Не очень понятна позиция авторов. Велосипед нужно тоже изобретать методом проб и ошибок? И компьютер? Или они полагают, что миру ничего не известно об экономике?

Мы в развитии цивилизации этому поиску обязаны практически всем. Как люди еще в древности добрались до дальних островов в океане? Что побудило человека впервые попробовать обжаренное на огне мясо? Как появились разные способы добывания огня? Гончарный круг? Лук со стрелами и бумеранг — гениальное изобретение австралийских аборигенов?

По преданию порох открыт алхимиком Бертольдом Шварцем. Как-то он нагрел в ступке неизвестно зачем смесь угля, серы и селитры. Произошел взрыв, пестик выбило подобно пушечному ядру. Любое положительное знание восходит в своей истории к так же случайно сделанным открытиям. Этому утверждению вовсе не противоречит то, что, по словам астронома Кеплера, случай благоприятствует только подготовленным умам.

Мало ли кто до Ньютона видел как падает яблоко? Сколько, небось, людей до Архимеда наблюдали как вытекает вода из переполненной ванны? Тем не менее, до теории тяготения первым додумался Ньютон, а удельный вес — открытие Архимеда. Бывает еще и так. Ищут одно, а натыкаются на другое. Искали путь в Индию, а открыли Америку.

Есть два разных варианта случайного поиска.

Один — так называемый локальный поиск. Мы бы его, назвали «поиском минера», который, как известно, может серьезно ошибаться только один раз. Цель проста и сурова: удержать теперешнее состояние, уцелеть, не погибнуть с голоду и так далее, и тому подобное. В природе этим поиском обеспечивается, например, то, что организмы, несмотря на непрерывную неопределенную изменчивость — мутации, долго-долго сохраняют свои признаки, если внешняя среда не изменилась, и нет повода приспосабливаться к ее изменениям. Биологи в таком случае говорят о стабилизирующем естественном отборе. Изменения невыгодны. Наилучшее выживание обеспечено потомкам, ничем существенным не отличающимся от родителей.

Другой вариант — глобальный случайный поиск: по тем или иным причинам удачные попытки сулят большое вознаграждение, а вот опасность от неудачных попыток не так уж и велика. На организмы в изменившейся среде действует «движущий» естественный отбор. «Белые вороны», плохо кончившие в прежних условиях, в новых, скажем, попав в заполярье, где белый цвет маскирует жертву от хищника и хищника от его добычи, наоборот, могут преуспевать. Так, из всегда возможных мутаций-альбиносов получились белый медведь, белая полярная сова, белая полярная куропатка, белая пуночка (полярный «воробей») и так далее. Отобрались мутации, изменяющие цвет шкуры по сезону, как у белеющих зимой зайцев и белок.

Примеры локального и глобального поиска в человеческой деятельности: ухищрения крестьянина-бедняка получить на своем крохотном земельном участке хоть какой-то урожай в засушливый год и эксперименты помещика, решившего посеять на половине своих полей новую для данного места сельскохозяйственную культуру: авось повезет? Бедняк, как и минер, может ошибаться только один раз и, чтобы не слишком рисковать, пробует лишь разные дедовские способы полива, вспашки и так далее. Поиск налицо, но цель скромна и ни малейших открытий не предвидится. Не до них. Богач рад бы еще больше разбогатеть, вырастив у себя нечто сногсшибательное, а если дело не выгорит, риск не велик. В следующий год попробует еще какое-нибудь новшество.

В науке больше перспектив сулят стратегии глобального поиска. А в обществе социальные эксперименты желательно проводить, соизмеряясь с обстоятельствами: «по одежке протягивай ножки».

Нашим властителям это было всегда невдомек, как и многое другое, например, что есть цель поиска, а что — только средство ее достижения? Первое они постоянно путали и путают со вторым. Вот мы теперь и пожинаем злонравия достойные плоды, сидя у разбитого корыта, и снова одержимы грандиозными планами.

Кто же выходит, на поверку, умнее: мы или одноклеточные микроорганизмы?