Крещение, или как я святую воду разливала.

- Приходи не раньше полудня. С утра, после службы, желающих раздавать воду много, но скоро они замерзнут, - сказали мне в храме ВМЦ Параскевы Пятницы, что в Качалово (Северное Бутово).
Я одевалась, наверное, полчаса, хотя понимала, что в Крещенский мороз, сколько на себя ни одень, все равно от холода не спрячешься…
Пока я шла к метро, холод незаметно проникал сквозь одежду, и уже через пять минут у меня было ощущение, что на мне одето не трое брюк, а тонкие колготы. В метро я быстро спускалась по скользким ступеням, судорожно держась за перила. Кое-кто с удивлением поглядывал на меня: закутанная до самых бровей, в длинной юбке поверх штанов, и, в то же время, трясущаяся от холода, я выглядела, наверное, странно…
Вообще, я мороза боюсь. Есть люди «морозоустойчивые» - лыжники, спортсмены, или просто те, для кого зима – это нормальное явление. Для меня всегда зима являлась стрессом. Я придумываю различные предлоги, чтобы не выходить на улицу. Обычно у меня это получается – домашние меня понимают, и я выбираюсь из дома лишь в случае крайней необходимости, закутавшись до предела, а сразу по возвращению, принимаю горячий душ – иначе не согреюсь…
От метро «Бульвар Дмитрия Донского» до храма идти несколько минут.
Выходя из метро, и вдыхая леденящий воздух, я думала о том, что Бог дает каждому из нас шанс обратиться к Истине. Крещение. И снова мороз. Как обычно. Почему так? Может, это проверка: крепка ли наша Вера? А может, испытание? Нужно преодолеть это испытание: кому-то простоять на морозе за святой водой, кому-то – сидеть несколько часов, разливая ее.
Вспоминаются первые шаги в храм – как трудно собраться, придти, отстоять службу, приготовиться к исповеди и Причастию: надо себя понуждать, но как велика потом бывает радость!
Вся наша жизнь в Церкви состоит из небольших усилий - но они несоизмеримы с теми Дарами, которые мы получаем от Бога. Богоявление. Великое освящение воды. Великий Дар Божий. Мороз, но Благодать и радость духовная согревают всех!
Неспроста в этот день в храмы тянутся люди, которые в обычные дни не посещают церковь. Этой радостью пронизан воздух, она передается всем, в том числе и людям не осознающим смысла Праздника: за Святой Водой идут все!
Торжество Добра, Истины, Света чувствуется в этот день.
Увидев огромный, белый шатер, и спешащих к нему людей, с тележками, сумками и просто держащих в руках пустые бутылки, я улыбнулась. Замечательное изобретение нашего настоятеля, протоиерея Анатолия и старосты: огромные баки с кранами внизу и Крест наверху, омываемый святой водой.
В половине первого, надев фартук, я уже стояла на раздаче воды. Вернее, не стояла, а сидела на низенькой скамейке, у одного из крайних кранов. Мне повезло: еще с позапрошлого года я знала, что этот кран не разбрызгивается, вода течет ровно, если не открывать кран до предела. И, значит, святая вода не будет проливаться. Всего кранов (и баков) десять, раздавали воду шесть человек – два крана были предусмотрительно закрыты полотенцами. Если не прикрыть кран, люди будут подходить сами, наливать воду, разбрызгивая ее, обливая себя и тех, кто стоит рядом, ругаться и уходить, не закрыв кран, а святая вода будет литься под ноги…..
Неописуемая радость – наливать святую воду! Почему-то когда открываешь кран, душа наполняется счастьем по мере того, как наполняется каждый сосуд. Поэтому я наливаю доверху. Уже приноровилась: просто, когда бутылка наполняется на три четверти, необходимо постепенно прикрывать кран.
Я счастлива – я раздаю Благодать! Наливаю каждую бутылку или банку до краев, и думаю о том, что мне сейчас ничего не стоит наполнить сосуд целиком. Людям, видимо, тоже нравится, что в бутылки полные – улыбаются, благодарят. Покосившись на соседа, который постоянно не доливал, я подняла нос повыше, и тут сверху на меня полилась струйка воды – женщина приняла мягкую пластиковую бутыль не за верх, как надо – она взяла ее за середину. Бутылка сплюснулась, а дама, выругавшись на меня за то, что я, по ее мнению, налила больше святой воды, чем надо, ушла, недовольная. Вот так! Это мне урок, чтоб нос не задирала. И, словно в подтверждение этому, подошедшая старушка протянула трехлитровую бутылку со словами:
- Налей до половины, доченька… тяжело мне. Больше не донесу.
Я кивнула и от стыда закуталась поплотнее в платок.
Холода я, как ни странно, не ощущала, лишь постепенно начали замерзать ноги. «Надо же - прошло два часа, а я сижу на морозе и весьма неплохо себя чувствую», - подумала я и вновь воодушевилась.
Теперь я внимательнее смотрела на того, кто подает бутылку, но все же старалась доливать до конца – святая вода, Благодать Божья… странно все же, что та женщина не обрадовалась полной бутылке. И тут я вспомнила, что забыла приготовленную пустую тару дома! Надо же – осудила женщину, которой много святой воды не надо, а сама не взяла для семьи ни бутылочки…
Я вспомнила притчу о Девах, но тут мне протянули бутылку из-под пива. Как обычно, одни искушения… В нос ударил неприятный кисловатый запах. Святая вода испорчена…
- Когда домой вернетесь, перелейте, пожалуйста, святую воду в другую посуду, - попросила я.
Бутылки с этикетками. Стеклянные, из под водки и вина, и пластиковые, из-под йогуртов и лимонада. Запахи фанты, пива, кока-колы… Если бы я всем делала замечания, то четверть тары была бы забракована.
Размышляя об этом, я приняла и безропотно наполнила пластиковую упаковку из-под елочных игрушек. Правда, чистую.
Под ногами каждого разливающего стоят ведра. Это для того, чтобы святая вода не проливалась на землю. Я смотрю, сколько у кого в ведрах воды – кто пролил больше, вижу, что у меня ведро почти пустое, радуюсь, но в лицо мне брызжет вода: нечего зазнаваться! Канистра переполнена, а я и не заметила – снова разглядывала соринки в глазах ближних. Поделом мне!
Спустя еще час подошел алтарник и строго произнес: «Смена!». Я с сожалением встала, сняла фартук и пошла в трапезную пить чай. Пить чай можно бесконечно, время за разговорами летит быстро.
- Ну как, не замерзла? – с улыбкой спросила меня одна из женщин.
- Как ни странно, нет. Разве что ноги… вроде ботинки зимние, а все равно холодно.
- А ты под ботинки возьми два слоя газеты, оберни ноги, а сверху полиэтиленовые пакеты.
Идея показалась мне интересной. Я нашла газету, два небольших пакетика, и, сделав все, как мне сказали, вернулась на раздачу святой воды.
Мой кран был занят, и я села за свободный. Хорошо, что мне дали фартук, иначе я промокла бы насквозь уже в первые полчаса: святая вода из крана текла неровно, тоненькие струйки то и дело выбивались из потока. Брызги попадали на людей, которые недовольно морщились – холодно.
Принесли двадцатилитровую бутыль. Трех-пятилитровую посуду еще можно было удерживать без проблем, хоть руки и уставали. С трудом наполнив ее, я приняла следующую емкость.
Пластмассовая фляжка для святой воды с узеньким горлышком – за этим краном наполнить ее будет сложно. Если, наполняя такие фляжки, тот кран я открывала, и вода текла тоненькой струйкой, то из этого крана вода льется неровно, половина проливается в ведро… Кое-как наполнив флягу, я, отряхивая рукава, облитые до локтей водой, оглядываюсь. К вечеру народу становилось больше.
- Я положил деньги. Наливайте, наливайте.
С недоумением посмотрев на мужчину, я поняла, что он имеет в виду кружку для пожертвований. Улыбнувшись, я сказала:
- Воду мы раздаем бесплатно, а пожертвования – дело добровольное.
Через некоторое время мой удобный кран освободился – алтарник ушел на службу, и я, быстро закутав «непослушный» кран полотенцем, села на свое любимое место.
Снова запах фанты, пива… бензина. Я поднимаю глаза. Пожилая женщина протягивает пожелтевшую пластмассовую канистру. Внимательно посмотрев на нее, я сказала:
- Простите, Ваша канистра пахнет бензином.
- Ой, милая, это от моих рук. Я ее руками брала, а руки у меня в бензине – оттирала пятно на куртке.
Вздохнув, я открыла кран.
Приехали два моих старших сына, помогать. Сели на противоположную сторону.
Вскоре стемнело. Через какое-то время ко мне стали подходить мужчины и женщины и просить, чтобы я долила воду:
- Девушка, вы не бойтесь – здесь святая вода, просто там, с другой стороны, до конца не доливают. Вы уж долейте, пожалуйста, - наклонившись ко мне, говорили люди.
«Это у них краны плохие – разбрызгивают. Там за потоком воды уследить невозможно, вот и не доливают», - думала я.
Служба закончилась, и веселые алтарники сменили уставших, замерзших женщин. То тут, то там раздавалось: «Свободные краны!»
К ночи народу стало еще больше. Словно «отключившись» от всего, я наполняла бутылки, банки, канистры, бидоны…
- Вам не холодно? – то и дело спрашивали люди, и только тогда я вспоминала, что сижу на морозе. И с удивлением замечала, что мне почему-то совсем не холодно, даже ноги не замерзли. Неужели газета и правда греет?
Когда за мной заехал муж, было уже совсем поздно. Храм закрылся, но люди шли, шли, шли…
- Поедем купаться? – спросил меня муж.
- Конечно! – бодро ответила я, внутренне содрогнувшись от мысли, что придется снять с себя теплую одежду.
Вернувшись домой, я, в предвкушении того, как полезу в прорубь, приняла горячий (очень горячий) душ, чтобы заранее согреться. Потом собрала детей, мы взяли полотенца, термос с чаем, пляжные тапочки (без них, как объяснил муж, никак) и мы дружно сели в машину. Все, кроме старшего сына – он из храма поехал к бабушке.
Ехать решили на Бутовский Полигон.
До этого я никогда не окуналась в прорубь, и с ужасом думала о том, как, наверное, будет холодно, вспоминала недавний разговор с мамой:
- Зачем вам это надо? Купанием грехи не смоешь, это языческий обряд.
- Мам, при чем здесь грехи? С грехами на исповедь надо… а насчет языческого обряда я с тобой не согласна.
- Ну, смотрите. Ваше дело, - сказала мама.
Парковались, наверное, минут пятнадцать – машин было очень много.
- Почему сегодня все хотят купаться? – спросила дочь.
- Эта благочестивая традиция пришла к нам из Греции. Многие водоемы специально освещаются для этого священниками по полному чину.
Мимо бежала молодежь, хохоча и дурачась, неся святую воду, шли мужчины и женщины, некоторые были не трезвые.
Спускаясь к пруду, мы встретили батюшку, благословившего нас, и поспешили к проруби.
Пока дошли до проруби, я уже замерзла.
Вокруг было много людей. Некоторые окунались в воду, половина присутствующих, видно, уже искупались – они стояли, весело переговариваясь, у костров.
Я попросила дочку посмотреть за трехлетним братиком, и предложила:
- Ну, начнем! Или будем мерзнуть полночи?
Муж и сын начали раздеваться, и тут выяснилось, что у них одни на двоих тапочки – их одел сын, а муж поспешил к проруби, окунулся три раза, и, босиком, пошел к ширме, за которой лежала одежда.
Смотреть на него было очень холодно.
Следующим полез Василий. Держась за перила, он, спустившись на одну ступеньку, видимо, опешил – лицо у моего двенадцатилетнего сына было изумленным.
- Как водичка? Лезь быстрей, чего уж теперь! – крикнула я, и он окунулся с головой.
Через минуту я пыталась растереть сына полотенцем, но от отталкивал меня:
- Пусти, я пойду греться к костру!
- Да-да, сейчас оденешься и пойдешь, говорила я, натягивая на него футболку и свитер.
Через пять минут счастливый Василий уже грелся у костра, держа за руку вечно ускользающего куда-то Ефрема.
- Мам… я передумала. Я не буду купаться, – десятилетняя Маргарита, уже раздевшаяся, стояла в купальнике и шлепанцах, дрожа от холода.
- Хорошо, одевайся быстрее и иди греться к костру, поторопила я ее, и расстегнула молнию пуховика.
- Обувь снимай в последнюю очередь, - инструктировал меня муж.
Дрожащими от холода руками я кое-как разделась, побросала вещи, и пошла к проруби.
Я начала спускаться, и, поскользнувшись, оказалась по пояс в воде. Ощущение непередаваемое: это уже не просто холод, это нельзя передать словами. Слава Богу – я опомнилась и поняла, что процесс, как говорится, уже идет, и, перекрестившись, окунулась с головой. Один раз. «Наверное, так человек рождается», - подумала я, «стресс: неизведанное, иное – вероятно, похожие ощущения испытывает новорожденный, приходя в этот мир».
Как потом рассказывал муж, когда я вылезала, он меня о чем-то спросил, а я в ответ спела какую-то песню. Он потом долго выяснял, что это была за песня, но вспомнить ее мне так и не удалось.
Не успела я вылезти из проруби, как волосы мои стали ледяными.
Муж накинул на плечи полотенце, но, несмотря на это, добравшись до кабинки, я не чувствовала ни рук, ни ног – одеться мне помог муж.
Младшего все же решили не купать - слишком холодной была ночь.
Через некоторое время мы уже пили чай в машине.
- Мам, я трусиха? – спросила дочь.
- Нет, конечно. Даже не все взрослые решились окунуться в прорубь в такой мороз. Это не трусость, а твой осознанный выбор - ответил муж.
- Окунаться или нет, это личное дело: каждый решает сам, - добавила я.
Домой мы вернулись в 2 часа ночи, и на другой день в школу дети, конечно же, не пошли.
- Я поинтересовался сегодня у одного из алтарников, будет ли он купаться в проруби. И знаешь, что он мне ответил? – спросил муж, вернувшийся утром с Праздничной Службы.
- Догадываюсь, - кивнула я в ответ.
- Он ответил: «Я что – больной?». Понимаешь, в этом ответе он очень точно сформулировал отношение большинства людей к купанию в Крещение, в мороз. Смотри: это очень распространенное мнение, но тем самым он свидетельствует о том, что в исцелении нуждается больной, а не здоровый человек. И действительно – больному нужно исцеление, а не здоровому!
Василий с утра уехал раздавать воду, а мы пребывали в сомнениях: правильно ли поступили, не искупав младшего сына? У ребенка были серьезные проблемы со здоровьем, и мы очень надеялись, что после купания ему станет лучше.
- Давай сделаем так: ты быстро окунешь малыша один раз (один, а не три!), мы завернем его в купальный халат с капюшоном, и потом с головой закутаем в два одеяла, а оденем в машине? Потому что я не представляю, как это – одевать ребенка на таком морозе…
- Да, это идеальный вариант, - согласился муж.
Перед купанием мы зашли в храм Святых новомученников и исповедников Российских, приложились к иконам, поклонились Кресту.
Спустившись к пруду, мы увидели, как недалеко от проруби дети играли в футбол. Несколько мужчин и женщин, кутаясь в шубы и телогрейки, стояли и разговаривали.
Мы с мужем переглянулись, и он спросил:
- Что люди подумают?
- А что они могут подумать, видя, как двое тепло одетых родителей окунают ребенка в ледяную прорубь? - спросила я и усмехнулась.
Мы подошли к проруби. Она была покрыта слоем льда. Муж руками начал разбивать лед.
- Не надо, руки замерзнут, а тебе еще ребенка окунать, - сказала я, и попросила палку у двух мужчин, которые подошли к проруби.
- Что, ребенка купать будете? – спросил один из них, с беспокойством глядя на меня.
- Да. Мы ночью купались, а его окунать побоялись – днем ведь теплее, - ответила я и расстелила одеяла, а муж начал раздевать удивленного малыша, который сначала обрадовался.
Непонятно откуда появились два фотографа. Вооружившись фотокамерами, они жадно смотрели на нашу семью.
- Простите, мы не клоуны – не надо нас фотографировать! У нас беда – ребенок болен. Уберите фотокамеры, пожалуйста, - попросила я и фотографы закрыли объективы камер.
Муж поднял раздетого сына за ручки и, быстро окунув один раз, протянул его мне. Я приняла малыша в купальный халат с капюшоном и быстро закутала его в одеяло – он успел лишь взвизгнуть от неожиданности, но, убедившись, что все уже позади, успокоился.
Мы быстро добежали до машины и одели ребенка. Уже через несколько минут он согрелся и был совершенно спокоен, сидя в своем автомобильном креслице.
Вскоре мы доехали до храма. Я снова пошла раздавать воду, а муж с сыном поехали домой.
На раздаче святой воды был ажиотаж: огромная очередь от остановки, толпы людей возле кранов.
Я сменила одну из женщин и села. Кран был не «мой», стул был неудобный… Уже в первые несколько минут рукава моего пуховика промокли, держать канистры было тяжело: из-за того, что табурет был слишком высокий, ставить тару на колени не получалось – приходилось нагибаться и держать руками.
Справа от меня святую воду разливала пожилая женщина, давно работавшая в храме.
- Вам не холодно? На улице -25. Вон, у Вас руки все мокрые, - спрашивали ее люди.
- Нет, что Вы? Водичка-то святая! Горячая! – отвечала она.
Люди с недоумением смотрели на нее, а я улыбалась – правда! Она права!
- Нельзя с такой посудой за святой водой ходить, - поучала она молодых людей, принесших тару из-под пива.
- Да? Мы не знали… больше не будем, - вяло отвечали они, а я пожала плечами: было ощущение, что я видела их два года назад и слышала тот же ответ.
Может быть, и не они, но очень похожи… По крайней мере, некоторые приносили тару из под пива, водки, коньяка – неясно, то ли люди не знают, то ли им безразлично, куда наливать святую воду… печально.
Я молча наполняю очередную «пивную» бутыль и тихо прошу:
- Пожалуйста. Снимите наклейки или перелейте святую воду в другую емкость, и, как обычно, слышу:
- Конечно. Обязательно.
Подали двадцатилитровую бутыль – хорошо, догадались помочь подержать.
Бутылочки из-под кумыса, молока – маленькие, пластмассовые… Снова бидон. Канистра. «Фанта». Квас «Очаково». Пиво. Лимонад. «Шишкин Лес»… «Святой Источник».
- Еще одну, пожалуйста. И еще… а эта последняя – женщина, словно оправдываясь, протягивает мне, наверное, пятую бутылку.
- Конечно. Мне все равно, сколько наливать, - улыбаюсь я, и слышу строгий голос моей соседки, раздающей воду:
- Во Славу Божью!
- Чего? – спрашивает один из мужчин, стоящих в очереди.
- Пожертвование в Праздник во Славу Божью! – укоризненно отвечает она ему, и очередь, кто обреченно, а кто радостно, шарит по карманам в поисках помятых десятирублевок.
Мне в лицо брызжет струя святой воды – снова отвлеклась. Бутылка переполнена.
Я смотрю под ноги в ведро, наполовину заполненное, и прихожу в ужас: сколько пролито святой воды! И это, в основном, из-за крана, который разбрызгивает… А ведь вчера мое ведро было почти пустое – ясное дело, не моя заслуга. Просто вчера я сидела за хорошим краном.
Прошло часа два. Моя соседка бодро разливала святую воду, успевая поздравить всех с Праздником. Кружка с пожертвованиями перед ней была полна, в моей лежали лишь несколько бумажных купюр.
- Вы давно сидите? – спросила я ее.
- С половины третьего, - ответила она.
- Уже почти семь! – сказала я ей.
- Что делать – народу много, менять некому, - она взяла следующую бутылку.
Народ все шел и шел. Через некоторое время служба закончилась, и нас сменили алтарники.
Вернувшись домой, я услышала радостную новость: мой трехлетний искупавшийся малыш, который практически не разговаривал, сказал несколько новых слов!
Прошла неделя, и я поняла, что меня больше не беспокоит артрит, которым я страдала почти десять лет, особенно в последнее время: теперь я не просыпаюсь по ночам от боли в суставах.
У Василия исчез насморк и кашель, которые мучили его весь сезон.
А муж, впервые искупавшийся в прошлом году, еще перед Праздником говорил, что это первый год в жизни, когда он чувствовал себя здоровым.
Крещение Господне также называется Богоявлением, так как Бог явил себя в трех лицах: Сын Божий - воплотившийся Иисус Христос, крестившийся от Иоанна; Бог Отец, который свидетельствовал о Нем с Неба: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мф.17: 5).; и Дух Святой сошедший в виде Голубя. Уже ни у кого не осталось сомнений, кто есть Иисус Христос: Сын Божий, Мессия, Спаситель Мира, Исполнение пророчеств.
Крещение – это Дар. Дар, как то исцеление хромого у купели, о котором говорится в Евангелие.
На пути к Богу всегда надо что-то преодолевать. От нас требуется лишь небольшое усилие. Благодать, которую мы получаем несоизмеримо больше затраченных нами сил, времени, энергии…
Праздник прошел, а радость осталась. Слава Богу за Все!

Февраль 2010