![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Глава 18. На свидетельское место пошла молодая девушка
Но тут кто-то прогудел: — Мэйелла Вайолет Юэл! На свидетельское место пошла молодая девушка. Пока она с поднятой рукой клялась говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, и да поможет ей бог, она казалась тоненькой и хрупкой, а потом села в кресло лицом к нам, и стало видно, что она крепкая и, наверно, привыкла к тяжелой работе. У нас в округе сразу узнаешь, кто моется часто, а кто раз в год. Мистер Юэл был весь как ошпаренный, будто кожа у него стала особенно чувствительной и беззащитной, когда с нее содрали слой за слоем всю грязь. А Мэйелла, видно. старалась быть опрятной, и я вспомнила про красные герани во дворе Юэлов. Мистер Джилмер попросил Мэйеллу рассказать присяжным своими словами, что произошло вечером двадцать первого ноября прошлого года — своими словами, пожалуйста. Мэйелла сидела и молчала. — Где вы были в тот вечер в сумерки? — терпеливо начал мистер Джилмер. — На крыльце. — На котором крыльце? — У нас только одно крыльцо, парадное. — Что вы делали на крыльце? Вмешался судья Тейлор: — Вы просто нам расскажите, что произошло. Вы разве не можете рассказать? Мэйелла вытаращила на него глаза и вдруг заплакала. Она зажала рот руками и всхлипывала все громче. Судья Тейлор дал ей поплакать, потом сказал: — Ну, хватит. Только говори правду, и никого не надо бояться. Я понимаю, тебе все это непривычно, но стыдного тут ничего нет и страшного тоже. Чего ты так испугалась? Мэйелла что-то сказала себе в ладони. — Что такое? — переспросил судья. — Вон его, — всхлипнула она и показалана Аттикуса. — Мистера Финча? Она закивала изо всех сил. — Не хочу я. Он меня допечет, вон какпапашу допек — левша да левша... Судья Тейлор почесал седую голову. Видно, емуещенеслучалось сталкиваться, с такой трудной задачей. — Сколько тебе лет? — спросил он. — Девятнадцать с половиной, — сказала Мэйелла. Судья Тейлор откашлялся и безуспешно попробовал смягчить голос. — Мистер Финч совсем не хотел тебя пугать, — пробурчал он, —а если бы и захотел, я ему не дам. Для того я тут и сижу. Ты уже взрослая девушка, сядь-ка прямо и расскажи су... скажи нам, что с тобой случилось. Просто возьми и расскажи, ладно? — Она дурочка? — шепотом спросила я Джима. Джим искоса поглядел вниз, на свидетельницу. — Кто ее знает, — сказал он.— Разжалобить судью у нее ума хватило, но, может, она просто... ну, не знаю я. Мэйелла успокоилась, еще раз испуганно поглядела на Аттикуса и повернулась к мистеру Джилмеру. — Значит, сэр, была я на крыльце, и... и он шел мимо, а у нас во дворе стоял старый гардароб, папаша его купил на растопку... папаша велел мне его расколоть, а сам пошел в лес, а мне чего-то немоглось, и тут он идет... — Кто он? Мэйелла ткнула пальцем в сторону Тома -Робинсона. — Я бы вас просил выражаться яснее, — сказал мистер Джилмер.— Секретарю трудно заносить в протокол жесты. — Вон тот, — сказала Мэйелла.— Робинсон. — Что же было дальше? — Я ему и говорю — поди сюда, черномазый, расколи гардароб, а я тебе дам пятачок. Ему это раз плюнуть. Он вошел во двор, а я пошла в дом за деньгами, оборотилась, а он на меня и набросился. Он за мной шел по пятам, вон что. И как схватил меня за горло, и давай ругаться, и говорить гадости... Я давай отбиваться и кричать, а он меня душит. И давай меня бить... Мистер Джилмер дал Мэйелле немного прийти в себя; она все скручивала жгутом носовой платок, потом развернула и стала утирать лицо, а платок был весь мятый-перемятый от ее потных рук. Она ждала, что мистер Джилмер опять задаст ей вопрос, но он ничего не спросил, и она сказала: — Ну, он повалилменя на пол, и придушил, и одолел. — А вы кричали? — спросил мистер Джилмер.— Кричали и отбивались? — Еще как, я оралаво все горло и брыкалась, я орала во всю мочь. — А дальше что было? — Дальше я не больно помню, а потом смотрю, папаша стоит надо мной и орет: «Это кто тебя? Это кто тебя?» А потом я вроде обмерла, а потом очнулась, а мистер Тейт меня поднимает с полу и ведет к ведру с водой. Пока Мэйелла рассказывала, она словно почувствовала себя уверенней, но не так, как ее отец: он был нахальный, а она какая-то себе на уме, точно кошка — сидит и щурится, а хвост ходит ходуном. — Так вы говорите, что отбивались как могли? Сопротивлялись изо всех сил? —спрашивал мистер Джилмер. — Ясное дело, — сказала она, в точности как ее отец. — И вы уверены, что он все-таки вас одолел? Лицо Мэйеллы скривилось, и я испугалась, что она опять заплачет. Но она сказала: — Он чего хотел, то и сделал. Мистер Джилмер отер ладонью лысину и этим напомнил, что день выдался жаркий. — Пока достаточно, — приветливо сказал он, — но вы оставайтесь на месте. Я думаю, страшный зубастый мистер Финч тоже захочет вас кое о чем спросить. — Обвинителю не положено настраивать свидетелей против защитника, — чопорно сказал судья Тейлор.— Во всяком случае, сегодня это ни к чему. Аттикус встал, улыбнулся, но не подошел к свидетельскому возвышению, а расстегнул пиджак, сунул большие пальцы в проймы жилета и медленно направился к окну. Выглянул на улицу, но, наверно, ничего интересного не увидел, повернулся и подошел к свидетельнице. По долголетнему опыту я поняла — он старается молча что-то решить. — Мисс Мэйелла, —сказал он с улыбкой, —я пока совсем не собираюсь вас пугать. Давайте-ка лучше познакомимся. Сколько вам лет? — Я уж говорила, девятнадцать, я вон судье говорила.— Мэйелла сердито мотнула головой в сторону судьи Тейлора. — Да, да, мэм, совершенно верно. Вы уж будьте ко мне снисходительны, мисс Мэйелла, память у меня уже не прежняя, старость подходит, и если я вдруг спрошу то, что вы уже говорили, вы ведь мне все-таки ответите, правда? Вот и хорошо. По лицу Мэйеллы я не могла понять, с чего Аттикус взял, будто она согласна ему отвечать. Она смотрела на него злющими глазами. — Словечка вам не скажу, коли вы надо мной насмехаетесь, — объявила она. — Как вы сказали, мэм? — переспросил ошарашенный Аттикус. — Коли вы меня на смех подняли. Судья Тейлор сказал: — Мистер Финч вовсе не поднимал тебя на смех. Что это ты выдумала? Мэйелла исподтишка поглядела на Аттикуса. — А чего он меня обзывает мэм да мисс Мэйелла! Я не нанималась насмешки терпеть, больно надо! Аттикус опять неторопливо направился к окнам и предоставил судье Тейлору управляться самому. Не такой человек был судья Тейлор, чтоб его жалеть, но мне прямо жалко его стало: он так старался растолковать Мэйелле, что к чему. — У мистера Финча просто привычка такая, — сказал он.— Мы с ним работаем тут в суде уже сколько лет, и мистер Финч всегда со всеми разговаривает вежливо. Он не хочет над тобой насмехаться, он только хочет быть вежливым. Такая уж у него привычка. Судья откинулся на спинку кресла. — Продолжайте, Аттикус, и пусть из протокола будет ясно, что над свидетельницей никто не насмехался, хоть она и думает иначе. Интересно, называл ее кто-нибудь когда-нибудь мэм и мисс Мэйелла? Наверно, нет, раз она обижается на самое, обыкновенное вежливое обращение. Что же это у нее за жизнь? Очень быстро я это узнала. — Итак, вы говорите, вам девятнадцать лет, —сказал Аттикус.— Сколько у вас братьев и сестер? Он отвернулся от окна и подошел к свидетельскому возвышению. — Семеро, — сказала Мэйелла, и я подумала — неужели все они такие же, как тот, которого я видела в свой первый школьный день? — Вы старшая? Самая большая? — Да. — Давно ли скончалась ваша матушка? — Не знаю... давно. — Ходили вы когда-нибудь в школу? — Читать и писать умею не хуже папаши. Мэйелла разговаривала прямо как мистер Джингл в книжке, которую я когда-то читала. — Долго ли вы ходили в школу? — Две зимы... а может, три... сама не знаю. Медленно, но верно я стала понимать, к чему клонит Аттикус: задавая вопросы, которые мистер Джилмер не мог счесть настолько несущественными и не относящимися к делу, чтобы протестовать, он понемногу наглядно показал присяжным, что за жизнь была в доме Юэлов. Вот что узнали присяжные: на пособие семье все равно не прокормиться, да скорее всего папаша его просто пропивает... иной раз он по нескольку дней пропадает где-то на болоте и возвращается хмельной; вообще-то холода бывают не часто, можно и разутыми бегать, а уж если захолодает, из обрезков старой автомобильной шины можно смастерить шикарную обувку; воду в дом носят ведрами из ручья, который бежит сбоку свалки... у самого дома мусор не кидают... ну, а насчет чистоты, так это каждый сам для себя старается: хочешь помыться — притащи воды; меньшие ребятишки из простуды не вылезают, и у всех у них чесотка; была одна леди, она все приходила и спрашивала, почему, мол, больше не ходишь в школу, и записывала, что ответишь; так ведь двое в доме умеют читать и писать, на что еще и остальным учиться... они папаше и дома нужны. — Мисс Мэйелла, —словно против воли сказал Аттикус, — у такой молодой девушки, как вы, наверно, есть друзья и подруги. С кем вы дружите? Свидетельница в недоумении нахмурила брови. — Дружу? — Ну да. Разве вы не встречаетесь со своими сверстниками или с кем-нибудь немного постарше или помоложе? Есть у вас знакомые юноши и девушки? Самые обыкновенные друзья? До сих пор Мэйелла отвечала недружелюбно, но спокойно, а тут вдруг снова разозлилась. — Опять вы надо мной насмехаетесь, мистер Финч? Аттикус счел это достаточно ясным ответом на свой вопрос. — Вы любите своего отца, мисс Мэйелла? —спросил он затем. — То есть как это—люблю? — Я хочу сказать — он добрый, вам легко с ним ладить? — Да он ничего, покладистый, вот только когда... — Когда — что? Мэйелла перевела взгляд на своего отца — он все время сидел, откачнувшись на стуле, так что стул спинкой опирался на барьер. А теперь он выпрямился и ждал, что она ответит. — Когда ничего, — сказала Мэйелла. — Я ж говорю, он покладистый. Мистер Юэл опять откачнулся на стуле. — Только тогда не очень покладистый, когда, выпьет? —спросил Аттикус так мягко, что Мэйелла кивнула. — Он когда-нибудь преследовал вас? — Чего это? — Когда он бывал... сердитый, он вас никогда не бил? Мэйелла поглядела по сторонам, потом вниз, на секретаря суда, потом подняла глаза на судью. — Отвечайте на вопрос, мисс Мэйелла, — сказал судья Тейлор. — Да он меня отродясь и пальцем не тронул, —-решительно заявила Мэйелла.— Даже и не дотронулся. Очки Аттикуса сползли на кончик носа, он их поправил. —— Мы с вами приятно побеседовали, мисс Мэйелла, а теперь, я думаю, пора перейти к делу. Вы сказали, что просили Тома Робинсона расколоть... что расколоть? — Гардароб, «такой старый комод, у него сбоку ящики. — Том Робинсон был вам хорошо знаком? — Что это? — Я говорю: вы знали, кто он такой, где он живет? Мэйелла кивнула. — Кто он—знала, он мимо дома всякий день ходил. — И тогда вы в первый раз попросили его зайти к вам во двор? От этого вопроса Мэйелла даже немножко подскочила. Аттикус опять пропутешествовал к окну, он все время так делал: задаст вопрос, отойдет, выглянет в окно и стоит, ждет ответа. Он не видал, как она подскочила, но, кажется, догадался. Обернулся к ней и поднял брови И опять начал: — И тогда... — Да, в первый раз. — А до этого вы никогда не просили его войти во двор? Теперь он уже не застал Мэйеллу врасплох. — Ясно, не просила, никогда не просила. — Довольно ответить и один раз, — спокойно заметил Аттикус.— И вы никогда не поручали ему никакой случайной работы? — Может, и поручала, — снисходительно ответила Мэйелла.— Мало ли кругом черномазых! — Не припомните ли еще какой-нибудь такой случай? — Нет. — Ну хорошо, перейдем к тому, что произошло в тот вечер. Вы сказали, что, когда вы вошли в комнату и обернулись, Том Робинсон стоял позади вас — так? — Да. — И вы сказали, что он схватил вас за горло, и начал ругаться, и говорить гадости — так? — Так. Вдруг оказалось, что память у Аттикуса совсем не плохая. — Вы сказали: он схватил меня, и придушил, и одолел — так? — Так и сказала. — И вы помните, что он бил вас по лицу? Свидетельница замялась. — Вы как будто хорошо помните, что он вас душил. И вы все время отбивались, не так ли? Вы «брыкались и орали во всю мочь». А помните вы, как он бил вас по лицу? Мэйелла молчала. Казалось, она старается что-то понять. Я даже подумала: может, она, как мы с мистером Тейтом, старается представить себе, как против нее стоит человек. Потом она посмотрела на мистера Джилмера. — Это ведь очень простой вопрос, мисс Мэйелла, послушайте еще раз. Помните ли вы, как обвиняемый бил вас по лицу? — Теперь Аттикус говорил уже не такмягко и добродушно; голос у него стал юридический — сухой. бесстрастный.—Помните ли вы, как он бил вас по лицу? — Нет, чтоб ударил, не помню. То, бишь, да, ударил. — Последние слова можно считать вашим окончательным ответом? . — А? Ну да, ударил... не помню я, ничего я не помню... все получилось так быстро... Судья Тейлор сурово посмотрел на Мэйеллу. — Не надо плакать, молодая особа...— начал он. Но Аттикус сказал: — Дайте ей поплакать, если ейхочется, ваша честь. Времени у нас сколько угодно. Мэйелла сердито потянула носоми посмотрела наАттикуса. — Я вам на все отвечу... вытащил меня сюда и еще насмехается! Я вам на все отвечу... — Вот и прекрасно, —сказал Аттикус.—Не так уж много и осталось. Итак, мисс Мэйелла, вы свидетельствуете, что подсудимый ударил вас, схватил за шею, придушил и одолел. Я хотел бы знать, вполне ли вы уверены, что указали настоящего виновника. Не опознаете ли вы перед нами человека, который совершил над вами насилие? — А конечно, вот он самый и есть. Аттикус повернулся к своему подзащитному. — Встаньте, Том. Пусть мисс Мэйелла хорошенько на вас посмотрит. Это и есть тот самый человек, мисс Мэйелла? Том Робинсон повел широкими плечами, обтянутыми простой бумажной рубашкой. Встал и оперся правой рукой на спинку стула. Вид у него был какой-то странный, Будто он покривился на один бок, но это не потому, что криво стоял. Левая рука у него была на добрый фут короче правой и висела, как неживая. Кисть руки была маленькая, сухая, даже с галереи было видно, что он ею ничего делать не может. — Смотри, Глазастик! — выдохнул Джим.— Смотри! Ваше преподобие, да он калека! Преподобный Сайкс перегнулся через меня и шепотом сказал Джиму: — У него рука попала в машину — он еще мальчиком был, убирал хлопок у мистера Дольфуса Реймонда, и рука попала в машину... он тогда чуть кровью не истек все мясо с костей сорвало. — Это и есть тот самый человек, который совершил над вами насилие, мисс Мэйелла? — Ясно, он самый. Аттикус задал еще один вопрос, однотолько слово: — Как? Мэйелла пришла в ярость. — Уж не знаю как, а только снасильничал... я ж говорю, все получилось больно быстро... — Давайте рассуждать спокойно, — начал Аттикус, но мистер Джилмер прервал его: он протестует, на этот раз не потому, что вопрос несущественный и к делу не относится, а потому, что Аттикус запугивает свидетельницу. Судья Тейлор захохотал. — Бросьте, Хорейс, сидите и не выдумывайте. Уж если кто кого запугивает, так скорее свидетельница — Аттикуса. Кроме судьи Тейлора, в зале не засмеялась ни одна душа. Даже младенцы притихли, я вдруг подумала — может, они задохнулись у груди матерей. — Итак, мисс Мэйелла, — сказал Аттикус, — вы свидетельствуете, что подсудимый вас бил и душил... вы не говорили, что он потихоньку подкрался сзади и ударил вас так, что вы потеряли сознание, вы сказали — вы обернулись, а он сзади стоит...— Аттикус отошел к своему столу и теперь постукивал по нему костяшками пальцев в такт каждому слову.— Не угодно ли вам пересмотреть какую-либо часть ваших показаний? — Вы хотите, чтоб я говорила, чего не было? — Нет, мэм, я хочу, чтобы вы сказали то, что было. Пожалуйста, скажите нам еще раз, как было дело? — Я уж сказала. — Вы сказали, что обернулись и увидели его сзади себя, И тогда он начал вас душить? — Да. — А потом перестал душить и ударилпо лицу? — Ну да, я уж говорила. — И подбил вам правый глаз кулаком правой руки? — Я пригнулась, и... и у него кулак соскользнул, вон как было. Я пригнулась, и кулак соскользнул. Мэйелла наконец поняла, что к чему. — Вы вдруг все это очень ясно припомнили. Совсем недавно ваши воспоминания были не так отчетливы, не правда ли? — Я сказала: он меня ударил. — Ну, хорошо. Он вас душил, ударил, а потом изнасиловал — так? — Ну ясно! — Вы девушка крепкая, что же вы делали все это время — стояли смирно? — Я ж вам говорила, я. орала во всю мочь, и брыкалась, и отбивалась... Аттикус медленно снял очки, уставился на Мэйеллу здоровым правым глазом и засыпал ее вопросами. Судья Тейлор прервал его. — Задавайте по одному вопросу зараз, Аттикус,. Дайте свидетельнице ответить. — Хорошо. Почему вы не убежали? — Я старалась, но... — Старались? Что жевам помешало? — Я... он сбил меня с ног. Вон как было, он меня сбил с ног и навалился на меня. — И вы все время кричали? — Ясно, кричала. — Как же вас не услышали братья и сестры? Где они были? На свалке? Никакого ответа. — Где они были? Почему они не сбежались на ваши крики? Ведь от вашего дома до свалки не так далеко, как до леса? Никакого ответа. — А может быть, вы закричали только тогда, когда увидели в окне своего отца? А до той минуты вы и не думали кричать, так? Никакого ответа. — Может быть, вы начали кричать не из-за Тома Робинсона, а из-за своего отца? Так было дело? Никакого ответа. — Кто вас избил? ТомРобинсон иливашотец? Никакого ответа. — Что увидел в окноваш отец—преступное насилие или полнейшее нежелание его совершить? Почему бы вам не сказать правду, девочка, —разве не Боб Юэл вас избил? Аттикус отвернулся от Мэйеллы, лицо у него стало такое, будто у него разболелся живот, а у Мэйеллы лицо было испуганное и злобное. Аттикус сел на свое место и начал протирать очки платком. Мэйелла вдруг обрела дар речи: — Мне надо кой-чего сказать. Аттикус поднял голову. — Вы хотите рассказать нам, как все было на самом деле? Но она не услыхала сочувствия в его голосе. — Мне надо кой-чего сказать, а потом я больше словечка не скажу. Этот черномазый меня одолел, и коли все вы, благородные господа, так ему это и спустите стал быть, все вы просто вонючие, подлые трусы, вот вам и весь сказ, подлые вы трусы, вся ваша шайка! И зазря вы тут благородничали, мистер Финч, и зазря вы меня обзывали «мэм», и «мисс Мэйелла», и по-всякому... Тут она расплакалась по-настоящему. Плечи ее тряслись от гневных рыданий. Больше она ни на один вопрос не стала отвечать, даже мистеру Джилмеру, который пытался хоть чего-то от нее добиться. Я думаю, не будь она такая бедная и темная, судья Тейлор ее арестовал бы за оскорбление суда и всех присутствующих. Аттикус каким-то образом — я не очень понимала, как именно больно ее задел, но ему это вовсе не доставило никакого удовольствия. Он сидел за своим столом, понурив голову, а Мэйелла спустилась с возвышения и пошла мимо него на свое место и поглядела на него с такой злобой и ненавистью — я никогда в жизни не видала, чтоб кто-нибудь так смотрел. Мистер Джилмер сказал судье, что пока у него больше вопросов нет, и судья Тейлор сказал: — Нам всем пора отдохнуть. Сделаем перерыв на десять минут. Аттикус и мистер Джилмер сошлись перед креслом судьи, пошептались о чем-то и вышли в дверь позади свидетельского возвышения, и это было как сигнал, что всем нам можно немного размяться. Только тут я заметила, что сижу на самом краешке скамьи и ноги у меня онемели. Джим встал, потянулся и зевнул, за ним Дилл, а преподобный Сайкс стал утирать лицо шляпой. Жара невыносимая, сказал он. Мистер Бракстон Андервуд, который все время смирно сидел в кресле, отведенном для представителя печати, и впитывал, как губка, показания свидетелей, теперь обвел сердитым взглядом галерею для цветных и встретился со мной глазами. Фыркнул и отвернулся. — Джим, — сказала я, — мистер Андервуд нас видел. — Это ничего. Аттикусу он не скажет, он просто напечатает про это в хронике в своей «Трибюн». И Джим опять стал что-то объяснять Диллу — наверно, что до сих пор было самое интересное, а мне казалось, ничего такого и не было. Аттикус и мистер Джилмер не вели друг с другом долгих споров; мистер Джилмер как будто даже нехотя выступал в роли обвинителя; свидетели отвечали послушно и почти не упирались. Но Аттикус когда-то сказал нам, что всякий юрист, который вздумает толковать на свой лад свидетельские показания, в конце концов получает от судьи Тейлора суровую отповедь. Аттикус хотел, чтоб я поняла: с виду судья Тейлор ленивый и сонный, но его не проведешь, а это главное. Аттикус сказал — он хороший судья. Скоро судья Тейлор вернулся и опять забрался в свое вертящееся кресло. Вытащил из жилетного кармана сигару и стал задумчиво ее разглядывать. Я ткнула Дилла локтем в бок. Осмотрев сигару, судья свирепо куснул ее. — Мы иногда нарочно приходим на него смотреть, — объяснила я Диллу.—Теперь ему до вечера хватит. Тытолько смотри. Не подозревая, что за ним наблюдают с галереи, судья Тейлор ловко выдвинул губами откушенный кончик сигары... хлоп! — кончик сигары попал прямо в плевательницу, мы даже слышали, как «снаряд» плюхнулся в самую середку. — Пари держу, если на меткость, так его никто не переплюнет, — пробормотал Дилл. Обычно во время перерыва публика расходилась из зала, а сегодня никто с места не двинулся. Даже Бездельники остались, хотя им не удалось пристыдить людей моложе, чтоб уступили место, и пришлось все время стоять у стен. В общественную уборную мистер Гек Тейт, кажется, распорядился никого не пускать, кроме судейских. Аттикус с мистером Джилмером вернулись, и судья Тейлор посмотрел на свои часы. — Скоро четыре, — сказал он. Загадочно и непонятно: часы на здании суда за это время должны были пробить два раза по меньшей мере, а я их ни разу не слыхала. — Попробуем сегодня же и закончить? —спросил судья Тейлор.— Как вашемнение, Аттикус? — Пожалуй, можно и закончить, —сказал Аттикус, — Сколько у вас свидетелей? — Один. — Что ж,, послушаем его.
|