Октября 1996

Я сидел в кабинете и слушал часто меняющиеся звуки фортепиано, чувствуя раздражение каждый раз, когда начинали фальшивить. Это происходило каждое утро, когда играли по очереди то Эдвард, то Элизабет. Логичнее было предположить, что фальшивые ноты звучали из-под пальцев восьмилетнего мальчика, а не взрослой женщины, но Эдвард был своего рода маленьким волшебником фортепиано. Он прекрасно играл и Бетховена, и Шопена. И возгласы " Оле, маленький Моцарт" - так звала его Элизабет – раздавались регулярно...

Я встал и, чуть помедлив, вышел в коридор. Я неторопливо подошел к закутку, в котором находился рояль, остановился и посмотрел на них. Они сидели рядом на скамейке, Эдвард терпеливо пытался объяснить ей ноты мелодии " Ярко, звездочка, сияй". Он всегда так терпелив с матерью...

- Не эту, мама. Вот эту, - говорил он чуть жалобно и нажимал на клавишу.

Элизабет кивнула и посмотрела на него, улыбаясь.

- Поняла, sole (6). Буду стараться, - сказала она, шутя.

Эдвард закатил глаза.

- Ты и в прошлый раз говорила то же самое, - проворчал он, рассмешив ее.

Она повернулась к пианино и снова начала медленно перебирать клавиши, и я поежился, когда она совершила ту же ошибку, музыка оборвалась, а Эдвард застонал, закрыв руками лицо.

- Может, ты просто сыграешь для меня? - предложила Элизабет со смехом.

Эдвард кивнул и взял первые несколько тактов произведения Шопена, которое готовил для своего скорого выступления. Я не понимал, почему он должен выбрать что-то настолько тяжелое, как похоронный марш, но и не мог отрицать тот факт, что получалось у него великолепно. Тем не менее, от этой песни по спине пробегал холодок... Я буду весьма рад, когда концерт закончится, и он, наконец, перестанет играть это дерьмо.

~ * ~

- Как...? – начал было Эдвард, но покачал головой и в отчаянии провел рукой по волосам. - Я хочу сказать: твою мать, папа. Это же какая-то херня.

Я кивнул.

- Я знаю, сынок. Это слишком сложно понять.

- И именно поэтому она так чертовски отчаянно старалась спасти Изабеллу? Потому что она была там, и сама была такой же? - спросил он.

Я видел боль в его глазах, когда он смотрел на меня с мучительным выражением. Я знал, что ему трудно принять это, все, во что он верил, сейчас подвергалось сомнению. Я пошатнул его уверенность, и теперь он вынужден искать опору.

- Можно сказать и так. Твоя мать не была рождена рабыней, как Изабелла, но Элизабет знала, что ожидает Изабеллу. Когда мы встретились с ней, Изабелла еще совсем ничего не понимала, и не знала о мире, ее окружающем. Она была так невинной и наивной, и твоя мать хотела спасти ее до того, как ее сломают, - сказал я, качая головой. - Она не хотела, чтобы эта милая девочка пережила то же, что и она сама. Твоя мать знала, что не может стереть свое прошлое, но чувствовала, что, подарив этой маленькой девочке реальное будущее, вдали от всего этого, она могла бы как-то наверстать упущенное.

- По той же причине она спасла Эмметта... что-то хорошее компенсирует что-то плохое. Она хотела спасти Эмметта, потому что он был плодом изнасилования, и она тоже была изнасилована и... - он запнулся и выражение ужаса мелькнуло на его лице. - Черт, нет. Боже, не смей говорить мне, что она была именно такой рабыней!

Мои глаза расширились от удивления, и я быстро мотнул головой.

- О, нет, совсем нет. Ее использовали для работы, - сказал я, не желая, чтобы он начал думать в этом направлении.

Мои слова успокоили его и, казалось, заставили немного расслабиться.

- В то время она подверглась нападению, но это сразу обнаружили и позаботились об этом.

- Позаботились? Так ты убил того ублюдка? – с нажимом спросил он.

Поколебавшись, я кивнул. Мне не пришлось делать это самому, но мой отец в то время был боссом, и он все устроил.

- Так вот почему ты не позволял нам увидеться с бабушкой?

Я уставился на него, не ожидая подобного вопроса.

- Что? - переспросил я.

Он покачал головой.

- Ты оставил бабушку в том доме в Чикаго и запретил нам видеться с ней и даже разговаривать. Почему? Ты боялся, что она, черт возьми, расскажет нам? Ты говорил, что она плохо отзывалась о маме, из-за того, что та была ирландкой, или все же из-за того, что она была рабыней?

Я пожал плечами.

- Бабушка была не в своем уме, Эдвард. Она так никогда не приняла вашу мать, и я не хотел, чтобы вы слушали ее бред. Быть рабыней – уже достаточно плохо, но быть ирландкой и рабыней – в ее глазах было недопустимо. Ваш дед, к счастью, имел больше сострадания.

- Итак, она на самом деле была ирландкой? Я к тому, что хоть это-то, по крайней мере, правда? - спросил он.

- Да, она, действительно, была ирландкой. И к тому же, чистокровной. Она родилась в Ирландии, у девочки-подростка, которая не могла воспитать ее, и поэтому бросила. Первые два года своей жизни Элизабет прожила в детском доме, после чего пара ирландцев из Америки усыновила ее. Она жила с семьей в округе Бриджпорт в Чикаго, пока ей не исполнилось шесть, и все это время она жила, как нормальные дети, и даже ходила в детский сад. Но ее приемный отец попал в неприятности, задолжав много денег одной ирландской банде, и не смог заплатить, тогда, как-то ночью, они украли Элизабет в качестве возмещения долга, - сказал я.

Он смотрел на меня с любопытством.

- И вот так она стала рабыней? Она была нормальной девочкой, которую, на хрен, похитили? И ее даже не искали? - спросил он, нахмурившись.

Я кивнул.

- Конечно, искали, но ты знаешь, сколько детей в этой стране пропадают без вести, Эдвард? Более двух тысяч детей, каждый день. Твоя мама исчезла в 1971 году, за десять лет до учреждения Национального центра по делам пропавших и эксплуатируемых детей. Ее искали, но ее и след простыл, поэтому они занялись следующей пропавшей девочкой. У них не было ни Интернета, ни других вспомогательных инструментов для поиска, которых полным-полно сейчас. Все, что тогда было – сплетни, доносы, а когда разговоры о ее пропаже прекратились, то все стихло, будто она никогда и не существовала, - сказал я.

- А ее родители? - спросил он.

Я отрицательно покачал головой.

- Они так и не заплатили, даже после того, как забрали их дочь, так что их просто убили, - сказал я. – Некоторое время Элизабет провела в подвале одного дома, принадлежащего шайке ирландцев, но вскоре после того, как люди, у которых она жила, были убиты, ее доставили в Borgata, и передавали из дома в дом, как прислугу, и, в конечном итоге, она оказалась у Эвансонов в Финиксе.

- И ты должен был ее освободить, - сказал он. - Как? Я имею в виду, кто поручился за нее?

- Я, - спокойно ответил.

Он посмотрел на меня с недоумением, явно, не ожидая такого ответа.

- Непросто было их убедить, и никто не вступился бы за меня, так что это был единственный путь. Я пытался уговорить Алека сделать это, но он отказался, сказав, что это не его дело, и он не желает вмешиваться. Я вступил в мафию в день, когда мне исполнилось восемнадцать лет, и поручился за нее той же ночью. В то время она уже была относительно свободна, жила с Алеком и Эсме какое-то время, но после того, как я поручился за нее, она была вольна уйти со мной.

- Так просто? - спросил он.

Я горько усмехнулся.

- В это нет ни хрена простого, Эдвард. Я испробовал все, что мог. После того, как на нее напали, я был просто в отчаянии, я даже хотел забрать ее и убежать, но это было бы полной катастрофой. Единственный способ, при котором твой дедушка позволил бы этому случиться - это если бы я присоединился к Borgata, и он проделал чертовски хорошую работу, чтобы убедить меня, что так будет лучше. Он убеждал, что это - единственный способ обеспечить безопасность Элизабет, единственный, позволяющий нам на самом деле быть вместе. Он так гордился мной, когда я согласился вступить в ряды организации, а это, поверь мне, происходило крайне редко. Наконец, я сделал хоть что-то, что порадовало его. Наконец-то, я оправдал имя Каллен, - горько сказал я, качая головой.

- Я, э-э... не знаю, - сказал Эдвард.

Я пожал плечами.

- Неважно. Все это уже кончено. Это все, что ты хотел узнать? Потому что я устал и, откровенно говоря, у меня нет сил продолжать, - бросил я с раздражением.

- Думаю, да. Б…ь, я не знаю. Я до сих пор в шоке от этого дерьма, - сказал он. – А как насчет Эмметта и Джаспера?

Я вздохнул.

- Я скажу им, при первом же удобном случае. Они должны услышать это от меня, - добавил я. – Сказать или нет Изабелле, решать тебе.

- О да, и не думаю, что хорошая идея сделать это прямо сейчас. Я скажу ей… когда-нибудь... но только не сегодня, - пробормотал он. - У нее и так достаточно всякой херни на уме, а еще это.

- Да уж, представляю, - сказал я, бросая взгляд на все еще работающий ноутбук.

Оказалось, что она не переместилась ни на дюйм с тех пор, как я видел ее, что меня ничуть не удивило.

- Она старается приспособиться к информации о смерти матери, случившейся в то же самое время, как сама она обрела свободу. Жизнь ее матери закончилась именно тогда, когда ее – только начинается. Кстати, об этом...

Я отодвинул стул и открыл правый нижний ящик стола, вынул из него файлы, которые лежали сверху, и передал их Эдварду, который взял их очень осторожно.

- Что это? - спросил он с любопытством.

- Все документы на Изабеллу, ее паспорт и наследственная информация. Пройдет некоторое время, прежде чем утрясется вопрос с имуществом Свонов, но адвокат подписал, что она будет назначена единственным наследником. Никто, разумеется, не станет этого оспаривать, потому что у Свонов более нет никаких родственников, но мы должны выждать из соображения приличий, - сказал я. - Алек разбирается со всем, но это займет несколько месяцев.

- Так она, на самом деле, получит все? - спросил он. - Я знал, что он подписал бумаги и все такое, но ни секунды не думал, что он и вправду сдохнет. Я имею в виду, что он был охеренно гадким уродом, но полагал, что он доживет лет до ста восьми, чтобы только помучить нас всех.

Я улыбнулся и покачал головой.

- Да, она получит все. Все земли Свонов, их дом, деньги... также она, фактически, станет владелицей всех рабов в соответствии с нашим кодексом поведения, но, знаешь... мы посчитали, что это было бы неразумно.

- Да, - он согласился. - Это был бы капец – передать ей рабов. Это все равно, что пощечина.

Произнеся эти слова, он прищурился и посмотрел на меня с подозрением. Какое-то время он молчал, но я точно знал, что он размышлял, выражение его лица подтверждало мою догадку. Иногда он может быть таким предсказуемым.

- Просто скажи это, Эдвард, - позвал я.

- Каким же охеренно бесчувственным ты должен быть, чтобы делать всю ту херню, что ты сделал за свою жизнь! – выпалил он. – Владеть долбаными людьми после того, как моя мать сама прошла через это дерьмо?! Ей бы, б…ь, было стыдно за тебя!

Его слова ранили, но я сохранил видимость спокойствия, борясь с желанием грубо ответить ему.

– Ей было бы стыдно, но, уверяю тебя, у меня были хорошие намерения. Нонна сама вызвалась приехать со мной сюда многие годы назад, проведя всю жизнь с семьей Аро. Он сказал, что она уже слишком стара и хотел избавиться от нее, и я ее спас ей жизнь, забрав к себе. После ее смерти я не намеревался обзаводиться еще рабами, но Джеймс опередил меня и, заручившись поддержкой Аро, буквально навязав мне Джанет. Я взял ее с неохотой, и я знаю, что убить ее было неправильно, но она была для нас угрозой, и у меня не было выбора. А Изабелла... ну, ты знаешь, почему я купил Изабеллу, - я замолк и посмотрел на него. - Знаю, что я порой совершал ужасные поступки, и твоя мать не была бы счастлива со мной, но, как бы ни хотел, я не могу повернуть время вспять.

- Да, и, как я уже говорил ранее, я не единственный, кому ты должен сознаться в этом дерьме, - процедил он с раздражением в голосе. - Ты должен, б…ь, извиниться перед ней.

Я сердито вздохнул.

- Может быть, когда-нибудь я решусь... разумеется, после того, как ты скажешь ей правду. Мои извинения за то, что я сделал, не будут иметь никакого смысла, если она не будет знать, за что.

- Что ж, сейчас, действительно, охеренно неподходящее время, - согласился он. - Последнее, что ей теперь нужно - это чувство вины за то, что случилось с моей матерью. Ей и без того хватает, из-за чего переживать.

6. солнышко (итал)

Я кивнул.

– Значит, когда-нибудь, - сказал я, снова бросая взгляд на ноутбук. - Ты не сможешь вечно утаивать это от нее, если хочешь сохранить ваши отношения. На следующий день после того, как купил ее, я сказал ей, что когда-нибудь объясню, почему выбрал именно ее. И будет лучше, если она услышит это от тебя. Я на самом деле думаю, что это она должна услышать от тебя... потому что, Эдвард, в конце концов, она все узнает, и ей будет не так больно, если правда будет исходить от тебя. Если она будет знать, что ты в порядке, и по-прежнему любишь ее. Ты не захочешь, чтобы она узнала обо всем каким-то другим способом.

- Я знаю, - просто сказал он.

Некоторое время мы сидели молча, потом я откашлялся и взглянул на него.

- Кстати, как ты? Я ведь так ни разу и не спросил, как ты справляешься со всем этим. Я знаю, ты был занят тем, что разбирался во всем, что случилось с твоей матерью, но как ты справляешься с тем, что произошло в Финиксе? - спросил я с любопытством.

Он пожал плечами и в отчаянии провел рукой по волосам.

- Черт, не знаю... Я старался не думать об этом. Я не впервые увидел, как кто-то умирает, но это дерьмо было просто охренительным – видеть, как Алек... ну ты понимаешь. И, Христос, видеть ее мать... Я до сих пор не могу поверить в это дерьмо, - бормотал он.

- Это большое несчастье, но ей сейчас лучше. Что касается двух других, не могу сказать, что я огорчен тем, что они мертвы, - сказал я. - Если ты хочешь поговорить об этом, я готов выслушать.

- Да, хорошо, спасибо, но нет, - промямлил он. - Я бы предпочел, черт возьми, забыть об этом.

- Понимаю, - ответил я. - Но если ты изменишь свое решение, я буду тут. Я никогда не был рядом, когда был тебе нужен, и я сожалею, поэтому если тебе когда-либо будет нужно выговориться, то я здесь, чтобы выслушать.

- Да, - пробормотал он, – фиг с ним.

- Что ты планируешь на день рождения Изабеллы? - спросил я с любопытством.

- Проклятье, не знаю, - сказал он, пожав плечами. - Она сказала, что не хочет ничего или, по крайней мере, ничего грандиозного, но я чувствую себя подонком, что мы не празднуем ее рождение. Я ведь даже не знаю, сколько ей лет. Я знаю, что на самом деле ей семнадцать, но какой возраст ты нарисовал в документах?

Я улыбнулся.

- По закону ей девятнадцать. Мы исходили из того, что, когда я забрал ее к себе, она уже была восемнадцатилетней.

- Девятнадцать, - повторил он, ухмыляясь. - Так я встречаюсь с женщиной старше себя.

Я беззаботно рассмеялся.

- Думаю, можно и так сказать. И Изабелла никогда раньше не отмечала свой день рождения, поэтому не удивительно, что она не хочет праздновать его после всего, что произошло.

- Да, я, наверное, просто свожу ее на ужин, или что-нибудь в этом роде. Я подумывал о поездке в Сиэттл, на ночь, если ты не против, - пробормотал он.

- Мне не из-за чего возражать, - ответил я, помотав головой. - Она - свободная девушка. Она может жить в моем доме столько, сколько захочет, но она также и вольна делать, что захочет.

- Это самое лучшее из всего, что ей когда-либо дарили, - тихо сказал он, после чего ухмыльнулся. - Уверен, что этот подарок – номер один.

Я засмеялся.

- Это не подарок, Эдвард. Я просто даю ей то, на что она имело право все время, то, что принадлежит ей по закону, - я замолчал. - Ты... э-э, ты хотя бы знаешь, чем она занимается сейчас?

Он вздохнул и снова взглянул на часы на стене.

- Спит, - сказал он с сомнением в голосе. – В смысле, она спала, когда я оставил ее.

Я кивнул и повернул ноутбук экраном к нему. Он взглянул на него и сощурился, чтобы получше разглядеть. Изабелла по-прежнему сидела в кресле, уставясь в темноту.

- Что за херня? - пробормотал он.

Я вздохнул.

- Она сидит там каждую ночь. Когда ты уходишь из спальни, она выходит следом за тобой. И сидит там часами, а когда ты, наконец, поднимаешься наверх, она кидается обратно в спальню, чтобы успеть оказаться там раньше тебя, - рассказал я. - Когда ты в школе, она читает и ходит туда-сюда по дому, как призрак. Она не ест, не смотрит телевизор, ни с кем вообще не общается. Она просто... где-то там.

Он долго смотрел на экран, потом взглянул на меня с явным непониманием в глазах.

- Серьезно? - спросил он.

Я кивнул.

- Да. Ты был настолько поглощен этим дерьмом, что даже не заметил, как ушла в себя Изабелла. Я знаю, что она улыбается тебе и, когда ты рядом, ведет себя так, будто все хорошо, но стоит только тебе отвернуться, она удирает в библиотеку. Она замыкается в себе, и с каждым днем ее состояние только усугубляется, - сказал я. - Я не знаю, является ли причиной всему ее мама, но она отдаляется.

Он недоуменно моргнул и снова уставился на экран.

- Черт, - пробормотал он, явно не зная, что сказать.

Он смотрел на онлайн-изображение Изабеллы в библиотеке, а я вздохнул, надеясь, что до него дойдет важность этого.

- Спокойной ночи, сын.

Я отвернулся от него и взялся за ручку, сосредоточившись на горе документов перед собой. Он вздохнул и вышел из комнаты без лишних слов. Я снова взглянул на ноутбук и наблюдал за тем, как он тихо прокрался в библиотеку, замер у входа и посмотрел на Изабеллу. Когда она повернула голову и увидела его, возникшее в комнате напряжение стало почти осязаемо. Он сказал ей что-то, и она кивнула, убрала книгу с колен и вышла из библиотеки, не сказав ему ни слова. Я видел, что его губы шевелились, а рукой он снова вцепился себе в волосы - очевидно, ругался вполголоса, что она ушла от него.

Я взглянул на часы и увидел, что время перевалило за полночь. То есть официально наступило тринадцатое сентября... ровно год с того дня, когда я вошел в дом Свонов и увидел испуганные глаза ребенка, которого покупал, и ровно тринадцать лет с момента, когда в последний раз ее увидела Элизабет. На самом деле, именно тринадцать лет назад она и познакомилась с Эдвардом, когда они были всего лишь наивными детьми, не знающих ужасов этого мира.

Жаль, что мы не могли вернуться в те дни, когда оба они были разрушены реалиями жизни. Их жизни были большим паззлом, рассыпанным на тысячи кусочков, и сейчас они отчаянно пытаются собрать их и сложить все вместе. Я лишь надеялся, что когда они закончат, все частицы будут на месте, и не останется ни одного темного пятна где-нибудь посередине, недостающего куска, дыры, которую ничто не сможет заполнить.

Ах, как я уже говорил, я слишком устал и не способен на интеллектуальные размышления. Я был измучен, руки тряслись, глаза горели, а тело требовало отдыха, но мой разум все еще цеплялся за это. Мой мозг хотел покоя... но без Элизабет я не смогу его обрести. Без нее в моем паззле всегда недоставало куска.