Молодец!

Многие совпадения закономерностей биологической и культурной эволюции рассматриваются в трудах американского психолога Эрика Эриксена, а также в работах ряда других ученых. Их обзор приведен в статье А. К. Скворцова «Механизмы органической эволюции и прогресса познания» («Природа», 1992, N7). Та же проблема освещается в недавно появившейся у нас в русском переводе книге уже упомянутого Р. Доккинза «Эгоистичный ген» (М., «Мир», 1993).

В числе таких совпадающих закономерностей — прогрессивный (направленный к усложнению) и самоускоряющийся характер эволюции. Первая закономерность объясняется тем, что усложняющие изменения, как и любые другие, в принципе, возможны. Поэтому в рядах поколений эволюционирующих систем то и дело происходят, в частности, и такие изменения. В следующих аналогичных рядах возможен новый усложняющий шаг от уже достигнутого уровня сложности. Так, шаг за шагом, какая-то часть систем делается все сложнее и сложнее, если отбор сохраняет усложняющие изменения, т. е. они способствуют выживанию потомства. Таким образом, прогрессирует только какая-то часть параллельно эволюционирующих систем. Прочие же остаются на прежнем примитивном уровне. Эту закономерность хорошо иллюстрируют и биологическая и культурно-техническая эволюции. В языках такая тенденция выражена гораздо слабее, поскольку усложнение может идти в ущерб понятности, особенно - в устной речи, но тоже наличествует. Развивается грамматика, обогащается словарный запас в связи с появлением новых понятий.

Высшие млекопитающие и в том числе человек — только ничтожная часть ныне живущих организмов. Так, на нашей планете неизмеримо больше примитивнейших живых существ: вирусов, бактерий и сине-зеленых водорослей. Как мы уже только что отметили, в дебрях Амазонии, на Суматре и Новой Гвинее, в Австралии, на Филиппинах и так далее до наших дней сохранились племена, живущие в каменном веке. Среди современных языков, опять-таки, наряду с высокоразвитыми, такие как только что упомянутый язык кубу с его ничтожным словарным запасом, и ряд других не намного богаче.

В чем причина самоускорения многих эволюционных процессов?

Если эволюция системы носит прогрессивный характер, по мере ее усложнения нарастает объем информации. А чем больше информации, тем богаче и потенциальные возможности дальнейших изменений. Сравните с только что нами рассмотренным эффектом задержки биологической и языковой эволюции в малых изолированных коллективах.

Напомним: возраст человечества — более двух миллионов лет. Наш вид Человек разумный существует уже около семидесяти тысяч лет. Швейцарский философ и инженер Г. Эйхельберг предложил более шестидесяти лет тому назад такую вот образную картину темпов прогресса человечества.

От времени появления в Европе Гейдельбергского человека прошло около шестидесяти тысяч лет. Представим дальнейшее развитие человеческих существ в Европе как марафонский бег на шестьдесят километров. Большая часть этого пути пролегает через непроходимые девственные леса и только на сорок пятом-пятидесятом километре появляются, помимо все время попадавшихся первобытных орудий, пещерные рисунки — начальные признаки культуры. Лишь на последних четырех-трех с половиной километрах к ним добавляются первые возделанные поля. За два километра до финиша дорога уже покрыта каменными плитами — бегун минует древнеримские крепости. За километр повстречаются средневековые города. За пятьсот метров на бегуна взглянет всепонимающим взглядом Леонардо да Винчи. Остаются последние двести метров. Они преодолеваются при свете факелов и чадящих масляных светильников. Наконец, когда до финиша осталось менее ста метров, ночную дорогу заливает ослепительный свет электрических лампионов. Под ногами асфальт. Машины шумят на земле и в воздухе. За пятьдесят метров до бегуна доносится голос радиодиктора, сообщающего о взрыве в Хиросиме. Остались считанные метры до финиша, где в свете прожекторов столпились теле- и фотокорреспонденты! Естественно, последние фразы дописали уже мы. Научно-техническая революция началась полтора-два века тому назад. За последние десятилетия прогресс принял невиданно быстрый характер. Столь же ускорились потребление человечеством невосполнимых природных ресурсов и ухудшение экологической обстановки в глобальных масштабах. Мы, похоже, уже у финиша. Только радоваться этому нет у нас ни малейших оснований. Ведь, похоже, что в конце марафонского бега нашу цивилизацию ожидает самоубийство, если не произойдет чудо. К этому вопросу мы еще вернемся в заключительной главе нашей книги.

В любой приспособительной эволюции с участием отбора большую роль играют эффекты, названные биологами «замещением функций».

Несколько странно, но факт: наши конечности — продукт эволюционного преобразования грудной и брюшной пар плавников рыб — предков наземных позвоночных. И жаберные артерии рыб — та система, из которой развились сонные артерии у позвоночных, перебравшихся на сушу.

Слова вратарь, самолет, ошеломить были очень хорошо знакомы русским людям былых веков, но смысл имели не тот, что ныне: церковный служка при царских вратах в православном соборе, ковер-самолет, удар по шлему мечом или палицей.

Удивительны превращения гончарного круга. Вероятно, он послужил техническим прототипом для колеса. В древних возах и колесницах колеса сперва были сплошные, без спиц. Колесо и сделанные на его принципе устройства — колеса всевозможных разновидностей современного транспорта, ветряки, турбины, пропеллеры — нашли бесчисленные технические применения. Автомобиль сперва называли самодвижущимся экипажем. Он и выглядел как карета или пролетка. Та же замена функций происходит со многими современными изобретениями.

Есть еще и такое важное свойство систем, эволюционирующих через отбор, как неустойчивость, недолговечность, относительная малочисленность большинства переходных промежуточных форм.

Новые биологические виды развиваются иногда постепенно: локальная популяция, раса, подвид, наконец, новый вид. Этому способствуют условия изоляции, например, географической. Но бывает и иначе: одна или немного мутаций порождают нескрещиваемость с прежними сородичами. Потом, если естественный отбор совершенствует получившихся «отщепенцев», если им повезет остаться жизнеспособными. То же происходит с культурами, языками, идеологиями.

Напомним: местный говор — диалект — подъязык — язык. Но что же такое полуязык, например, полуукраинский - полурусский или полупольский - полуукраинский? Такой глупости не бывает в сколько-нибудь устойчивом виде. В чем причина? Конечно, в конкуренции близких форм. Ни рыба, ни мясо быстро выбраковываются отбором. Человека, говорящего на смеси русского и польского, и русский, и поляк спросят:

— На каком это волопюке ты болтаешь?