями смерти, крови, убийств и жестокого секса – и все это в сознании трехлетнего мальчишки?

Норт не жалел его.

– Так быть не должно.

В ответе прозвучало отчаяние:

– Ты думаешь, у меня был выбор? Я не тот, за кого ты меня принимаешь.

– Нет, Ген. Ты не тот, кем себя считаешь.

Мартинес что-то лихорадочно записал в блокноте и показал Норту.

«Он говорит по сотовому», – прочел Норт.

Ген может быть где угодно.

Ген снял пластиковый корпус с последнего детектора дыма на задней стене библиотеки и бросил его на пол. Лезвием перочинного ножа он аккуратно освободил проводки, а потом отвинтил потускневшие электрические контакты. Он все время крепко прижимал проводки к блестящему лезвию ножика, чтобы не разорвать цепь. Чтобы они по-прежнему оставались подключенными к сети безопасности здания, когда он отсоединит пожарный сенсор.

– Зачем выслеживать и убивать других, если мы такие одинаковые? – спросил Норт.

Ген скрутил вместе тонкие проволочки, вручную закрепляя контакт.

– Потому что я хотел, чтобы это закончилось – эта болезнь памяти. Я снова хотел стать целым.

Он положил ножик в карман и вернулся к центру библиотеки, переступив по пути через тела убитых охранников.

– Если ты – осколок какого-то древнего сознания, ты хоть раз задавался вопросом, что это за сознание?

Ген проигнорировал его. Норт задал неприятный вопрос. Вместо того чтобы отвечать, он осмотрел блестящие металлические разбрызгиватели на потолке библиотеки.

Он вспомнил, что этажом выше библиотеки находится склад реактивов для химической лаборатории. Некоторые из них взрывоопасны – водород, ацетон и бутанол. Другие – например, соляная кислота – быстро испаряются и превращаются в едкий газ.

Ген не мог добраться до разбрызгивателей и дезактивировать их. Кроме общей сети, у каждого разбрызгивателя была автономная система включения – маленькие стеклянные ампулы предохранителей, которые ломались от высокой температуры при пожаре. Нужно было придумать что-то еще.

«Переставь мебель в комнате».

Передвинуть книжные полки так, чтобы вода из разбрызгивателей не попала в углы библиотеки.

Ген не забывал о двух камерах наблюдения. Он должен все время оставаться вне поля зрения, иначе его план не сработает.

– Сам не знаю, почему я вообще решил попросить тебя о помощи. Не могу понять, – сказал он.

– А я вот что понял, Ген. Я понял, что все мы – не то, что мы о себе думаем, а то, что мы делаем.

– Я уже знаю, что ты собираешься сделать.

– И что же?

– Ты собираешься меня убить.

15.16

Связь оборвалась.

Норт нажал звездочку, шесть и девять, а потом позвонил по номеру, который дала ему справочная. Но Ген не ответил. Норт разозлился и бросил трубку.

– Где он?

Мартинес прикрыл ладонью свой сотовый.

– Они сейчас отслеживают ретрансляторную вышку.

– К черту вышку! – торопливо перебил его Эш.– Ты прочесал четыре квартала. Скажи им, пусть задействуют возможности Е911. Они определят место с точностью до пятидесяти метров.

Мартинес покачал головой и отключил связь.

– С Е911 ничего не выйдет. У него старая трубка, зарегистрированная на этот самый адрес.

– И все-таки что там с сотовой вышкой? – спросил Норт.

– Где-то в средней части города. Седьмая авеню. К северу от Таймс-сквер.

«Совсем близко от Адской Кухни».

Ген направлялся не к туннелю Линкольна, когда Норт преследовал его от музея. В суматохе он запаниковал. И потерялся.

Ген сваливал книги в груду в углу библиотеки до тех пор, пока его не устроили размеры погребального костра. Он отгородил этот угол от разбрызгивателей и камер наблюдения плотной стеной передвинутых книжных полок и зажег очищающее пламя.

Огонь лизал сухую бумагу и быстро распространялся. Обложки верхних книг почернели и съежились, как будто какой-то адский демон взялся читать их эзотерические сюжеты.

Если смертные помнят при помощи книг, то, может быть, вот так они забывают.

«Нашему отцу за многое придется ответить».

Ген достал свитки тонкого пергамента, на которых были старательно записаны родословные бессмертных, и швырнул их в дымящийся погребальный костер.

Шаря по библиотеке, Ген заметил, что кто-то оставил в корзине для бумаг пустую пластиковую бутылку из-под минеральной воды.

Он быстро достал бутылку из корзины, вытащил из ящика стола моток скотча и прикрутил бутылку к стволу одного из пистолетов. Такого самодельного глушителя хватит всего на один выстрел. Ну, хоть что-то.

Взяв трубку телефона внутренней связи, висевшего возле двери, Ген набрал тот же номер, что набирала Лета. Он изменил голос и сообщил дежурному, что Ген направляется на первый этаж и, вероятно, надеется выбраться из здания.

Повесив трубку, он вышел в коридор, шагнул в кабину лифта и нажал кнопку верхнего этажа.

15.35

Норт на «лумине» прокладывал себе путь сквозь черную стену проливного дождя, Мартинес старался поспеть за ним, сверкая мигалкой и пробираясь через плотное столпотворение машин на Парковой автостраде Генри Хадсона.

Норт связался с центральным управлением и запросил 10-48. Рация затрещала в ответ, приказывая полудюжине полицейских машин отправляться на патрулирование восьми кварталов в районе Таймс-сквер, у пересечения Седьмой авеню и Бродвея.

Черная буря, бушующая над городом, озарилась красно-синими вспышками полицейских мигалок.

Телефон Норта зазвонил на пассажирском сиденье. Он включил громкую связь и услышал голос Мартинеса, который ехал в машине следом за ним:

– Проверка ничего не дала. Они пропустили имя «Саваж» по системе автопоиска и по картотеке. Полный ноль. И никакой фирмы «А-Ген» в городе тоже нет. Можно подумать, мы гоняемся за призраками!

«Если бы».

– А как насчет биотехнологических фирм с офисами в театральном районе?

– Тоже ничего. Возможно, они уже ушли из бизнеса? Или это только вывеска для другой фирмы.

«А-Ген. А – значит Атанатос?»

– Или для чего-нибудь еще.

«Это не может быть столь очевидно».

– Твою мать! Ты что, ослеп? Не видишь мою мигалку?

«Что?»

Норт оглянулся на залитую дождем улицу, запруженную машинами, и увидел, как Мартинес круто свернул, чтобы не столкнуться с какой-то машиной, вырулившей ему наперерез.

Мартинес не скупился на цветистые выражения в адрес неуклюжего водителя, и Норт отключил громкую связь.

Он достал свой черный блокнот, разложил его на приборной панели перед рулем и принялся перелистывать исписанные страницы, пытаясь найти что-нибудь, что подстегнет его память, и в то же время одним глазом приглядывая за дорогой.

«О чем я забываю?»

Ген вышел из лифта, собранный и настороженный. В холле ему встретился только один охранник.

Ген быстро вскинул пистолет и выстрелил. Самодельный глушитель из пластиковой бутылки вспыхнул, как неоновая лампа, и треснул с одной стороны. Пуля вылетела почти бесшумно и попала охраннику в голову.

Не издав ни звука, охранник рухнул на пол. Брызги крови испачкали стену.

Дальше путь Гену преграждала массивная дверь из красного дерева. Возле нее не было никакого датчика, перед которым можно было бы помахать коллекцией пропусков, не было и панели с кнопками, чтобы ввести код.

Ген пробежал пальцами по твердому дереву, выискивая слабое место, но только когда сзади закрылась дверь лифта, он услышал глухой щелчок открывающегося замка.

Он тихонько толкнул дверь, осторожно шагнул в отделанную мрамором приемную за этой дверью и столкнулся лицом к лицу со своим вавилонским прошлым.

Хрупкие глиняные таблички, исписанные замысловатой клинописью и покрытые пылью веков, гордо висели на стенах, выложенных лазурной плиткой. Ген мог прочесть их так же легко, как читал по-английски, и это его раздражало. Списки царей, стихи, великий эпос, описание подвигов героев и деяний богов – Инанны, богини войны и сладострастия, Гильгамеша, героя среди мужей, который навлек на себя гнев богов поисками бессмертия.

– Боги дали людям смерть, а жизнь приберегли для себя.

Ген увидел отца, который тихо вышел из тени, при каждом шаге постукивая о мраморный пол тростью из черного дерева. На тонком бледном лице не отразилось удивления при виде Гена, только надменное удовлетворение от того, что у сына в полной мере проявился инстинкт убийцы.

«Он знал, что мы придем».

– Разве не этому нас учили в Вавилоне? – спросил Лоулесс.– У смерти нет ни лица, ни голоса, пока она не разрушит наши жизни, отправляя наши души в печальную черную землю, из которой нет возврата. Я тебя спрашиваю – есть ли какой-то способ выжить?

Ген не ответил. Он с отвращением смотрел на старика.

Лоулесс заметил его взгляд и повернулся к сыну спиной.

– Это не меня ты ненавидишь, – сказал он.

И направился в сумрак своих апартаментов, не сомневаясь, что Ген следует за ним.

– Думаешь, мне самому не противно видеть себя в зеркале? Это старость оскорбляет тебя, Ген, – и так было всегда. Разрушительные следы безжалостного, неумолимого времени.

– Я ненавижу тебя не только из-за этого, – сказал Ген, идя за стариком.– Я любил ее.

– Тогда почему ты помнишь, как брал ее?

– Я целовал ее…

– А помнишь, как ты ее насиловал?

Слова Лоулесса ранили, как ржавый клинок. Ген попытался защититься, но не смог.

– Я сражался за нее…– сказал он.

Старик смотрел на сына.

– И что?

А то, что они оба знали ответ. Ужасный и окончательный. Ген запнулся, но все-таки сказал:

– Я убил ее.

– Да. Как легко мы забываем.– Старик повернулся к глиняным табличкам и провел пальцем по шероховатой поверхности.– Я написал эти таблички – так указано в записях. Но я не помню, как делал это. Эти воспоминания утрачены. Ужасно, мучительно думать о том, чего еще во мне недостает. Но вместе мы можем воспрепятствовать дальнейшим потерям.

Лоулесс провел Гена в просторную гостиную. Над городом за окнами гостиной бушевала черная буря, дождь барабанил по стеклам.

– Тебя терзают противоречия, – объяснил Лоулесс.– Кажется, индусы называют это «майя». Личность – всего лишь иллюзия, завеса, которая скрывает от нас нашу истинную природу. Сознание – это атлас с множеством карт. Нейроны отыскивают наши личности в соответствии со своим направлением. Люди, у которых от рождения не хватает конечностей, все равно ощущают фантомные движения, потому что в их сознании заложено представление о теле без изъянов. И точно так же, подобно фантомным конечностям, у тебя есть фантомная личность, которую мы вместе очищаем, избавляясь от ненужного, как от старой одежды. Мальчик мой, когда процесс будет завершен, в тебе мы достигнем того, к чему стремились все эти долгие годы, – того, что было заложено в нас давным-давно. Мы обретем бессмертие безо всяких снадобий и без помощи безжалостных богов. Наша природа сможет выдержать испытание временем.

По лицу Гена было понятно, что его эти рассуждения не успокоили.

– Похоже, ты разочарован. Может быть, ты ищешь иного ответа?

– Гильгамеш проиграл, – сказал Ген.

– И песнь об этом глупце поют уже не одно тысячелетие. Однако у нас все по-другому. Мы уже сделали то, чего Гильгамеш не мог. Я отыскал корень, и он всегда будет давать побеги.– Старик взял руки Гена в свои старые морщинистые ладони и погладил тонкими крючковатыми пальцами упругую молодую кожу.– На тысячу рук достаточно одного мозга.– Он заглянул в беспокойные глаза сына.– Пистолет тебе не понадобится.

Ген с отвращением посмотрел на неуклюжий глушитель, прикрученный к стволу скотчем.

– Ты прав, – сказал он.– Не понадобится.

И отбросил пистолет. «Зиг-зауэр» с громким стуком упал на мраморный пол.

Ген посмотрел на бушующий за окнами циклон. Если это не его ярость, то почему он так охотно поддается? Он почувствовал копившийся веками гнев, в ушах яростно завопили злобные призраки – и Ген понял, что должен сделать.

Он потянулся к горлу отца и предупредил:

– Будет больно.

Прежде чем жестокие, неумолимые пальцы сына сомкнулись на горле старика, прежде чем слезы хлынули по бледным морщинистым щекам, прежде чем на тусклых старческих глазах вспыхнули звезды лопнувших кровяных сосудов, Лоулесс печально улыбнулся и смиренно сказал:

– Так всегда бывает.