Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава 108
| Андрей, воротясь, в гневе стал собирать полки. Что бы там ни баяли, а пока Тохта, задерживает Ивана у себя, и Андрей решил своею волей забрать Переяславль. От хана можно будет потом и откупиться! В конце концов, он сейчас слишком нужен Тохте! Федор Черный и князь Константин тоже дали рати. Окинф собирал владимирское ополчение. Данил не успел доехать до дому, как к нему прискакали гонцы от князя Михайлы. Данил умел торопиться, когда нужно. Вечером он собрал воевод. Покусывая бороду, мерил глазами боярские лица. Все говорили единогласно " едиными усты". Дать князю Андрею занять Переяславль нельзя было. Михайло Тверской предлагал встретить рать Андрея под Юрьевом, на древнем полчище, где не раз встречались рати враждующих князей. Встретить там и не дать вступить в Переяславскую землю. От Москвы до Юрьева было втрое-вчетверо, а от Твери и впятеро дальше, чем от Юрьева до Владимира, где уже стоял наготове Окинф Великий с владимирским полком. - Послать весть переяславцам! Пущай седлают коней! - Выступать не стряпая. Обозы пущай догоняют, не ждать! Протасий поднялся, высокий, костистый, торжественный, как перед причастием. Наконец-то пришел час доказать, что и московляне чего-то стоят в ратном деле! - Прикажи, батюшка, Данил Лексаныч, свету не ждать! Данил поднялся, сказал: - Храни тебя Бог, Протасий! Оба, ни тот ни другой, уже не уснули до утра. Тихую летнюю ночь, полную разговорами звезд и шелестом бегущей воды, прорезало конское ржанье, топот, смутное шевеление бегущих куда-то людей и скачущих гонцов. Земля вновь насильственно отделилась от неба, закопошилась своею беспокойною жизнью, и звезды отдалились, стали строже, и примолкла, и тоже как бы отдалилась вода, а небо стало светлеть, холодеть, синеть, и вот уже четко обозначились ломаная линия крыш, остроконечья шатровых кровель... Вот уже озолотилось небо, и уснувшее на краю окоема облачко зажглось светлым лучистым огнем. Вот уже столб света, как поднятый меч, поднялся над щетиною дальних лесов, и первые солнечные брызги, мгновенно пронзив влажный утренний парок, легли на бревенчатые стены, ворота, кровли, зажгли розовым лица и багряным - гнедые бока коней. Звонили колокола, орали птицы, потревоженно кружась над городом, и вот восходящее солнце залило наконец землю и удивилось, повиснув в вышине, необычному сосредоточенному кипению маленького бревенчатого городка. К нему и от него тянулись конные рати, бойко катились возы, из раскрытых настежь ворот крепости выезжали и выезжали, и вскачь уходили вперед по Дмитровской дороге все новые и новые, ощетиненные копьями дружины, и уже прерывистая череда конных полков, протянувшись полями и лугами Подмосковья, головой утонула в лесах, а вершники, перескакивая с коня на конь, летели вперед по дороге на Переяславль, только брызгами пыли из-под копыт с пристывшей за ночь дороги да замирающим вдали цокотом тревожа покой еще сонных лесных деревень. Протасий отсылал полки, не ожидаючи отсталых, и скоро сам ускакал вперед, оставя молодших воевод доправливать рати. Данил выехал на второй день, захватив сына, Юрия. В третий день за ушедшего ратью уходили обозы, и Федор Бяконт принимал, проверял и выслушивал остатних воевод, и, поглядев в глаза черниговскому боярину, те уже не шли - бежали рысью. Михаила Тверской, забрав все купеческие суда, насады, учаны, паузки, челны и лодьи, посадил рать на корабли и спустил по Волге до Кснятина. Оттуда, берегом Нерли, полки шли к Переяславлю на рысях через Хмельники, Купань, берегом Клещина-озера, и, не задерживаясь у города, на ходу хватая с седел протянутые крынки с молоком, квасом или водой, ловя караваи хлеба, что кидали и протягивали им выстроившиеся вдоль всей дороги радостные переяславцы, мимо Красного Села, по Трубежу, на Берендеево, и дальше, и туда, туда, выливаясь в поля, - так что даже обогнали москвичей, и уже на Колокше, под Юрьевом, встречали переяславскую, двумя днями ранее подступившую к Юрьеву дружину. Михайла Тверской, прискакавший в пыли, в разводьях пота, с ошметьями грязи на щеках, не сходя с седла выслал сторожу и начал уряжать полки. Рати подходили и подходили. Данил, в два дня доскакавший от Москвы до Юрьева, безо спору уступил воеводство Михаилу и подчинил тому Протасия с ратью. Юрий, зеленый и едва живой после бешеной скачки, с завистью смотрел на отца, которому, хоть зипун и потемнел от пота, было словно бы ничего. Он еще не понимал, что с возрастом у человека появляется умение владеть собой, какого нет у мальчишки, и старик, а уж зрелый муж и подавно, легко вынесет то, чего не сумеет желторотый шестнадцатилетний юнец. Впрочем, умывшись холодянкой и пригладив свои пропыленные до седины рыжие кудри, Юрий стал с восторгом осматриваться и уже скакал по полям от полка к полку, спрашивая: кто и откуда? И чуть не прискакал к подошедшим ростовчанам. Добро, ему вовремя закричали с холма, а отец, спустя полчаса встретивший сына, которого счел уже попавшим в полон, закатил ему такую оплеуху, что Юрий едва удержался в седле и больше уже не совался никуда один, без приставленных к нему старших дружинников. Андрей Городецкий пошел было к Юрьеву, но Михаил так разоставил полки, что передовой полк Андреев чуть весь не попал в полон и отошел на рысях, едва выбравшись из окружения. Окинф, поведший своих в обход, лоб в лоб столкнулся с Терентием и переяславцами и не посмел без князя начать бой. В конце концов Андрей отступил на несколько верст и стал подтягивать свои разбросанные без толку рати, а Михаил, три дня не слезавший с седла, назначил сторожу, отдал последние распоряжения и, подъехав к шатру, упал с коня. Слуги, бросившиеся к нему с ужасом и воплями, увидели, что князь их крепко спит. Подняв осторожно бесчувственное тело Михайлы, они устроили его на соломенном, застланном попонами ложе и послали за Данилом. Смеркалось. Данила сидел у костра вместе с сыном и двумя боярами на подложенных седлах и ел горячую кашу из котла. Он скосил глаза на вестника, проглотил, покивал головой, выслушал, переспросил: - Спит? Ну и пущай спит. Уходился. Молод. Данил вздохнул, опять потянулся за кашей. - Не тревожьте там его. Андрей в ночь не сунется. Скажи боярину, пусть будет в покое. Я посторожу! Доев кашу и облизав ложку, он оборотился к Юрию: - Видал? Не добро все самому делать. Так и пропасти мочно. Скачи к Протасию, пущай пошлет в сторожу кого ни то. Да узнай там, все ли обозы подошли? А я тоже лягу. Из утра надо Андрея добывать. - Бой будет, батюшка? - загоревшись, спросил Юрий. Данил поглядел в огонь, потом на сына. - Ратиться-то сам будешь али людей пошлешь? - спросил он, прищурив глаза. - Знамо, людей пошлю! - не поняв, обиделся Юрий. - Ну, а людей и поберечь не грех! Свои люди-то, не чужие, тоже православные християне. Постреляли маненько из луков-то, и хватит. Понял Андрей, что не с бабами пришел биться, чего ж больше! Теперича и столковаться мочно. А ты молод, глуздырь, у меня, молод да горяч. Никогды не лезь вперед носом-то, нос переломят, того! Преже головой подумай! Видал, как Михайло Андрея обошел? Те и убрались безо всякого бою. И на рати ум нужен, и чтобы не ратиться, да побеждать - того больши! Скачи, сынок, да все толком передай! А я лягу. Приустал маненько. Все на кони да на кони... Да жары-ти стоят! Уж и сердцу что-то тяжело. Утром, переговорив прежде с Михаилом, Данил приказал трубить и начал пересылаться с Андреевой ратью, а когда воротились гонцы и привезли ответ, что Андрей готов начать переговоры, Данила неторопливо сел на коня и с немногою дружиной поехал, несмотря на отговоры князя Михаила и иных бояр, к Андрею в стан. - Тебе нельзя! - спокойно отмолвил он тверскому князю. - Тебя он и захватить может. А меня пущай задержит! Княжесьво не пустое, бояре да Юрий постерегут, а и хана он побоится. Хану нынь голка на Руси не надобе. А толковать с ним мне способнее самому. Все ж таки брат родной! Не слушая ничего больше, отстранив побледневшего Юрия, Данил шагом выехал из стана впереди своей свиты, проминовал холм, спустился, маленький издали, к ручью, вот переехал, вот говорит о чем-то с вражьими дозорными, вот те поскакали опрометью к себе, а Данил, все так же неторопливо, следом за ними, поднялся на холм, перевалил за гребень и скрылся из виду. В небе плыли жаркие полусонные облака. Жаворонки звенели над истоптанным порушенным хлебом. Юрий почувствовал вдруг, как взмокли ладони, которыми он держал поводья коня. Что ежели отец не вернется? Он растерянно оглянулся: зачем они его отпустили?! С внезапно вспыхнувшей неприязнью Юрий увидел близко от себя красивое серьезное лицо князя Михаила. (Мог бы и сам поехать, чем тятеньку посылать!) Спокойное, с чуть сведенными бровями лицо. (И не боится, ничто ему!) Еще вчера считал он Михайлу героем и завидовал, что его отец не такой, а слишком простой и мирный... Михаил Тверской меж тем поехал проверять сторожу. В жарком безветренном воздухе струился дым костров. Ратники варили кашу. И Юрий готов был заплакать, завыть, броситься на всех: чего они ждут, чего медлят? Надо же скакать, рубиться, надо спасать отца! Данила вернулся к вечеру, усталый, но довольный. - Уломал! - говорил он собравшимся воеводам. - Припугнуть маненько пришлось: мол, иньшая рать у нас на подходе, да и, мол, своих сдержать не мочно, рвутся в бой! Ярославцы, те струсили... Еще не всё, еще дотолковаться не смог! Андрей лютует, ну, поутихнет ужо! Вечером, в шатре, Юрий, как прежде мальчишкой, прилез к отцу, сунулся под полог. Тот устало поерошил волосы сыну. - Батя, ты храбрый?! Данил засмеялся, потом закашлялся, долго утирал платком рот. - К родному брату во стан съездить - не велика доблесть! - наконец отмолвил он. - Не-е-ет, все равно! - надулся Юрий. - Ну, а ты бы поехал? - спросил Данил. - Я? Нет! - решительно потряс головой Юрий. - Я бы бояр послал! Я бы и сам его захватил, коли бы сумел! - Ты тому, что ль, в Новом Городи научилси? - задумчиво глядя на сына, спросил Данил. Юрий, как в детстве, сердито шмыгнул носом. - Ничо, Юрко, вырастешь, авось поумнеешь! - вздохнул Данила. - Мотри только, чтоб у тя с братьями не было того, что у нас! Из гроба прокляну! Ладно. Иди, спи! Постояв еще и еще поспорив через послов, князья наконец заключили мир и начали расходиться. Тяжелее всего это стоянье обошлось юрьевскому князю. Столько было погублено хлеба, потравлено, затоптано в пыль, что и не сосчитать - хорошей войне впору. Через год, довершая мир, Данила Московский женил сына Юрия на дочери ростовского князя Костантина Борисовича. Свадьбу справляли в Переяславле. |
Данная страница нарушает авторские права?