Культурное окружение и изменения в развитии

Центральной посылкой культурно-исторической психологии является утверждение о существовании глубинной связи между конкретным окружением, в котором существует человек, и фундаментальными, отличительными качествами человеческого разума: окружение человека наполнено приспособлениями, орудиями (адаптациями) поведения предыдущих поколений в овеществленной (и в значительной степени) внешней форме. Эти представления можно проследить назад как минимум к Гегелю и Марксу, они также нашли свое отражение в работах по культурно-исторической психологии многих национальных традиций (Дж. Дьюи [13], Г. Бергсон [3], Е. Дюркгейм [14], Е. Штерн. [36], Л. Выготский [38])¹.

Следуя этой традиции, я представляю себе культурную среду как состоящую из целого множества преобразований окружения, накопленных человечеством в ходе своего исторического развития ².

Эти трансформации существуют сегодня в виде артефактов, аспектов физического окружения, которые были модифицированы путем их включения в прежние исторические формы целесообразной человеческой деятельности.

Такой взгляд на культуру в значительной степени основывается на предположении о том, что артефакты одновременно идеальны (символичны) и материальны. С первого взгляда эта идея может поразить читателя, не знакомого с ней, и показаться абсурдной, поскольку нам привычнее думать об артефактах как о материальных объектах, а не как о воплощении идеального. Молоток, например, это очень даже материальный объект! Однако молотки и все остальные артефакты символичны постольку, поскольку в них в идеальной форме воплощены существенные ограничения тех взаимодействий, частью которых они являлись ранее и которые они опосредствуют в настоящем. Слова “язык” и “стол” различаются формой и относительной значимостью их материальных и идеальных аспектов. Не существует слов вне их материального представления (например, конфигурации звуковых волн, движений руки, письменного текста или нейронной активности), тогда как в каждом столе воплощен определенный порядок, навязанный мышлением человека. На это указывал американский антрополог Р. Д'Андрад, когда писал, что “материальная культура — столы и стулья, здания и города — суть человеческие идеи, овеществленные в материальной форме” [11; 22].

Американский философ М. Вартовский предлагает трехуровневую иерархию артефактов. К артефактам первого уровня, или первичным артефактам, относятся те, которые непосредственно используются в производстве (в качестве примеров М. Вартовский приводит топоры, дубины, иглы, чаши). К артефактам второго уровня, или вторичным артефактам, относятся как репрезентации первичных артефактов, так и способы действия по их использованию. Сюда входят стандартные способы достижения чего-либо, пословицы и различные виды культурных схем и моделей. Вторичные артефакты играют центральную роль в консервации и передаче форм действия. К третьему уровню относятся артефакты, “которые могут составлять относительно автономный " мир", в котором правила, соглашения и результаты больше не выступают непосредственно практически, и который, видимо, действительно являет собой арену непрактической, или " свободной", игры или игровой активности” [41; 208]. М. Вартовский называет эти воображаемые миры третичными артефактами. Он замечает, что такие “возможные миры” предлагают варианты для возможного изменения в практической деятельности. Такие воображаемые артефакты, согласно его предположению, могут придавать окраску тому, как мы видим “реальный” мир, служат инструментом для изменения имеющейся практики. Формы поведения, приобретенные при взаимодействии с третичными артефактами, позволяют выходить за пределы непосредственных контекстов их использования. Эту иерархическую концепцию артефактов М. Вартовский применяет к произведениям искусства и процессу восприятия. Я хочу обобщить его концепцию на проектирование для детей таких видов деятельности, которые бы способствовали их социальному и когнитивному развитию.

Согласно такому взгляду, фундаментальной характеристикой человеческого мышления является включение артефактов как интегрального элемента в действия человека. В первой вышедшей на английском языке статье, представляющей русскую культурно-историческую психологию, А. Р. Лурия высказал эту идею так: “Вместо непосредственного применения своей естественной функции к решению конкретной задачи ребенок ставит между этой функцией и этой задачей определенное вспомогательное средство, благодаря которому ребенок справляется с выполнением этой задачи” [26; 45].

В результате возникает новая морфология поведения. По меткому выражению Л. С. Выготского, человек приобретает способность контролировать самого себя извне.

Вследствие двойственной природы артефактов, когда ребенок включает их в свои действия, они одновременно соотносятся с тем идеальным (мысленным) потенциалом, который породил этот артефакт до актуального действия ребенка. В результате происходит совместное усвоение инструментального и символического аспектов культуры.