Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава XIV.
Поль становится все более чудаковатым к уезжает домой на каникулы Когда подошли летние вакации, никаких неприличных проявлений радостимолодые джентльмены с потускневшими глазами, собранные в доме доктораБлимбера, не обнаружили. Такое сильное выражение, как " распускают", было бысовершенно неуместно в этом благопристойном заведении. Молодые джентльменыкаждые полгода отбывали домой; но их никогда не распускали. Они отнеслись быс презрением к такому факту. Тозер, которого вечно раздражал и терзал накрахмаленный белыйбатистовый шейный платок, каковой он носил по особому желанию миссис Тозер, своей родительницы, предназначавшей его для принятия духовного сана ипридерживавшейся того мнения, что чем раньше сын пройдет эту предварительнуюстадию подготовки, тем лучше, - Тозер сказал даже, что, если выбирать издвух зол меньшее, он, пожалуй, предпочел бы остаться там, где был, и неехать домой. Хотя такое заявление и может показаться несовместимым с темотрывком из сочинения, написанного на эту тему Тозером, где он сообщал, что" мысли о доме и все воспоминания о нем пробудили в его душе приятнейшиечувства ожидания и восторг", а также уподоблял себя римскому полководцу, упоенному недавней победой над икенами * или нагруженному добычей, отнятой укарфагенян, и находящемуся на расстоянии нескольких часов пути от Капитолия, каковой в целях аллегории являлся предположительно местожительством миссисТозер, - однако это заявление было сделано совершенно искренне. Ибооказалось, что у Тозера есть грозный дядя, который не только добровольноэкзаменует его в каникулярное время по непонятным предметам, но и цепляетсяза невинные события и обстоятельства и извращает их с той же гнусной целью.К примеру, если этот дядя брал его в театр или, прикрываясь маскойдобродушия, вел посмотреть великана, карлика, фокусника или еще что-нибудь, Тозер знал, что он заблаговременно прочел у древних авторов упоминание обэтом предмете, и посему Тозер пребывал в смертельном страхе, не ведая, когдадядя разразится и на какой авторитет будет он ссылаться, уличая его вневежестве. Что касается Бригса, то его отец отнюдь не прибегал к уловкам. Он ни насекунду не оставлял его в покое. Столь многочисленны и суровы были душевныеиспытания этого злополучного юнца в каникулярное время, что друзья семьи(проживавшей в ту пору в Лондоне, близ Бейзуотера) редко приближались кпруду в Кепсингтон-Гарден не чувствуя туманных опасений увидеть шляпумистера Бригса плавающею на поверхности и недописанное упражнение лежащим наберегу. Поэтому Бригс вовсе не был преисполнен радостных надежд по случаюканикул; а эти двое, помещавшиеся в одной спальне с маленьким Полем, былиочень похожи на всех прочих молодых джентльменов, ибо самые легкомысленныеиз них ждали наступления праздничного периода с кроткою покорностью. Совсем иначе дело обстояло с маленьким Полем. Окончание этих первыхканикул должно было ознаменоваться разлукой с Флоренс, но кто станет думатьоб окончании каникул, которые еще не начались? Конечно, не Поль! Когдаприблизилось счастливое время, львы и тигры, взбиравшиеся по стенам спальни, стали совсем ручными и игривыми. Мрачные, хитрые лица в квадратах и ромбахвощанки смягчились и посматривали на него не такими злыми глазами. Важныестарые часы более мягким тоном задавали свой безучастный вопрос; анеугомонное море по-прежнему шумело всю ночь, мелодично и меланхолически, -однако мелодия звучала приятно, и нарастала, и затихала вместе с волнами, ибаюкала мальчика, когда он засыпал. Мистер Фидер, бакалавр искусств, кажется, полагал, что также будет радканикулам. Мистер Тутс собирался превратить в каникулы всю жизнь, ибо, какнеизменно сообщал он каждый день Полю, это было его " последнее полугодие" удоктора Блимбера, и ему предстояло немедленно вступить во владение своимимуществом. Было совершенно ясно для Поля и мистера Тутса, что они - близкиедрузья, несмотря на разницу в возрасте и положении. Так как вакацииприближались и мистер Тутс сопел громче и таращил глаза в обществе Поля чащепрежнего, Поль понимал, что тот хотел этим выразить грусть по поводу близкойразлуки, и был ему очень благодарен за покровительство и расположение. Было ясно даже для доктора Блимбера, миссис Блимбер и мисс Блимбер, равно как и для всех молодых джентльменов, что Тутс каким-то образомсделался защитником и покровителем Домби, и факт этот был столь очевиден длямиссис Пипчин, что славная старуха питала злобу и ревность к Тутсу и всвятая святых своего собственного дома не раз поносила его как " безмозглогоболвана". А невинному Тутсу не приходило в голову, что он возбудил гневмиссис Пипчин, так же как не приходила в голову какая бы то ни было инаядогадка. Напротив, он скорее был склонен считать ее замечательной особой, обладающей многими ценными качествами. По этой причине он улыбался ей стакою учтивостью и столь часто спрашивал ее, как она поживает, когда онанавешала маленького Поля, что в конце концов как-то вечером она сказала емунапрямик, что не привыкла к этому, что бы он там ни думал, и не может и нехочет сносить это от него или от другого молокососа; после такогонеожиданного ответа на его любезности мистер Тутс был так встревожен, чтоспрятался в укромном местечке и оставался там, покуда она не ушла. С тех порон ни разу не встречался лицом к лицу с доблестной миссис Пипчин под кровомдоктора Блимбера. Оставалось две-три недели до каникул, когда Корнелия Блимбер позвалаоднажды Поля к себе в комнату и сказала: - Домби, я собираюсь послать домой ваш анализ. - Благодарю вас, сударыня, - ответил Поль. - Вы понимаете, о чем я говорю, Домби? - осведомилась мисс Блимбер, строго глядя на него сквозь очки. - Нет, сударыня. - Домби, Домби, - сказала мисс Блимбер, - я начинаю опасаться, что вынехороший мальчик. Если вы не понимаете смысла какого-нибудь выражения, почему вы не спрашиваете объяснений? - Миссис Пипчин говорила мне, чтобы я не задавал вопросов, - отвечалПоль. - Я должна просить вас, Домби, чтобы при мне вы ни в коем случае неупоминали о миссис Пипчин, - возразила мисс Блимбер. - Этого я не могудопустить. Курс обучения у нас весьма далек от чего-либо подобного.Повторение таких замечаний принудит меня потребовать, чтобы завтра утром, дозавтрака, вы мне ответили без ошибок от verbum personale до simillima cygno*. - Я не хотел, сударыня... - начал маленький Поль. - Будьте добры, Домби, потрудитесь не сообщать мне, чего именно вы нехотели, - сказала мисс Блимбер, которая оставалась устрашающе вежливой дажетогда, когда делала выговор. - Таких рассуждений я никак не могу допустить. Поль счел самым благоразумным ничего не говорить; поэтому он толькопосмотрел на очки мисс Блимбер. Мисс Блимбер, серьезно покачав головой, обратилась к лежащей перед ней бумаге. - " Анализ характера П. Домби". Если память мне не изменяет, - сказаламисс Блимбер, прерывая чтение, - анализ, противопоставленный синтезу, определяется Уокером * так: " Разложение объекта наших чувств или интеллектана первоначальные его элементы". Противопоставленный синтезу, заметьте.Теперь вы знаете, что такое анализ, Домби. Домби как будто был не совсем ослеплен светом, пролившимся на егоинтеллект, однако он слегка поклонился мисс Блимбер. - " Анализ, - продолжала мисс Блимбер, устремив взгляд на бумагу, -характера П. Домби. Я нахожу, что природные способности Домби чрезвычайнохороши и что прилежание его заслуживает такой же оценки. Принимая восемь занаше мерило и высшую отметку, я нахожу, что каждое из этих качеств Домбиизмеряется шестью и тремя четвертями! " Мисс Блимбер приостановилась, чтобы посмотреть, как принял эту новостьПоль. Хорошенько не зная, что означают шесть и три четверти - то ли этошесть фунтов пятнадцать шиллингов, шесть пенсов три фартинга, шесть футовтри дюйма, шесть часок сорок пять минут, или шесть каких-то предметов, которых он еще не проходил, с какими-то тремя неизвестными четвертями. -Поль потер руки и посмотрел прямо на мисс Блимбер. Оказалось, что этот ответне хуже всякого другого, какой он мог дать, и Корнелия продолжала: -" Запальчивость - два. Эгоизм - два. Склонность к дурному обществу, проявившаяся в отношении человека по имени Глаб, первоначально - семь, новпоследствии уменьшилась. Поведение, приличествующее джентльмену, - четыре ипостепенно улучшается". Теперь, Домби, я хочу обратить особое ваше вниманиена общие замечания в конце этого анализа. Поль приготовился слушать с особымвниманием. - " Что касается общих замечаний, - продолжала мисс Блимбер, читаягромким голосом и через каждые два слова обращая свои очки на маленькуюфигурку, - можно сказать о Домби, что способности и наклонности его хороши ичто он сделал такие успехи, на какие при данных обстоятельствах можно былорассчитывать. Но достойно сожаления, что этот молодой джентльмен отличаетсястранностями (как принято говорить - " не от мира сего") в характере иповедении и что, не проявляя таких черт, которые явно заслуживали быпорицания, он часто бывает очень непохож на других молодых джентльменов еговозраста и общественного положения". Ну-с, Домби, - сказала мисс Блимбер, кладя бумагу на стол, - вы это понимаете? - Кажется, понимаю, сударыня, - сказал Поль. - Этот анализ, Домби, - продолжала мисс Блимбер, - будет, как вызнаете, послан домой вашему уважаемому отцу. Разумеется, ему очень неприятнобудет узнать, что у вас есть странности в характере и поведении. Разумеется, это неприятно и для нас, ибо, видите ли, Домби, мы не можем вас любить так, как этого бы хотели. Она задела больное место ребенка. По мере того как приближался егоотъезд, он с каждым днем все больше заботился втайне о том, чтобы все в домеего любили. По какой-то скрытой причине, очень смутно им сознаваемой, а бытьможет, и вовсе не сознаваемой, он чувствовал, как постепенно усиливается егонежность чуть ли не ко всем и ко всему в этом доме. Ему нестерпимо былодумать, что они останутся совершенно равнодушны к нему, когда он уедет. Емухотелось, чтобы они вспоминали о нем хорошо, и он поставил себе задачейумилостивить даже большую охрипшую лохматую собаку, сидевшую на цепи позадидома, которая сначала приводила его в ужас, чтобы и она почувствовала егоотсутствие, когда его здесь не будет. Мало помышляя о том, что он лишний раз обнаруживает несходство сосвоими сверстниками, бедный крошечный Поль изложил все это как можно лучшемисс Блимбер и умолял ее, несмотря на официальный анализ, постаратьсяполюбить его. К миссис Блимбер, которая присоединилась к ним, он обратился стакою же просьбой; а когда эта леди даже в его присутствии не удержалась иупомянула, как бывало нередко, о его странностях, Поль ответил ей, что, конечно, она права и, по-видимому, это вошло у него в плоть и кровь, но онне совсем понимает, в чем здесь дело, и надеется, что она посмотрит на этосквозь пальцы, потому что он любит их всех. - Конечно, не так люблю, - сказал Поль застенчиво и в то же время сполной откровенностью, являвшейся одной из своеобразнейших и обаятельнейшихчерт этого ребенка, - не так люблю, как Флоренс; это было бы невозможно.Ведь вы не могли на это рассчитывать, сударыня! - О, вы, маленький чудак! - прошептала миссис Блимбер. - Но я очень привязан здесь ко всем, - продолжал Поль, - и мне было быгрустно уезжать и думать, что кто-то радуется моему отъезду или ему этобезразлично. Теперь миссис Блимбер окончательно убедилась в том, что Поль - самыйстранный ребенок в мире, а когда она рассказала доктору о происшедшем, доктор не опровергал мнения жены. Но он сказал, как говорил уже раньше, когда Поль только что прибыл, что учение свое дело сделает, а затем прибавилто же, что говорил в тот раз: - Развивай его, Корнелия! Развивай его! Корнелия развивала его со всей энергией, на какую была способна, и Полюжилось нелегко. Но, помимо приготовления уроков, он давно уже наметил себедругую цель, которую никогда не терял из виду и упорно преследовал: бытькротким, услужливым, тихим ребенком, всегда старающимся заслужить любовь ипривязанность окружающих; и хотя его часто можно было застать на старом егоместечке на лестнице или наблюдающим волны и облака из окна его уединеннойспальни, теперь он чаще бывал с другими мальчиками, скромно оказывая иммаленькие добровольные услуги. В результате даже среди этих суровых исосредоточенных юных затворников, умерщвлявших плоть под кровом доктораБлимбера, Поль был объектом всеобщего интереса, хрупкой маленькой игрушкой, которую все любили и с которой никому не пришло бы в голову обращатьсягрубо. Но он не мог изменить свою натуру, а следовательно, не мог изменить и" анализ", и посему все они пришли к тому заключению, что Домби - " не от мирасего". Были, впрочем, некоторые льготы, связанные с такой репутацией, которыминикто другой не пользовался. Эти льготы не были бы распространены наребенка, менее чудаковатого, и уже одно это имело большое значение. Когда остальные, отправляясь спать, ограничивались поклоном докторуБлимберу и семейству, Поль протягивал ручонку и смело пожимал руку доктора, а также миссис Блимбер, а также мисс Корнелии. Если нужно было отвести откого-нибудь грозящее ему наказание, Поль всегда был делегатом. Дажеподслеповатый молодой человек однажды советовался с ним относительноразбитого стекла и фарфора. И ходили смутные слухи, что дворецкий, взирая нанего с благосклонностью, какой сей суровый человек доселе не удостаивалникого из смертных мальчиков, иногда подливал ему портер в столовое пиво, чтобы Поль окреп. Помимо этих чрезвычайных привилегий, Поль имел свободный доступ вкомнату мистера Фидера, откуда он дважды выводил на свежий воздух мистераТутса в обморочном состоянии после неудачной попытки выкурить отвратительнуюсигару - одну из той пачки, которую этот молодой человек тайком приобрел наморском берегу у отчаяннейшего контрабандиста, сообщившего по секрету, чтоза его голову, живую или мертвую, таможня назначила награду в двести фунтов.Уютная комната была у мистера Фидера; кровать стояла в другой маленькойкомнатке, смежной, а флейта, на которой мистер Фидер еще не умел играть, но, по его словам, поставил себе целью научиться, висела над камином. Было здесьтакже несколько книг и удочка, ибо, по словам мистера Фидера, он несомненнонаучится удить рыбу, когда у него будет свободное время. С тою же цельюмистер Фидер приобрел прекрасный маленький, изогнутый, подержанныйкорнета-пистон, шахматную доску и шахматы, испанскую грамматику, принадлежности для рисования и пару перчаток для бокса. Искусствосамозащиты, по словам мистера Фидера, он решительно намеревался изучить, считая это долгом каждого человека, так как оно дает возможность оказатьпокровительство женщине, попавшей в беду. Но величайшим сокровищем мистера Фидера была большая зеленая банканюхательного табаку, которую мистер Тутс привез ему в подарок по окончаниипоследних вакаций и за которую заплатил очень дорого, так как она безусловнопринадлежала принцу-регенту*. Ни мистер Тутс, ни мистер Фидер не моглиугоститься ни одной понюшкой, даже самой умеренной, чтобы не расчихаться досудорог. Тем не менее великим удовольствием было для них смочить табак втабакерке холодным чаем, размешать его на листе пергамента ножом дляразрезания бумаги и время от времени заниматься его потреблением. Набиваясебе нос, они претерпевали ужасную пытку со стойкостью мучеников и, попиваяв промежутках столовое пиво, наслаждались всеми прелестями разгула. Для маленького Поля, молча сидевшего в их компании возле главногосвоего патрона, мистера Тутса, было в этих беспутных занятиях какое-тожуткое очарование; а когда мистер Фидер заводил речь о мрачных тайнахЛондона и сообщал мистеру Тутсу, что намерен во время ближайших каникулизучить эти тайны внимательно, со всех сторон, и с этой целью договорилсяпоселиться в пансионе у двух старых девствующих леди в Пекеме, Поль смотрелна него, словно тот был героем какой-нибудь книги путешествий илиневероятных приключений, и готов был опасаться такого отчаянного человека. Войдя как-то вечером в эту комнату, когда каникулы уже приближались, Поль увидел, что мистер Фидер заполняет пробелы в каких-то отпечатанныхписьмах, а мистер Тутс складывает и заклеивает другие, уже заполненные иразложенные перед ним. Мистер Фидер сказал: - Ага, Домби, вот и вы! - ибо они были всегда ласковы с ним и рады еговидеть; а затем добавил, бросив ему одно из писем: - А вот для вас, Домби.Это вам. - Мне, сэр? - сказал Поль. - Пригласительный билет вам, - отвечал мистер Фидер. Поль взглянул: на билете было выгравировано, - только его имя и числонаписаны были рукою мистера Фидера, - что доктор и миссис Блимбер просятмистера П. Домби пожаловать на вечеринку, в среду, семнадцатого сего месяца, что она назначена на половину восьмого и что будут танцевать кадриль. МистерТутс, взяв такой же листок бумаги, в свою очередь показал ему, что доктор имиссис Блимбер просят мистера Тутса пожаловать на вечеринку, в среду, семнадцатого сего месяца, назначенную на половину восьмого; причем будуттанцевать кадриль. Поль убедился также, взглянув на стол, за которым сиделмистер Фидер, что доктор и миссис Блимбер просят и мистера Бригсапожаловать, и мистера Тозера пожаловать, и всех молодых джентльменовпожаловать по тому же приятному поводу. Затем мистер Фидер, к великой радости Поля, сообщил, что приглашена егосестра, что это событие завершает полугодие и что каникулы начнутся в тот жедень, и он, если хочет, может уехать с сестрой после вечеринки, - тут Польперебил его и сказал, что этого он очень хочет. Затем мистер Фидер сообщилему о необходимости изящнейшим почерком написать доктору и миссис Блимбер, что мистер П. Домби польщен и будет счастлив посетить их согласно ихлюбезному приглашению. Наконец мистер Фидер сказал, что он хорошо сделает, если не будет упоминать о празднестве в присутствии доктора и миссисБлимбер; ибо эти приготовления ведутся на началах классицизма ивеликосветского тона и что предполагается, будто доктор и миссис Блимбер, содной стороны, а молодые джентльмены, с другой, в качестве особ ученых, понятия не имеют о предстоящем. Поль поблагодарил мистера Фидера за эти указания, спряталпригласительный билет в карман и уселся, как всегда, на скамейку возлемистера Тутса. Но голова Поля, которая давно уже побаливала, а иногда бывалаочень тяжелой и сильно болела, была в тот вечер такой затуманенной, что онпринужден был подпереть ее рукою. Однако она опускалась все ниже и ниже, приникла к колену мистера Тутса и тут и осталась, словно ей не предстоялоснова подняться. Не было у него никаких оснований оглохнуть; но, должно быть, этослучилось, - подумал он, - ибо вскоре услышал, что мистер Фидер окликает егопод самым ухом и тихонько встряхивает, желая привлечь его внимание. А когдаон с испугом поднял голову и осмотрелся кругом, он увидел, что в комнатенаходится доктор Блимбер, что окно раскрыто и лоб у него смочен водой, хотябыло действительно очень странно, каким образом все это произошло помимо еговедома. - А! Ну-ну! Прекрасно! Как себя чувствуете сейчас, мой юный друг? -ободряюще сказал доктор Блимбер. - Очень хорошо, благодарю вас, сэр, - отвечал Поль. Но, по-видимому, случилось что-то неладное с полом, так как он не могстоять на нем твердо; да и со стенами, ибо они обнаружили склонностьвращаться, и остановить их можно было только глядя на них очень пристально.В то же время голова мистера Тутса казалась такой большой и находилась такдалеко, что это было не совсем естественно; а когда он взял Поля на руки, чтобы отнести наверх, Поль с изумлением заметил, что дверь находится совсемне там, где он предполагал ее увидеть, и в первый момент он готов былподумать, что мистер Тутс собирается пройти прямо через дымоход. Было очень любезно со стороны мистера Тутса отнести его так ласково вверхний этаж дома, и Поль сказал ему об этом. Но мистер Тутс ответил, чтосделал бы гораздо больше, если бы это было возможно; да он и сделал больше, ибо помог Полю раздеться и с величайшей заботливостью уложил его в постель, а затем сел у кровати и очень долго хихикал; а мистер Фидер, бакалаврискусств, склонившись над кроватью, вздыбил костлявой рукой свою короткующетину на голове, а затем притворился, будто нападает на Поля по всемправилам науки по случаю его полного выздоровления, и это было так забавно итак мило со стороны мистера Фидера, что Поль, не зная, нужно ему смеятьсяили плакать, и плакал и смеялся одновременно. Как испарился мистер Тутс, а мистер Фидер превратился в миссис Пипчин -Полю не пришло в голову спросить, да он этим вовсе и не интересовался; но, увидев, что вместо мистера Фидера в ногах кровати стоит миссис Пипчин, онвоскликнул: - Миссис Пипчин, не говорите Флоренс! - О чем не говорить Флоренс, мой маленький Поль? - спросила миссисПипчин, обойдя кровать и опускаясь на стул. - Обо мне, - сказал Поль. - Нет, нет, не скажу, - сказала миссис Пипчин. - Как вы думаете, миссис Пипчин, что я хочу сделать, когда вырасту? -осведомился Поль, поворачиваясь на подушке к ней лицом и задумчиво опускаяподбородок на сложенные руки. Миссис Пипчин не могла угадать. - Я хочу, - сказал Поль, - положить все свои деньги в банк, незаботиться о том, чтобы их стало еще больше, уехать за город с моей дорогойФлоренс, где будет красивый сад, поля и леса, и жить там с ней всю жизнь! - Вот как? - воскликнула миссис Пипчин. - Да, - сказал Поль. - Вот что я хочу сделать, когда я... Он запнулся и на секунду задумался. Серые глаза миссис Пипчин всматривались в его сосредоточенное лицо. - Если я вырасту, - сказал Поль. Затем он тотчас же начал рассказывать миссис Пипчин о вечеринке, оприглашении Флоренс, о том, как он будет гордиться тем восхищением, какоеона вызовет у всех мальчиков, о том, как они добры к нему и любят его, какон их любит и как он всему этому рад. Затем он сообщил миссис Пипчин обанализе и о том, что он, конечно, не от мира сего, и пожелал узнать мнениемиссис Пипчин по этому поводу, а также, известно ли ей, почему это случилосьи что это значит. Миссис Пипчин, избрав легчайший способ выпутаться иззатруднения, начисто отрицала этот факт, но Поль далеко не удовлетворилсятаким ответом и столь испытующе смотрел на миссис Пипчин в ожидании болееправдивых слов, что она принуждена была встать и выглянуть в окно, чтобыуйти от его взгляда. Некий, всегда уравновешенный лекарь, который посещал заведение, когдазаболевал кто-нибудь из молодых джентльменов, каким-то образом проник вкомнату и появился у постели вместе с миссис Блимбер. Как очутились ониздесь и долго ли пробыли, - Поль не знал; но, увидев их, он уселся в постелии подробно ответил на все вопросы лекаря и шепнул ему, что, право, Флоренсничего не должна знать об этом и что он твердо решил, чтобы она была навечеринке. Он много болтал с лекарем, и они расстались наилучшими друзьями.Потом, лежа с закрытыми глазами, он слышал, как лекарь сказал, выйдя изкомнаты и где-то очень далеко, - или ему это приснилось, - что наблюдаетсяотсутствие жизненной силы (" что бы это могло быть? " - подумал Поль) иорганизм чрезвычайно ослаблен; что мальчуган твердо решил расстаться сосвоими школьными товарищами семнадцатого и поэтому следует удовлетворить егожелание, если ему не станет хуже; что он рад был узнать от миссис Пипчин опереезде мальчугана к родным в Лондон, назначенном на восемнадцатое; что онеще раньше, как только лучше ознакомится с болезнью, сам напишет мистеруДомби; что сейчас нет прямых оснований для... для чего? - Поль не расслышалслова; и что у мальчугана живой ум, но он - не от мира сего. Что это значит " не от мира сего", - с замирающим сердцем размышлялПоль, - что это за особенность, так явно выраженная в нем, так отчетливовидимая столь многими? Он не мог это понять и не мог долго утруждать себя размышлениями.Миссис Пипчин снова была возле него, словно и не уходила (он думал, что онавышла вместе с доктором, но, быть может, все это был сон), и вскоре у нее вруках таинственным образом появились стакан и бутылка, и она наполнила длянего стакан. После этого он получил очень вкусное желе, которое принесла емусама миссис Блимбер; и тогда он почувствовал себя так хорошо, что миссисПипчин после настойчивых его просьб отправилась домой, а Бригс и Тозерпришли ложиться спать. Бедный Бригс ужасно жаловался на свой анализ - егоразлагающее действие не могло бы быть сильнее, будь это настоящий химическийпроцесс; но он был очень ласков с Полем, так же как и Тозер, так же как ивсе остальные, ибо все до единого заходили к нему перед сном и говорили: " Как вы себя чувствуете сейчас, Домби? " - " Не унывайте, маленький Домби! " ипрочее. Когда Бригс лег в постель, он долго не спал, все еще сетуя на свойанализ и говоря, что, конечно, он совершенно неверен, и даже убийце они немогли бы дать анализа хуже, и что бы сказал доктор Блимбер, если бы суммаего собственных карманных денег зависела от такого анализа. Очень легко, -заявил Бригс, - делать из мальчика галерного раба в течение целогополугодия, а потом заносить в анализ, что он лентяй, и каждую неделю дваждыоставлять его втихомолку без обеда, а потом заносить в анализ, что он жаден; но это не значит, - полагает он, - что надо этому подчиниться, не так ли? Ох! Ах! На следующее утро, прежде чем приняться за гонг, подслеповатый молодойчеловек поднялся наверх к Полю и сказал ему, чтобы он не вставал с постели, что Поль с радостью исполнил. Миссис Пипчин снова появилась незадолго доприхода лекаря, а спустя некоторое время добрая молодая женщина, котораячистила печку, когда Поль увидел ее в то первое утро (каким далеким казалосьоно теперь!), принесла ему завтрак. Был еще один консилиум где-то оченьдалеко, - или же Полю опять это приснилось, - а затем лекарь, сновапоявившись с доктором Блимбером и миссис Блимбер, сказал: - Да, я думаю, доктор Блимбер, теперь мы можем освободить этогомолодого джентльмена от книг: вакации уже на носу. - Несомненно, - сказал доктор Блимбер. - Дорогая моя, пожалуйста, сообщите об этом Корнелии. - Непременно, - сказала миссис Блимбер. Лекарь, наклонившись, пристально посмотрел в глаза Полю, пощупал емуголову, пульс и выслушал сердце с таким вниманием и заботливостью, что Польсказал: - Благодарю вас, сэр. - Наш юный друг, - заметил доктор Блимбер, - никогда не жаловался. - О да! - ответил лекарь. - Вряд ли он стал бы жаловаться. - Вы находите, что ему гораздо лучше? - осведомился доктор Блимбер. - О, ему гораздо лучше, сэр, - ответил лекарь. Поль по свойственной ему странной привычке начал размышлять о том, чеммогли быть заняты в тот момент мысли лекаря, - так задумчиво ответил он надва замечания доктора Блимбера. Но поскольку лекарь случайно встретил взглядсвоего маленького пациента, когда тот пустился в эти умозрительныеизыскания, и тотчас же вывел его из раздумья веселой улыбкой, то Польулыбнулся в ответ и бросил свои размышления. Весь день он пролежал в постели, дремал, грезил и смотрел на мистераТутса, но на следующий день встал и спустился вниз. О, чудо! Что-тослучилось с большими стенными часами, и рабочий, стоявший на стремянке, снялс них циферблат и при свете свечи ковырял инструментами в механизме! Этобыло великое событие для Поля, который уселся на ступеньку и внимательноследил за операцией, то и дело посматривая на циферблат, прислоненный кстене, и чувствуя некоторое смущение при мысли, что циферблат подмигиваетему. Рабочий на стремянке был очень вежлив; когда, увидев Поля, он сказал: " Как поживаете, сэр? " - Поль вступил с ним в разговор и сообщил ему, что былне совсем здоров. Когда лед был таким образом сломан, Поль задал емумножество вопросов о часах-курантах и о том, дежурят ли по ночам люди наколокольнях, чтобы заставить часы бить, и как звонят в колокола, когдаумирают люди, и отличается ли этот звон от свадебного звона, или живымтолько чудится, что он заунывен. Убедившись, что новый его знакомый не оченьхорошо осведомлен, для чего в старину по вечерам звонили в колокол, Польрассказал ему об этом обычае, а также спросил его как человекапрактического, какого он мнения о затее короля Альфреда * измерять время припомощи горящих свечей, на что рабочий отвечал, что, по его мнению, онапогубила бы торговлю часами, если бы снова вернулись к этой затее. Корочеговоря, Поль наблюдал, пока часы не приняли обычного своего вида и не началиснова задавать свой степенный вопрос, после чего рабочий, сложив инструментыв длинную корзинку, пожелал ему всех благ и ушел. Но предварительно оншепнул что-то лакею у двери, причем употребил слово " чудаковат", - Поль этослышал. Что такое " чудаковатость" и почему она вызывала сожаление у людей? Чтобы это могло быть? Свободный теперь от занятий, он часто об этом думал; хотя не так часто, как могло бы случиться, если бы ему нужно было думать о меньшем количествевещей. А их было очень много, и он думал все время, с утра до вечера. Прежде всего о Флоренс, которая придет на вечеринку. Флоренс увидит, что мальчики его любят, и это ее обрадует. Вот об этом он думал постоянно.Пусть Флоренс убедится, что они ласковы и добры к нему и что он стал ихмаленьким любимцем, и тогда она будет вспоминать о тех днях, которые онздесь провел, без особой грусти. Быть может, благодаря этому у Флоренс легчебудет на душе, когда он сюда вернется. Когда он сюда вернется! Пятьдесят раз в день его маленькие ножкибесшумно взбирались по лестнице в его комнату: он собирал свои книги и всесвое имущество и складывал все, вплоть до последней мелочи, чтобы взять ссобою домой! Незаметно было, чтобы маленький Поль собирался сюда вернуться; никаких приготовлений к этому, никаких намеков на это не было во всем, чтоон думал и делал, за исключением мимолетной мысли, связанной с сестрой.Наоборот, блуждая по дому в этом сосредоточенном расположении духа, он думалобо всем ему близком так, словно должен был с этим расстаться навсегда, апотому-то и надо было думать об очень многом, с утра до вечера. Надо было заглянуть в комнаты наверху и подумать о том, как будет в нихпусто, когда он уедет; и поинтересоваться, сколько безмолвных дней, недель, месяцев и лет будут они оставаться такими же торжественными и тихими. Надобыло подумать о том, будет ли здесь бродить когда-нибудь другой мальчик (" неот мира сего", как и он), которому откроются такие же странные изменения вузорах обоев и вощанки, и расскажет ли кто-нибудь этому мальчику о маленькомДомби, который жил здесь когда-то. Надо было подумать о портрете на лестнице, который всегда провожал егозадумчивым взглядом, когда он проходил, поглядывая через плечо, и который, если он шел не один, все-таки смотрел как будто только на него, а не на егоспутника. Надо было хорошенько подумать о гравюре, висевшей в другом месте, на которой в центре потрясенной группы людей одна фигура, ему известная, фигура с сиянием вокруг головы - добрая, кроткая и милосердная - стояла, указывая вверх. У окна его спальни сотни мыслей сливались с этими и приходили одна задругой, одна за другой, как набегающие волны. Где живут эти дикие птицы, которые в ненастную погоду всегда кружатся над морем; откуда поднимаются игде зарождаются облака; откуда мчится ветер в стремительном своем полете игде он останавливается; может ли то место, где они так часто сидели сФлоренс и смотрели вдаль и рассуждали обо всем, - может ли оно н без нихоставаться точь-в-точь таким, каким было; могло ли оно остаться таким дляФлоренс, если бы он был где-нибудь далеко, а она сидела там одна. Надо было подумать также о мистере Тутсе и мистере Фидере, бакалавреискусств; обо всех мальчиках, и о докторе Блимбере, и о миссис Блимбер, и омисс Блимбер, о доме, и о тетке, и о мисс Токс; об отце, Домби и Сыне, обУолтере и его бедном старом дяде, получившем деньги, в которых он нуждался, и об этом капитане с хриплым голосом и железной рукой. Помимо всего этого, надо было сделать в течение дня множество маленьких визитов: побывать вклассной комнате, в кабинете доктора Блимбера, в комнате миссис Блимбер, мисс Блимбер и у собаки. Ибо теперь он пользовался правом разгуливать повсему дому; а так как ему хотелось расстаться со всеми в наилучшихотношениях, он по-своему старался всем услужить. То он находил нужные местав книге для Бригса, который всегда их терял; то отыскивал слова в лексиконахдля других молодых джентльменов, попавших в затруднительное положение; топомогал миссис Блимбер мотать шелк; то приводил в порядок письменный столКорнелии; то пробирался даже в кабинет доктора и, сидя на ковре близ егоученых ног, потихоньку поворачивал глобусы и отправлялся в кругосветноепутешествие или совершал полет среди далеких звезд. Короче говоря, в те дни перед самыми каникулами, когда прочие молодыеджентльмены выбивались из сил, восстанавливая в памяти все пройденное заполугодие, Поль был таким привилегированным учеником, какого никогда еще невидали в этом доме. Он сам едва мог этому поверить; однако проходили часы идни, а свободу он сохранял; и маленького Домби ласкали все. Доктор Блимбербыл так внимателен к нему, что однажды за обедом приказал Джонсону выйтииз-за стола, когда тот необдуманно назвал его " бедненьким Домби"; по мнениюПоля, это было, пожалуй, сурово и жестоко, хотя в тот момент он вспыхнул иудивился, почему Джонсон его жалеет. Справедливость доктора была, по мнениюПоля, тем более сомнительна, что накануне вечером он ясно слышал, как этотвеликий авторитет согласился с замечанием (высказанным миссис Блимбер), чтобедненький милый Домби стал еще более " не от мира сего". Вот тогда-то Поль иначал подумывать о том, что быть не от мира сего - значит быть очень худым ислабым, быстро уставать и чувствовать желание где-нибудь прилечь иотдохнуть; а он не мог не замечать, что эта склонность развивается у него содня на день. Наконец настал день вечеринки, и доктор Блимбер сказал за завтраком: - Джентльмены, мы возобновим наши занятия двадцать пятого числаследующего месяца. Мистер Тутс немедленно сбросил иго рабства, надел кольцо и вскоре послеэтого, упомянув в случайном разговоре о докторе, назвал его " Блимбер". Такаявольность вызвала у старших учеников чувство восторга и зависти; но болееюные умы были устрашены и как будто удивлялись, что потолок не рухнул и нераздавил его. Как за завтраком, так и за обедом не было сделано ни одного намека навечернюю церемонию, но в доме весь день царила суматоха, и во время своихскитаний Поль познакомился с многочисленными странными скамьями иподсвечниками и повстречался с арфой в зеленом пальто, стоявшей на площадкеперед дверью гостиной. А за обедом голова миссис Блимбер имела какой-тостранный вид, как будто волосы ее были закручены слишком туго; и хотя наобоих висках мисс Блимбер красовались накладные букли, ее собственные кудрипод ними были как будто завернуты в бумагу, и вдобавок в театральную афишу, ибо над одним стеклом ее сверкающих очков Поль прочел: " Королевский театр", а над другим: " Брайтон". Под вечер в дортуарах юных джентльменов был грандиозный парад белыхжилетов и галстуков и стоял такой сильный запах паленых волос, что докторБлимбер послал наверх лакея с приветом и пожелал узнать, не пожар ли в доме.Но в действительности это был всего лишь парикмахер, который завивал молодыхджентльменов и в пылу усердия перегрел щипцы. Когда Поль оделся, - что было сделано быстро, ибо он чувствовалнедомогание и сонливость и не мог заниматься туалетом очень долго, - онспустился в гостиную, где застал доктора Блимбера, прогуливающегося покомнате, в вечернем костюме, но с таким величественным и безучастным видом, как будто он попросту не допускал возможность, что к нему кто-нибудьзаглянет. Затем появилась миссис Блимбер, очаровательная, на взгляд Поля, инадевшая такое множество юбок, что нужно было совершить целую экскурсию, чтобы обойти вокруг нее. Мисс Блимбер спустилась вскоре после своей матушки, непомерно перетянутая, но прелестная. Вслед за ними прибыли мистер Тутс и мистер Фидер. Каждый из этихджентльменов держал в руке свою шляпу, словно жил где-нибудь далеко отсюда; а когда дворецкий доложил о них, доктор Блимбер сказал: " А-а-а! Ах, божемой! " - и, казалось, был чрезвычайно рад их видеть. Мистер Тутс сверкалдрагоценными камнями и пуговицами и придавал такое значение этомуобстоятельству, что, пожав руку доктору и поклонившись миссис Блимбер и миссБлимбер, отвел Поля в сторонку и спросил: - Что вы об этом думаете, Домби? Но, несмотря на такую скромную уверенность в себе, мистер Тутс, казалось, пребывал в нерешительности по поводу того, надлежит ли застегнутьнижнюю пуговицу жилета и следует ли, при трезвом учете всех обстоятельств, отвернуть или выправить манжеты. Заметив, что у мистера Фидера ониотвернуты, мистер Тутс отвернул свои; но так как у следующего гостя манжетыбыли выправлены, мистер Тутс выправил свои. Что касается пуговиц жилета, нетолько нижних, но и верхних, то по мере прибытия гостей вариации стали стольмногообразны, что Тутс все время теребил пальцами эту принадлежностьтуалета, точно играл на каком-то инструменте, и, по-видимому, находил этинеустанные упражнения весьма затруднительными. Когда все молодые джентльмены, завитые, в тугих галстуках илакированных туфлях, держа в руках новенькие шляпы, собрались, причем опоявлении каждого было доложено дворецким, пришел учитель танцев, мистерБепс, в сопровождении миссис Бепс, с которой миссис Блимбер была в высшейстепени любезна. Мистер Бепс был очень серьезный джентльмен с медлительной иразмеренной речью; не простояв и пяти минут под лампой, он заговорил сТутсом (который молчаливо сравнивал его лакированные туфли со своими) о том, что стали бы вы делать с сырьем, когда оно прибывает в ваши порты в обмен наваше золото. Мистер Тутс, которому вопрос показался туманным, предложил" сварить его". Но мистер Бепс как будто не считал такую меру целесообразной. Поль выскользнул из своего уголка на диване, среди подушек, служившегоему наблюдательным пунктом, и спустился в комнату, где был сервирован чай, чтобы встретить Флоренс, которой не видел почти две недели, так как прошлуюсубботу и воскресенье оставался у доктора Блимбера во избежание простуды.Вскоре она пришла с живыми цветами в руках, такая красивая в своем скромномбальном платье, что, когда она опустилась на колени, чтобы обнять Поля зашею и поцеловать его (так как никого здесь не было, кроме его приятельницы иеще одной молодой женщины, которые разливали чай), он едва мог заставитьсебя отпустить ее или отвести взгляд от ее сияющих и любящих глаз. - Что случилось, Флой? - спросил Поль, почти уверенный, что увиделслезу. - Ничего, милый, ничего, - отвечала Флоренс. Поль осторожно коснулсяпальцем ее щеки - да, это была слеза! - Что же это, Флой? - сказал он. - Мы вместе поедем домой, и я буду ухаживать за тобой, мой милый, -сказала Флоренс. - Ухаживать за мной? - повторил Поль. Поль не мог понять, какое это имеет отношение к слезе, почему обемолодые женщины смотрели так серьезно и почему Флоренс на секундуотвернулась, а потом повернула к нему лицо, вновь светившееся улыбкой. - Флой, - проговорил Поль, держа и руке локон ее темных волос, - скажимне, дорогая: как ты думаешь, я - не от мира сего? Сестра засмеялась, приласкала его и ответила: " Нет". - Потому что я знаю, они так говорят. - продолжал Поль, - и мне хочетсязнать, что они хотят этим сказать, Флой. Туг раздался громкий стук в дверь. Флоренс поспешила отойти к столу, ибольше они об этом не говорили. Поль снова удивился, увидев, что егоприятельница шепчет что-то Флоренс, как будто утешает ее, но прибытие новыхгостей отвлекло его от этой мысли. Это были сэр Барнет Скетлс, леди Скетлс и юный мистер Скетлс. Послевакаций мистеру Скетлсу предстояло поступить в школу, и в комнате мистераФидера постоянно прославляли его отца, который был в палате общин и окотором мистер Фидер сказал, что когда он поймает взгляд спикера (чего ждалиот него вот уже три или четыре года), то можно предвидеть, как он отхлещетрадикалов. - Ну, а это что за комната? - обратилась леди Скетлс к приятельницеПоля, Милии. - Кабинет доктора Блимбера, сударыня, - был ответ... Леди Скетлс обозрела его в лорнет и с одобрительным кивком сказала сэруБарнету Скетлсу: " Очень хорошо". Сэр Барнет Скетлс согласился, но мистерСкетлс смотрел подозрительно и недоверчиво. - Ну, а этот малютка, - сказала леди Скетлс, поворачиваясь к Полю. - Онодин из... - Один из молодых джентльменов, сударыня, - сказала приятельница Поля. - Как же вас зовут, мое бедное дитя? - осведомилась леди Скетлс. - Домби, - отвечал Поль. Сэр Барнет Скетлс тотчас вмешался и заявил, что имел честь встретитьсяс отцом Поля на публичном обеде, и выразил надежду, что он находится вдобром здравии. Затем Поль услышал, как он говорил леди Скетлс: " Сити...очень богат... в высшей степени респектабелен... доктор упоминал об этом". Азатем он сказал Полю: - Пожалуйста, передайте вашему милому папе, что сэр Барнет Скетлсвесьма рад, что он находится в добром здравии, и посылает ему свой горячийпривет. - Хорошо, сэр, - отвечал Поль. - Молодец! - сказал сэр Барнет Скетлс. - Барнет, - обратился он к юномумистеру Скетлсу, который, назло предстоящему ученью, налег на кекс скоринкой, - с этим молодым человеком тебе следует познакомиться. С этиммолодым человеком ты можешь познакомиться, - сказал сэр Барнет Скетлс, выразительно подчеркивая свое позволение. - Какие глаза! Какие волосы! Какое прелестное личико! - тиховоскликнула леди Скетлс, взирая в лорнет на Флоренс. - Моя сестра, - сказал Поль, представляя ее. Скетлсы были теперь вполне удовлетворены. А так как леди Скетлс спервого взгляда почувствовала расположение к Полю, они все вместеотправились наверх; сэр Барнет Скетлс взял на себя заботу о Флоренс, а юныйБарнет следовал за ними. Юный Барнет недолго пребывал на заднем плане после того, как они вошлив гостиную, ибо доктор Блимбер в одну минуту выдвинул его, заставивтанцевать с Флоренс. Поль не заметил, чтобы тот был особенно счастлив илипроявлял что-нибудь, кроме угрюмости и слабой заинтересованности своимзанятием; но поскольку Поль слышал, как леди Скетлс сказала миссис Блимбер, отбивавшей такт веером, что ее дорогой мальчик явно без ума от этого ангела- мисс Домби, - то, по-видимому, Скетлс-младший пребывал в состоянииблаженства, отнюдь этого не обнаруживая. Маленький Поль усмотрел странное стечение обстоятельств в том, чтоникто не занял его места среди подушек; и когда он вернулся в комнату, все, помня, что это место принадлежит ему, расступились, давая ему возможностьснова его занять. И никто не останавливался перед ним, когда заметили, какприятно ему видеть Флоренс среди танцующих; напротив, все старались статьтак, чтобы он мог все время следить за нею. Все были очень добры - даженезнакомые ему люди, которых вскоре появилось очень много, - и то и делоподходили и заговаривали с ним, спрашивали, как он себя чувствует, не болитли у него голова, и не устал ли он. Он был им очень признателен за доброту ивнимание и, прислонясь к подушкам в своем уголке на диване, где сидели такжемиссис Блимбер и леди Скетлс, наблюдал и был очень счастлив; Флоренсприходила и подсаживалась к нему после каждого тура. Флоренс сидела бы с ним весь вечер и предпочла бы вовсе не танцевать, но Поль заставил ее, сказав, какое удовольствие это ему доставляет. И онсказал правду, потому что сердечко его расширялось и лицо горело, когда онвидел, как все восхищаются ею и каким прелестным цветком была она в этойкомнате. Из своего гнездышка среди подушек Поль мог видеть и слышать чуть ли невсе происходящее, словно все это делалось для его развлечения. Помимо прочихмелких инцидентов, им замеченных, он увидел, как мистер Бепс, учительтанцев, вступил в разговор с сэром Барнетом Скетлсом и вскоре спросил его, как спрашивал мистера Тутса, что стали бы вы делать с сырьем, когда оноприбывает в ваши порты в обмен на ваше золото. Сэр Барнет Скетлс многое имелсказать по этому вопросу и сказал; но вопрос как будто осталсянеразрешенным, ибо мистер Бепс возразил: да, но, предположим, Россиявыступит со своими жирами; после чего сэр Барнет чуть ли не онемел и могтолько покачать головой и сказать: ну, что ж, тогда вам, вероятно, придетсяобратиться к своему хлопку. Сэр Барнет Скетлс посмотрел вслед мистеру Бепсу, когда тот пошелподбодрить миссис Бепс (всеми покинутая, она делала вид, будто разглядываетноты джентльмена, игравшего на арфе), - посмотрел так, словно считал егозамечательным человеком; а вскоре он это и высказал доктору Блимберу иосведомился, может ли он спросить, имел ли когда-нибудь этот джентльменотношение к департаменту торговли. Доктор Блимбер отвечал: нет, не совсем, ичто, собственно говоря, он - преподаватель... - Готов поклясться, в какой-нибудь области, связанной со статистикой? -заметил сэр Барнет Скетлс. - Нет, видите ли, сэр Барнет, - ответил доктор Блимбер, потираяподбородок, - нет, не совсем так. - Но с какими-нибудь расчетами, готов пари держать, - сказал сэр БарнетСкетлс. - Да, видите ли, - сказал доктор Блимбер, - да, но в другом роде.Мистер Бепс - весьма достойный человек, Сэр Барнет, и... собственно говоря, он - наш учитель танцев. Поль с изумлением увидел, что эта новость совершенно изменила мнениесэра Барнета Скетлса о мистере Бепсе и что сэр Барнет пришел в бешенство ичерез всю комнату бросил грозный взгляд на мистера Бепса. Он даже до тогодошел, что, сообщая леди Скетлс о случившемся, послал мистера Бепса к чертуи сказал, что это ве-ли-чай-шая и воз-му-ти-тель-ней-шая наглость. И еще одну вещь отметил Поль. Мистер Фидер, выпив несколько бокаловнегуса *, начал веселиться. В общем, танцы были церемонные, а музыкаторжественная, слегка напоминающая, собственно говоря, церковную музыку; нопосле вышеупомянутых бокалов мистер Фидер сказал мистеру Тутсу, чтособирается внести некоторое оживление в танцы. Затем мистер Фидер не тольконачал танцевать так, как будто решил танцевать не на шутку, но и тайкомподстрекал музыкантов к исполнению бравурных мелодий. Далее он сталоказывать большое внимание дамам и, танцуя с мисс Блимбер, нашептывал ей -нашептывал, но достаточно громко, чтобы Поль мог услышать! - замечательныестихи: Пускай обманом дышит сердце, Но вас не обману! Поль слышал, как он повторил это четырем молодым леди по очереди. Небез оснований сказал мистер Фидер мистеру Тутсу, что опасается, как бы непришлось ему расплачиваться за это завтра. Миссис Блимбер была слегка встревожена этим, так сказать, разнузданнымповедением и в особенности изменившимся характером музыки, в которойзазвучали вульгарные мелодии, популярные на улицах, что, как естественнобыло предположить, могло показаться оскорбительным для леди Скетлс. Но ледиСкетлс была очень добра и просила миссис Блимбер не тревожиться; иобъяснение ее касательно живости мистера Фидера, иногда приводящей его кэксцентрическим выходкам, приняла с величайшей любезностью и учтивостью, заметив, что он производит впечатление весьма приятного человека, еслипринять во внимание его положение, и что ей особенно нравится скромная егоманера причесывать волосы, которые (как уже упоминалось) были примерно вчетверть дюйма длиной. Как-то, во время перерыва в танцах, леди Скетлс сказала Полю, что он, по-видимому, очень любит музыку. Поль ответил, что любит; а если и она еелюбит, то следовало бы ей послушать, как поет его сестра Флоренс. ЛедиСкетлс тотчас поведала, что умирает от желания получить это удовольствие; ихотя Флоренс была сначала очень испугана просьбой петь в таком большомобществе и настойчиво просила освободить ее от этого, однако, когда Польподозвал ее и сказал: " Спой! Пожалуйста! Для меня, моя дорогая! " - онаподошла к фортепьяно и запела. Когда все отступили в сторону, чтобы Поль могее видеть, и когда он увидел, как она сидит там одна, такая юная, добрая, прекрасная и любящая его, и услышал, как ее звонкий голос, такой чистый инежный, золотое звено между ним и всей любовью и счастьем его жизни, зазвучал среди общего молчания, - он отвернулся и постарался скрыть слезы.Дело не в том, как объяснял он, когда с ним заговаривали об этом, дело не втом, что музыка была слишком печальной или заунывной, но она так дорога ему! Все полюбили Флоренс! Да и могло ли быть иначе?! Поль заранее знал, чтоони должны ее полюбить и полюбят; и когда он сидел в своем уголке средиподушек и смотрел на нее, спокойно сложив руки и небрежно подогнув под себяногу, мало кому пришло бы в голову, каким торжеством и восторгомпереполняется его детское сердце и какое сладкое упоение он чувствует.Восторженные похвалы " сестре Домби" он слышал от всех мальчиков; восхищенныеотзывы об этой сдержанной и скромной маленькой красавице были у всех наустах; замечания об ее уме и талантах все время доносились к нему; и, словноразлитое в воздухе летней ночи, было рассеяно вокруг какое-то еле уловимоечувство, имевшее отношение к Флоренс и к нему и дышавшее симпатией к нимобоим, которое успокаивало и трогало его. Он не знал - почему. Ибо все, что видел, чувствовал и думал в тот вечерПоль, - присутствующие и отсутствующие, настоящее и прошедшее, - все этослилось, как цвета в радуге или в оперении ярких птиц, когда светит на нихсолнце, или в тускнеющем небе, когда солнце клонится к закату. Все то, о чемпоследнее время приходилось ему думать, проплывало теперь перед ним вмузыке; оно уже не требовало его внимания и вряд ли способно было снова егозанять, оно как бы умиротворялось и уходило. Окно, в которое он смотрел такдавно, было обращено к океану, отступившему от него на много миль; на водахокеана занимавшие его еще вчера фантазии были усыплены, убаюканы, какукрощенные волны. Все тот же таинственный ропот, - чудилось ему, - которогоон не мог понять, когда лежал в своей колясочке на морском берегу, он сноваслышит сквозь пенье сестры и сквозь гул голосов и топот ног, и как-тоотражается этот ропот в мелькающих мимо лицах и даже в неуклюжей нежностимистера Тутса, часто подходившего пожать ему руку. Сквозь доброту всехокружающих, - чудилось ему, - он снова слышит этот ропот, обращенный к нему, и даже его репутация ребенка не от мира сего словно была связана с нимкаким-то неведомым ему образом. Так сидел маленький Поль, слушая, наблюдая игрезя, и был очень счастлив. Пока не настало время прощаться, а тогда все заволновались. Сэр БарнетСкетлс подвел Скетлса-младшего пожать ему руку и спросил, не забудет ли онпередать своему милому папе, что он, сэр Барнет Скетлс, шлет ему горячийпривет и выражает надежду на будущую близкую дружбу обоих молодыхджентльменов. Леди Скетлс поцеловала его, разгладила ему волосы на лбу изаключила его в свои объятия, и даже миссис Бепс - бедная миссис Бепс! -Полю это было приятно - покинула свое место у нотной тетради джентльмена, игравшего на арфе, и попрощалась с ним так же сердечно, как и все прочие. - До свидания, доктор Блимбер, - сказал Поль, протягивая руку. - До свидания, мой юный друг, - отвечал доктор. - Я вам очень признателен, сэр, - сказал Поль, наивно глядя снизу вверхна это лицо, внушающее почтительный страх. - Пожалуйста, пусть не забывают оДиогене. Диогеном звали собаку, которая за всю свою жизнь не имела ни одногоблизкого друга, кроме Поля. Доктор обещал, что в отсутствие Поля Диогенубудут оказывать полное внимание, и Поль, снова поблагодарив его и пожав емуруку, попрощался с миссис Блимбер и Корнелией с такой задушевнойсерьезностью, что миссис Блимбер в тот момент забыла упомянуть о Цицероне вразговоре с леди Скетлс, хотя весь вечер собиралась это сделать. Корнелия, взяв Поля за обе руки, сказала: - Домби, Домби, вы всегда были моим любимым учеником. Да благословитвас бог! По мнению Поля, это свидетельствовало о том, как легко бытьнесправедливым к человеку, ибо мисс Блимбер говорила то, что думала, хотя ибыла мучительницей. Затем среди молодых джентльменов пронесся гул: " Домби уезжает! ", " Маленький Домби уезжает! " - и все, включая семейство Блимберов, двинулисьвслед за Полем и Флоренс вниз по лестнице в холл. Подобное обстоятельство, как заявил вслух мистер Фидер, на его памяти еще не имело места по отношениюк кому бы то ни было из прежних молодых джентльменов; но трудно решить, былоли это трезвой оценкой фактов или сказано под воздействием бокалов. Всеслуги, во главе с дворецким, пожелали проводить маленького Домби, и дажеподслеповатый молодой человек, перенося его книги и чемоданы в карету, которая должна была отвезти на эту ночь его и Флоренс к миссис Пипчин, явнорасчувствовался. Даже влияние более нежного чувства на молодых джентльменов - а они вседо единого были очарованы Флоренс - не помешало им шумно распрощаться сПолем, махать ему вслед шляпой, напирать друг на друга, спускаясь полестнице, чтобы пожать ему руку, кричать: " Домби, не забывайте меня! " - ипредаваться излияниям, несвойственным этим юным Честерфилдам *. Поль шепталФлоренс, в то время как она одевала его, прежде чем открыть дверь: слышит лиона их? Может ли она когда-нибудь забыть об этом? Приято ли ей это знать? Ирадость светилась в его глазах. Один раз он оглянулся, чтобы бросить прощальный взгляд, и, посмотрев наобращенные к нему лица, с удивлением увидел, какие они сияющие и веселые, как их много, словно в переполненном театре. Они проплывали перед ним, какбудто отражались в дрожащем зеркале, а через секунду он уже сидел в темнойкарете, прижимаясь к Флоренс. С тех пор, когда бы ни случалось ему подуматьо заведении доктора Блимбера, оно вспоминалось таким, каким он его видел впоследний раз; и никогда не казалось оно реальным, но, как бывает всновидениях, он видел только множество глаз. Однако это не было последним впечатлением от заведения доктораБлимбера. Было еще кое-что. Мистер Тутс, неожиданно опустив одно окно каретыи заглянув внутрь, сказал с самым ненатуральным хихиканьем: " Домби здесь? " -и тотчас поднял окно снова, не дожидаясь ответа. Но и это не было последнимпоявлением Тутса, ибо, не успела карета отъехать, как он так же внезапноопустил другое окно и, заглянув внутрь, точь-в-точь так же хихикнул и сказалточь-в-точь таким же тоном: " Домби здесь? " - и скрылся точь-в-точь так же, как и раньше. Как смеялась Флоренс! Поль часто вспоминал об этом и сам всегдасмеялся. Но вскоре - на следующий день и позже - произошло много такого, о чемПоль помнил смутно. Так, например, почему они проводили дни и ночи у миссисПипчин вместо того, чтобы ехать домой; почему он лежал в постели и Флоренссидела возле него; находился ли в комнате отец, или то была лишь длиннаятень на стене; слышал ли он, как доктор сказал о ком-то, что, если бы егоувезли до праздника, который завладел его воображением слишком сильно ипомог ему преодолеть слабость, весьма возможно, что он бы зачах. Он даже не мог припомнить, говорил ли он часто Флоренс: " О Флой, увезименя домой и никогда не оставляй меня одного! " - но, кажется, говорил. Емучудилось иногда, будто он снова и снова слышит свой голос: " Увези менядомой, увези меня домой, Флой! " Но он мог припомнить, когда вернулся домой и его несли по хорошознакомой ему лестнице, что в течение долгих часов грохотала карета, а онлежал на сиденье, и около него была Флоренс, а старая миссис Пипчин сиделанапротив. Он помнил и свою старую кроватку, куда его уложили; свою тетку, мисс Токс и Сьюзен; но случилось еще кое-что, совсем недавно, что все ещеприводило его в недоумение. - Будьте добры, я хочу поговорить с Флоренс, - сказал он. - Только сФлоренс, одну минутку! Она наклонилась к нему, а все остальные стояли поодаль. - Флой, милочка, не папа ли это был в холле, когда меня вынесли изкареты? - Да, дорогой. - Он не заплакал и не ушел в свою комнату, Флой, когда увидел, что менянесут? Флоренс покачала головой и прижалась губами к его щеке. - Я очень рад, что он не плакал, - сказал маленький Поль. - Мнепоказалось, что он заплакал. Не говори им, о чем я спрашивал.
Данная страница нарушает авторские права?