Мальчики в школе

Мы пристально рассмотрели, с какой предвзятостью от­носятся к мальчикам в школе, и какой тендерной дис­криминации они нередко подвергаются. Существуют и другие проблемы, к которым мы сейчас обратимся, и ко­торые связаны с тем, как мальчики учатся, почему среди них так много неуспевающих учеников, и почему их пси­хологические особенности зачастую ставят их в невыгод­ное положение.
Почти все авторитеты в области воспитания детей при­знают, что школы в типичном случае не рассчитаны на то, чтобы удовлетворять специфическим потребностям мальчиков. Особенно, если речь идет о системе обучения в начальных классах, сформированной, в первую оче­редь, женщинами и таким образом, чтобы соответство­вать характеру и стилю учебы девочек. Однако в отличие от вопиющей предвзятости, разобранной в предыдущей главе, это неравенство условий для мальчиков и девочек возникает по большей части ненамеренно. Просто школы всегда были так устроены. Уильям Поллок, психолог из Гарварда и писатель, говорит по этому поводу следую, щее: «Девочек учеба занимает больше. Они успешно с ней справляются. Но не мальчики. Мальчиков обучают в не­подходящем для них темпе. Их обучают так, что они по­неволе чувствуют себя неспособными, а стоит им сказать хоть слово, их тут же отправляют к директору».
Психолог Майкл Томпсон — автор книги «Воспиты­вая Каина: охрана эмоционального здоровья мальчиков» (Raising Cain: Protecting the Emotional Life of Boys) также выражает тревогу по поводу того, что происходит с маль­чишками в начальной школе. Он пишет: «Мальчики вос­принимают школу как заведомо проигрышную для них игру. То, чем они сильны, — а это развитые моторные, зрительные и пространственные навыки, энергич­ность — не слишком высоко ценится в школе». Кроме того, дети попадают в формальную обстановку обучения еще совсем маленькими, что особенно трудно для маль­чиков. В возрасте шести лет для них типично примерно шестимесячное отставание в развитии от девочек, поэто­му большинству из них тяжело высиживать целый урок за партой, работая с карандашом и бумагой, и переносить неожиданно обрушившееся на них социальное принуж­дение. Слишком много таких, у кого из-за неудачного на­чала учебы появляется ощущение собственной «тупости» и неполноценности.
Один молодой человек, в возрасте уже за двадцать, как-то сказал мне: «Помню, в первом классе сидел на сво­ем стуле и думал: если бы мне просто разрешили встать. Если бы только мне можно было встать». Миллионы ма­леньких детей испытывают те же муки. У них внутри жужжит энергичный моторчик, но нет управления. Они сТрадают, когда от них требуют долгое время проводить в относительном бездействии, запрещают шуметь, стесня­ют и ограничивают со всех сторон. Им невтерпеж побе­гать, попрыгать, побороться, забраться куда-нибудь, по­шуметь и посмеяться, чего школьная система просто не в силах перенести. Как пишет Томпсон, «в четвертом клас­се [мальчики] считают, что учителям приятнее иметь де­ло с девочками»1. Вероятно, они правы.
Давайте задумаемся о том, как трудно может быть в школе ученикам, которые «не соответствуют» типичной учебной программе. Что делаем мы с такими детьми, ког­да они отстают в учебе по основным предметам? Мы или до одури накачиваем их лекарствами, или оставляем на второй год. Второй вариант сейчас становится политичес­ки популярным. Для не готового к учебе мальчика шести-семи лет второгодничество может оказаться полезно, поскольку дает ему возможность немножко подрасти без особых потерь. Однако в третьем классе и позже такое ре­шение может обернуться для ребенка катастрофой. По своему многолетнему опыту я могу вам сказать, что един­ственное, чего мы добиваемся, оставляя учеников по­старше на второй год, — заставляем их почувствовать унижение и махнуть на себя рукой. Это влечет за собой апатию или бунтарство, или надломленность — или все вместе взятое. А потом второгодник вступит в переход­ный возраст на год-другой раньше, чем его одноклассни­ки, и создаст целый букет новых проблем. Повторное обу­чение отстающих — отнюдь не такая панацея, как обеща­ют сегодняшние сторонники жестких мер.
За долгие годы я встречался с тысячами юных «нару- рпителей спокойствия», которые сводили учителей с ума. Собственно говоря, я сам был одним из них. Помнится Мне, что в третьем классе я совершенно не мог держать рот закрытым. Наша учительница, миссис Холл, в конце концов написала мою фамилию на доске и предупредила, что у меня, если я получу еще два замечания за болтовню на уроке, будут большие неприятности. Я честно попы­тался сидеть тихо, но не в силах был удержать свои мыс­ли при себе. Я повернулся к соседу и что-то ему шепнул. Но меня в очередной раз, а потом еще раз, настигла длин­ная рука закона. Когда на доске появилось второе замеча­ние, миссис Холл заметно рассердилась. Она нарочито спокойно подошла к своему столу и начала что-то выре­зать из ватмана. Я чувствовал себя словно приговорен­ный к казни. Весь класс, затаив дыхание, следил за тем, что она делает. Скоро я это узнал. Она изготовила своего рода маску, которая могла закрыть мне нижнюю часть лица и всю шею. Скрепив бумагу сзади, учительница ос­тавила на мне это украшение до конца урока. Придуман­ное ею наказание было одним из самых обескураживаю­щих событий в моей жизни. Вообще-то, тогда я думал, что жизнь моя кончена. Все девочки хихикали, а маль­чишки показывали пальцем на меня, сидящего в своем клоунском наряде. Это было ужасно.
Я, в сущности, не виню миссис Холл за то, что она сде­лала. Понятно, что я действовал ей на нервы, и она в конце концов вышла из себя. Однако миссис Холл, по-видимому, недооценила, каким унижением окажет­ся для меня это наказание. Более того, она, наверное, не понимала, что я отнюдь не ставил своей целью помешать ей вести урок. Я просто был одним из тех беспокойных детей, которым трудно усидеть на месте и держать рот закрытым.
Вариации на эту тему разыгрываются в любой школе ежедневно. Писательница Селеста Фремон описывает один такой «тяжелый случай» в статье, озаглавленной «Де портят ли наши школы наших сыновей?» Она пишет:
Когда сын впервые сказал мне, что был наказан в сво­ей южно-калифорнийской начальной школе единст­венно за беготню на игровой площадке, я сочла это фигурой умолчания. Какая же школа станет запре­щать детям просто бегать на перемене? Наверняка там произошло что-то еще. Однако я узнала, что шко­ла недавно взяла курс на искоренение бега, посколь­ку, как сообщил мне директор с неуловимо осуждаю­щей ноткой, «дети могут ушибиться», как бы подра­зумевая, что для действительно заботливых родите­лей подобные пояснения излишни.
Перед этим эпизодом с «искоренением бега» про­изошел еще один печальный инцидент, когда моего сына, которого, кстати, зовут Уилл, едва не исключи­ли из школы за то, что он перепрыгнул через скамей­ку. Очевидно, это тоже было нарушением правил. «Он знает, что прыгать через скамейку запрещено, так что он сознательно совершил проступок», — ска­зал директор. Я первая соглашусь с тем, что учителям необходимо поддерживать порядок, а мой Уилл все­гда был энергичным ребенком — ему бы только за­лезть на дерево, прыгнуть через скамейку, хотя бы поерзать на стуле. Если ему взгрустнется, он, скорее всего, будет утешать себя, от души колотя по своим барабанам или разучивая новый трюк на скейте.
Но при этом он еще и добрый, и очень смышленый мальчик, который не ввязывается в драки, мастерит какие-то чудо-проекты для ежегодной научной яр­марки и получает не ниже 97 процентов в тех стан­дартных тестах, которые дают в школе каждую вес­ну. И, тем не менее, на протяжении всей его академи­ческой карьеры (сейчас Уилл в 8-м классе) меня по­стоянно вызывали в школу нахмуренные учителя и администраторы. «Он пишет как курица лапой, — важным тоном заявляли они. — Он вертелся на уроке английского, вместо того чтобы писать в тетради. И он надевает свою кепку еще до того, как выйдет из класса.
В свои мрачные минуты я поражаюсь, какая же я, наверное, странная родительница, если так много пе­дагогов, имевших дело с Уиллом, не замечают в нем будущего неутомимого изобретателя, каким считаю его я, а видят лишь раздражающего их хулиганисто­го мальчишку. И, хуже того, я боюсь, что мой способ­ный ребенок может вообще охладеть к учебе, — а я не знаю, как это предотвратить. Впрочем, я убедилась, что мой сын не одинок в своих школьных бедах.
При всем моем сочувствии к маме Уилла, я, справедли­вости ради, должен заметить, что у этой истории есть и другая сторона, та, с которой сам я знаком весьма близ­ко. В свои двадцать с лишним лет я преподавал в седь- мых-восьмых классах естественные науки и математи­ку. Я также работал консультантом в школе старшей и высшей ступени и администратором психологических служб. Благодаря этому опыту я очень хорошо знаю, как трудно иметь дело с полным классом недисциплини­рованных учеников, подобных Уиллу, которые не слиш­ком хотят учиться и находят все происходящее умори­тельно забавным. Более того, в наших школах, если уж пошла речь о недостатках, слишком много вольностей, а не строгостей. Только дисциплина делает процесс обуче­ния возможным. Таким образом, я не склонен критико­вать школы за стремление к порядку и дисциплине, но факт остается фактом, что мальчикам, по самой их при­роде, труднее соответствовать школьным требованиям, особенно в начальных классах. Мы, как родители, дол­жны, по крайней мере, понимать, что с ними происходит, и пытаться помочь им приспособиться. Давайте по­говорим о некоторых возможных подходах.
Прежде всего, я предложу вам несколько идей о подго­товке к школьному учебному процессу мальчиков, нахо­дящихся на разных стадиях развития и имеющих разные темпераменты. Рассмотрим два типа детей, которые встречаются практически в каждом школьном классе. К первому типу принадлежат индивидуумы, от природы сознательные и организованные, аккуратные даже в ме­лочах. К своим домашним заданиям они относятся очень серьезно. Плохая оценка за контрольную может на не­сколько дней испортить им настроение. Родителям таких детей нет нужды проверять их успеваемость, чтобы за­ставить учиться. Для них это так же естественно, как ды­шать. К сожалению, подобных не так много, как хотелось бы учителям и родителям.
Ко второму типу относятся мальчики и девочки, кото­рые не слишком хорошо приспособились к структуре учебного процесса. Они небрежные, неорганизованные и легкомысленные. У них природное отвращение к уче­бе, а единственным искренним увлечением являются игры. Подобно тому как бактерии постепенно выраба­тывают иммунитет к антибиотикам, эти нерадивые уче­ники становятся невосприимчивыми к нажиму со сторо­ны взрослых. Они пережидают бурю родительских про­тестов, когда становятся известны их оценки, а затем, когда никто не видит, возвращаются в свое состояние безразличия к учебе. Они даже не слышат, какие зада­ния дают в школе, и их, похоже, ничуть не смущает, что эти задания ими не выполнены. Если они вообще полу­чат аттестат, это не будет аттестат «с отличием», это бу­дет аттестат «для приличия».
Бог создал огромное число таких детей, и большинство Из них — мальчишки. Они доводят своих родителей до исступления, а из-за их нежелания учиться в доме может вспыхнуть третья мировая война.
Если в вашей семье растет один из таких взбалмошных мальчишек, важно понимать, что у них нет какой-то вро­жденной неполноценности по сравнению с их успеваю­щими сверстниками. Конечно, чудесно было бы, если бы все ученики полностью реализовывали свои дарования, но каждый ребенок обладает собственной неповторимой индивидуальностью и не должен втискиваться в чужую обувь. И опять же, бывает, что неуспевающие ученики в конечном счете обходят своих ровесников-вундеркиндов. Именно это произошло с Альбертом Эйнштейном, Тома­сом Эдисоном, Элеонорой Рузвельт, Уинстоном Черчил­лем и многими другими людьми, достигшими в жизни самых высоких вершин. Поэтому не записывайте своего неорганизованного и ленивого с виду ребенка в пожиз­ненные неудачники. Он или она еще могут вас удивить. А до тех пор у вас есть способы немножко им помочь.
Бесспорно одно: сердясь на своего малыша, вы пробле­му не решите. Вам никогда не превратить малолетнего двоечника в молодого ученого с помощью брюзжания, нажима, угроз или наказаний. Может быть, ему это прос­то не дано. Если вы попытаетесь выжать из него то, чего в нем нет, вы только замучаете себя и ребенка. Его неорга­низованность — следствие его безмятежного характера, а несерьезность — это отнюдь не бунт против вас и не вызов вашему авторитету. И не забывайте еще, что внутри у не­го так и играет тестостерон.
С другой стороны, вам следует держаться как можно ближе к той школе, куда ходит ребенок. Ваш оболтус ни за что не расскажет вам, что с ним было на занятиях, так что вам придется выяснять это самим. Если нужно, най­дите репетиторов, чтобы помочь ему не отставать. Оче­видно, вашему ребенку не хватает самодисциплины, что­бы упорядочить свою жизнь. Если он этому и научится, то только благодаря вам. И наконец, оказав ему всю по­мощь, какую сможете, смиритесь с тем лучшим, на что 0я окажется способен. Не боритесь с течением и поищите другую возможную область проявления его дарований.
Неорганизованный первоклассник, вероятнее всего, так и останется легкомысленным до конца школы, если ему не помочь. Эта черта его характера чрезвычайно ус­тойчива и становится главной причиной проблем с успе­ваемостью. Она не «пройдет сама собой» за короткое вре­мя. Что здесь могут сделать родители? Педагогический консультант Чери Фуллер предлагает мамам и папам учеников школы средней и высшей ступени заглядывать в их тетради. Она утверждает, что можно сразу опреде­лить, какие оценки получает ребенок, просто по стилю его записей. В портфеле хорошего ученика все аккуратно уложено, и есть специальные папки для методических материалов и заданий. В тетрадях нерадивого ученика можно встретить лишь причудливую смесь торопливых рисунков, дурацких комментариев, бумажных самоле­тиков, обрывочных фраз и письменных работ, которые так и не были сданы. Здесь можно обнаружить даже заме­чание учительницы, адресованное миссис Смит или мистеру Джонсону, но так им и не переданное.
Как указывает Фуллер, отсутствующие у ребенка ор­ганизационные навыки могут быть ему привиты, и чем скорее, тем лучше. Хороший репетитор обычно знает, как этому научить. Такая подготовка должна быть завер­шена до поступления ребенка в школу средней ступени, где ни много ни мало, а пять-шесть учителей будут каж­дый день раздавать на занятиях методические материа­лы, задания и практические работы, почерпнутые из са­мых разных учебников. Потребуется высокая организо­ванность и продуманная аккуратность, чтобы хранить их в удобном для поисков порядке. Откуда ребенку знать, как ему выполнить подобные требования, если его этому никогда не учили? Мальчишек также нужно научить, как шаг за шагом выполнять задания, рассчитанные на долгий срок. Хороший наставник поможет взбалмошно­му подростку научиться самодисциплине и правильному распределению времени — даже если настоящего учено­го из него никогда не получится.
Есть еще один фактор, которому необходимо уделить самое пристальное внимание. Если ваш сын не выучился правильно и быстро читать, все остальное окажется под угрозой. Вероятно, он также будет мучиться из-за низкой самооценки. Мне довелось заниматься с одним старше­классником, который в свои шестнадцать лет, пару раз до этого оставшись на второй год, решил бросить школу. Это был жесткий, агрессивный подросток, из тех, кому слов­но бы на все наплевать. Когда я спросил, почему он хочет уйти из школы, на глазах его выступили крупные слезы. Он сказал мне, что так и не научился читать. А потом, сжав зубы, процедил: «Вы тут всю жизнь заставляли ме­ня чувствовать себя самым никчемным из всех. Но с этим покончено. Я ухожу!» И я не могу его винить.
Самое печальное, что этого подростка можно было бы научить читать. Почти каждый малыш способен овла­деть этим искусством при правильном педагогическом подходе и соответствии применяемых методик его инди­видуальному стилю учебы. Прежде всего замечу, что являюсь приверженцем фонетических методов обучения чтению, которые все еще не вошли в программы многих наших общественных школ. По тем или иным причинам миллионы детей неграмотны даже к моменту окончания школы высшей ступени. Замечательные возможности превратить их в читателей были бездарно упущены, еще когда они учились в первых классах.
По данным проекта «Национальная оценка успехов обучения», в США две трети учащихся четвертых клас­сов не могут достаточно хорошо читать, три четверти не могут хорошо писать, а четыре пятых не в ладах с ариф­метикой. Это национальный позор! В девятнадцатом ве­ке было время, когда грамотность нашего населения дос­тигала 98 процентов, детей учили грамоте их родители, чтобы те могли сами читать Библию. Вскоре мы погово­рим о том, что случилось с нашими общественными шко­лами, но сейчас речь идет о ваших сыновьях, у которых, может быть, хромает грамотность. Лично я, как роди­тель, перевернул бы небо и землю, лишь бы найти челове­ка, который сумел бы научить моего ребенка читать. Та­кие талантливые репетиторы есть практически в каждом городе и районе, и существуют частные организации, га­рантирующие, что смогут научить вашего ребенка чи­тать. Даже если вам придется заложить свой дом, чтобы достать нужные деньги, я призываю вас решить эту проб­лему. Это ключ ко всем сокровищам образования, и перед теми, кто научился читать, открывается мир приключений.
Филлис Шлафли, одна из руководительниц движения за запрещение абортов, научила всех своих внуков и вну­чек читать еще до детского сада. Она разработала собст­венную программу, основанную на фонетических мето­дах обучения и доступную для всех желающих.
Коль скоро ваш сын научился основам чтения, вам ну­жно заинтересовать его, чтобы он практиковался в этом занятии. Детский писатель Зигмунд Брауэр говорит, что даже «читатели из-под палки» могут полюбить книги, ес­ли найти к ним правильный подход. Вот несколько реко­мендаций, которые дает родителям мальчиков статья, опубликованная в «Орландо Сан-Сентинел» и озаглав­ленная «Мальчики и книги отлично могут сочетаться друг с другом».
В общем и целом мальчики любят, чтобы было по­больше действия, в отличие от девочек, которые предпочитают раскрытие характеров.
Мальчики любят, чтобы герои что-то делали. Если сюжет не развивается достаточно быстро, многие мальчики не станут читать дальше. Мальчики предпочитают факты и захватывающую интригу.
Если вы хотите, чтобы ваш сын читал беллетри­стику, пусть в ней будет много полезной информа­ции.
Змеи, пауки и самолеты для мальчиков неотрази­мо привлекательны.
Мальчики не любят читать то, что называют «охи и вздохи». Они предпочитают спорт и приключе­ния.
Мальчиков больше тянет в сторону, далекую от беллетристики, — к книгам о спортивных маши­нах, НЛО, игрушках, о волшебстве и тайнах, к жанру фантастики.
Превратите чтение в один из регулярных домаш­них досугов. Пусть ваш сын видит, что вы и сами читаете.
Преподносите книги в качестве подарка. Напри­мер, когда дарите сыну футбольный мяч, добавьте книгу о спорте.
Признайте, что чтение документальных и инфор­мационных текстов — скажем, спортивных ново­стей — столь же заслуживает внимания, как чте­ние романов.
Мальчишки вцепятся в книгу, которая соответст­вует их интересам, но следует также учитывать их уровень подготовки. Если книга слишком трудна для чтения, ее не дочитают до конца. Если слишком примитивна — заскучают. Пусть книга будет доста­точно трудной, но не за пределами возможного.
Сводите своего сына в книжный магазин или биб­лиотеку, чтобы он ознакомился с имеющимся у читателей выбором. Можно попросить библиоте­каря поговорить с ребенком о его интересах и увле­чениях и прислушаться к его ответам. Это даст би­блиотекарю представление о том, какого рода ли­тература может понравиться вашему сыну. Ма­ленький секрет состоит в том, чтобы ребенок тоже участвовал в выборе книги.
Никогда не давайте сыну только одну книгу. Пред­ложите пять-шесть сразу. Если первая и вторая не подойдут, останутся дополнительные возможно­сти выбора.
Еще один маленький секрет — повторение. Улуч­шение навыков чтения похоже на тренировку в любом виде спорта. Если нет проблем со зрением или физиологией, самых ленивых читателей мож­но приохотить к чтению именно с помощью посто­янной практики.
Если вы, как родители, нуждаетесь в дополни­тельных рекомендациях, прочтите книгу Кэтлин Одейн «Грандиозные книги для мальчишек» (Kathleen Odean, Great Books for Boys).
Надеюсь, эти рекомендации окажутся вам полезны. Да­вайте теперь переключим наше внимание на вопрос, ка­кую школу следует посещать вашему сыну, предпола­гая, что у вас есть соответствующие возможности и ре­шимость рассмотреть несколько вариантов. Никакая система обучения не является идеальной, будь то обыч­ная общественная школа, христианская школа, свет­ская частная школа и даже школа на дому. У каждой можно найти свои достоинства и недостатки, в зависи­мости от индивидуальных потребностей вашего ребенка и качества школьных программ, имеющихся в вашем штате. Именно поэтому я никогда не даю родителям бе­зоговорочных рекомендаций о том, куда отдать учиться ребенка. Все зависит от финансовых возможностей, си­туации в семье, образовательного уровня местной шко­лы и других конкретных обстоятельств. Мы с Ширли выбрали для наших детей христианскую школу — на всем их пути от детского сада до колледжа, не считая не­скольких кратковременных «экскурсий» в систему об­щественного образования. Я до сего дня испытываю чув­ство благодарности к тем мужчинам и женщинам, кото­рые самоотверженно трудятся в этих христианских учебных заведениях. Вряд ли их труд в достаточной ме­ре оплачивается. Они занимаются этим, потому что хо­тят разделить с детьми свою веру. Благослови их Бог.
И все же, если бы нам сейчас пришлось вновь делать выбор, мы с Ширли, вероятно, остановились бы на систе­ме домашнего обучения для наших детей. Думаю, мы вполне сумели бы справиться с этой задачей. Однако в школьные годы наших детей домашнее обучение еще не было так популярно. Я даже никогда о нем не слышал. Впрочем, я, при всей своей неосведомленности, невольно способствовал возникновению движения за домашнее обучение, которое теперь охватило весь мир. Шел 1979 год, и кто-то дал мне почитать книгу, автором кото­рой был доктор Реймонд Мур. Она называлась «Школа может подождать» (School Can Wait). Вскоре автор выпу­стил еще одно произведение на ту же тему, называвшееся «Лучше поздно, чем рано» (Better Late Than Early). По­скольку и Мур, и я получали ученую степень по детской психологии в одном и том же Южно-Калифорнийском университете, наши пути пару раз пересекались. В связи с этим я пригласил его гостем на мою, тогда еще новую, радиопередачу «В фокусе — семья». Но я совершенно не предвидел то, что за этим последовало.
Доктор Мур говорил об основных концепциях домаш­него обучения и о том, почему опасно и неразумно оку­нать слишком маленьких детей, особенно не подготов­ленных к этому мальчиков, в атмосферу формального обучения в школе. Как он объяснил, научные исследова­ния окончательно доказали, что дети могут успешно учиться в самой неформальной домашней обстановке, с родителями в роли учителей, до возраста в восемь, де­вять, десять лет и даже дольше, прежде чем перейдут к совместному обучению со своими сверстниками. Они бы­стро осваиваются в школе и нередко становятся лидера­ми класса. Подобная точка зрения была для меня внове, поскольку в аспирантуре нас учили, что раннее формаль­ное обучение необходимо для того, чтобы ребенок полно­стью раскрыл свой потенциал. Такая тогда была установ­ка. Выяснилось, что это неверно, но все же люди, подоб­ные актеру Робу Рейнеру, а также другие энтузиасты и поборники школьного обучения по-прежнему отстаива­ют свои идеи. Послушав доктора Мура и почитав науч­ную литературу, я начал понимать всю опрометчивость раннего поступления в школу.
Не успело мое интервью с доктором Муром выйти в эфир, как на наши офисы обрушился целый шквал от­кликов. В то время я даже не подозревал, что у нас столь­ко слушателей. Нас на несколько недель засыпали прось­бами выслать книгу доктора Мура и дополнительную ин­формацию о том, как приступить к домашнему обуче­нию. Дальнейшее уже известно. Теория приобрела попу­лярность и продолжает свое победное шествие. На сегод­няшний день это быстрее всех распространяющийся в нашей стране подход к образованию — прирост все еще составляет до 15 процентов в год. Реймонд и Дороти Мур по-прежнему мои друзья, и я высоко ценю их огромные заслуги перед детьми и родителями во всем мире.
Почему домашнее образование так стремительно на­бирает популярность? Надеюсь, приведенная ниже за­пись недавней радиопередачи «В фокусе — семья» помо­жет ответить на этот вопрос. Моим гостем был доктор Билл Беннетт, бывший секретарь по образованию при президенте Рональде Рейгане и начальник всей фарма­цевтики при президенте Джордже Буше. Он многие го­ды писал статьи и делал доклады на темы общественных школ, получил степень доктора философии в Техасском университете и степень по юриспруденции — в Гарвар­де. Если кто и имеет ясный взгляд на проблемы образо­вания, так это доктор Беннетт. Вот часть его высказыва­ний в той передаче, немного отредактированных для большей связности.
Джеймс Добсон: Билл, рад снова приветствовать вас на передаче «В фокусе — семья».
Билл Беннетт: Благодарю вас. Счастлив быть ва­шим гостем.
Дж.Д.: Давайте поговорим о современном общест­венном образовании. Почему бы вам не начать с того, чтобы рассказать нам об успеваемости в современных школах. Как идут в них дела по сравнению с прошлы­ми годами?
Б.Б.: Что ж, поговорим об успеваемости. Джим, я могу вкратце охарактеризовать положение дел так. По стране циркулирует множество благодушных от­четов. Высок процент хороших отметок. Когда роди­телям рассказывают об успеваемости их детей, слыш­ны только похвалы. Если посмотреть результаты тес­тирования в школах, они выглядят весьма обнадежи­вающими. Тогда мы выставляем наших детей на ка­кой-нибудь международный конкурс против детей из других промышленно развитых стран, — и все окан­чивается просто ужасно.
По математике и естественным наукам наши дети, учащиеся в третьем классе, занимают едва ли не пер­вое место среди третьеклассников из развитых стран. К восьмому классу они попадают только где-то в сере­дину. К двенадцатому классу они оказываются в са­мом конце. Словом, чем дольше ходишь в школу в Америке, тем тупее становишься по сравнению со школьниками из других стран.
Дж.Д.: Какой суровый приговор!
Б.Б.: Это процесс оболванивания. Но интересно, что наши дети в третьем классе еще неплохо справля­ются с заданиями, и, значит, виноваты здесь совсем не дети; что-то неправильно в самой системе образова­ния. Этот вопрос рассматривался и изучался. Неуда­чи у нас случались уже несколько раз, и мы видим, что чем дольше дети ходят в школу, тем сильнее от­стают от своих сверстников в других странах.
Дж.Д.: Что же неправильно в системе?
Б.Б.: Нехватка конкуренции. В системе нет конку­ренции. В системе очень мало ответственности. В на­ших школах есть замечательные учителя, но есть и другие, которым не место в системе образования. По последним данным, которые я смотрел, только 20 процентов учителей математики в старших классах школы окончили колледж по специальности «мате­матика». Так что недостаточная подготовленность учителей по своему предмету является очень серьез­ной проблемой.
Исследование, проведенное в Калифорнийском университете в Беркли, показало, что половина учи­телей арифметики в начальной школе не могут разде­лить единицу и три четверти на одну вторую. Причем все учителя — выходцы из Китайской Народной Рес­публики (я называю ее Коммунистическим Китаем, потому что так оно и есть), которые подвергались тес­тированию, смогли разделить единицу и три четверти на одну вторую. Так вот, вы все-таки должны это уметь, если уж собираетесь учить моего ребенка — или наших детей — арифметике. Думаю, именно этим объясняются некоторые результаты междуна­родных конкурсов.
Вплоть до третьего класса идут самые элементар­ные знания: чтение на понимание текста, сложение, вычитание. Дальше начинается чехарда. Самое глав­ное, Джим, что нет единства программы. Царит хаос. Нет никакого единодушия по поводу того, чему надо учить. Слышишь только всевозможные теории, исхо­дящие от разных педагогических школ в университе­тах. После того как ребенок закончил чевертый-пя- тый класс, можно только догадываться, что ему будут давать в школе дальше.
Дж.Д.: Учитывая такую ситуацию, можно поду­мать, что профессиональные педагоги восклицают: «О, Боже мой! Мы должны немедленно принять ме­ры, или нас обвинят, что мы плохо учим детей. У них низкая успеваемость. Слишком много детей плохо учатся. Давайте подумаем, как нам решить эту проб­лему». Ничего подобного; одна из первоочередных целей Национальной педагогической ассоциации и Департамента образования США — обеспечить, что­бы пропаганда гомосексуализма достигла каждого ребенка в Америке, от детского сада и до двенадцато­го класса школы. Если им это удастся, взгляды геев и лесбиянок окажутся встроены в каждую образова­тельную дисциплину — в математику, в естествен­ные и общественные науки, в словесность. Это ка- кое-то сумасшествие.
Б.Б.: Да-да, именно сумасшествие. Это старая исто­рия. Если что-то пошло не так, смените тему. Если речь шла о математике, переключитесь на что-нибудь еще; то же и с естественными науками. Так что у этой пропаганды есть еще одна причина. Мы подкидываем школе задачу за задачей, ставим цель за целью, и все это вещи далеко не самые главные для образователь­ного процесса. Но последнее, в чем нуждается амери­канский народ, — чтобы наши школы проповедовали детям о необходимости признать гомосексуализм и принять мысль, будто бы все стили жизни равноправ­ны.
Помните учебную программу под названием «У Хезер две мамочки»? Она предназначалась для про­паганды новой концепции семьи, состоящей из роди­тельской пары геев или лесбиянок.
Дж.Д.: Да, помню.
Б.Б.: Недавно я встречался в Нью-Йорке с некото­рыми из тех мужественных людей — из тех граждан Америки, которые поднялись и сказали: «Нет, мы та­кого не допустим». И они правы в своем противостоя­нии, но сейчас мы видим реанимацию прежних по­пыток навязать подобные теории всей школьной сис­теме. А ведь такие ценности, такие идеи для боль­шинства родителей чужды. Они их не примут.
Дж.Д.: Как вы сказали мне несколько минут назад в моем кабинете, если школы в Калифорнии и других штатах будут двигаться в этом направлении, боль­шинство родителей предпочтет с ними распрощаться. И домашнее обучение — одна из альтернатив, кото­рую они выберут.
Б.Б.: Джим, если НПА (Национальная педагогиче­ская ассоциация) хочет увидеть продолжение вели­кого исхода из школ вместе с дальнейшим увеличени­ем доли домашнего обучения и рост неудовлетворен­ности общественным образованием, тогда она будет двигаться именно в этом направлении. Родители, чи­тая в газетах о бойне в Санти и о стрельбе в Грэнит-Хиллс или стрельбе неподалеку, в Литлтоне, штат Колорадо, начнут спрашивать себя: «Чего ради мы отправляем своих детей в общественную школу? Это небезопасно во всех отношениях».
Я не хотел бы драматизировать ситуацию; мы зна­ем, что случаи насилия в школах сейчас происходят реже, чем это было на протяжении нескольких пре­дыдущих лет. Но существует так много других ве­щей, о которых сегодня приходится беспокоиться ро­дителям, отправляющим своих детей в обществен­ную школу. Зачем же обременять систему образова­ния лишними конфликтами? Для чего школам или НПА раздражать родителей и вынуждать их искать альтернативные варианты? Знаете, ведь мы с вами уже много раз об этом говорили. Ясно, что домашнее обучение практически всегда оказывается успеш­ным.
Дж.Д.: Дети получают таким образом прекрасное образование. Это бесспорно.
Б.Б.: В общественных школах тестирование успе­ваемости учащихся показало пятидесятипроцент­ный результат, что не так уж плохо. Иными словами, их обобщенную оценку можно назвать «средней». Од­нако дети после домашнего обучения получают около восьмидесяти семи процентов — и это при расходах раз в шесть меньше. Эти выпускники школ на дому поступают в те колледжи, в которых их хотели бы ви­деть родители, и в целом эта программа обеспечивает высокую степень удовлетворенности как у родите­лей, так и у детей.
Еще одна очень интересная особенность, которую мы недавно обнаружили у этих замечательных де­тей — то, что они склонны к общественно-политичес­кой активности. Они активисты. Они склонны актив­но участвовать в жизни общества — полная противо­положность тому, что им предсказывали. У меня есть своя теория на этот счет, о которой я расскажу позже. В общем, я думаю, что эти дети получили столько ма­теринской любви — понимаете, они видели столько заботы и самоотверженности со стороны своих мам и пап (а отцы все же играют свою роль в домашнем обу­чении; замолвим словечко за отцов), — что они очень твердо уверены в себе.
Дж.Д.: Многие дети, обучавшиеся дома, побывали на нашей передаче «В фокусе — семья» в качестве экскурсантов. Очень интересно было за ними наблю­дать. Как вы и сказали, им свойственна уверенность в себе. Они смотрят взрослым прямо в глаза и уважи­тельно с ними разговаривают. В обучающихся дома мальчишках и девчонках есть какое-то отличие, и это отличие в лучшую сторону. Я верю в будущее домаш­него обучения. Оно подходит не для всех, но оно сто­процентно эффективно, когда люди преданы этой идее.
Б.Б.: Не все учителя — родители, но все хорошие родители — учителя.
Дж.Д.: Я смотрел по телевизору финал общенацио­нального конкурса по орфографии. Это было, доложу я вам, захватывающее зрелище. Первое, второе и тре­тье места заняли дети из школ на дому, что, между прочим, часто бывает и в других подобных конкур­сах.
Б.Б.: Это верно. Совершенно верно.
Дж.Д.: Победитель конкурса взглянул в камеру и сказал, что благодарит Бога, Который дал ему способ­ности учиться. Его отец произвел еще более сильное впечатление. Он сказал репортерам: «Я горжусь тем, чего добился мой сын. Он хорошо поработал. Но меня гораздо больше радует то, что у него выработался ха­рактер, нежели его интеллектуальные достижения».
Б.Б.: Справедливо.
Дж.Д.: Это та самая система ценностей, которую родители еще могут прививать своим детям дома, по­тому что в общественных школах ее не встретишь, там она запрещена законом.
Б.Б.: Помните замечательную историю, рассказан­ную Рональдом Рейганом? Она излагалась в журнале «Ридерс дайджест». Президент прочитал о малень­кой девочке, которая нашла кошелек и вернула его владельцу. Она рассказала об этом школьному кон­сультанту и задала ему вопрос: «Правильно ли я по­ступила?» Консультант ответил: «Что ж, давайте об­судим это всей группой». Дети обсудили этот вопрос, и тогда консультант сказал: «Давайте теперь прого­лосуем». Большинство детей проголосовали, что де­вочка поступила неправильно, что она сделала глу­пость. Ей надо было оставить деньги себе. Ну и, коне­чно, девочка жалобно посмотрела на консультанта, а он развел руками и сказал: «Я здесь только для того, чтобы выслушивать ваши мнения, просто чтобы по­могать вам поддерживать разговор». Были времена, когда консультант или учитель подтвердили бы пра­вильность того, как поступила девочка. А сейчас де­тей самих заставляют голосовать, что нравственно, а что нет.
Дж.Д.: Учась в первом классе, я однажды нашел на школьной игровой площадке монетку в десять цен­тов. В то время десять центов были для шестилетнего мальчика крупной суммой. И я вовсе не хочу сказать, что был каким-то маленьким святым, но дома меня научили, что чужого брать нельзя. А сейчас детям предлагают обсуждать, что правильно и что непра­вильно, и основываться не на общепринятых нормах морали, а на мнении группы сверстников. Просто уму непостижимо.
Б.Б.: Задумаемся об этом бедном растерянном ре­бенке, который ищет у взрослых поддержки и настав­ления, а взрослый дядя или тетя — этот ее школьный консультант — молчит. Консультанта научили не вы­казывать предпочтения той или иной точке зрения при такого рода «оценивании ценностей» и не упот­реблять слова «хорошо» и «плохо», «правильно» или «неправильно» — по причине отсутствия нравствен­ных абсолютов.
[Завершающая часть беседы]
Дж.Д.: Как я понимаю, у вас сейчас появилась но­вая онлайновая учебная программа, рассчитанная на детей цикла К — 12 (то есть от подготовительной группы детского сада до 12-го класса школы. — При­меч. пер.) и предназначенная для помощи родителям при домашнем обучении, а также адресованная всем, предпочитающим более прямые методы обучения. Расскажите об этом в общих чертах.
Б.Б.: Сама идея, в сущности, очень проста. Мы с моими коллегами создаем учебную программу, дос­тупную в " \¥ еЬ-сети, рассчитанную на детей от детско­го сада до двенадцатого класса и охватывающую шесть учебных дисциплин: это математика, англий­ский язык, история, естественные науки, искусство и музыка. Мы разрабатываем уроки для каждого дня каждого года в этом тринадцатилетнем цикле. Они будут включать в себя книги, учебные материалы и программы в Интернете.
Мы предлагаем ее родителям, учителям и всем ин­тересующимся. Мы изучили образовательные про­граммы по естественным наукам в разных штатах Америки; мы просмотрели все программы обучения грамотности. Мы скомпоновали то, что считаем луч­шей образовательной программой, которую могут найти родители или школы. Мы надеемся, что дети из школ на дому заинтересуются всей нашей про­граммой или какой-то ее частью, каким-то ее кусоч­ком. Мы надеемся, что система общественных школ тоже не останется в стороне, и что родители обдумают этот вопрос.
Дж.Д.: Как родителям получить больше информа­ции об этой программе?
Б.Б.: Просто загляните в Интернете на сайт.
Дж.Д.: Билл, благодарю вас за то, что вы снова бы­ли нашим гостем. Всегда рад предоставить вам наш микрофон.
Б.Б.: Спасибо, Джим. Мне тоже всегда очень при­ятно поговорить с вами.
Надеюсь, читатели понимают, что, несмотря на озабо­ченность, выраженную доктором Беннеттом и мною по поводу ситуации в общественных школах, ни он, ни я не относимся к ним «негативно». Сегодня в системе обще­ственного образования есть много добросовестных и глу­боко преданных своему делу учителей, которые за свою заботу о детях заслуживают не меньших похвал, чем уже отмеченные мною учителя христианских школ. Должен, однако, признать, что я — если правительст­венные школы продолжат все дальше и дальше отхо­дить от традиционной нравственности и от здравого смысла, как это делается в беспрецедентных современ- лых программах сексуального воспитания или постмо­дернистских изысках, пропагандируемых сегодня НПА И Департаментом образования США, — так вот, я скоро окажусь в самой решительной оппозиции к ним.
Одно из самых серьезных критических возражений вызывает философская позиция, изложенная в 1973 году бывшей первой леди, а ныне сенатором США, миссис Хиллари Родхэм Клинтон. Возможно, ее слова, написан­ные так давно, уже позабыты. Не имеет значения. Выска­занные ею мысли соответствуют тому курсу, который принят как многими низовыми администраторами обще­ственного образования, так и, безусловно, самыми высо­кими его руководителями. Вот суть взглядов миссис Клинтон в пересказе журналиста Джорджа Уилла:
Если дети — это маленькие взрослые, от природы на­деленные большей частью качеств, необходимых для жизни во взрослом обществе, если они требуют лишь самой незначительной полировки своих природных граней, если нет особой необходимости сдерживать и переориентировать их естественные импульсы, — что ж, — тогда «легальный статус детей и несовер­шеннолетних следует упразднить, а презумпцию их недееспособности отменить» во всем, что касается ма­теринства, абортов, школьного воспитания и многого другого.
С моей точки зрения, это утверждение лишено смысла. Дети, заявляет миссис Клинтон, — это вовсе не те ма­ленькие несмышленыши, которых нужно воспитывать, формировать, учить и направлять. Это полностью дее­способные индивидуумы, которым следует предоста­вить легальный статус взрослых. Педагоги не должны «учить» детей, потому что это подразумевало бы их пре­восходство над детьми. Они — лишь «соученики» и «ас­систенты», которые просто помогают детям самим узна­вать то, что тем нужно. Реализация подобной филосо­фии стала причиной того, что доктор Беннетт назвал «чехардой» и «хаосом» в образовательных программах. Многие педагоги заявляют, что не хотят знать, чему ну­жно учить, — и даже спрашивают, есть ли у них право учить этому. Не приходится удивляться, что наши дети с таким треском проваливаются на международных школьных конкурсах. Они, может быть, обучены поль­зоваться презервативами, но слишком многие из них не умеют читать, писать и считать.
Именно поэтому многие родители обратились к до­машнему обучению как средству избежать враждебных культурных влияний. Оно позволяет им передать свои духовные ценности следующему поколению. И, как мы видели, оно также является весьма эффективным спосо­бом дать детям образование. Школьники, обучавшиеся на дому, ныне поступают в самые престижные колледжи и университеты нашей страны, где блистают своей акаде­мической успеваемостью и личными качествами. До­машнее обучение в случае преданных делу родителей представляет собой чрезвычайно эффективный подход.
Тех, кто предпочел сам учить своих детей, часто пуга­ют, будто бы их растущие в «изоляции» дети окажутся неприспособленными к жизни людьми. Такая забота о, как это называют, «социализации», словно темная туча, омрачает чело занимающихся домашним обучением ро­дителей. Я уверен, что это ложная тревога, — по целому ряду причин. Во-первых, отсутствие ребенка в школе вовсе не обязательно подразумевает его домашнее зато­чение! Стоит только выйти из ворот школы, как откры­ваются поистине безграничные возможности! Инициа­тивные группы поддержки домашнего обучения появ" дяются в одном городе за другим. В некоторых из них где-то поставлено на широкую ногу, и организуются экскурсии, кооперированное обучение, предлагаются услуги репетиторов, проводятся общественные меро­приятия, родителям оказываются всевозможные виды помощи. В некоторых местах формируются даже спор­тивные клубы и оркестры. Более того, в ряде школьных округов ученикам школ на дому позволяется участво­вать в различных мероприятиях и программах системы общественного образования.
И даже если вы действуете исключительно в одиночку, у вас остаются экскурсии по музеям и паркам, на фермы и фабрики, в больницы и в местные органы самоуправле­ния, к папе на работу, поездки к бабушке, такие факуль­тативные занятия, как музыка, детские группы в церк­ви, различные службы, а также клубы по интересам. Еще есть друзья, которых можно пригласить в гости, родст­венники, которых нужно навестить, и вечера, на которые стоит сходить. Список бесконечен. Даже поездка с мамой в супермаркет может стать для малыша ценной возмож­ностью познакомиться с жизнью и повседневными забо­тами взрослых в реальном мире. Здесь также можно дать несколько уроков — заняться арифметикой (сравнение цен, дроби, сложение, вычитание, перевод пинт в галло­ны и т. д.), почитать этикетки и еще чему-то научить ре­бенка. Все это можно считать частью образовательного процесса, хотя и идущего без расписания и жесткой про­граммы. Именно это я бы и назвал настоящей социализа­цией! Представление об учениках школ на дому как странных замкнутых детях, сидящих в одиночном за­ключении, — абсолютная чепуха!
Огромное преимущество домашнего обучения, как Мы уже отмечали, состоит в возможности оградить на- Пгих беззащитных детей от вредных разновидностей со­циализации. Я имею в виду не только культурные влия­ния, которые мы уже обсудили, но и то, как дети ведут себя друг с другом. При объединении в большие бесконт­рольные группы самые сильные из них и агрессивные вскоре начинают терроризировать слабых и беззащит­ных. Именно самые маленькие и «непохожие на дру­гих» дети в подобной ситуации страдают больше всех. Если это начинается в яслях или в детском саду, у детей возникает страх перед сверстниками. Вот стоит на своих маленьких ножках человечек, ничего не знающий о жизни и не умеющий совладать со своими страхами. Ему остается только плыть или утонуть. Легко понять, почему у таких детей формируется более жесткая зави­симость от сверстников после их слишком раннего столкновения с подобными угрозами. Это остается с ни­ми на долгие годы. Как показывают исследования, если мальчиков, особенно тех, кто развивается медленнее, удается подержать дома на несколько лет больше и огра­дить от социальных влияний, они становятся более уве­ренными в себе, более независимыми, и нередко через три-четыре года оказываются лидерами.
Если знакомство наших детей с издевками, враждеб­ностью, физической агрессией и законами стаи необходи­мо для их социализации, я рекомендовал бы чуть-чуть подольше оставить их «несоциализированными».
Я сознаю, что в этой главе чрезмерно много внимания уделил только одному подходу в образовании детей — до­машнему обучению. Существует много других вариан­тов, которым я не воздал должное. Кроме того, многие ро­дители по своему эмоциональному строю и характеру просто не созданы для роли домашних учителей. Другие не смогут прожить на зарплату только одного из супрУ" гов. Таким образом, домашнее обучение — вариант не ддя всех. В этой ситуации я продолжаю благодарить Бога за тех христианских педагогов, как в общественных, так й в частных школах, которые ежедневно трудятся на бла­го детей. Многообещающим выглядит также движение лицензионных школ и так называемых «спецшкол», предлагающих самые заманчивые варианты. Не будь их, общественные школы держали бы каждого американ­ского ребенка железной хваткой.
Родителей медленно развивающихся детей, еще не го­товых час за часом высиживать на занятиях в школе, я призываю: по крайней мере, рассмотрите другие возмож­ные варианты, пока ваш сын еще так мал. Он еще сможет всех обогнать, если создать для него благоприятные усло­вия.

Вопросы и ответы

Как вы относитесь к ваучерам, которые позволяют родителям выбирать школу по своему желанию и платить за обучение деньгами правительства?
Позвольте мне дать обобщенный ответ. Грандиозный ус­пех свободного предпринимательства и капитализма как экономической системы напрямую связан с сущест­вованием конкуренции. Именно поэтому Америка опе­режает весь мир по производительности и эффективно­сти труда. Отсутствием конкуренции объясняется ката­строфическое поражение коммунизма и других социа­листических форм правления. Простой факт заключает­ся в том, что конкуренция способствует совершенство­ванию человеческой деятельности практически в любой ее сфере. «Макдональд», «Венди» и «Бюргер Кинг» не смеют отставать от своих конкурентов в вопросе качества и количества пищи и предоставляемых услуг. Для Них это было бы смертельно. Этот принцип подтвержда­ется бесчисленными примерами. Посмотрите на то, как работают Департамент моторного транспорта, ваше ме­стное отделение службы социального страхования, поч­та или любое другое федеральное учреждение. Попро­буйте с ними связаться и посмотрите, быстро ли они вам ответят. Я вовсе не хочу чернить тех прекрасных людей, которые работают в этих и других правительственных учреждениях, но если вам что-нибудь от них понадобит­ся, вы сразу поймете, что вы им до лампочки. Их сфера деятельности представляет собой государственную мо­нополию, и у них нет никаких конкурентов. Люди ста­новятся медлительными, когда у них нет причин торо­питься.
Помните время, когда у «Белл телефон» практически была монополия на междугородную телефонную связь в Америке? Звонок в другой регион стоил приблизительно тридцать центов в минуту. После того как старушка «Белл» развалилась, и появилась возможность конку­ренции со стороны других компаний, цена упала до шес­ти* семи центов. И продолжает падать. Значение этой идеи для системы общественного образования должно быть очевидно. Система никогда не сможет давать того, что хотели бы получить родители, и не достигнет высоко­го уровня эффективности, если педагоги не будут вынуж­дены конкурировать между собою. Именно поэтому я поддерживаю начинание с выдачей ваучеров. Предостав­ление родителям возможности выбирать школу для сво­его ребенка отдаст власть в их руки и заставит обществен­ные школы лучше работать. Единственное, что тормозит эту полезную инициативу, — мощное школьное лобби, которое доминирует в Вашингтоне и в законодательных органах штатов.
Учительница моего сына-третьеклассника неделю назад сказала мне на р°" дительском собрании, что мой сын - «клоун для всего класса». Она сказала.
- Что он на все готов, лишь бы вызвать смех. Дома он обычно не такой. Как вы думаете, что с ним происходит?
- Ваш сын не исключение. В каждом классе есть по мень­шей мере один клоун. Как правило, эти артистичные ма­ленькие негодники — мальчики. Зачастую у них нела­ды с чтением или наличествуют другие проблемы школьной успеваемости. Еще у них может быть слиш­ком маленький рост, хотя и не всегда, и они готовы на все, чтобы привлечь к себе внимание. Их родители и учителя могут не понимать, что за таким вызывающим поведением нередко скрываются муки слишком низкой самооценки. Юмор — это классическая реакция на ощу­щение собственной неполноценности, именно поэтому многие знаменитые комические актеры выросли из уяз­вленных мальчиков и девочек. Родители Джонатана Уинтера развелись, когда сыну было семь лет. По его словам, все мальчишки дразнили его тем, что он — без отца. Уинтер говорит, что так вел себя, будто бы ему не было дела до этого, но когда никто не видел, заходил за дерево и плакал. Еще он говорит, что весь его юмор был реакцией на горе1. Комедийная актриса Джоан Риверс часто шутила, какой некрасивой девушкой она была. По ее словам, она отличалась прожорливостью прямо как собака, и ее отцу пришлось бросить кость к алтарю, что­бы выдать ее замуж.
Эти комические актеры и большинство других про­шли подготовку для своего поприща еще в детстве, при­бегая к юмору в качестве защиты от детских обид. Зачас­тую именно таков источник вдохновения у школьных Клоунов. Превращая все в гротескную шутку, они глу- шат червячка неуверенности в себе, который грызет их изнутри.
Понимание этого должно оказаться для вас полезным чтобы удовлетворить психологические потребности Ва­шего сына и помочь ему найти более приемлемые спосо­бы привлекать к себе внимание. Игра на музыкальных инструментах, занятия спортом или участие в школьной драматической постановке являются неплохими альтер­нативами. Прямой запрет такого глупого поведения тоже будет хорошей мерой.