![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Вы познакомились с ним 20 страница
— Мне так холодно, — сказала Юлия, вся дрожа. — И никак не согреться. Прометей накрыл ее одеялом. Не дожидаясь от нее никаких указаний, он взял кусок сухой чистой материи и вытер пот с ее лба. — Я разожгу дрова в жаровне, моя госпожа. — Дров в доме не осталось. — Юлия старалась не смотреть на Прометея, стыдясь своей бедности. Как низко она пала с тех пор, как впервые увидела его. Прометей тем временем накрыл ее вторым одеялом. Юлия укрылась поплотнее. — Ты сможешь разыскать того врача, о котором говорил? — Да, моя госпожа. Он приобрел известность в этом городе. Разыскать его будет нетрудно. — Тогда пойди и расскажи ему обо мне. — Глядя, как Прометей направляется к двери, Юлия добавила: — Не возвращайся сюда, если не сможешь договориться с ним. Просто я боюсь того, что мне тогда захочется с тобой сделать. Ты меня понимаешь? — Да, моя госпожа. Юлия и сама теперь видела, что он ее прекрасно понимал. — Иди, и пусть боги помогут тебе. Прометей вышел и закрыл за собой дверь. Юлия снова предалась унынию. Может быть, к Прометею боги будут милостивее, чем к ней. Александр устало опустился на мягкие подушки своего нового дивана и глубоко вздохнул, испытывая самое настоящее опустошение. — Рашид, если придет кто-нибудь еще, скажи, что я сегодня больше не принимаю. — А где Рафа? — Записывает истории болезни. Скоро закончит. — Ты будешь есть сейчас, или подождешь ее? Александр открыл один глаз и весело посмотрел на него. — Подожду ее. — Хорошо, мой господин. Александр улыбнулся, снова закрывая глаза и собираясь немного поспать, пока не придет Хадасса. Вошел слуга. — Мой господин, там внизу стоит какой-то молодой человек, он хочет поговорить с тобой. Александр недовольно нахмурился. — Он что, не видит, что на двери написано? Никаких больных до завтрашнего утра. — Он не умеет читать, мой господин. — Так прочитай ему. — Я так и сделал, мой господин. — Скажи ему, чтобы приходил завтра. Тут в комнату вошла Рафа, и Александр заставил себя подняться. По тому, как она хромает, он мог судить, что она сильно устала. Хадасса опустилась на диван напротив него и отставила в сторону свой посох. Плечи ее были опущены, она потирала больную ногу. — Я скажу Андронику, что вы готовы ужинать, — сказал Рашид, выходя из комнаты. Александр встал. — Мне не терпится узнать, что Андроник приготовил сегодня, — сказал он, улыбаясь Хадассе. — Он прекрасно готовит, а я уже умираю от голода. Давай, я помогу тебе. — Он обнял Хадассу сзади, и она, откинувшись назад, вздрогнула от боли. — Опять ты перетрудилась. — Александр наклонился над ее больной ногой и осторожно выпрямил ее. Хадасса снова вздрогнула. — От долгого сидения у тебя сводит мышцы. — Он стал осторожно массировать ей ногу. — Надо же мне было закончить все записи. — Для этого я найму писца. — Массируя ей ногу, Александр обратил внимание на то, как побелели у нее пальцы на руке. — Тебе нужно как следует прогреться в бане. — Может быть, завтра... — Нет, сегодня, — сказал он твердым, безапелляционным тоном. — Сразу после ужина. Рашид вошел в комнату с огромным серебряным подносом, на котором были разложены две сочные куропатки, сидящие в гнездах, красиво сделанных из нарезанных фруктов и зелени. От аромата такого блюда у Александра свело в животе. Рафа молча поблагодарила Рашида и сняла свое покрывало. Куропатка была так умело приготовлена и оформлена, что отломить от нее кусок не составляло никакого труда. Мясо было удивительно вкусным. Рафа весь день была так погружена в свою работу, что только сейчас поняла, как она голодна. Она с интересом наблюдала за Александром. Тот явно наслаждался ужином. Покончив с одной ножкой куропатки, Александр принялся за другую. — Клементия сегодня оставила для тебя еще денег, — сказал он, продолжая поедать свой кусок. Хадасса смущенно посмотрела на него. — Я просила ее не делать этого. Не отрываясь от еды, Александр в ответ посмотрел на нее. — Зря ты жалуешься. Она ведь тебе так благодарна. И то, что она делает тебе подарок, ей самой доставляет удовольствие. Что же в этом плохого? То же самое делал и Орест. Нахмурившись, Хадасса вернулась к еде. Все-таки ей такая ситуация не нравилась. В подарке Ореста она не видела ничего плохого, ибо понимала, что тогда они сильно нуждались. Теперь же, в окружении большого количества помощников, загруженная массой работы, она практически не могла найти времени, для того чтобы отыскать людей, которые действительно нуждались в помощи, — а золотые монеты тем временем в преизбытке лежали в ее шкатулке. Александр видел, что ей это не нравится. Не стоило говорить ей о Клементии. По крайней мере, до конца ужина. Он знал, что дорогие подарки и большие суммы денег не радовали Хадассу, и знал, почему. Ее доводы казались ему глупыми. «Их благодарность принадлежит Богу», — все время повторяла она, но в том, что она принимала эти дары, он не видел ничего плохого. На прошлой неделе какой-то мужчина склонился перед ней, когда она вошла в переднюю. До этого Александр никогда не видел, чтобы она сердилась. — Встань! — закричала она, и тот испуганно вскочил на ноги. — Рафа, — окликнул ее тогда Александр, пытаясь успокоить ее и разрядить обстановку, но она в гневе повернулась к нему. — Разве я богиня, чтобы он преклонялся передо мной? Она подошла к тому мужчине, который пятился от нее, бледнея от страха. Протянув к нему руку, она сказала: — Прикоснись ко мне. Мужчина робко поднял руку, но было видно, что у него не хватит смелости сделать то, о чем она его просила. Тогда она крепко схватила его за руку и положила его руку себе на ладонь. — Видишь? Это плоть и кровь. И никогда, никогда больше не кланяйся передо мной. Понял? Мужчина кивнул, но когда Хадасса отошла, Александр увидел, каким было выражение его лица. Таким же было выражение лиц и у других. Этот мужчина искренне уважал ее. — Воспринимай эти деньги как плату за работу, — сказал ей теперь Александр, пытаясь успокоить ее. — Но ты же прекрасно знаешь, что Клементия уже внесла ту плату, которую ты ей назвал. Пусть она отдаст свое пожертвование Богу. — Ты принимаешь все слишком близко к сердцу, — сказал Александр, и в этот момент в комнату вошел слуга. — Что там? — Тот молодой человек сказал, что будет ждать вас, мой господин. Александр сжал губы. На улице шел дождь, было слышно, как капли стучат по крыше. — Ну что ж, пусть ждет, — сказал Александр, решив до конца насладиться ужином. — А кто это? — спросила Хадасса. — Кто-то хотел поговорить со мной. — На улице дождь. — Я сказал ему, чтобы он приходил завтра. Но если он решил ждать, пусть ждет! — Так кто же это? — Понятия не имею, — ответил Александр, раздраженно положив косточку на поднос. — Он болен? — спросила слугу Хадасса. — Нет, моя госпожа. Он выглядит вполне здоровым. — Его что-то тревожит? — Нет, моя госпожа. Он совершенно спокоен. Когда я сказал, что ему придется ждать до утра, он поблагодарил меня и сел у стены. Раздраженный, Александр разломил свой кусок куропатки пополам. Ну как люди не могут понять, что врачи тоже имеют право на отдых, как и все остальные? Он чувствовал, что Хадасса смотрит на него с молчаливой мольбой. — Думаю, это не срочно, — пробормотал он. Но она продолжала смотреть на него. — На улице дождь, Рафа. Удивительно, как много можно сказать молчанием. — Ну, хорошо! — сказал Александр, сдавшись. Махнув рукой слуге, он добавил: — Пригласи его в дом, и пусть он обсохнет в передней. — Хорошо, мой господин. Вы поговорите с ним сегодня? — Нет. Я сегодня и так устал. — Тут он увидел, как Хадасса снова подняла на него свой взгляд. — Даже не думай об этом! — сказал он тоном, не терпящим возражений. Рашид подошел ближе к ее дивану. Хадасса посмотрела сначала на него, потом перевела взгляд на Александра и печально улыбнулась. — Сегодня я тебе разрешу только поужинать и сходить в баню, — сказал ей Александр. Хадасса поняла, что он не шутит, поэтому снова откинулась назад. — А наш гость может подождать, — добавил Александр, обращаясь к ней, после чего повернулся к слуге. — Если жаровня там не греет, добавь дров. И дай ему сухую тунику. — Хорошо, мой господин. Он снова посмотрел на Хадассу. — Ну теперь ты довольна? Она улыбнулась ему. — Он, наверное, голоден, — разломив свою куропатку надвое, один кусок она протянула слуге. — И еще ему понадобится постель. Ведь ждать придется всю ночь. Александр кивнул. — Сделай все, как она сказала. * * * Прометей удивился, когда слуга открыл дверь и сказал, что он может войти и подождать врача в доме. Огонь в жаровне уже горел, слуга дал ему полотенце и сухую тунику. Потом слуга вышел и вернулся с подносом, на котором были половина жареной куропатки, хлеб и кувшин с прекрасным вином. Какой-то смуглый мужчина крупного телосложения принес ему постель. — Врач поговорит с тобой утром, — сказал он. — Можешь переночевать здесь. Возблагодарив Бога, Прометей насладился прекрасным ужином и хорошим вином, после чего растянулся на постели. Он прекрасно проспал всю ночь. Утром его разбудил тот же сириец. — Вставай. Врач ждет тебя. Прометей проследовал за ним наверх по лестнице и по коридору и библиотеку. Там за столом стоял молодой человек, читавший свитки. Подняв голову, врач увидел, что вслед за Рашидом к нему входит посетитель. — Спасибо, Рашид, — сказал Александр, и сириец вышел. — Итак, о чем ты хотел поговорить со мной? Прометей удивился тому, что врач оказался таким молодым. Ему казалось, это будет человек в годах, умудренный опытом. — Я пришел попросить тебя помочь моей хозяйке. Она тяжело больна, мой господин. — В городе полно других врачей. Почему ты пришел именно ко мне? — Она уже обращалась ко многим врачам, мой господин. Ходила к жрецам. Приносила многочисленные жертвы множеству богов. Ее служанка говорила мне, что она даже провела ночь в абатоне. Александра заинтересовало это обстоятельство. — А в чем проявляется ее болезнь? Прометей изложил ему свои наблюдения. — Она может прийти сюда? — Мне бы пришлось нести ее, мой господин. И хотя весит она немного, путь сюда окажется неблизким. Александр нахмурился. — Ну, хорошо, — сказал он. — Сегодня мне нужно будет принять несколько человек, но вечером я найду время, чтобы прийти и осмотреть ее. Где она живет? Прометей объяснил. Александр удивился услышанному. — Судя по адресу, твоя хозяйка не из бедных, — сухо произнес он, подумав о том, почему бы ей не прибыть сюда в паланкине. — Бедной она стала в результате своей болезни, мой господин. Александр закивал в знак понимания. Молодой человек повернулся, чтобы уйти. — Постой, — остановил его Александр. — Пожалуйста, постарайся ей объяснить, что обещать я ничего не могу. Если я смогу ей помочь, я помогу ей. Если нет, то останется надеяться на милость богов. — Я понимаю, мой господин. — Надеюсь, что я смогу ей помочь. — Спасибо, мой господин, — сказал Прометей. — Да благословит тебя Бог за твою доброту. Александр удивленно поднял брови. Он поднял голову и с интересом смотрел на уходящего гостя. В это время в библиотеку вошла Хадасса. Стоя у порога и провожая гостя взглядом, она спросила Александра: — Кто это? Александр поднял голову и взглянул на нее. — Это тот самый молодой человек, который еще вчера хотел со мной поговорить. Помнишь? — Александр улыбнулся. — Ты еще отдала ему половину своей куропатки. — Да, мой господин, но как его зовут? — Хотя Хадасса не успела его разглядеть, его лицо показалось ей знакомым. Александр пожал плечами, вернувшись к своим свиткам. — Я как-то не спросил его. Позднее, вечером, у него будут все причины пожалеть об этом. Марк услышал стук в дверь. Не обращая на него внимания, Марк продолжал лежать на коврике и смотреть на щелястый потолок. Сквозь щели в комнату проникало солнце. Дом пребывал в явно запущенном состоянии. Еще несколько лет дождей и неблагоприятной погоды, и крыша начнет разрушаться. Сколько еще пройдет лет, прежде чем от дома вообще ничего не останется? Стук повторился, на этот раз громче и настойчивее. Раздраженный, Марк встал и прошел через полутемную комнату, в которую проникали солнечные лучи. Кто знает, может, у этого непрошеного гостя хватит ума уйти отсюда, прежде чем Марк подойдет к двери. Открыв дверь, он увидел перед собой ту самую пожилую женщину, с которой разговаривал на рынке. Она тяжело опиралась на свою палку. — Ты все еще здесь, — сказала она ему. — Как видишь, — равнодушно ответил Марк. — Что тебе нужно? Старуха оглядела его с головы до ног. — Зачем ты пришел в дом мертвецов? Марк отпрянул, будто она ударила его по лицу. Он пришел сюда, чтобы ощутить хоть какую-то близость к Хадассе, а не для того, чтобы ему напоминали, что она мертва. Он сжал дверь так сильно, что руки побелели. — Зачем ты тревожишь меня, старуха? — спросил он, глядя на нее сверху вниз. — Это не твой дом. Кто, кроме этой старухи, которая вот-вот умрет, осмелится оспорить право римлянина на владение пустующим домом? Его губы скривились в мрачной усмешке. — Ты что, пришла, чтобы вышвырнуть меня отсюда вон? Женщина положила обе руки на свою клюку и поставила ее перед собой. — Я пришла, чтобы узнать, зачем ты пришел сюда. Поморщившись, Марк ничего не ответил. Женщина не отставала: — Что ты надеешься найти в этом месте, римлянин? — Одиночество, — сказал он, снова закрыв дверь. Она снова постучала, трижды, тяжело. — Убирайся! — закричал Марк в сторону закрытой двери и сел за стол. Он провел пальцами по волосам и опустил голову на руки. Старуха снова постучалась, снова трижды. Марк в сердцах выругался. — Убирайся! Она заговорила сквозь закрытую дверь: — Это не твой дом. Марк стиснул зубы, его сердце бешено заколотилось. — Назови мне имя хозяина, и я куплю у него этот дом! Наступила тишина, и Марк уже облегченно вздохнул, думая, что старуха все же решила отстать от него и удалилась. Тук. Тук. Тук. Марк стукнул кулаком по столу и встал. Вновь открыв дверь, он уставился на нее. — Что тебе нужно, старуха? Скажи мне и оставь меня в покое. — Зачем ты пришел сюда? — спросила она с завидным терпением. — Это мое дело. — Это моя деревня. Я родилась здесь восемьдесят семь лет назад. И этот дом принадлежал человеку, которого я знала и уважала. — Женщина подняла голову и посмотрела Марку в глаза. — А тебя я не знаю. Марка поразила ее смелость. — Эта несчастная деревня принадлежит Риму! И я могу взять то, что хочу, а я хочу этот дом. — Уже произнося это, Марк слышал, как высокомерно звучат его слова. Он отвел глаза от пожилой женщины. — А теперь уйди, — проскрежетал Марк, сжав зубы, и хотел было снова закрыть дверь. Однако старуха уперлась в дверь поднятой клюкой. — Я не уйду, пока не получу тот ответ, который мне нужен. Зачем ты пришел сюда? — Я не знаю, — унылым голосом сказал ей Марк. — Ну что, довольна? — Отвернувшись, он пошел в глубину дома. Услышав стук ее клюки, он обернулся и увидел, что женщина тоже входит в дом. — Я тебя сюда не приглашал, — произнес он холодным тоном. — Тот, кто пригласил сюда тебя, пригласил и меня, — многозначительным тоном сказала старуха, сделав несколько шагов внутрь помещения. Тяжело вздохнув, Марк провел рукой по волосам и снова сел за стол. Больше он не говорил ни слова. Она тоже молчала так долго, что он поднял голову и снова взглянул на нее. Она медленно огляделась. — Я не была в этом доме с тех самых пор, как они в последний раз ушли отсюда, — сказала старуха и посмотрела на свет, пробивавшийся сквозь крышу. Она грустно покачала головой. — Анания обязательно залатал бы эти дыры. — Потом она снова посмотрела на Марка выжидающим взглядом. Марк встретил ее пристальный взгляд глухим молчанием. — Ответ на мой вопрос я уже знаю, — в конце концов заговорила женщина. — Ты ведь здесь из-за Хадассы. Что с ней случилось? — Если я тебе скажу, ты уйдешь отсюда? — сухо спросил Марк. — Может быть... — Она погибла. На арене, в Ефесе. Старуха подошла к нему поближе. — А почему смерть еще одной иудейки так много значит для римлянина? Марк сверкнул на нее глазами. — Она была служанкой в доме моего отца. — И по одной этой причине ты проделал такой большой путь, чтобы посмотреть, где она жила? — сказав это, старая женщина улыбнулась. Не в силах больше выносить ее испытующий взгляд, Марк встал и подошел к окну. Вздохнув, он посмотрел на жаркое синее небо. — Это уже мое личное дело, старуха. — Не такое уж и личное, если все в деревне об этом знают. Марк обернулся к ней. — Что они знают? — Что какой-то римлянин пришел к нам и ищет дом Хадассы. И вот теперь, когда он его нашел, заперся в нем, будто покойник в своей могиле. Марк гневно посмотрел на нее. — Кому какое дело до того, что я здесь? Пусть люди занимаются своими делами, а мне предоставьте возможность заниматься своими. — У меня ноги устали. Может, предложишь мне сесть? — Я предложил бы тебе убраться отсюда! Устало вздохнув, старуха тяжело оперлась на свою клюку. — Да, гостеприимства тебе явно не хватает. В ответ Марк лишь презрительно фыркнул. — Конечно, разве мы вправе рассчитывать хоть на какую-то доброту со стороны римлян? — Прекрасно! Садись! А когда отдохнешь, убирайся. — Вот спасибо, — сказала старуха, и в ее голосе прозвучали иронические нотки. — От такого великодушия отказаться трудно. — Она опустилась на стул. Потом долго и молча смотрела на Марка. Ему стало не по себе. — Это твой Иерусалим, римлянин? — О чем ты? — Наин — это твой священный город? Ты совершил сюда паломничество, чтобы прославить рабыню, которую любил? От ее вопроса гнев Марка пропал и в нем пробудилось чувство горечи и одиночества. Он тяжело опустился на скамью, стоявшую под окном, и прислонился спиной к стене. — Почему ты не оставишь меня в покое, старуха? — Какой покой ты найдешь в этом доме? Покой смерти? Марк закрыл глаза. — Уйди. Она не сдвинулась с места. — Ты давно не ел? Он мрачно усмехнулся. — Не помню. Она с трудом поднялась. — Пойдем со мной. Я дам тебе чего-нибудь поесть. — Я не голоден. — Зато я голодна. Пойдем со мной, поговорим о том, зачем ты сюда пришел. — Мило с твоей стороны, но я с сожалением вынужден отказаться. — Я вижу, твое горе велико. — Ее темные глаза буквально сверлили его. — Это потому, что Хадассы больше нет? Марк снова встал. — Слишком много ты хочешь знать. Старуха оперлась на свою клюку и посмотрела на него. — А что ты сделаешь? Выкинешь старую клячу на улицу? — Она чуть улыбнулась, видя его смущение. — Я уже слишком стара и ничего не боюсь. — Она слегка стукнула клюкой, и это напомнило Марку о том маленьком пастушке, которого он встретил в горах. — Пойдем со мной, римлянин, я расскажу тебе все, что помню о Хадассе. Марк понимал, что эта женщина пришла к нему не случайно. — Ты хорошо ее знала? Женщина с трудом дошла до двери и остановилась на пороге. Солнечный свет бил ей в спину, поэтому Марк не мог видеть выражения ее лица. — Я знала ее с самого ее рождения и до того дня, как она вместе с семьей отправилась в Иерусалим на Пасху. — Сказав это, женщина вышла на улицу. Марк вышел вслед за ней и пошел, стараясь соизмерять свои шаги с ее походкой. Пройдя по улице вниз и миновав несколько домов, они остановились, и женщина вошла в дом, выглядевший почти таким же, как и тот, который они только что покинули. Марк стоял в открытых дверях и оглядывал помещение. Все в доме было чисто и аккуратно. — Входи, — сказала ему женщина. — Если я войду, твой дом будет осквернен. Она удивленно засмеялась. — Ты что же, знаешь наши законы? — Да, немного, — мрачно ответил он. — Если наш Господь ел с мытарями и блудницами, то, я думаю, он мог бы есть и с римлянином. — Старуха указала ему на стул. — Садись. — Марк вошел и сел. Вдыхая аромат готовящейся пищи, он почувствовал, что действительно голоден. Хозяйка придвинула ему чашу с финиками. — На, возьми, сколько хочешь. — Марк молчал и с интересом смотрел на нее. Она ведь приготовила все заранее. Остановившись перед горящими углями, она зачерпнула ковшом густую кашу, положила ее в деревянную миску и поставила перед Марком. Порцию поменьше она положила себе, после чего села напротив своего гостя. Затем она придвинула Марку корзину и достала оттуда пресный хлеб. — Ты сказала, что расскажешь мне о Хадассе. — Сначала поешь. Улыбнувшись одними губами, Марк разломил хлеб и обмакнул кусок в кашу. Попробовав один раз, он полностью предался своему чувству голода. Хозяйка наполнила глиняную чашу вином и подала ему. Когда сосуд с кашей опустел, она наполнила его снова и стала смотреть, как Марк ест. — Ты постился или просто долго не ел? — Ни то, ни другое. Женщина доела свою порцию. Заметив, что его чашка снова опустела, старуха слегка приподняла брови. — Еще? У меня ее много. Марк покачал головой, потом тихо усмехнулся чему-то своему. — Спасибо, — только и сказал он. Старуха поставила чашки одну в другую и убрала их. Тяжело встав, она прошла через комнату и, опустившись на старые, изношенные подушки, издала вздох облегчения. — Меня зовут Дебора, — она посмотрела на него выжидающим взглядом. — Марк Люциан Валериан. — У Хадассы был старший брат, его тоже звали Марк. Анания стал учить его гончарному ремеслу с самого детства, но потом сказал, что у него настоящий талант. Анания считал себя простым гончаром. Марк был художником. — Старуха кивнула в сторону полки, вделанной в глиняную стену. — Вон ту вазу он сделал, когда ему было двенадцать лет. Марк посмотрел и увидел, что эта работа ничуть не хуже всего того, что он видел в Риме. — А когда они отправились в Иерусалим, Марку было пятнадцать лет. Марк смотрел на вазу, и его не покидало чувство печали. Если уже в двенадцать лет этот мальчик подавал такие надежды, каких бы успехов он достиг, если бы остался жив? — Как жаль, что он погиб совсем юным. — Жаль для нас. А для него это благословение. Марк мрачно посмотрел на нее. — Ты называешь смерть благословением? — Марк с Господом, вместе с матерью, отцом и сестрами. Сердце Марка пронзила стрела боли. — Неужели ты думаешь, что, если Хадассу львы на арене растерзали на куски, — это благословение? Неужели это благословение, если в тот момент, когда она умирала, люди вокруг веселились, бесновались? — И среди них была его, Марка, родная сестра. — Ты очень зол, Марк Люциан Валериан. Почему? Он стиснул зубы. — Я пришел сюда, чтобы услышать о Хадассе, а не рассказывать о себе. Женщина сложила руки на коленях и загадочно посмотрела на него. — Что тут сказать? Хадасса была тихой девочкой, которая делала все, о чем ее попросят. В ней не было ничего приметного. Она была очень застенчивой. Каждый раз, когда Анания собирал свою семью в Иерусалим, все видели, как пугался этот ребенок. Ее вера не была сильной. — Не была сильной? — Марк даже рассмеялся, не веря своим ушам. Старуха внимательно посмотрела на него. — По крайней мере, насколько я ее помню. — Когда Марк ничего ей не объяснил, она пожала плечами. — Хадасса была бы счастлива всю жизнь прожить в этой деревне, выйти замуж, родить детей и никогда не уходить дальше Галилейского моря, которое она очень любила. Ей было очень хорошо в ее доме, среди своих родных, среди своих друзей и знакомых. — И ее Бог лишил ее всего этого. — Может быть и так... Марк задумчиво обхватил обеими руками глиняную чашку, стоявшую перед ним на столе. — А кто были ее друзья? — Мальчики и девочки ее возраста. Ни с кем из них ты не сможешь поговорить. — Почему? Потому что я язычник? — Потому что ее семья оказалась не единственной, не вернувшейся из Иерусалима. В этой деревне осталось много пустых домов. Марк вздрогнул. Ему стало стыдно. Стыдно за то, как он вел себя с этой женщиной. Стыдно за то, что он римлянин. Он встал и подошел к двери. Открыв дверь, он уставился на грязную улицу. Легкий ветерок поднимал пыль. По улице шла какая-то женщина, которая несла на голове огромный кувшин, а за ней шли ее дети. У своего дома сидел старик, прислонившись спиной к стене. — А какой была Хадасса, когда ты знал ее? — спросила его хозяйка. Марк поднял глаза к ясному небу. — Когда я впервые увидел ее, я подумал про нее так же, как и ты сказала: неприметная. Истощенная. Голова у нее была обрита. Волосы только отрастали. А таких больших глаз я ни у кого не видел. Марк обернулся и посмотрел на пожилую женщину. — Она меня боялась. Дрожала всякий раз, когда я к ней приближался. Поначалу. Позднее она мне говорила такое, что никто другой не осмелился бы сказать. — Марк вспомнил, как в саду Клавдия Хадасса подошла к нему и умоляла пощадить других рабов. И о том, как тогда же она умоляла и за него самого. «Прошу тебя, Марк, умоляю тебя. Не бери на свою голову грех невинной крови». Он закрыл глаза. — Я искал ее и нашел ее в саду, ночью. Она стояла на коленях. Иногда наклонялась лицом к земле. — Марк снова открыл глаза, его лицо было напряжено. — Она постоянно молилась своему невидимому Богу. Своему Христу. Последнее слово он произнес, словно проклятие. На его скулах заиграли желваки. — Потом даже в дневное время, едва взглянув на ее лицо, я мог определить, что она молилась. Для нее это было подобно работе, служению. — Марк покачал головой. — Ты говоришь, что ее вера не была сильной, а я тебе скажу, что ни у кого другого в своей жизни я не видал такой упрямой веры. И никакая логика не могла ее разубедить. Даже угроза смерти. Даже сама смерть. По щекам старой женщины потекли слезы, но она улыбалась. — Господь очистил ее. Эти ее слова повергли Марка в еще более сильный гнев. — Очистил для чего? Чтобы она стала достойной жертвой? Дебора посмотрела на него. — Для Его благой цели. — Благой цели? Что благого было в ее смерти? Твоему Богу было достаточно крови жертвенных агнцев. — Марк нервно и зло рассмеялся. — Ты хочешь знать, почему Хадасса умерла? Потому что Его Сыну мало старых жертв. Он уже хочет крови тех, кто в Него верит! Дебора слегка подняла голову. — Сядь, Марк. Успокойся и послушай. Он сел и опустил голову на руки. — Что бы ты мне сейчас ни сказала, это уже ничего не изменит. И все-таки душевный голод лишил Марка желания и дальше прикрываться своим гневом как щитом. Он чувствовал в себе усталость и духовное опустошение. Дебора заговорила с ним спокойно, как с ребенком: — Если бы сотник приказал легионеру идти в смертельный бой, разве тот не пошел бы? — Хадасса не была воином. — Разве? Рим строит целые полчища, чтобы завоевывать земли и брать людей в плен, чтобы расширять границы империи до самых дальних пределов. Но Хадасса была воином другого войска, которое ведет духовную войну за освобождение человеческих сердец. И в этой войне Бог неизбежно победит. — Она свою битву проиграла, — сердито сказал Марк, отчетливо видя перед собой, как Юлия радуется смерти Хадассы. — Но теперь ты здесь. Тихие слова Деборы были для него подобны удару. Марк отодвинул стул и встал. — Что еще мудрого ты мне скажешь? Старая Дебора спокойно смотрела на него и больше ничего не говорила. Марк вернулся к брошенному дому. Разозлившись, он пнул ногой дверь и поклялся, что больше никому ее не откроет. Хадасса молча вошла в дом Юлии. По тому, куда Александр шел, она быстро поняла, куда она попала и к чьей вилле они направляются. Она тут же узнала то чувство, от которого у нее свело в животе, потому что это чувство долгое время было ей знакомо. Страх. И в то же время она знала, что в этом Божья воля, поэтому, когда Рашид нес ее на руках наверх по мраморным ступеням, а Александр стучался в дверь, Хадасса молилась, чтобы понять, чего именно хочет от нее Бог. Дверь открыла молодая служанка. Хадасса ее не узнала. Приветствуя Александра с глубоким почтением, служанка, тем не менее, пристально посмотрела на Хадассу. Низко поклонившись, служанка пропустила их, и они вошли, и Рашид внес Хадассу в переднюю. Чувствуя сильное волнение, Хадасса попросила Рашида опустить ее. Он послушался и продолжал поддерживать ее под руку, чтобы ей легче было стоять. «Сюда, мой господин», — также волнуясь, сказала служанка, не осмеливаясь больше смотреть на Хадассу. Она быстро повела гостей к лестнице. Хадасса тем временем осматривала пустую переднюю. Она вспомнила, что раньше тут были две статуи нимф, по одной с каждой стороны. Теперь же здесь остались только пальмы в горшках, которые засыхали, потому что за ними, судя по всему, давно никто не ухаживал. Стены когда-то были покрыты вавилонскими шпалерами. Теперь они были пусты. Мраморных тумб, на которых когда-то стояли коринфские вазы с цветами, тоже не было.
|