Глава двадцатая

Машина ехала, я сидела на заднем сиденье, положив руки между ног, и тяжело дышала. Возможно, у меня и в самом деле была высокая температура, потому что губы пересохли и растрескались. Низ живота пылал. Наверняка заразил кто-то из клиентов… Я даже знала, кто именно. Один противный тип, не пожелавший надеть презерватив. Я отказалась его принять, но он поговорил с Ароном и договорился с ним о двойной таксе. Я отмывалась потом почти четверть часа, но это не помогло.

Что за заразу я подхватила? Когда машину потряхивало на небольших неровностях, я кусала губы, чтобы не закричать от боли. Но я не хотела, чтобы это увидел Марат, я боялась, что он начнет меня бить. В последнее время он стал совсем уж невменяемым, даже Татьяне от него доставалось. Вероятно, он посчитал, что слишком расщедрился в отношении ее заработков, и поэтому искал всякие поводы, чтобы вымесить на ней зло. Может быть, у него с бизнесом возникли проблемы? Нет, навряд ли. Мы с Танькой работали беспрерывно и приносили ему хороший доход.

Сидя в машине, Марат то и дело поглядывал на часы. Я видела, что он был в подавленном состоянии.

– Когда доедем? – спросил он Арона.

– Минут через пятнадцать, – ответил тот.

– Твою мать! Времени нет ни хрена. Ладно, оставлю вас в клинике. Потом типа звякну. Может, смогу приехать за вами. Если нет, вернетесь на метро.

Телефон Марата звонил не умолкая, но он не отвечал. Сидевший за рулем Арон гнал машину, нарушая все правила, несколько раз ему сигналили.

– Тут ее паспорт и деньги. – Марат вытащил из кармана мой липовый паспорт и передал его Арону. – Короче, я сразу уеду.

Вот это да… Удрать от Арона было не так уж и трудно. Почему же я не подумала об этом варианте раньше? Надо было прикинуться, что я заболела, – они бы давно отвезли меня к врачу. Я бы убежала и спряталась. Но сейчас я не могу этого сделать. Было так больно, что я с трудом могла шевелиться.

Арон резко тормознул, чтобы не столкнуться с машиной впереди.

– Ну и козлы, эти шведы, ездить невозможно, – выругался он и просигналил водителю, пропустившему пешехода.

Пешеход, не спеша пересекавший улицу, остановился и посмотрел в нашу сторону.

– Твою ма-а-ть, – закричал Марат. – Он еще, блин, остановился. Мало мы им всыпали под Полтавой!

– Ага, – заржал Арон, – шведам русские всыпали. А я, между прочим, грузин, ты – армянин.

Не слушая их перепалки, я присмотрелась к пешеходу. Мне показалось, что я его где-то видела. Ну конечно же! Это Лейф, мой клиент, который имел обыкновение быстро спускать, а потом ласкал меня в оставшееся время. Он не мог разглядеть меня в машине, но я все равно вжалась в сиденье. Мне было стыдно из-за того, что я нахожусь в такой компании. Я боялась, что меня кто-то узнает, – пусть даже кто-нибудь из клиентов, использовавших мое тело.

– Гляди-ка, – Арон показал пальцем на Лейфа и заржал еще громче. – Это тот самый козел, который платит за услуги двадцатками.

– Выйди спроси, не надо ли ему сделать отсос, чтобы он попроворней переходил улицу. Да еще скажи, что у нас с собой его любимая шлюха, – захохотал Марат.

– Ну, блин, ты и юморист…

Неожиданно я почувствовала, как же сильно их ненавижу – Марата, Арона, Радика, Леандра, – всех. И естественно, Сергея. Сергея я ненавидела больше всех. Какая же я была глупая, что поверила ему! Попадись он мне сейчас, я бы задушила его собственными руками.

Когда я рассказала об этом докторше, она, как ни странно, обрадовалась:

– Как врач, я не могу призывать тебя к мести, но все-таки скажу – это хорошо, что к тебе вернулись сильные чувства. Это маленький шаг в правильном направлении.

– А в каком направлении? – поинтересовалась я.

– К выздоровлению. Твоя душа нуждается в лечении, Наташа. И результата можно достичь, отказавшись от самообвинений, признав, что все случившееся не было твоей виной.

– Слышала уже. Ты как попугай повторяешь, что это была не моя ошибка. Хорошо, пусть не моя ошибка, но я, тем не менее, жила в этой грязи несколько месяцев. За что? Почему я позволила им унижать себя? Почему я позволила им измываться над моим телом?

– А у тебя была возможность не позволить?

– Не-е-ет.

Я задумалась на минутку. Передо мной возникли звериные глаза Марата, его остроносые ботинки, которыми он меня пинал… Я все еще боялась его. Я боялась, что он вернется и будет пинать меня в живот, если я откажусь делать то, что он прикажет. А что, если Марата оправдают или дадут ему маленький срок? Полиция пытается уговорить меня выступить на суде в качестве свидетельницы. А что будет со мной после суда?

– Все будет хорошо, – утешила меня докторша. – Тебе не надо больше бояться.

– Но мне все равно страшно, – прошептала я.

– Это и есть ответ на вопрос, почему ты разрешала Марату унижать тебя.

– Я не понимаю.

– Ты боялась. Ты боялась, что он забьет тебя насмерть. Наполнив тебя страхом, они могли тебя контролировать. То, что ты считаешь унижением, можно расценивать и по-другому. Ты хотела выжить. Любыми средствами. Для того чтобы выжить, можно пойти на что угодно.

– Ты так считаешь?

– Да, многие из нас так поступают.

– Даже переступив через моральные границы?

– Вот именно.

– Нет, я тебе не верю. Я просто трусила, малодушничала.

– Ну вот, ты опять начинаешь обвинять себя. Мы же договорились, что ты больше не будешь делать этого.

Она сделала ударение на словах «не будешь». Я вздохнула. Ей легко говорить, но как простить саму себя?

– Каждому человеку присуще чувство страха. Страх – это инструмент, который помогает выживать. Если ты повстречаешься со львом, ведь ты постараешься убежать от него, верно?

– Угу, – ответила я. Я не понимала, куда она клонит. Марат ведь не был львом, хоть и обладал звериным взглядом.

– Если бы мы не испытывали страха, мы бы уже давно вымерли как род. Нас бы поели те же львы и тигры. Только страх с незапамятных времен позволяет нам выжить. Страх – это защитное средство ото всех опасностей.

– Очень умно! А я – обыкновенная трусиха. Меня подстилали под этих мерзавцев. Фу, как это было гадко!

– Нет, Наташа, ты храбрая девочка, ты предприняла несколько попыток бегства, ты защищала Оксану и Ольгу. И ты сама предприняла решающий шаг на пути к освобождению, несмотря на то что вовсе не была уверена в том, что все получится.

Она была права, моя докторша-психиатр. Я не была уверена в том, что у меня все выйдет. Но я не могла больше терпеть. Я чувствовала, что стою на краю пропасти. Перепрыгну – окажусь на свободе, нет – об этом даже думать не хотелось. Уж лучше погибнуть, чем возвращаться в эту вонючую, прокуренную квартиру.

Когда машина снова поехала, я стала смотреть по сторонам. Город большой, на улицах много людей, и это было отлично. В толпе затеряться намного легче. Рядом с «Глобусом», где мы жили, было не так уж много народу. Я даже подумала, что в Стокгольме вообще мало жителей, но, оказывается, это не так. У входа в магазины вообще была толчея. А, так скоро Рождество, вспомнила я. В кино я видела, как дети получают рождественские подарки, а у нас подарки получают на Новый год. Я вздохнула. Уж на что мы бедно жили, но бабушка всегда мне что-нибудь дарила. Она выбирала практичные вещи – варежки или шарфик. В последний раз я получила от нее настоящие тонкие колготки. Где она только их купила? Бедная бабушка! У нее было слабое сердце, и она очень переживала, что я уеду учиться и оставлю ее одну. Я обещала заботиться о ней, как заботилась обо мне она, когда я была маленькой. А теперь она, вероятно, думала, что я ее обманула. Нет, я должна убежать во что бы то ни стало, что бы со мной ни случилось…

Хорошо, что Татьяна дала мне теплую куртку. Без нее я бы замерзла…

Я старалась читать вывески, чтобы не пропустить русское посольство либо другое русское учреждение, где можно было бы попросить о защите. Посольство здесь точно должно быть, хотя Арон вряд ли проедет мимо. Надеяться на это было просто глупо, но я все равно надеялась.

В детстве я часто просила бабушку рассказать мне сказку о двенадцати зайчатах, которые хотели стать храбрыми. Волшебник сказал им, что в Новый год, ровно в полночь, они могут загадать любое желание и оно исполнится. Я тоже загадывала желания. Помнится, под Новый год я шептала про себя: «Хочу, чтобы у меня были настоящие папа и мама и чтобы они любили меня». Наверное, мое желание не исполнилось потому, что я засыпала раньше боя курантов. Но теперь я не упущу своего шанса. Мое единственное желание – убежать – должно исполниться. Я никогда не вернусь обратно. Пусть лучше Марат убьет меня.

– Вот, бля, нам надо на другую сторону улицы, – выругался Арон, когда мы выехали из длинного тоннеля. – Теперь надо крутиться.

– Твою мать, что ж ты раньше молчал? Тут нет левого поворота! – заорал Марат.

– Я не знал.

– Не знал, – передразнил Марат. – Ты что, не слышал, что у меня времени в обрез. Теперь придется до следующего перекрестка пилить.

Мой тюремщик был мрачнее тучи. Я вжалась в сиденье, чтобы ничем не напоминать о себе. Я боялась, что он прикажет Арону развернуться и везти меня назад.

У следующего светофора Арон был вынужден остановиться. Я снова стала читать вывески. По-шведски я не понимала, но я все еще надеялась увидеть что-нибудь, написанное кириллицей. И мои надежды сбылись. «Аэрофлот» – вдруг прочитала я, чуть не поперхнувшись от неожиданности. Может, мне показалось? Но нет – вот она, вывеска. Совсем близко. Сердце бешено заколотилось. Вместо русского посольства я могла обратиться в «Аэрофлот»!

На перекрестке Арон свернул, и дом, где находилось представительство «Аэрофлота», остался позади. Хорошо еще, мужчины не заметили, как я обернулась и посмотрела на него. «Аэрофлот» – вот мое спасение. Бежать надо туда. Там наверняка работают русские, и у них есть контакт с русским посольством. Они должны помочь мне!

– Здесь! – крикнул Арон, и машина остановилась.

– Где здесь, что-то я не вижу? – спросил Марат.

– Дальше проезда нет, надо идти вон к тем домам. Тут метров пятьдесят, не больше.

– Ладно, позвонишь мне, как только управитесь, – сказал Марат, пересаживаясь на водительское место. – А ты шевелись, крыса дохлая! – прикрикнул он на меня.

Машина резко рванула с места и исчезла. Я глубоко вздохнула и пошла за Ароном.

Приемная врача находилась всего лишь в квартале от представительства «Аэрофлота».