Глава девятая. Memento mori.

Глубочайшая истина расцветает лишь из глубочайшей любви. (Генрих Гейне)

Меня штормило, что – то пыталось вырваться наружу и улететь прочь от меня. Что – то, что я никак не мог отпустить. Я попытался сказать ей о том, что думаю сейчас.

- Я не так давно пришел к той точке, где понял, то, что надо действительно отпускать прошлое, попросить прощение у людей, с кем были какие - то отношения, непонимания, обиды и так далее - это самый реальный способ. А потом я осознал, что я не могу этого сделать. Просто не могу. Никогда не делал. Я ни разу в жизни никому не сказал что - то искреннее, от души. Ни говоря о том, чтобы в лицо попросить прощения, честно, не кривляясь, и ни делая одолжение... Потом я увидел, что очень многого не могу, казалось бы, самых простых и очевидных вещей. Потом стало сильно давить то, что это делать надо, а я не могу... В итоге я вот так полностью закрылся и совсем упал на самое дно.

-Тебе еще и у меня надо было попросить прощения, - сказала она, как всегда не обеспокоенная моим беспокойством, - Но ты это уже дважды сделал, кстати.

- Искренне ни разу, - серьезно сказал я. - Тем не менее, дважды, - повторила она, - В том месте, где это было не обязательно. Ты сам тормозишь и сдерживаешь это. Никто другой. Только оно уже очень сложно тормозится, тебе приходится тратить на это торможение больше сил, чем раньше.

Она закрыла ненадолго глаза, медленно открыв их, начала говорить очень мягко и медленно, словно вошла в какой – то волшебный поток.

- Когда просишь прощения о том, что было в прошлом, возвращаешься туда и там встречаешься со всем темным, которое в нем было, происходило. Это темное очень умело трансформируется и маскируется. Умение маскироваться - его самая главная сила. В то же время, это единственное умение, которое у него есть. Темное больше совсем ничего не умеет, только маскироваться, упаковываться в светлое. Больше ничего. Но такую упаковку очень легко распознать. Она совсем не такая на ощупь, как настоящий подарок, она не так шуршит и не так пахнет. Настоящий подарок не имеет упаковок. Он такой, какой есть. Я попросила прощения. Вместе с этим прощением закончилась боль. Первое, что мужчина начинает ощущать, переживая радость, любовь - это сексуальное влечение. И первое, что он хочет сделать, ощутив любовь - это заняться сексом. Сразу же! Одновременно с чувством радости приходит желание обладать этим источником радости. " Застолбить" за собой, чтобы было к чему возвращаться, наверное. Или чтобы " было мое и больше ничье". Может просто не знает другого способа, как продлить это чувство радости и счастья, как только сделать этот источник своим? Но есть и другие способы. Самое главное: секс, когда он просто секс и дальше ничего, останавливает поток счастья, который ощущается до начала секса. Происходит совсем обратное тому, что ожидается. Секс превращается в окончание, а не в начало. Он становится смертью потока любви, даже не его кульминацией. Но есть и другой секс. Он является частью этого потока, его продолжением. Как пороги у реки. Они отличаются от обычного течения, но они являются его частью, составляющей частью Большого Течения. Вот такой секс хочу, больше никакого другого. И больше никогда, ни в этой жизни, ни в следующих, если они будут.

И немного еще помолчав, сказала, - у меня на этом – все.

А я задумался. Ведь она права. Очень права. Я понимал, о каком сексе она говорит, и хотя мне, скорее всего не доводилось его ощущать, я понимал, что он есть и возможен только с любимым человеком.

Мы сидели на траве, на том самом «нашем» холмике, что был почти на самой высокой точке Киева. Там было очень хорошо, тихо и спокойно. Вокруг не было людей, а те, что были на периферии зрения, совсем не мешали и не отвлекали. Внутренний диалог сам собою как - то замолкал и даже я мог уже увидеть очевидные вещи. А ее неземная мудрость казалось бы, еще становилась сильнее. Мы сидели друг возле друга. Она смотрела куда – то вдаль, при этом обращаясь ко мне, говорила, - Нравится тебе играть свою роль, да? Привычно и понятно. Костюмчик новый, декорации обновились, а роль - самая знакомая и понятная. Слова все знаешь, ход событий, все! Сценарий только новенький уже. А ты типа еще не в курсе этого, - в этот момент посмотрела она на меня, и снова отвела взгляд.

- Не, я не в курсе, - сказал я, и мне, почему стало смешно. Наверное, потому, что при этих словах вспомнился один веселый персонаж из передачи «Наша Раша».

- Ага. Ну – ну, играй пока. Меня это очень веселит.

- А че хоть за роль новая? – не выходил я из образа.

- Сценарий у тебя новый. СЦЕ-НА-РИЙ! - по слогам и внятно повторила она, - В нем можешь сам себе роль выбрать. А можешь вообще от ролей отказаться и стать сценаристом. Можешь ВСЕ, что хочешь.

- А ты себе уже выбрала роль? - спросил я ее, в свою очередь.

- У меня нет ролей. Я просто наблюдаю за тобой, если ты спрашиваешь о моей роли в твоей плоскости. А если вообще, то я сам себе сценарист.

Я попытался ее поподробнее рассказать о том, какую я роль играю сейчас и в чем моя игра, где я не вижу, что это просто роль?

- Смотри, что ты мне постоянно говоришь, прямо, косвенно, вербально, невербально, и так далее, а я, соответственно, это считываю: я, Андрей, ничего не хочу, мне ничего не интересно, я живу " из-под палки", если б мог, то давно уже сдох бы; я ем, дышу, хожу только потому, что надо, я сексом занимаюсь только потому, что в принципе не против - но вообще мне пофиг с кем и зачем; я злой, очень злой, имею безграничную власть над людьми и могу очень негативно на них влиять, общаюсь с ними тоже " из-под" палки, они меня в принципе не интересуют; меня интересуют только животные, а не люди; все, что является частью обычной жизни человека - все фигня; а вот раскопки прошлых жизней, их анализ, осознание собственной великой значимости и власти - это не фигня, потому что только это имеет значение; деньги тоже не имеют никакого значения для меня и я свободен от всего и всех. Ты, Лиза, меня тоже в принципе не очень интересуешь, у меня где-то там есть " божественная половинка" и пусть она даже не является таковой, и ее уже давно нет в моей жизни, это все равно гораздо важнее, чем настоящее потому, что это " божественно"; ты, Лиза, конечно классная и все такое, но ты, блин, не красивая в моем понимании, потому что для меня красивая - только мой идеал, который я себе нарисовал и бережно храню; но ты, так и быть, можешь побыть недалеко, мне с тобой не скучно и иногда интересно, и сексом с тобой можно тоже заняться; а можно, конечно, и не с тобой, потому что мне все-равно пофиг; а еще ты меня слушаешь с широко открытыми глазами как будто я царь и бог и мне это нравится; а еще ты хочешь от меня хрен знает чего и так прекрасно это ждешь, что мне (Андрею) прямо даже прикольно, потому что я все-равно умнее и знаю, что ни хрена не будет, ведь я ничего не хочу и мне же на все пофиг.

Я молчал. С одной стороны мне было смешно от того, как легко она развенчала все супер – секретные операции моего эго. А с другой стороны было грустно, грустно от того, что все так и есть, и я, понимая все это, не могу изменить свой сценарий. Хотя понимал, что не хочу, а не «не могу». Но по сути это не хочу и есть мое «не могу». Она была права, и ее потрясающая способность видеть сразу суть со всеми тонкостями и уметь очень кратко это изложить, меня всегда удивляла и завораживала. Но сейчас ее мастерство, как мне казалось, выросло в разы. Я восхищался ею.

Она продолжала, - А теперь...Вот, что я думаю происходит: на самом деле тебе хреново. Хреново так, что полный пипец. Полная фигня, с проблесками жизни. После таких проблесков еще больше хреново, - она совсем не сдерживала своих эмоций, и, похоже, я ее достал уже своим отношением, - подумал я. И стал слушать дальше.

- И ты думаешь, что для того, чтобы это закончилось должно произойти что-то НЕЧТО НЕВЕРОЯТНО ЧУДЕСНОЕ. И просто охрененно мистическое. А НИ ФИГА! Ни фига так не будет. Не будет разверженных небес, разведенных морей или гласа с неба. Я говорила, ты, как застыл перед прыжком. Но ты ж ведь не перед пропастью стоишь. И это не выбор жизни или смерти, потому что, что бы ты ни выбрал, ты все-равно продолжишь жить. Знаешь где на самом деле стоишь?

-Где, - я спросил.

- На твердой земле. И пропастей перед тобой никаких нет, ни рек, ни морей, ни обрывов. Ни хрена такого важно-колоссального нет перед тобой. Картинки в голове только есть нарисованные. ВСЕ! больше ничего. А все, что действительно можешь сделать - это один небольшой шаг, в любую сторону. И все. Никаких прыжков не требуется, и не можешь ты их сделать в принципе, потому что " прыгать" толком не умеешь - либо разучился, либо еще не научился. А со мной - не смей пренебрегать ни моей добротой, ни способностью любить, ни моими чувствами, любыми в целом. И если тебе все пофиг - то тебе пофиг. И никто тебя за это не укусит, не убьет. Фильтруй то, что говоришь. Не можешь фильтровать - не говори вообще. Только предупреди, что больше не будешь общаться, потому что если не предупреждать - это тоже называется пренебрегать. Вот.

Я чувствовал себя, как первоклассник, которого отчитывал учитель. Но у меня не было возмущения, потому, что все, что она сказала, было правдой чистейшей. И это был уже крик Души ее, находящийся на грани отчаяния. Хотя слова мои были как всегда сухи и формальны, - Да уж... и добавить нечего... все в точку. Все так и есть. Но вот только все это я осознавал не раз, и каждый раз находился на той отметке, где надо сделать один всего лишь шаг. И я никогда не знал, как его сделать. Четко понимаю, что и не надо знать, а надо просто делать. И опять все заново. Опять обнаруживаю себя не знающим куда идти и что делать. Когда уже не было сил думать, как сделать его, и я был на грани просто сойти с ума, от бесчисленных попыток понять что - то, произошел некий прорыв в сознании, и я увидел некоторые очевидные вещи. Успокоился. А потом обнаружил, что я так и никуда не сдвинулся с мертвой точки, только опять приобрел знания как. Потом опять попытки, новая информация, новые понимания и знания, а я все там же. Не знаю куда идти. Это как я несколько месяцев назад общался с одной мудрой женщиной, она помогала мне в духовных вопросах и она вот мне что сказала: Хватит себя мучать, иди на свет. Тебя уже давно выпустили из темницы, и надсмотрщиков уже нет, разошлись по домам за ненадобностью... другое дело, что ты отвык жить на свободе, не знаешь, как и куда идти и возвращаешься в привычные условия. И я думаю, она права, я именно так себя и чувствую

На что она мне ответила, - люблю тебя.

Я молчал. Потом я почувствовал тот неприятный импульс, когда что – то темное овладевает мною, и я знаю, что это не я настоящий. Что – то негодует внутри, появляется злоба, обида, желание отомстить, доказать, навязать… Даже в голове появляется какое – то помрачение и прямо аж хочется выплеснуть все, при этом пытаясь уничтожить того, кому все это адресовано. Так было и сейчас. Я не мог удержать этого порыва и начал высказывать.

- По поводу фильтровать, что не так я говорю тебе? Я думаю, хватит, наверное, меня тянуть, а то все помогают, а я сволочь такая неблагодарная. Не хочу ничего. Пора отпускать меня всем. Раз не могу по – другому. Потом в сердцах я добавил, - Я ПРОСТО НЕ УМЕЮ ЖИТЬ ПО - ДРУГОМУ. Не знаю как. И зря, наверное, все в меня верят, я, похоже, действительно безнадежен, - я уже был на грани отчаяния и срыва.

- А кто тебя вообще не отпускает и в тебя верит? 10 человек назови, - сказала она.

- Не про отпускание, я про помощь имею в виду.

- Кто тебе сейчас помогает и кто в тебя верит? 10 человек назови. Хотя бы 5.

- 10 будет, только не все сразу одновременно, как правило, на каждом этапе несколько человек было, которые помогали, подсказывали, вытягивали.

- Кто тебе СЕЙЧАС помогает? – она медленно, но уверено разрушала мои иллюзии, - 5 человек хотя бы есть?

- Да не знаю и не хочу узнать, я устал от всего этого.

- Вот. Потому что некому тебя отпускать. Все приходили, а потом уходили. Сейчас нет никого. А почему? – задала она вопрос и тут же сама на него ответила, - а потому что не нужна тебе помощь. Вообще не нужна. Ты беспомощный новорожденный, или че? Ты все сам можешь сделать, что нужно.

- Так почему все, те, кто приходил, говорят одно и тоже? Я не такой как надо, все плохо у меня и мне надо все менять. Суть в этом.

- Уже все давно изменилось. И менять ничего не надо уже. Тебе уже хреново во всем этом. Поэтому и помощь тебе не нужна. Раньше, когда было классно в этом, тогда к тебе приходили и рассказывали, что тебе на самом деле не классно, заблудился ты. А сейчас тебе уже не нужна вообще никакая помощь. Ни от кого. Сам все можешь. Ты очень качественная неблагодарная сволочь, - и она засмеялась звонко.

Я не был настроен так оптимистически и сказал, что вероятно, таким я и останусь. Это было похоже на то, как обиженный ребенок говорит, что вы все плохие и уйдет он ото всех. Или назло буду что – то делать, хотя на самом деле, делает себе же на зло.

- Пойди, поблагодари всех, кто помогал тебе, - она продолжала, - сделав паузу, спросила, - что сейчас хочешь?

Я был еще злее и сказал, что ничего не хочу. Причем сказал это нецензурной руганью.

- А что еще? – игриво и весело спросила она, - Как-то слабовато, если честно.

- Я злой сейчас.

- А мне пофиг, какой ты сейчас. Что хочешь?

- Прямо сейчас ничего, может позже, чего захочу.

- Умереть нет желания? Хочешь, пристрелю тебя? – она уже с удовольствием добивала мое израненное и готовое само застрелиться эго, - Я - с удовольствием.

Внутри мне было уже самому смешно, но я не сдавался, - я уснуть хочу просто и все.

- Займусь с тобой сначала сексом, а потом пристрелю, - она даже немного подпрыгнула на месте, как ребенок, которому обещали вкусное мороженное.

Я молчал.

- Ладно. Не мучайся. Я ничего, конечно, делать не буду. Живи пока.

- Спасибо, - на самом деле с облегчением я выдавил из себя. Ты тянешь из меня корни, - сказал я.

Вырубим их на фиг, - весело она заявила, - Теперь настоящие смогут пробиться наконец-то. Ложись, умирай. Как умрешь, напиши.

- Не дождетесь, я еще насолю всем, перед своей погибелью, - я уже шутил, хотя мое эго говорило вполне серьезно и верило, что так и будет.

- Давай- давай! Пади смертью славной. А я пока возле трупика посижу. Постерегу его, чтоб никто не надругался. Когда воскреснешь, я тебе возвещу благую весть. О том, что ты живее всех живых. Давай, умирай. Ты хотел этого. Так долго к этому стремился. Время пришло.

Тут я вдруг открыл глаза и сказал, - не даст мне никто умереть. Я ведь еще не за все расплатился, еще помучают меня, я знаю.

- Сегодня умрешь. Весь. Как миленький.

- Сомневаюсь. У меня такое состояние как сейчас, регулярно бывает.

- А завтра возьму с собой бумагу с карандашами и нарисую тебя. Какой ты красавчик со своими " крыльями". Не сомневайся. Тебя не так зовут. Тебя Андрей зовут. Только громко умирай. Так что все миры услышали и содрогнулись.

- Еще содрогнутся, не сомневайся, - я заканчивал свои речи уже обессиливший.

- Я точно не сомневаюсь.

Мое эго корчилось в агонии. Так долго, часто и сильно его еще не били. Оно чувствовало свою смерть и извивалось, как могло. И я знал и видел это. Где - то в глубине, на уровне безмолвного знания, я, конечно, все знал. Знал, что будет так, как она говорит. И не потому, что просто верил ей, я сам это видел. И мне только приходилось ждать и наблюдать, как разворачиваются события моей жизни, где трагедию сменяет комедия, потом наступает драма, потом что- то повторяется. Я находился внутри фильма, сюжет которого был уже написан где – то очень высоко и очень давно. Я был и сценаристом, и режиссером и актером в одном лице.

Потом еще подобные веселые разговоры, продолжались много раз, при этом очень потешая нас обоих.

- Да вообще плохой я во всех смыслах, - говорил я, - при этом где – то на неосознанном уровне ждал от нее опровержения.

- Умри уже! – Лиза весело смеялась. Толку с тебя такого!

- Сгинь надо говорить – я шутил.

- Ты человечишка, а не нечистая сила. Слишком много чести тебе сгинь говорить. Умри. Чего еще хочешь?

- Я не человечишка, а как раз нечистая сила, - продолжал я настаивать на своем.

- Ты, блин, самый простой человечишка. Нечистая уже подохла. И я, кстати, ее похоронила. Сама, лично, закапывала. Уже 9 - й день прошел. Посему, ты, человечишка, умри.

- Потом еще 40 день будет...и так далее.

- Ага. Хоть 58 – ой, все уже. Давно все уже.

- Ну хорошо, ну и ладно.

- А ну! Что хорошо? Помираешь? Давай последнее желание. Может исполню. Ты, кстати, меня тоже нафиг послал? Вместе со всеми? – спросила Лиза.

- Нет, тебя не посылал.

- Давай желание, - подмигнув, сказала Лиза.

- Хочу космолет, чтобы путешествовать.

- У меня нет космолета. И ни фига он тебе не нужен. Тебе не с кем путешествовать.

- Я сам буду.

- Застрелился бы в нем, когда будешь сходить с ума от увиденного, от впечатлений. Будешь орать, а поделиться будет не с кем.

- Я потом книгу напишу.

- И помрешь от горя одиночества. Ничего радовать в этом космолете не будет.

- Тогда машину времени хочу.

- А книга твоя кому нужна будет? Как ее доставить до читателя, если ты один и мозг себе вышибешь? – уже очень весело смеялась Лиза, - Машину времени могу. Ее подождать надо немного. Ее мой сын Данила создаст. 15-20 лет подождешь? А может и меньше нужно будет ждать. У него уже есть концепция и понимание с чего начинать, - Детей наших видишь? – она продолжала.

- Каких таких наших? – удивленно подняв левую бровь, я спросил.

- А вот таких. Простых. Девочка.

- Я уже этих детей видел со всеми, наверное, своими бывшими девушками.

- Опять идиот, - Лиза весело расхохоталась. Посмотри же.

- Не хочу смотреть, хочу мороженое крем –брюлле. Это такой мультик был в детстве, про тушканчика. Для меня эта самая крылатая фраза была. Ты помнишь этот мультик?

- Да, помню. Представляешь! Черепаху помню, которой жарко было.

- Не знаю никакой черепахи, мороженое помню, - как маленький ребенок сказал я.

- А я помню…

В этот вечер я почувствовал невероятное облегчение, даже дышать стало как – то легче. Я старался не анализировать состояния, потому что на своем опыте уже убедился в том, что надо просто быть в нем и не включать ум и логику, потому что непременно они уведут в дебри размышлений, анализа и незаметно для тебя, втянут в прежние состояния. Сегодня мне было легко и хорошо. И мне этого было достаточно. Где – то на заднем фоне, совсем стеснительно, в уголке, ютилась грусть. И как маленькая девочка неуверенно теребила пальчиками край своего платьица, как – будто ожидая приглашения войти. Но я не спешил с этим. Я наслаждался тишиной и миром внутри себя. Мне вспомнился один стих.

… и боль отпустила и стала терпимой…
Сегодня — я тонкого волоса легче,
лишь теплые токи тревожат мне плечи…
Взлетаю!.. Прощайте!.. Я мимо!..
Я — мимо…
Беспечных, усталых, безумных — я мимо,
я мимо домов, где идет пантомима,
я мимо рисованных рощ и оврагов,
я мимо владений и мимо бараков -
туманом, дыханьем, дымком сигаретным
взлетаю туда, где ни зла, ни запретов!..
Туда, где порвутся последние нити…
Но вы — дорогие — живите!
Живите!..

Он был довольно грустным стихом для меня всегда, но сейчас было как – то иначе. Я выдыхал эту печаль…