Четверг, 7 сентября 2006 года

В первый раз в жизни Дженни Браун разрешили не ходить на уроки и остаться дома не по болезни. И ей даже не пришлось упрашивать об этом маму, та сама предложила дочери не ходить в школу – еще вчера, когда они сидели дома после многочасового визита в полицию. Голова у Дженни шла кругом от последних событий.

Еще одним чудом было то, что и Дорис не пошла на работу, хотя она тоже была совершенно здорова. Такого с ней еще не бывало! Мама волочила ноги в свою прачечную, даже если у нее была высокая температура. Дженни часто думала, что больше всего на свете мама боится только одного – потерять работу.

Но теперь девочка точно знала, что для мамы есть кое-что пострашнее этого. Дорис боялась за свою дочь. Такой потерянной, такой испуганной и бледной, как вчера, Дженни свою маму еще не видела. Сначала девочка даже не поняла, с чего Дорис так всполошилась, но через час-другой разговоров в полиции до нее начало кое-что доходить. Оказалось, что предложение доброго дяденьки устроить детский праздник в его доме не показалось привлекательным никому, кроме самой Дженни. Напротив, каждый, кто слышал эту историю, менялся в лице, пугался и заставлял Дженни снова и снова пересказывать все с самого начала. Полицию интересовало все до мелочей, у девочки выспрашивали каждую деталь, и прежде всего там хотели знать, как выглядел тот мужчина. Но описать его Дженни было так трудно! Ведь они разговаривали с ним совсем недолго, и к тому же прошло уже немало времени.

– Ты смогла бы его узнать, если бы увидела снова? – допытывалась у Дженни милая молодая женщина с длинными каштановыми волосами.

«Неужели эта красавица тоже полицейский?» – спрашивала у себя Дженни. Эта женщина, Стелла, разрешила девочке называть ее просто по имени.

– Наверное, смогла бы, – предположила Дженни. – Да, я, скорее всего, узнала бы его.

– Ты примерно представляешь сколько ему лет?

Трудно сказать…

– Он не старый, но и не молодой, – ответила Дженни.

– Примерно как твоя мама?

– Старше.

– Как твой дедушка?

– У меня нет дедушки.

– Но ты ведь видела дедушек у других ребят, верно?

– Да. Но все они выглядят по-разному, – грустно пожала плечами девочка.

Стелла разговаривала с ней очень терпеливо. Она не сердилась даже тогда, когда Дженни не смогла припомнить ни цвета глаз незнакомца, ни во что он был одет… Но цвет его волос девочка все-таки вспомнила.

– Каштановые! Такие же, как и у вас, Стелла.

Та вздохнула:

– Понятно. Значит, самый обычный, самый распространенный цвет, какой только можно себе представить.

– Может быть, чуточку седой…

Но утверждать этого со всей уверенностью Дженни не могла.

Позвали художника, который принялся было рисовать портрет незнакомца со слов Дженни, но девочка не могла назвать никаких особенностей его внешности. Все сотрудники полиции обращались с ней очень любезно, но Дженни чувствовала, что ее слова разочаровывают взрослых – как школьного учителя неудачный ответ. В конце концов девочка принялась плакать. Конечно же, она провинилась в том, что прогуляла тогда рисование, но разве она знала, что этот проступок вызовет такой переполох?

Наконец их с мамой отпустили домой, но поехали они туда не на автобусе – их отвез на машине один из полицейских. Дженни слышала, как на прощание он сказал маме: «Вам сейчас нужно очень, очень серьезно поговорить с дочерью. Объясните ей, пожалуйста, какая жуткая опасность ее миновала!»

– Я обязательно поговорю с ней, – отозвалась мама. – Можете быть уверены.

Услышав эти слова, Дженни расплакалась еще сильнее, она чувствовала, что ей грозит хорошая головомойка. Ее так заругают! Кроме того, ее могут лишить подарков на день рождения, несколько месяцев не давать карманных денег и, может быть, до самого Рождества ей не разрешат ходить в гости к подружкам.

Однако, как ни странно, гроза миновала. Мама не ругалась, напротив: она заботливо налила для Дженни ванну с душистой пеной, потом накормила ее и уложила спать.

За едой мама тоже заплакала, и через некоторое время сказала, что завтра не пойдет на работу и что Дженни тоже может оставаться дома. Им надо поговорить.

– Я больше не буду, мамочка! – заверила Дженни на следующее утро за завтраком. – Я больше никогда не буду прогуливать уроки!

– Речь не об этом, – вздохнула мама. – Конечно, прогуливать нельзя, но… но это не самое ужасное. Бог ты мой, это далеко не самое ужасное, – с тяжелым сердцем повторила Дорис.

Она посмотрела на дочку:

– Этот мужчина, который якобы хотел предоставить свой дом для праздника, ты знаешь, чего он хотел от тебя на самом деле?!

– Чего?

– Он хотел убить тебя.

Дженни едва не выронила из рук чашку с какао.

– Убить? Почему?

– Ты еще маленькая, и тебе не понять всего… Вот что я тебе скажу. Есть такие мужчины. Они убивают маленьких девочек, иногда и маленьких мальчиков. Это доставляет им удовольствие. Это больные, сумасшедшие люди! Как не попасться к ним в лапы? Надо держаться от чужих подальше. Никогда, ни за что нельзя садиться в машину к незнакомым людям! И совершенно неважно, что они там тебе обещают. Нельзя их слушать! Ни при каких обстоятельствах! Разве я не говорила тебе раньше, что этого делать нельзя?

– Говорила… – тихо протянула Дженни. Да, мама когда-то запрещала ей разговаривать с незнакомцами, но она совершенно забыла об этом. – Но ведь он был такой добрый, мама! – прибавила она. – На самом деле, мамочка, очень добрый!

– Правильно! – возбужденно подхватила Дорис. – Как же им иначе заманивать детей? Грубостью и злобой? Конечно же, эти сволочи прикидываются добренькими и обещают детям с три короба! Сначала тебе посулят золотые горы, а потом ты окажешься где-нибудь в грязном подвале, и с тобой начнут вытворять такое…

Дженни внимательно смотрела на нее.

– Что именно, мама?

– Страшные вещи! Они терзают тебя, делают тебе очень больно, мучают и истязают, а ты плачешь и зовешь мамочку, но они только смеются при этом. И в конце концов тебя убивают. Чтобы ты никому не рассказала, что с тобой сделали. И все это только потому, что ты была такой легкомысленной дурочкой и поверила пустым обещаниям!

Эти слова не укладывались у Дженни в голове. Добрый дяденька из магазина собирался ее убить?! Мама так уверена в этом, и Стелла, и все остальные люди в полиции. Может быть, так и оно есть? Неужели? На ее глазах снова выступили слезы.

– Я больше не буду, мамочка, – всхлипывала она. – Я ни с кем не соглашусь пойти, если кто-нибудь мне предложит…

Руки Дорис легонько дрожали. Она закурила.

– Сходим завтра с тобой на похороны, ладно? – прищурилась она. – Завтра с утра.

– С утра? А как же школа? Опять не ходить?

– Не ходи. И я тоже не пойду на работу. Вместо этого пойдем на кладбище.

– И кого хоронят? – поинтересовалась Дженни. Вся эта ситуация казалась ей более чем странной.

– Маленькую девочку, – ответила Дорис. – Ей было примерно столько же лет, как и тебе.

Дженни стало не по себе. В ее голове мелькнуло страшное предположение, но она не решалась произнести его вслух.

– Эта девочка… ее…

– Ты правильно мыслишь, – твердо сказала Дорис. – Ее убили. Ее убил неизвестный дядька, который надавал ей много заманчивых и замечательных обещаний…

Дженни смотрела на маму широко раскрытыми глазами.

– Я не хочу туда. Не хочу.

Мать пожала ей руку:

– Об этом нас с тобой попросила Стелла. Может быть, к тебе подходил тот же самый урод, что убил эту девочку. Ты понимаешь? Точно этого никто не знает, но вероятность такая есть. Поняла? Ведь убийцы часто приходят на похороны своих жертв. Они с большим удовольствием смотрят на продолжение того, что они натворили, и чувствуют себя при этом прекрасно…

– Нет! Я не хочу! Не хочу идти туда! Не хочу!

– Дженни, ты – единственная, кто видела этого негодяя. Ты способна его узнать, если он появится на кладбище. Но, конечно, может случиться, что он не придет. И тогда ты его никогда больше не увидишь. Но если все-таки… Ты ведь хочешь, чтобы его схватили, правда? Чтобы он не убил еще кого-нибудь?

Дженни слышала, что говорила ей мама. Но мамин голос как будто бы отдалялся и отдалялся, словно она разговаривала с ней из другой комнаты, потом уходила все дальше и дальше… В тот же самый миг в ушах Дженни зазвенело, пол покачнулся и вся мебель и стены смазались вдруг в одну длинную, неровную кляксу.

– Я не хочу, – повторила она, на этот раз не слыша собственного голоса. Может быть, она даже не произносила этих слов, а лишь воображала, что произносит… – Не хочу. Не хочу…

Затем на нее навалилась непроглядная тьма.

Вирджиния стояла перед зеркалом в прихожей. Это было старое фамильное зеркало предков Фредерика, и оно висело на этом месте, вероятно, уже не одно столетие. Стеклянная поверхность была обрамлена великолепной золотой рамой, однако не отшлифована как следует. Каждый, кто подходил к зеркалу, видел свое искаженное отражение и смотрелся гораздо стройнее, чем на самом деле. В прежние времена, когда Вирджинии хотелось похудеть, она подходила к этому зеркалу и наслаждалась своей вмиг постройневшей фигурой. Но теперь она выглядела в нем тощей, как скелет, и впервые за последние дни ей бросилось в глаза, как сильно она исхудала. На ней стала болтаться одежда, щеки впали, под глазами появились темные круги, а ключицы в разрезе ее блузки стали сильно выдаваться вперед.

«Когда я в последний раз высыпалась?» – спросила у себя Вирджиния.

Ее грустные размышления у зеркала прервал резкий телефонный звонок. Вздрогнув, она помчалась в гостиную, но трубку уже схватил Фредерик. Оба они со страхом и нетерпением ждали, что вымогатель снова выйдет на связь.

Однако это звонил старший следователь Бейкер. И хотя Вирджинии казалось, что она сойдет с ума, если вероятный похититель Ким больше не появится, руки у нее тряслись от страха, потому что она ужасно боялась его звонка. Она боялась исковерканного голоса, о котором ей рассказал Фредерик, боялась, что он ввергнет ее в ужасную панику.

Фредерик разговаривал с Бейкером сам, однако он нажал кнопку громкой связи.

– У меня к вам большая просьба, – сказал следователь. – Если до завтрашнего утра не появится никаких новостей, не могли бы вы прийти на похороны Рейчел Каннингэм?

– Рейчел Каннингэм? – переспросил Фредерик. – Той девочки, которую…

– Которую мы нашли в Сандрингэме мертвой. Вы правы. Завтра ее хоронят. И не исключено, что убийца придет на кладбище. Такие случаи бывают довольно часто.

– Но какая там от нас будет польза?

Бейкер вздохнул:

– Это всего лишь соломинка, призрачный шанс, но его необходимо использовать. Возможно, вы увидите там какого-то человека, с которым Ким могла иметь дело в последнее время. Вероятно, встреча с ним была мимолетной, и поэтому вы не помните его сейчас, но если увидите снова, то, может быть…

На сей раз горестно вздохнул Фредерик.

– Я понимаю, мистер Квентин, – с сочувствием сказал Бейкер. – Это всего лишь предположение. Присутствовать в вашем положении на похоронах ребенка… Но ведь вы понимаете…

– Конечно, – ответил Фредерик. – Мы понимаем, что это в наших интересах.

«Каким измученным он выглядит!» – думала Вирджиния.

Закончив разговор, Фредерик повернулся к ней:

– Я немедленно выезжаю в Лондон за деньгами!

– Разве банк уже приготовил для тебя такую сумму?

– До сегодняшнего утра у них было на это время, – ответил Фредерик.

Накануне он имел долгий разговор с одним из самых старых и надежных сотрудников банка и посвятил его в свою сложную ситуацию.

– Как только мне дадут деньги, я сразу же вернусь в Ферндейл. Если этот нечеловек позвонит снова, то никаких промедлений быть не должно!

– Ты не хочешь попросить кого-нибудь из друзей привезти деньги сюда?

Фредерик отрицательно покачал головой:

– Такие дела лучше не доверять никому другому.

Она кивнула, чувствуя себя слегка уязвленной, ведь и она тоже, наверное, потеряла доверие мужа…

– Будь осторожен на дороге, – сказала она, как и прежде, когда он отправлялся в Лондон.

– Ты останешься здесь? – уточнил он. – На телефоне?

– Естественно.

– Это вовсе не так естественно. Может быть, тебя кто-нибудь ждет.

Смотреть ему в глаза она не могла. Последняя фраза сильно задела ее, но ведь Вирджиния сама была виновата в том, что он так сказал.

– Я остаюсь здесь и буду ждать тебя, – пообещала она. – Пожалуйста, приезжай как можно скорее!

Когда Фредерик уехал, в доме наступила тягостная тишина, хотя и без того они с Вирджинией не разговаривали.

Она набрала номер пансиона, где остановился Натан, но хозяйка ответила, что мистер Мур куда-то уехал.

– На машине? – спросила Вирджиния.

– Я не контролирую моих гостей! – последовал резковатый ответ.

– Но вы можете хотя бы посмотреть, стоит машина во дворе или нет?

Хозяйка гостиницы недовольно заворчала, однако сходила к окошку и потом сообщила Вирджинии, что машины во дворе нет.

Почему до него не дозвониться? Почему его вечно нет дома?

Однако что значило «дома» в ситуации с Натаном? Домом для него был крошечный гостиничный номер, в чужом городе, да к тому же в чужой стране. Что ему целыми днями сидеть там и глядеть в окно? И ждать… А чего, собственно? Того, что Ким найдется, и тогда можно будет строить с Вирджинией планы на будущее? Но что за будущее их ожидает? У Натана нет ни гроша, Вирджиния будет получать лишь алименты на Ким. На то, что Фредерик будет выделять деньги еще на содержание бывшей жены, особо рассчитывать не приходилось. Как-никак, она выбрала жизнь с другим мужчиной… Если Натан размышляет на эту тему, то у него, наверное, просто крыша едет. Неразрешимая проблема!

Так ли это было в действительности? Была ли ситуация на самом деле безвыходной? Или существовало какое-то решение? Интересно, искал ли это решение Натан? Может, он разъезжает по окрестностям и ломает себе голову, что делать дальше? Или, наоборот, он старается убежать от всех проблем – катается по залитым солнцем дорогам, пытаясь забыть ее… нет, их общее горе?

Она снова обошла весь дом, только в комнату Ким зайти не смогла. Там все напоминало о дочери. Минуты текли очень медленно и мучительно, день, казалось, не проходит, а, наоборот, становится все длиннее и тягостнее, словно время начало обратный отсчет.

Ее беспокойство нарастало как снежный ком. Сидеть одной взаперти становилось невыносимо. Вирджиния побежала на кухню, налила себе воды, но пить не стала – ее мутило от одной мысли не только о еде, но и о питье. Тяжело дыша, она то спускалась в гостиную, то поднималась по лестнице в спальни, то заглядывала в ванную комнату, но не знала, куда себя девать. Руки у нее стали холодные как лед.

В какой-то момент Вирджиния вспомнила, как Бейкер спрашивал у нее, не нуждаются ли они с Фредериком в психологической помощи. Этот разговор состоялся только вчера утром, но казалось, что с того момента прошло уже несколько недель. Бейкер сказал, что может послать к ним кого-нибудь, с кем можно поговорить. Они с Фредериком сразу отвергли его предложение, и не потому, что считали себя такими уж сильными, а потому, что не хотели, чтобы их пытался утешать стереотипными фразами какой-нибудь глубоко равнодушный к их проблеме человек с дипломом психолога.

Но теперь Вирджиния думала: «Я больше не могу одна. Мне обязательно нужен кто-то рядом, иначе я не доживу до вечера».

Она чувствовала, что близка к нервному срыву.

Ким. Ким. Ким. Может быть, в этот самый момент она зовет мамочку, трясется и плачет от страха, от ужаса, от беспомощности… Где же ты, где, девочка моя? Пожалуйста, только держись…

Вирджинии становилось все труднее дышать, она глотала воздух с хрипом и свистом. Женщина вспомнила про дыхательную гимнастику, которой ее учили при подготовке к родам, и сделала несколько упражнений. Дышать ей и в самом деле стало легче, но ощущение того, что она в любой момент может потерять рассудок, не покидало ее.

С большим трудом она доплелась до гостиной и положила руку на телефонную трубку, чтобы позвонить Бейкеру и попросить его прислать психолога, как он и обещал. Но что-то останавливало ее от этого шага. Какой именно помощи она ждет? Что они могут, психологи? Каким образом они собираются успокаивать ее?

Пропал ее ребенок. И никому не удастся внушить ей, что все, дескать, будет хорошо. Она не желала слушать советы из разряда «необходим позитивный настрой» и «надо надеяться на лучшее». Эти слова казались ей пустыми и не избавляли ее от страха и предчувствия плохого конца.

«Мне нужно что-то делать, обязательно что-то делать, – подумала она, – иначе я просто начну биться головой о стенку».

Старший следователь Бейкер сказал, что он хочет побеседовать с Натаном. Она сразу же поняла, что ее мужчина вызывает у полиции большие подозрения в отношении Ким, точнее говоря, он единственный конкретный подозреваемый в данный момент. Этот новый добрый друг в жизни ее дочери.

Она не верила в эти подозрения, гнала от себя мысли о том, что Натан виновен в исчезновении Ким. Но ведь именно ему поручали забрать девочку? Да. Он говорил по телефону о неполадках с машиной, но проверить этого никто не мог. Может быть, Натан хотел лишь создать впечатление, что он напрочь застрял в Ханстантоне из-за машины и находится далеко от Кингс-Линна?

А что если он не застревал там?

Именно со вчерашнего дня Натан начал вести себя как-то странно. Он звонил исключительно редко, почти не спрашивал о Ким, и настроение у него, похоже, было отличное.

А вдруг он все-таки имеет какое-то отношение к исчезновению девочки?

Если безвылазно сидеть в доме, то она не сумеет ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение… Сомнительно, что ей удастся все выяснить даже в том случае, если она дозвонится до Натана.

Надо посмотреть ему в глаза.

С помощью специальной функции Вирджиния могла переадресовать на свой мобильный звонки, приходящие на домашний телефон. Поэтому она будет на связи, и до нее сможет дозвониться любой – хоть следователь, хоть… вымогатель, хоть Фредерик… Что касается мужа, то он вернется домой только вечером.

Значит, сейчас ей требуется где-то раздобыть машину.

Вирджиния набрала на клавишах телефона код переадресации звонков, схватила сумку и выбежала из дома.

На ее счастье, Джек Уолкер оказался дома и охотно согласился одолжить ей свою машину. Она попросила его приглядывать за воротами и немедленно позвонить, если будут какие-то посетители.

Несколько минут спустя она выруливала на джипе с непривычно гудящим мотором из ворот усадьбы. Дышать ей стало легче, но страх сжимал ее сердце все сильнее.

Дороги были свободны, и она могла гнать на огромной скорости. Около двенадцати дня она ворвалась в Ханстантон, спросила у прохожего, как проехать по адресу, который назвал ей Натан, и безо всякого труда отыскала маленький пансион. Вирджиния сразу обратила внимание, что машины Натана – вернее, ее машины – все еще нет на парковке. Женщина разочарованно вздохнула, ведь она надеялась, что с момента ее последнего разговора с хозяйкой Натан уже вернулся. Оставалось только надеяться, что он все-таки вернется в ближайшее время.

Хозяйка гостиницы полола сорняки на клумбах. Естественно, она не могла ответить на вопрос, куда именно подевался мистер Мур.

– Скорее всего, отправился куда-нибудь обедать, – предположила женщина. – Ведь у меня в пансионе только завтрак, и больше ничего!

«Этого и следовало ожидать», – подумала Вирджиния с тоской. Ее душу пожирало уныние, и она едва стояла на ногах от внезапно навалившейся на нее усталости.

– Можно, я подожду его здесь? – спросила она у хозяйки. Та пожала плечами:

– Ждите, если охота. Идите в дом, по коридору прямо, и увидите столовую для завтрака. Можете посидеть там. Пустить вас в его комнату я не могу!

Вирджиния поплелась в дом. Она беспокойно ходила по небольшому пространству столовой, глядя то в окна на солнечные пейзажи, то на стену, где висела картина с терпящим бедствие кораблем.

«Он крайне редко бывает здесь! Что же мне теперь ждать его до скончания века только для того, чтобы спросить, не имеет ли он какого-то отношения к исчезновению моего ребенка?»

Она приехала сюда с намерением предпринять хоть что-нибудь, а вместо этого опять оказалась в четырех стенах, приговоренная к вечному ожиданию… К своему ужасу она чувствовала, что сейчас еще более близка к нервному срыву, чем когда была дома. Наверное, ей не стоило мчаться сюда очертя голову. Лучше было остаться в Ферндейле – пройтись по парку или посидеть за чашкой чая с Джеком и Грейс. Но затем она вспомнила, что миссис Уолкер места себе найти не может из-за своей мнимой вины и занимается бесконечным самобичеванием. Вирджиния поняла, что не вынесла бы сейчас ее общества.

Она распахнула окно и высунулась наружу, вдыхая свежий воздух. Разумнее всего сейчас было позвонить Бейкеру и попросить о психологической помощи. Ведь в полиции знают, что делают, когда предлагают такое. Наверное, с ее стороны было слишком самонадеянным отказываться от протянутой ей руки.

Вирджиния посмотрела на часы. Прошло всего десять минут, но ей казалось, что она сидит здесь как минимум полчаса. В ее голову закралась мысль сходить в комнату Натана вопреки запрету хозяйки. Ведь Вирджиния ему не чужая, она его будущая жена! И может быть, она чуточку успокоится, увидев в комнате, знакомые вещи.

«Хотя сколько уж там у него вещей, – думала она, крадучись поднимаясь по лестнице. – Раз-два и обчелся».

На верхней лестничной площадке она увидела две двери. Одна из них была закрыта, другая отворилась при первом же прикосновении. Комната, в которую зашла Вирджиния, выглядела абсолютно стандартно и необжито, и она сразу подумала, что здесь может жить только человек, который спасся с тонущего корабля.

Окно было открыто, и в комнате приятно пахло морем. Ветер осторожно перебирал занавески. Кровать была аккуратно застелена покрывалом в цветочек. На стенах висели картины тоже на морскую тему, как и в столовой, но, по крайней мере, ни одна из них не изображала кораблекрушения.

Вирджиния заглянула в крошечный санузел. Кусочек мыла на раковине, тюбик крема для бритья, станок и гребенка… Натан и в самом деле обходился самым минимумом вещей. Собственно, ничего другого ему и не оставалось.

Вернувшись в комнату, она села на кровать, сложив руки на животе. В этот момент зазвонил ее мобильный, и она подскочила на месте в таком ужасе, словно ожидала всего, чего угодно, но только не этого.

Дрожащими руками она выудила телефон из сумки.

– Алло! Вирджиния Квентин, – слабым голосом сказала она.

Звонил Фредерик.

– Вирджиния? Это я! Случилось что-нибудь еще?

– Нет.

– А то у тебя такой подавленный голос!

Она вся сжалась, стараясь говорить твердо и отчетливо.

– У меня ничего нового нет. Никто не звонит. Я просто… страшно переживаю…

– Понимаю, – сказал Фредерик. – Я постараюсь вернуться домой как можно скорее! Деньги у меня на руках. Сейчас я еще в Лондоне, но уже спешу в Ферндейл. Выпью кофе и выезжаю!

«Я нахожусь в Ханстантоне в комнате моего любовника, пытаюсь дознаться до правды, и мои нервы уже на пределе…» Конечно же, она не сказала этого вслух. Она просто повторила те же слова, что и утром:

– Будь осторожен на дороге.

Фредерик замолк. Вирджиния уже успела подумать, что связь прервалась, но он вдруг сказал:

– Мы выстоим, Вирджиния. Мы выдержим это испытание.

– Да, – сказала она тихо, нажала на сброс и засунула мобильный обратно в сумку.

Она посидела на кровати еще немного. Наверное, стоило погулять на улице, а не сидеть в этом замкнутом пространстве, медленно, но верно сходя с ума. Вирджиния вскочила и подошла к двери.

Тут ей на глаза попался какой-то яркий предмет, засунутый между стеной и платяным шкафом. Что-то маленькое, из цветного пластика – желтого, зеленого и красного. От нечего делать она потянула за этот предмет и вытащила его наружу. В недоумении и пока безо всяких задних мыслей она взирала на то, что оказалось у нее в руках. Кассетный магнитофон. Детский игрушечный магнитофон в форме громадного будильника на двух толстых ножках. Вот сюда вставляют кассету, там – кнопки для различных настроек; сверху массивная ручка для переноски; сбоку, на специальном креплении, микрофон, куда можно петь, говорить, записывать свой голос и изменять его до неузнаваемости с помощью встроенных функций…

Изменять до неузнаваемости…

Мозг Вирджинии работал очень медленно, как будто бы отказываясь понимать очевидное.

У Ким был точно такой же игрушечный магнитофон.

«…Голос был мужской. Он был искажен. Помню, у моей дочери где-то был игрушечный магнитофон… На него можно записать голос и с помощью разных настроек сделать его неузнаваемым…» – эти слова Фредерика, сказанные примерно сутки назад в разговоре с Бейкером, заколотились у нее в мозгу.

Она не желала, не желала, не желала прислушиваться к этим словам… но внезапно ее словно кипятком ошпарило. Она осознала, что произошло… В это же самое мгновение распахнулась дверь, и на пороге появился Натан.

Он посмотрел сначала на нее, застывшую соляным столбом, затем на пестрый кусок пластика в ее руках.

– Вижу, ты устроила здесь настоящий обыск! – процедил он.

Вирджиния ничего не ответила. Лишь короткий тихий стон вырвался у нее из горла.

– Что я должен тебе объяснять? Ты все равно не поймешь моих мотивов и вообще не поверишь мне, – нервно поводил плечами Натан. – Я в этом абсолютно уверен.

Вирджиния не знала, сколько времени она простояла в оцепенении – может, несколько минут, а может, всего лишь несколько секунд. Как только женщина снова обрела дар речи, она приподняла этот страшный вещдок повыше и потрясла им перед глазами Натана.

– Что это такое? – спросила она хрипло.

– Игрушка, – тихо сказал он, понимая, что ее интересует вовсе не такой ответ, а то, каким образом эта вещь попала в его комнату. В глубине души Вирджиния еще смутно надеялась, что Натан даст ей какое-то новое безобидное объяснение этого факта, которое повернет дело совсем в другую сторону. И в то же время она боялась его лжи, ведь вранье и отговорки делали ситуацию еще невыносимей.

Но ничего этого не произошло. Натан не стал ни оправдываться, ни объяснять что-либо, ни пытаться врать. Он выигрывал время, утверждая, что она все равно не поймет того, что двигало им в тот момент. И тем самым он подтверждал самые страшные ее догадки.

– Где она? – спросила Вирджиния. – Где она?! – закричала она в голос, когда Натан не ответил. – Где моя дочь?!

Он пожал плечами:

– Откуда я знаю?

Это равнодушное движение и безучастное выражение его лица, окончательно сразили ее. Вирджиния почувствовала головокружение, такое сильное, что она едва удержалась на ногах. Из рук Вирджинии с грохотом выпал магнитофон, и она накинулась на Натана с кулаками. Не помня себя, она молотила его по лицу, по плечам, по широкой груди…

– Где мой ребенок? – хрипела она.

Извернувшись, Натан ухватил ее запястья и крепко сжал их.

– Откуда мне знать, к черту-дьяволу! – грубо затряс он Вирджинию. – Я и на самом деле не знаю!

С большим трудом Вирджиния утихомирила гнев:

– Где она? …

Предусмотрительно не выпуская ее рук из своих, Натан бросил:

– У меня ее нет. И никогда не было. Я хотел только денег! Запястья Вирджинии горели от его железной хватки. Недоверие и ужас росли в ней, словно ядерный гриб.

– Сейчас ты скажешь, где моя дочь. И что ты с ней сделал. Ты ее…

У нее внезапно пересохло в горле. Выговорить слово, вертящееся у нее на языке, она не могла.

– Ты сделал с ней то же… что и с другими детьми?!

– Да черт тебя раздери! – взревел Натан. Он выпустил руки Вирджинии и толчком отшвырнул ее от себя. Та споткнулась, но не упала. Натан отступил на шаг назад. Его лицо побелело, губы сжались.

– Я ничего ей не сделал! Я ни одного ребенка пальцем не тронул! Разве ты меня не знаешь? Я не какой-нибудь… Такими делами я не занимаюсь.

В какие-то моменты ей чудилось, что она спит и видит страшный сон. Машинально она растирала свои покрасневшие запястья. Казалось, боль была единственным признаком того, что все происходящее не сон, а явь.

– Ты звонил нам. Ты сказал…

– Я помню, что я говорил! Я просил сто тысяч фунтов. Это было просто… просто наваждение какое-то! Идиотская придумка. Я позвонил вам один-единственный раз, и все! Ведь я даже не знал, как организовать передачу денег. Я прекрасно понимал, что меня при этом сцапают, как пить дать. Мой звонок – это… это просто пьяная идея, Вирджиния! Мало ли что взбредет в голову после рюмки виски! Я всего лишь забыл выкинуть в мусор эту штуку, – показал он на валяющийся на полу магнитофон. – И это главная моя ошибка.

То, с какой легкостью этот человек называет свой немыслимый поступок игрушкой, пустячком, ошибкой, привело Вирджинию в состояние полнейшей прострации.

– Ты знал, в каком ужасном состоянии я нахожусь. Как я боюсь за жизнь моего ребенка. И ты воспользовался нашим положением для того, чтобы…

Ей не хватало слов. Наверное, вообще не существовало слов, которыми можно было описать то, что он сделал.

– Тебе все равно меня не понять! – повторил Натан.

Из ее глаз полились слезы.

– О чем ты? Что я должна понимать?

– Так-таки ничего и не понимаешь?

Она смотрела на него расширив глаза. Натан пригладил волосы у себя на затылке:

– Ты сама постоянно говоришь о нашем совместном будущем. «Мы с тобой», «где-нибудь», «когда-нибудь»… Но ты хоть немного представляешь себе, как будет выглядеть это «мы с тобой» без единого цента денег?

– Наше будущее – это не вопрос денег!

– Да? Значит, ты неисправимая фантазерка. Я с самого начала говорил тебе, что у меня ничего нет. Ни денег, ни дома, ни квартиры… Что случилось с моей яхтой, ты прекрасно знаешь. И я…

Его голос звучал очень резко, и в то же время в нем не было ни капли эмоций. Вирджиния перебила его:

– Неправда, ты не говорил мне этого с самого начала! Сначала – пока Фредерик не установил обратное – ты уверял, что ты популярный писатель, и твои счета скоро пополнятся сами по себе, за счет переизданий!

– О-о, и это звучало для тебя заманчиво, да? Значит, не надо ля-ля, что для тебя будущее – это не вопрос денег!

Он полностью передернул все ее слова, ю возмущаться у нее уже не хватало сил.

– Не понимаю, что толкнуло тебя на этот шаг, – тихо выговорила она.

Натан вздохнул:

– Что тебе сказать… Это просто была идея, как раздобыть стартовый капитал для нас с тобой. Бредовая идея, гнилая, согласен, но ведь я уже сказал, что почти сразу отказался от ее воплощения!

– Но разве ты не понимал, что творится в душе у нас с Фредериком? … В каком мы с ним состоянии? … Что этот звонок дал нам надежду? … Что мы, дергаясь, ожидали, когда похититель позвонит снова?! Фредерик поехал в Лондон за деньгами. Я осталась дома и чуть не сошла с ума от отчаяния…

По ее щекам неудержимо потекли слезы.

– Ни один человек, у которого есть сердце, не способен на такое!

Он сделал шаг к ней, но она отклонилась в сторону и стояла теперь спиной у открытого окна.

– Не трогай меня! – прошипела она.

Натан снова пожал плечами.

– А разве не для этого ты явилась сюда? – спросил он. – Не для того ли, чтобы я взял тебя на ручки и утешил?

– Ты думаешь, я нуждаюсь в твоих утешениях?

– Ну ладно, ладно! – сердито выкрикнул он. – Только не надо обращаться со мной, как с преступником! Я и пальцем не тронул твою дочь. Я понятия не имею, где она находится. Ее исчезновение меня совершенно не касается! И других детей я тоже не трогал. Да, я совершил громадную ошибку и сожалею о ней. Я… я прошу прощения, если тебе так угодно.

– Ты никого не трогал? И как я могу проверить твои слова? Может быть, машина у тебя вовсе не ломалась?! Довольно хитрый ход! Ты мог спокойно заехать в Кингс-Линн за Ким, утверждая, что находишься здесь, в Ханстантоне! Это снимало с тебя все подозрения. Значит, ты поехал за Ким в школу, опередив на короткое время Грейс…

– Нет! – замахал рукой Натан. – Нет! Меня вовсе не интересуют дети! Тех, кто делает это, я считаю полнейшими уродами. Я и в страшном сне не могу представить себе такое.

– И с чего я должна тебе верить?! – заорала Вирджиния.

– Хотя бы с того, что ты меня неплохо знаешь! – выкрикнул Натан в ответ. – С того, что я был с тобой в одной постели! И ты обязательно почувствовала бы, с каким человеком ты кувыркаешься – с нормальным или извращенцем!

Вирджиния провела рукой по глазам. Хватит плакать! Необходимо действовать.

Она подхватила с пола магнитофон, сунула его в сумку.

– Наверняка в полиции лучше знают, как дознаться до правды, – бросила она. – Можешь там объяснять, где ты был, когда погиб первый ребенок. Уж точно не на Скае.

– Но и здесь меня не было! Доказать это – раз плюнуть, поскольку в каждом порту, где яхта встает на якорь, обязательно нужно регистрироваться. Ты при всем желании не найдешь в ближайших портах регистрации моего «Одуванчика».

– И не собираюсь искать! Пусть ищет следователь Бейкер! Он профессионал, а не я!

Вирджиния хотела пройти мимо него, но Натан ухватил ее за локоть.

– Пусти, – сказала она.

– Ты сейчас пойдешь в полицию?

– Естественно. И если ты меня сейчас же не выпустишь, я буду кричать. Твоя хозяйка неподалеку. Я буду звать на помощь.

Он выпустил ее руку.

– Хорошо, иди, – вымолвил он и отошел в сторону.

Вирджиния выбежала из комнаты, ни разу не оглянувшись.

Она добралась до Ферндейла, ощущая себя словно в тумане, и лишь чудом не создала ни одной аварийной ситуации. Несколько раз Вирджиния принималась плакать и едва различала дорогу сквозь слезы. Наверное, еще ни разу в жизни она не испытывала такого шока.

Дома женщина сразу же закрыла за собой дверь и привалилась на нее спиной. Она снова ощутила ту гнетущую тишину, что стояла в доме с момента отъезда Фредерика. Неужели в этом доме когда-то звучал радостный детский смех? Всего два дня прошло с того момента, как пропала Ким, но казалось, что прошло два года. Эти два дня стали самыми длинными в жизни Вирджинии.

Шаркая ногами, словно старуха, женщина поплелась в гостиную. Отключив переадресацию звонков, она уставилась на телефон. Необходимо было звонить в полицию, Бейкеру. Что если Джек не дал бы ей свою машину? Или его вообще не оказалось бы дома? В таком случае она не смогла бы выехать из Ферндейла. Наверное, тогда она не сумела бы выяснить, что в роли вымогателя выступал именно Натан. Он мог уничтожить магнитофон и действительно больше не позвонить, и они с Фредериком напрасно бы ждали новых звонков с требованиями денег и в конце концов поняли бы, что над ними решила злобно подшутить какая-то сволочь.

Недоверие к Натану, которое она испытывала сегодня с утра, наверное, улеглось бы, и она жила бы, не подозревая, какую дьявольскую роль сыграл этот мужчина в величайшей драме ее жизни.

Все могло пойти совершенно по-другому. Не только ее будущее, но и будущее многих других людей.

С горечью она разглядывала разноцветный магнитофон. Нужно срочно звонить в полицию и передать его Бейкеру, Там лучше знают, что делать с этим вещественным доказательством.

Но Вирджиния почему-то медлила со звонком, и она спрашивала себя почему.

Из гостиницы в Ханстантоне она вылетела пулей. Проносясь мимо хозяйки, которая все еще возилась с цветочной клумбой и проводила гостью изумленным взглядом, Вирджиния была полна решимости ехать прямиком в полицию, чтобы рассказать там свою ошеломляющую новость. Также ей пришлось бы сообщить о Натане все: что он любит приврать, любит пожить за чужой счет… Но вместо этого она вернулась домой и стоит теперь в нерешительности перед телефоном.

Почему?

«Потому что тогда ты должна признать, как фатально ошибалась в этом человеке, с которым обманула мужа и ради которого собиралась разрушить семью, – ответила сама себе Вирджиния. – Его нечестную игру на нервах ее и Фредерика ничем оправдать нельзя. Но по идее ты должна была разорвать отношения с ним еще в тот момент, когда узнала, что он втирает тебе очки насчет своей профессии. Что подумает о тебе Бейкер? Что ты так втюхалась в этого типа, что простила все его грешки, все лживые басни и к тому же стала выгораживать его? Кем ты будешь выглядеть в глазах Бейкера? Нимфоманкой? Женщиной, потерявшей всякую гордость? В лучшем случае он посчитает тебя безнадежной дурой. Это верно? Ты оттягиваешь звонок именно поэтому? Хочешь сохранить хоть капельку уважения к себе?»

Вирджиния медленно покачала головой. И да и нет. Лишь одно ей было совершенно ясно: если бы у нее зародилось хоть малейшее подозрение в том, что похищение Ким – дело рук Натана, она давно бы уже была в полиции. Сразу же, без раздумий.

Итак, выходило, что она сама в глубине души не верила в виновность Натана. Что-то подсказывало ей, что Мур на этот раз не врет. Наверное, он действительно не похищал Ким. Он всего лишь решил поправить свои финансовые дела с помощью такой вот немыслимой выходки. Вполне вероятно, что его интересовали только сто тысяч фунтов, и ничего более.

Но, может быть, она снова пудрит себе мозги? Снова пытается обелить этого прохиндея? …

Тишину внезапно прорезал телефонный звонок. Вирджиния так испугалась, что выронила из рук магнитофон. Дрожащими руками, помня о звонке вымогателя, она подняла трубку, напрочь забыв в этот момент, что подобных звонков больше не будет.

Могли еще позвонить из полиции. При этой мысли ее руки начали трястись еще сильнее, но она пыталась успокоить себя тем, что если бы у полицейских появились действительно плохие новости, то они не звонили бы, а сразу же приехали сюда.

– Да, – сказала она, с усилием подняв трубку.

Это оказалась Ливия.

– Вирджиния? …

У бедной женщины перехватило дыхание.

– О, это вы, Ливия… Вы где – в Германии?

– Да. И я беспокоюсь. Есть что-то новое о Ким?

Ливия напоминала хорошую подругу. Такую надежную и внимательную…

– Нет, Ливия, к великому сожалению. У нас нет никакой информации о ней.

– Ужасно! – расстроенным голосом сказала немка. – Наверное, вы с Фредериком просто места себе не находите от горя…

– Да, это так. – Голос Вирджинии дрогнул. – Это какой-то кошмар, Ливия! Я не знаю, как это пережить. Сама удивляюсь, что я еще не сошла с ума…

– Я бы очень хотела чем-нибудь вам помочь, – с искренним сочувствием произнесла молодая женщина.

Внезапно в голове Вирджинии мелькнула одна мысль.

– Ливия, может быть, мой вопрос покажется вам несколько странным, но… Скажите, перед тем как подойти к берегам Ская, в какой порт вы заходили? Случайно не в окрестности Кингс-Линна?

– Нет, – ответила Ливия твердо. – Мы с самого начала плавали довольно далеко от вас, на Севере… Мы были…

– Ладно, ладно. По крайней мере, не здесь?

– Нет. А что?

– Да так… Это… Ливия, знаете, я твердо решила расстаться с Натаном.

– Ох…

– Мне надо спросить у вас еще кое-что. Я поняла, что он никогда не зарабатывал по-настоящему. На самом ли деле ему мешали обстоятельства? Действительно ли у него не было никакой возможности работать?

Ливия замолчала так надолго, что Вирджиния уже решила, что та готова положить трубку. «С какой это радости, – думала она, – Ливия должна отчитываться передо мной в том, как они жили с мужем?»

– Ситуация тогда действительно была непростая, – ответила наконец молодая женщина, – но Натана она полностью устраивала. Видите ли, моего отца-инвалида никто не хотел принимать в дом престарелых. И несколько раз я почти добивалась этого, и с превеликим трудом, но Натан в последний момент всегда выступал против. Он ненавидел моего отца и никогда не был способен его пожалеть или защитить… Просто он понимал, что отправь мы старика в интернат, то пенсии его получать больше не будем! Ведь мы жили исключительно на средства отца. Натан и понятия не имел, как обойтись без них.

– Значит, он не мог зарабатывать писательством? Ливия захохотала, а затем сказала самое жесткое, что когда-либо говорила о своем муже:

– Для этого у него нет ни таланта, ни трудолюбия. Натан никогда не мечтал о романе. Он мечтал о быстрых деньгах. Только и всего!

– Похоже, он очень любит деньги.

– Не просто любит, – ответила Ливия, – а с утра до вечера думает только о них.

Вирджиния закивала, но в следующую секунду сообразила, что молодая женщина не видит этого и ждет ответа.

– Спасибо вам, Ливия, – сказала она. – Я позвоню вам, если появятся какие-то новости о Ким.

Она положила трубку, но тут же снова сняла ее и набрала номер старшего следователя Бейкера.

В тот день, когда украли первого ребенка, у Натана было алиби. В окрестностях Кингс-Линна он появился намного позже. Также интуиция подсказывала ей, что Ким он не похищал. Однако никого не интересовало, что ей там кажется, видится, чудится… Натан – закоренелый авантюрист, записной лгун, да еще и вымогатель. На одну чашу весов положена жизнь ее ребенка, на другую – ее репутация, и ясно без слов, какая из этих чаш тяжелее. Она больше не задумывалась о том, чтобы уберечь этого человека, может быть и невиновного, от неприятных разбирательств в полиции. Речь шла только о Ким, и, пока существует хоть малейшее, хоть призрачное подозрение, необходимо его проверить.

Твердым голосом она потребовала позвать к телефону старшего следователя Бейкера.

Фредерик выходил в гостиную, чтобы ответить на телефонный звонок, а теперь снова вернулся на кухню, где за столом сидела Вирджиния. Перед ней стоял стакан молока.

– Теплое молоко с медом хорошо успокаивает, – сказал ей Фредерик час назад, и сам согрел его для нее. За час Вирджиния сделала два или три глотка, но всякий раз ей начинало казаться, что желудок у нее сжимается, не принимая совсем ничего. Молоко давно уже остыло, и на его поверхности образовалась пенка. «Ы-ы-ы! Молоко с пенкой!» – звучал в ушах у Вирджинии голосок Ким.

Женщина обхватила голову руками. Она без конца думала о дочери.

– Это звонил старший следователь Бейкер, – пояснил Фредерик, снова оказавшись на кухне. – Они уже несколько часов допрашивают Натана Мура, и все безрезультатно. Этот человек сразу же признался в том, что выступил в роли вымогателя, но он настойчиво отрицает свою вину в исчезновении Ким.

Она подняла голову:

– И что? Бейкер верит ему?

Фредерик пожал плечами:

– Как можно верить такому человеку, как Мур?

Вирджиния с усилием кивнула. Наверное, существовала лишь одна правда о Натане, которую со всей отчетливостью произнесла Ливия: «Он мечтает лишь о быстрых деньгах. С утра до вечера думает только о них».

Фредерик сел за стол напротив Вирджинии. Его лицо было серым от усталости.

– Бейкер говорит, что если у нас осталась хоть капелька сил, мы должны сходить завтра на похороны той девочки. Чем черт не шутит, может быть, Мур и в самом деле невиновен…

– Он определенно не убивал других детей, – сказала Вирджиния. – В то время его просто не было здесь…

– Это он так утверждает.

– Это утверждает Ливия.

– Ливию мы, в общем-то, знаем не лучше, чем ее супруга, – отозвался Фредерик. – Может, мы с тобой нарвались на парочку отпетых мошенников? Их кораблю пришел каюк, вот они и не знали, куда податься дальше, где срубить деньжат. Думали-думали, а тут им как раз и подвернулась ты. Очень кстати. Не исключено, что Мур закрутил с тобой любовь с согласия своей женушки! А что? Ведь сразу видно, что ты из богатеньких.

– Я вовсе не из таких. Это ты богатый, а не я. И дураку было ясно, что ты не будешь спонсировать меня, если я начну изменять тебе с другим…

– Отчего же? Может быть, даже такой хитрый лис, как Натан Мур, не просек сразу все наши финансовые обстоятельства!

Она с недовольством посмотрела на мужа:

– Однако это не означает, что он убийца детей.

– И никакой он не похититель, да?

Вирджиния отвела взгляд.

– Что ты вообще знаешь о человеке, с которым собралась провести остаток жизни? – сверлил ее взглядом муж.

Она не отвечала. Любой ее ответ не мог служить оправданием для нее.

Фредерик немного подождал, но быстро понял, что отвечать на этот вопрос она не будет, и снова откинулся на спинку стула.

– Но почему? – выговорил он. – Единственное, что я хочу понять. Почему? …

– Ты хочешь выяснить это именно сейчас?

– Когда-нибудь все равно придется говорить об этом.

– Помнишь, мы сидели с тобой в кафе, в тот день, когда Ким… пропала. Ты тоже спрашивал меня почему. Я пыталась объяснить тебе это, но ты, наверное, не понял. Может быть, это вообще невозможно понять. – Вирджиния помолчала. – Я просто влюбилась в Натана Мура, – еле слышно выговорила она. – По крайней мере, мне казалось, что я влюбилась. И то и другое ослепляет одинаково.

Фредерик потер опухшие от недосыпания веки:

– А теперь? Ты все еще любишь его? Или тебе кажется, что ты его любишь?

На кухне зависла долгая пауза. Вирджиния глядела на стакан молока, что стоял перед ней, но не видела его. Она видела Натана и себя – в Данвегане, на Скае. Видела пламя в камине и колеблющиеся огни свечей. Чувствовала аромат вина. Вспоминала его глаза и улыбку и чувствовала сначала нежные прикосновения его рук, а потом разрушительную боль потери и разочарования. Многое бы она дала, чтобы пережить эти часы снова, однако понимала, что им уже никогда не вернуться.

– Теперь я думаю, что любовь легко спутать с другими чувствами, – ответила она наконец. – Натан дал мне ощущение полноты жизни, чувство, что я парю в небесах. И я перепутала это ощущение с любовью.

– Ощущение полноты жизни – это уже кое-что, – заметил Фредерик.

Это была правда. Натан Мур дал ей очень многое. Несмотря ни на что, он распахнул для Вирджинии окно в совершенно новое измерение.

– У нас с Натаном больше нет планов на будущее, – сказала она. – И неважно, что случится с нами обоими. Наверное, ты хотел узнать именно это?

– Это и многое другое, – ответил Фредерик.

Она отодвинула стакан и встала. Сидеть на кухне стало уже невыносимо. Ей снова становилось трудно дышать, как утром.

– Мне что-то… – начала она, хватая ртом воздух.

Фредерик тут же подскочил к ней и поддержал под локти:

– Дыши глубоко. Глубоко и ровно. Так глубоко, как только можешь!

После нескольких попыток ей удалось наконец прийти в себя. Учащенное сердцебиение улеглось, и желание убежать из четырех стен тоже прошло.

– Спасибо, – прошептала она.

– У тебя такие серые губы, – покачал головой Фредерик. – И сильно расширенные зрачки.

Она глядела на Фредерика широко раскрытыми глазами. Как передать ему те картины, что пронеслись у нее в голове опустошительным вихрем? Вот они с Натаном на Скае, в машине; вот перепуганная до полусмерти Ким, которая сидит скрючившись в домике на дереве; Грейс с красными от температуры щеками, что кружит по пустому школьному зданию в поисках девочки; сияющее лицо Томми; Томми в больнице; тщедушное тельце, опутанное дюжиной шлангов от аппаратов; мама Томми, ее погасшие глаза.

Внезапно Вирджиния зарыдала. Так сильно, словно с этими слезами ее отпускала боль, накопившаяся десятилетиями. Вся сотрясаясь от рыданий, она уткнулась лицом в плечо Фредерика.

– Успокойся же, Вирджиния! Прошу тебя, успокойся! – уговаривал ее муж.

Она пыталась что-то сказать, но с ее губ слетали лишь отдельные слова, обрывки фраз.

– Потому… Натан… потому, что… он спрашивал… потому, что он спросил… о Майкле…

– О Майкле? О твоем бывшем спутнике жизни, который пропал без вести?

Вирджиния с трудом добралась до стула. Слезы все еще текли по ее щекам, но уже не так сильно, как минуту назад. Фредерик присел перед ней на корточки и взял ее руки в свои.

– Так он расспрашивал тебя о Майкле?

Она кивнула.

Двадцать четвертое марта 1995 года. Был один из самых первых погожих весенних деньков, и Майкл решил поехать на тренировку на велосипеде. Зима была холодная и дождливая, но наконец-то она отступала. Веял бархатный ветерок, небо наливалось весенней лазурью, повсюду на газонах тянулись к солнцу нарциссы, широко открывая ему навстречу свои канареечные и лаймовые соцветия, а птицы без устали распевали звонкие песенки.

Вечером Майкл надел тренировочный костюм и сапоги, уложил кроссовки, полотенце и бутылку минералки в свой рюкзак и выкатил велосипед из гаража. За несколько часов до этого он проверил все шины и накачал их. Томми стоял рядом и давал профессиональные советы.

– Слушай меня, – сказал Майкл. – Если в воскресенье будет хорошая погода, то мы поедем вместе на велосипедную прогулку. Идет?

Томми расплылся в улыбке. Вскоре он ускакал домой, где его ждали к ужину, а Майкл сказал Вирджинии, что вернется поздно.

– После тренировки меня могут позвать в бар. У Роба сегодня день рождения, и я подозреваю, что так просто от него не отделаться.

– Хорошо! – обрадовалась Вирджиния. – Отдохни и расслабься. А я, наверное, рано лягу спать. Я сильно устала.

Она утомилась потому, что работала в саду. Вдохновленная весенним теплом, она вытаскивала из гаража здоровенные глиняные горшки, наполняла их свежей землей и раздумывала, чем же их засадить. Она вытаскивала из сарая садовую мебель, стирала с нее пыль и мечтала о лете.

В первой половине дня Вирджиния писала реферат – дома, а не в библиотеке, где она подрабатывала сортируя книги, расставляя их по местам, заполняя бесконечные каталожные карточки в компьютере. Работа была несложная, и в общем-то нравилась ей, но иллюзий по этому поводу Вирджиния не питала: это была лишь подработка, но не профессия. Ей нужно было хорошенько подумать, какое будущее ее ожидает. Другие как-то пробивались в жизни, целеустремленно и упорно добивались своей цели. Другие, но не Вирджиния. Где и кем она хочет работать, женщина не представляла.

Также ей было неясно, что делать с Майклом. В начале февраля, в день ее рождения, он сделал ей официальное предложение, но она опять ответила уклончиво. Ей так и не удавалось заставить себя сказать ему правду. Правда звучала бы так: «Нет, я не хочу выходить за тебя замуж. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Меня пока что устраивает жизнь с тобой. Но когда-нибудь нам придется расстаться».

Майкл все-таки был сделан из другого теста. Он пытался планировать свое будущее, он хотел разложить все по полочкам. Жениться. Завести детей. Зажить полноценной семейной жизнью. Ведь Вирджиния видела, как он обожает маленького Томми из соседнего дома. Майкл любил детей. Любил он и определенность, надежность, равномерное течение спокойных дней. Ему необходим был домик с садиком, постоянная работа, жена, встречающая его дома вечером. Собака, что со счастливой преданностью извивается у него под ногами. Дети, сбивчиво рассказывающие ему о том, как прошел их день. Он учил бы их ездить на велосипеде и водил бы на футбол. Вполне скромные, выполнимые желания! И Вирджиния понимала, что он имеет полное право жить именно так, как ему представляется верным.

Она и сама мечтала достичь когда-нибудь точки равновесия, подобной той, в какой находился сейчас Майкл. Мечтала победить свой внутренний непокой, что был причиной ее непостоянства во всем – в отношениях с людьми, в профессии, в стиле жизни. Почему же ей не удавалось сосредоточиться и выбрать себе что-то одно? Почему ей постоянно казалось, что она упустит что-то важное и интересное, если посвятит себя чему-то одному? Это было несерьезно, это было по-детски. Но она не могла преодолеть собственные наклонности.

Когда Майкл уехал, Вирджиния смела веником землю с террасы и ушла в дом. Она долго мыла руки, вычищая частички земли из-под ногтей… Потом посмотрела новости по телевизору, постояла у окна, наблюдая, как тихий пригород обволакивает вечерняя тьма, и воображая, что она сейчас живет в Нью-Йорке и глядит на завораживающие огни ночного города. Эта мысль вгоняла ее в мучительную ностальгию по другой жизни.

Затрещал телефон, но Вирджиния не хотела брать трубку. Может быть, звонила одна из ее подружек, намереваясь проболтать как минимум час, а ведь Вирджиния чувствовала себя такой вялой после работы в саду, и говорить ей ни с кем не хотелось. Забраться в постель с хорошей книжкой и с бокалом вина в руке – вот чего ей хотелось в тот момент больше всего на свете.

Позже она анализировала свое нежелание отвечать на звонок. Действительно ли причиной тому была ее усталость? Или ее предупреждало об опасности подсознание? Ведь трагедии, что разыгралась впоследствии, могло вовсе не быть, не подними она в тот момент трубку.

Слушая звонок, Вирджиния подумала, что это может быть Майкл. А вдруг у него сломался велосипед…

Пересилив себя, женщина сняла трубку.

– Вирджиния Деланей.

На том конце провода повисла короткая пауза, затем в трубке раздался голос, от которого у нее внутри все перевернулось.

– Вирджиния? Привет! Это Эндрю!

– Ох…

Ничего другого она вымолвить не смогла.

– Как дела? – спросил он.

– Нормально, спасибо, – с натугой произнесла Вирджиния. – А как у тебя?

– Тоже нормально. Но… я хотел бы тебя увидеть.

– Не знаю, я…

– Если хочешь увидеться, то давай прямо сейчас, – сказал Эндрю.

И почему же она не слукавила, сказав, что Майкл дома и ей не удастся просто так уехать? Почему не схитрила, например, что у нее нет машины? Не сослалась на усталость? Или не спросила его напрямую, как он смеет названивать ей в восемь вечера и требовать немедленно ехать к нему в город? Она должна была послать его к черту и просто бросить трубку!

Но вместо этого она жадно смотрела в окно. Там стояла машина – как обычно, на склоне. Ведь Майкл уехал на велосипеде…

– Ты где сейчас? – спросила она.

– В отеле «Олд Бридж» в Хантингдоне.

– В отеле?!

Он рассмеялся:

– В ресторане отеля. Здесь просто фантастическая кухня. И громадный выбор вин.

А ведь Вирджиния приняла решение больше не общаться с ним. Он так сильно обидел ее, и самым правильным было разорвать отношения раз и навсегда. Но все-таки она не устояла.

– О'кей, – сказала Вирджиния. – Но только на один бокал вина!

Даже на расстоянии она почувствовала, что он ухмыляется.

– Ну разумеется! – хрюкнул он. – Только на один бокал вина…

То, чем они занимались в отеле, никак не повлияло на развитие дальнейших событий, но тем не менее усилило чувство вины Вирджинии. Позже она чувствовала себя виноватой в том, что их с Эндрю встреча моментально вышла за рамки «одного бокала». Они не могли долго усидеть в ресторане – дальше салата дело не пошло. Встреча с Эндрю страшно разволновала Вирджинию. Она радовалась и в то же время сердилась на себя за малодушие. Ей абсолютно не хотелось есть, поэтому он взял ее за руку и спросил:

– Может, лучше пойдем в номер?

И она согласилась, ненавидя себя за это. Поднявшись в номер отеля, они выпили шампанское из мини-бара, поговорили о всяких пустяках и затем занялись сексом. Эндрю сказал, что от волос Вирджинии пахнет травами и землей, и поэтому она кажется ему еще соблазнительней, чем раньше. Нежась в его объятиях, Вирджиния чувствовала себя легко и свободно. Она была молода и полна сил, она жила, а не существовала – именно этих ощущений не мог ей дать скучный недотепа Майкл.

– Почему ты не уйдешь от него? – спросил Эндрю, когда Вирджиния через некоторое время схватилась за часы и ужаснулась: как долго она пробыла здесь!

– А почему ты не хочешь жить со мной? – ответила она вопросом на вопрос.

Он вздохнул:

– Ты знаешь почему. Так сложились обстоятельства.

– И зачем ты позвал меня к себе сегодня вечером?

– Я не могу тебя забыть.

«Я тоже не могу, – подумала она гневно, но я пришла по первому твоему зову лишь потому, что жизнь с Майклом – тоска зеленая! Иначе черта с два ты бы меня увидел!»

Вирджиния спустила ноги с кровати и начала одеваться:

– Больше этого не повторится, Эндрю. Не звони мне, пожалуйста.

– Ты серьезно?

– Серьезно, – сказала она твердо и вскоре убежала прочь, устояв перед искушением хлопнуть дверью.

Всю дорогу домой она страшно сердилась на себя. Он посвистал ей, как собаке, и она тут же примчалась на его зов! Надо же, какая она безвольная – просто тряпка!

«Нужно покончить с этим раз и навсегда», – подумала Вирджиния.

От Хантингдона до Сент-Ивса было не так уж далеко, но на сей раз дорога казалась ей бесконечной. Почти одиннадцать вечера! Наверное, Майкл уже дома. И как она должна оправдываться перед ним? Сказать, что ездила к подружке? Вирджиния подумала, что ей срочно нужно помыться. Она и сама чувствовала, что от нее пахнет любовью, – каким же сильным этот запах покажется другому человеку!

Женщина ехала гораздо быстрее, чем разрешали знаки, но, к счастью, не попалась на глаза дорожному контролю. Сворачивая к своему дому, она сразу же стала вглядываться в его окна – там было темно. Скорее всего, ей улыбалась незаслуженная удача: кузен еще не вернулся домой.

Припарковав машину на склоне, именно так, как сделал это в прошлый раз Майкл, Вирджиния выпорхнула из нее и побежала в дом. Она распахнула дверь, зажгла свет и позвала:

– Майкл! Ты дома?

Ответом ей было молчание. Слава богу! Она швырнула сумку в угол, поспешила в ванную, быстро стянула с себя всю одежду и засунула ее как можно глубже в корзину с грязным бельем. Едва она успела вымыться, как из прихожей донеслись звуки поворачивающегося ключа. Это вернулся Майкл.

Обернувшись в полотенце, женщина привалилась спиной к прохладным кафельным плиткам в ванной и с облегчением вздохнула.

Ей очень повезло. Но ситуация вышла некрасивая, и Вирджиния создала ее своими руками. В этот момент она твердо решила изменить свою жизнь и сделать окончательный выбор: либо полностью посвятить себя Майклу, либо разойтись с ним.

«Скорее, разойтись», – подумала она.

На кухне горел один-единственный огонек. Стояла тишина, и лишь негромко гудел холодильник. Закончив свой рассказ, Вирджиния сидела неподвижно и смотрела мимо Фредерика, в темную прореху окна.

– Значит, – сказал Фредерик после долгого молчания, – это ты брала машину последней, а вовсе не Майкл, который думал обратное.

Вирджиния смотрела в сторону.

– Да. Последней машину брала я. И именно я забыла закрыть ее на ключ. Я просто припарковала ее и побежала домой, а утром Томми безо всякого труда в нее забрался.

– И все это ты рассказала Натану Муру?

Она покачала головой:

– Нет. Он знает только предысторию. Я рассказывала ему о моем детстве и юности с Майклом. О страсти к Эндрю. О смерти Томми. Он не знает, что…

–…что Майкл был не виноват, – договорил фразу Фредерик.

Вирджиния кивнула.

– Боже мой, – вздохнул Фредерик. – Про этого Эндрю я до сего момента ничего не знал…

Она махнула рукой:

– Это было так давно. Просто интрижка, но я вообразила себе, что это моя самая большая любовь. Женатый мужчина, который не собирался бросать ради меня жену и ребенка…

– До чего же банально, – проронил Фредерик.

Они помолчали.

– А верность и преданность для тебя, как я погляжу, всегда были пустым звуком, – с горечью заметил Фредерик.

Что она должна была отвечать на это?

– Да, я изменяла Майклу с Эндрю, – выдавила она. – Но это было не самое страшное. Самое страшное…

Фредерик встал, сделал несколько шагов по кухне, словно хотел убедиться, что все происходит не во сне, а наяву.

– Майкл не вынес груза своей мнимой вины, и ты не сделала ничего, чтобы разубедить его в этом? Почему ты переложила на него ответственность за гибель Томми? Почему ты взвалила на него свою вину, Вирджиния? Почему?

– Я не знаю. Разве теперь это имеет какое-то значение?

– Но это совершенно не в твоем характере. Ты ведь не труслива…

– Значит, труслива.

Фредерик постоял немного, поглядывая на нее с некоторым отчуждением:

– Теперь я понимаю, что за тень лежит на твоей жизни.

– Натан нашел одну мою старую фотографию, – выдохнула Вирджиния. – На ней я еще совсем зеленая. Он сказал, что не может понять, почему молодая Вирджиния и та женщина, что живет сейчас в Ферндейле, так мало похожи друг на друга. Он предположил, что между этими двумя отрезками жизни случилось что-то очень серьезное… Я рассказала ему о гибели Томми, но этого Натану показалось мало. Он чувствовал, что я умалчиваю о чем-то еще… Но мне не хватило смелости рассказать ему все до конца.

– Так ты обвиняешь меня в том, что я не был таким провидцем, как твой Натан? Что я не расспрашивал тебя о прошлом?

– Нет. Я ни в чем тебя не обвиняю, Фредерик. Абсолютно. Какое я имею на это право? После всего, что я натворила… Сколько людей пострадало из-за меня… – На несколько мгновений она прикрыла глаза. – Я каждый день собиралась сказать Майклу всю правду. Рассказать ему обо всем: о моей долгой связи с Эндрю, об этой идиотской отельно-постельной встрече в Хантингдоне, о том, что именно я в спешке забыла запереть машину… И о том, что Томми погиб исключительно по моей вине. Но я не могла преодолеть себя. Каждый день я собиралась поговорить с ним и всякий раз находила тысячу причин, чтобы не делать этого. Почему? Сегодня я понимаю, что я боялась не реакции Майкла, а просто страшилась озвучить свою вину вслух. Высказанная тайна – это уже не тайна, а реальность, закрыть глаза на которую мне уже никогда бы не удалось. Именно этого я и боялась. Так боялась, что даже обрадовалась, когда Майкл исчез, ведь мне уже не надо было объясняться с ним.

Она говорила все тише и тише, низко опустив голову.

– Только что я задавал тебе вопрос: «Почему?» – произнес Фредерик. – Но теперь я понял, что на него не существует ответа. Я понимаю тебя и так.

Вирджиния подняла голову и недоверчиво посмотрела на него:

– Что?

– Я понимаю тебя. Я в состоянии понять, что ты не стала ничего говорить Майклу. Представляю, как ты мучилась. Как отчаянно пыталась вытравить эти воспоминания из памяти. Понимаю. Может быть, на твоем месте я поступил бы точно так же.

– Нет, – с глубоким убеждением сказала Вирджиния. – Ты бы ни за что не поступил так низко.

Фредерик слабо улыбнулся. Надо же, как она верит в его непогрешимость.

– Но ведь и я иногда прячу голову в песок, как страус, ты ведь знаешь…

Со сдержанной нежностью он погладил ее по голове. А ведь в последние дни они оба напрочь забыли об этом чувстве…

– Если ты хочешь жить в согласии с собой, Вирджиния, – сказал он, – ты должна открыто признать все, в чем ты виновата. Прятаться от самой себя, почти постоянно находиться одной, а потом кидаться в объятия чужого мужчины, чтобы он снова дал тебе ощущение полноты жизни, просто бессмысленно. И все равно, со мной ли ты живешь или с кем-нибудь другим, – так не годится.

Она кивнула ему в ответ.