О межнациональных конфликтах и судьбе Союза

Сейчас, когда я пишу эти строки, невыносимо горько видеть, что происходит с моей страной. Межнациональные конфликты переросли в войны, сотни тысяч беженцев вынуждены покинуть свою землю, дом, могилы предков. Бравые «стратеги» позируют на фоне пылающих городов. И самое тревожное — безразличная реакция на все это большинства общества.

Что же произошло с нами?

Не хочу искать оправданий. Политики, взявшие на себя ответственность за реформы, обладали немалым опытом в сфере межнациональных отношений, знали, что они нередко приобретают острый характер. Любые ссылки на неведение были бы несерьезны. Имел такой опыт и я. Рассказывая о своих истоках и корнях, о Ставрополе, я отметил особенности этого края. Взаимоотношения людей различных национальностей, их совместное проживание составляли часть той реальной жизни, какой я жил, были таким же неотъемлемым ее элементом, как земля, вода, воздух, хлеб, входили в мое сознание чуть ли не с молоком матери.

Соприкасаясь с культурой, традициями, особенностями быта и человеческих отношений десятков народов, проживающих на Кавказе, я знал, как важно бережно, деликатно относиться к этой тонкой материи. Защищать ее и от спонтанной вспышки националистических страстей, и особенно — от злонамеренной политики разжигания межнациональных распрей ради чьих-то корыстных интересов и амбиций…

…Сталин и его соратники кроили границы, распределяли природные ресурсы и угодья, размещали производство. Это относилось к России, которая никогда раньше не существовала в границах, определенных для Российской Федерации. К Казахстану, в пределы которого были включены огромные территории, населенные преимущественно русскими. Это относится к конфигурации других республик — например, Грузии и Абхазии, Армении и Азербайджана. Все делалось с расчетом, чтобы они не могли и помыслить себя вне Союза.

Словом, советский опыт должен быть критически переосмыслен, но нельзя ошибочно, односторонне его оценивать. Не отражал ли он некоторые объективные потребности, свойственные нашему и, может быть, даже будущему веку? Люди, нации понимают, что без интеграции невозможно поднимать благосостояние и идти в ногу со временем. Но при этом отвергают интеграцию, доводящую до национального нивелирования.

Годы перестройки заставляли меня все больше задумываться о неизбежном многообразии форм национальных автономий, особенно для малых национальных общностей. Побывав, например, в Красноярском крае, я вплотную столкнулся с тем, как драматически сложилась судьба малочисленных народов Севера, осознал, что нужно принимать срочные меры, чтобы окончательно не «затоптать» их. Каждый народ, даже самый малочисленный, со своим языком, культурой, традициями неповторим. Растворение его в другом, более сильном и крупном, — невосполнимая потеря.

Жизнь показывает правоту многих идей, заложенных в организацию нашего великого союзного государства. Сложение, объединение усилий позволило каждой нации и обществу в целом резко ускорить свое развитие. Сегодня, когда он распался, вернее «четвертован» сепаратистами, идея Союза не умерла, ибо выражает объективную общественную реальность и потребность, остается оптимальным выбором для народов вновь образованного содружества.

…С середины 1988 года и вплоть до 1990-го динамика межнациональных процессов нарастала, а в авангарде их, как и следовало ожидать, оказалось наиболее уязвимое звено Союза — Прибалтика.

1 октября 1988 года открылся учредительный съезд Народного фронта Эстонии. Спустя неделю образован Народный фронт Латвии. В том же месяце в Литве прошел учредительный съезд «Саюдиса». На первом этапе (примерно до середины 1989 года) фронты были еще надпартийными объединениями, включавшими представителей самых различных слоев. В них входило много горячих сторонников реформ, отнюдь не настроенных на отделение. Но поскольку партия стояла в стороне, воспринимала настороженно или враждебно всякие национальные проявления, эти движения возникали как альтернатива ей. Их знаменем стали самые острые вопросы, волновавшие общество, и потому фронты быстро обогнали партийные организации по влиянию.

Они ставили вопрос об утверждении родного языка в качестве официального языка данной республики, восстановлении национальных гимнов и флагов 1918 года, ограничении миграции, реальной самостоятельности республик. Кстати, в соответствии с формулами их Конституций и Основного Закона СССР. Все это в целом оставалось в русле идей XIX партконференции — без выдвижения требования о выходе из Союза.

В таком понимании происходивших там процессов убеждало меня и рассказанное Яковлевым. В начале августа 1988 года я рекомендовал ему поехать в Прибалтику, надеясь, что это поможет лучше понять, что там происходит.

Яковлев высказался за то, что нам не следует выступать с позиции осуждения народных фронтов; хотя там есть всякие силы, нужно сотрудничать с ними. В Прибалтику полезно съездить Рыжкову, поскольку недовольство связано прежде всего с нерешенностью экономических вопросов. Деятельность союзных министерств воспринимается как колонизаторская. Целесообразно направить в республику председателя Комитета государственной безопасности и министра внутренних дел, чтобы на месте разобраться, как действуют подведомственные им органы, насколько их деятельность адекватна политике перестройки.

Подытоживая, Яковлев заверил, что «все прибалты за перестройку, за Союз». Этот оптимизм успокаивал, но показался мне чрезмерным. Первые признаки опасности, угрожавшей Союзу, я почувствовал именно тогда.