Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава XV
Изумительная изобретательность капитана Катля и новые заботы УолтераГэя На протяжении нескольких дней Уолтер не мог решить, как ему быть сбарбадосским назначением; он даже лелеял слабую надежду, что мистер Домби, быть может, имел в виду не то, что сказал, или передумает и сообщит ему оботмене поездки. Но так как не случилось ничего сколько-нибудьподтверждающего эту догадку (которая сама по себе была в достаточной степениневероятна), а время шло и медлить было нельзя, он решился действовать бездальнейших колебаний. Основная трудность для Уолтера заключалась в том, каким образомсообщить об этой перемене в его делах дяде Солю, для которого - чувствовалон - это будет жестоким ударом. Потрясти дядю Соля столь поразительнымизвестием было ему тем труднее, что за последнее время дела пошли в гору истарик так повеселел, что маленькая задняя гостиная приняла прежний вид.Дядя Соль уплатил в назначенный срок часть долга мистеру Домби и надеялсяпокрыть остальное; и повергать его снова в уныние, когда он так мужественносправился со своими невзгодами, было весьма печальной необходимостью. Однако не могло быть и речи о том, чтобы уехать потихоньку. Дядя долженбыл узнать обо всем заблаговременно; затруднение заключалось в том, как емусказать. Что касается вопроса - ехать или не ехать, Уолтер считал, что не вего власти выбирать. Мистер Домби был прав, говоря, что он молод, а дела уего дяди идут плохо, и мистер Домби ясно выразил взглядом, сопровождавшимэто напоминание, что в случае отказа ехать он может остаться дома, но не унего в конторе. Оба они с дядей были многим обязаны мистеру Домби; этогодобился сам Уолтер. Самому себе он мог сознаться, что потерял надеждуснискать расположение сего джентльмена, и мог считать, что тот иной разотносится к нему с пренебрежением, вряд ли оправданным. Но так или иначе, долг остается долгом - во всяком случае так думал Уолтер, - а долг нужноисполнять. Когда мистер Домби взглянул на него и сказал, что он молод, а дела егодяди идут плохо, лицо его выражало презрение - пренебрежительную иунизительную мысль, что Уолтер-де весьма не прочь жить в праздности насредства обедневшего старика, и это задело благородную душу юноши. Решивдоказать мистеру Домби, - если можно было дать такое доказательство, неприбегая к словам, - что тот судит о нем неверно, Уолтер старался послеразговора о Вест-Индии быть еще веселее и расторопнее, чем раньше, насколькобыл на это способен человек с таким живым и пылким нравом, как у него. Онбыл слишком молод и неопытен и не помышлял о том, что эти самые качествамогут быть неприятны мистеру Домби, а не унывать под сенью его грознойнемилости, справедливой или несправедливой, отнюдь не значит подняться в егоглазах. Могло быть и так, что великий человек усматривал вызов в этом новомпроявлении благородного духа и решил его сломить. " Ну, что ж. В конце концов придется сказать дяде Солю", - со вздохомдумал Уолтер. А так как Уолтер боялся, что голос его, пожалуй, дрогнет ифизиономия будет не такой веселой, как было бы ему желательно, если он самсообщит об этом старику и увидит по морщинистому его лицу, какое впечатлениепроизвело это известие, он задумал прибегнуть к услугам могущественногопосредника - капитана Катля. Поэтому, когда настало воскресенье, он решилпосле завтрака вторгнуться в обиталище капитана Катля. По дороге он с удовольствием припомнил, что каждое воскресное утромиссис Мак-Стинджер совершает далекое путешествие, чтобы послушать проповедьпреподобного Мельхиседека Хаулера, который, будучи уволен со службы вВест-индских доках по ложному подозрению (выдвинутому против него неведомымврагом) в том, будто он просверливал бочки и прикладывался губами котверстию, предсказал, что светопреставление настанет ровно в десять часовутра через два года, начиная с того дня, и открыл зал для приема леди иджентльменов, приверженцев секты Горланов; * на первом же их собранииувещания преподобного Мельхиседека произвели столь сильное впечатление, чтопри восторженном исполнении священного джига, коим закончилась служба, всестадо провалилось в кухню и привело в негодное состояние каток для белья, принадлежавший одному из паствы. Капитан в минуту необычайного оживления поведал об этом Уолтеру и егодяде в промежутках между куплетами " Красотки Пэг" в тот вечер, когда былоуплачено маклеру Броли. Сам капитан аккуратно посещал церковь по соседству, которая поднимала великобританский флаг каждое воскресное утро, и где он подоброте своей - так как бидл был немощен - присматривал за мальчиками, средикоторых пользовался большим авторитетом благодаря своему загадочному крючку.Зная нерушимые привычки капитана, Уолтер спешил по мере сил, чтобы застатьего дома; и он развил такую скорость, что, свернув на Бриг-Плейс, имелудовольствие узреть широкий синий фрак и жилет, вывешенные из открытою окнакапитана для проветривания на солнце. Казалось невероятным, что смертный мог увидеть фрак и жилет безкапитана, но последний несомненно не был в них облачен, в противном случаеноги его - дома на Бриг-Плейс невысоки - преграждали бы вход в параднуюдверь, который был совершенно свободен. Изумленный этим открытием, Уолтерпостучал один раз. - Слинджер, - отчетливо услышал он возглас капитана, несшийся сверху изего комнаты, как будто стук его вовсе не касался. Тогда Уолтер постучал днараза. - Катль! - услышал он возглас капитана; и тотчас же капитан в чистойрубашке и подтяжках, в платке, свободно повязанном вокруг шеи, наподобиесвернутого в бухту каната, и в глянцевитой шляпе появился в окне, выглядываяиз-за широкого синего фрака и жилета. - Уольр! - воскликнул капитан, с изумлением глядя на него вниз. - Да, да, капитан Катль. - отвечал Уолтер, - это я. - Что случилось, мой мальчик? - с великой тревогой осведомился капитан.- Уж не стряслось ли еще что-нибудь с Джилсом? - Нет, нет, - ответил Уолтер. - У дяди все благополучно, капитан Катль. Капитан выразил удовольствие и сообщил, что спустится вниз и отопретдверь, что и сделал. - Однако ты раненько, Уольр, - сказал капитан, все еще недоверчиво нанего посматривая, пока они поднимались наверх. - Вот к чем дело, капитан Катль, - садясь, сказал Уолтер, - я боялся, что вы уйдете, а мне нужен ваш дружеский совет. - Ты его получишь, - сказал капитан. - Чем тебя угостить? - Вашим мнением, капитан Катль, - с улыбкой отвечал Уолтер. - Большемне ничего не нужно. - В таком случае продолжай, - сказал капитан. - С удовольствием скажутебе свое мнение, мой мальчик! Уолтер рассказал ему о том, что произошло; о затруднении, какоевозникло у него в связи с дядей, и о том облегчении, какое он почувствует, если капитан Катль по доброте своей поможет ему; бесконечное изумление ннедоумение, вызванные открывшейся перед капитаном перспективой, постепеннопоглотили сего джентльмена, покуда его лицо не лишилось какого бы то ни быловыражения, а синий костюм, глянцевитая шляпа и крючок, казалось, лишилисьхозяина. - Видите ли, капитан Катль, - продолжал Уолтер, - что касается меня, тоя молод, как сказал мистер Домби, и обо мне нечего думать. Я долженпробивать себе дорогу в жизни, я это знаю; но по пути сюда я размышлял отом, что должен быть осторожен в двух пунктах, поскольку это касается дяди.Я не хочу сказать, будто заслуживаю чести считаться гордостью и счастьем егожизни, - знаю, вы мне верите, - но тем не менее это так. Не кажется ли вам, что это так? Капитан как будто сделал попытку подняться из бездны изумления и вновьобрести свое лицо; но это усилие ни к чему не привело, и глянцевитая шляпатолько кивнула безгласно, с невыразимой многозначительностью. - Если я буду жив и здоров, - сказал Уолтер, - а на этот счет у менянет опасений, - все же, покидая Англию, я вряд ли могу надеяться увидетьдядю снова. Он стар, капитан Катль, кроме того, его жизнь основана напривычном... - Стоп, Уолтер! На привычном отсутствии покупателей? - сказал капитан, вдруг воскресая. - Совершенно верно, - отвечал Уолтер, покачивая головой, - но я имел ввиду уклад его жизни, капитан Катль, постоянные привычки. И если (как выочень справедливо заметили) он умер бы раньше времени, лишившись товаров ивсех вещей, к которым привык за столько лет, то не думаете ли вы, что онумер бы еще раньше, лишившись... - Своего племянника, - вставил капитан. - Правильно! - Значит, - сказал Уолтер, пытаясь говорить весело, - мы должны уверитьего, что разлука эта в конце концов только временная. Но я-то лучше знаю, капитан Катль, или опасаюсь, что лучше знаю, а так как у меня столькооснований относиться к нему с любовью, почтением и уважением, то боюсь, какбы не оказаться мне совсем беспомощным, если я попробую его в этом убеждать.Вот главная причина, почему я хочу, чтобы о моем отъезде сообщили ему вы; иэто пункт первый. - Поверни на три румба! - задумчивым тоном заметил капитан. - Что вы сказали, капитан Катль? - осведомился Уолтер. - Держись крепче! - глубокомысленно ответил капитан. Уолтер замолчал, дабы удостовериться, не желает ли капитанприсовокупить к этому какое-нибудь особое замечание, но так как тот ничегобольше не сказал, он заговорил снова: - Теперь пункт второй, капитан Катль. К сожалению, должен сказать, чтоя не пользуюсь расположением мистера Домби. Я всегда старался делать все какможно лучше и делал, но он меня не любит. Быть может, он не властен надсвоими симпатиями и антипатиями, - об этом я ничего не говорю. Я говорютолько, что он несомненно не любит меня. На это место он меня посылает непотому, что оно хорошее; он не удостаивает изображать его лучше, чем оноесть; и я очень сомневаюсь, чтобы оно когда-нибудь помогло мне занять болеевысокое положение в фирме - оно, мне кажется, является средством навсегдаизбавиться от меня и убрать меня с дороги. Но об этом мы ни слова не должныговорить дяде, капитан Катль; мы должны по мере сил изобразить это местовыгодным и многообещающим; я рассказываю вам, каково оно на самом деле, ноделаю это только для того, чтобы на родине был у меня друг, который знаетистинное положение - на случай, если явится когда-нибудь возможность оказатьмне помощь там, далеко. - Уольр, мой мальчик, - отвечал капитан, - в притчах Соломоновых тынайдешь следующие слова: " Пусть никогда не будет у тебя недостатка в другенуждающемся и в бутылке для него! " Когда найдешь это место, сделай отметку. Тут капитан протянул руку Уолтеру с самым простодушным видом, которыйбыл красноречивей слов, и снова повторил (ибо он гордился своей точной икстати приведенной цитатой): - Когда найдешь, сделай отметку. - Капитан Катль, - продолжал Уолтер, беря обеими руками протянутую емукапитаном огромную лапу, которую он еле-еле мог обхватить, - после моегодяди Соля я больше всех люблю вас. И конечно нет на свете никого, кому бы ямог больше доверять. Что касается отъезда, капитан Катль, меня это небеспокоит; чего мне беспокоиться? Будь я волен искать счастья, будь я воленотправиться простым матросом, будь я волен пуститься на свой страх на крайсвета, - я бы с радостью поехал! Я бы с радостью уехал уже несколько летназад и посмотрел, что из этого выйдет. Но это противоречило желаниям моегодяди и планам, которые он для меня строил, и тем дело и кончилось. Но ячувствую, капитан Катль, что мы все время немножко ошибались, и если ужговорить о моих видах на будущее, положение мое теперь ничуть не лучше, чемв то время, когда я только что поступил в фирму Домби, - быть может, чуточкухуже, ибо тогда фирма, пожалуй, была расположена ко мне благосклонно, атеперь это, конечно, не так. - Вернись, Виттингтон, - пробормотал огорченный капитан, поглядев наУолтера. - Да, - смеясь, отвечал Уолтер. - Боюсь, придется возвращаться многораз, капитан Катль, прежде чем подвернется такая удача, как ему. Впрочем, яне жалуюсь, - добавил он со свойственным ему бодрым, оживленным, энергическим видом. - Мне не на что жаловаться. Я обеспечен. Я как-нибудьпроживу. Оставляя дядю, я оставляю его на вас; и нет лучше человека, накоторого я мог бы его оставить, капитан Катль. Все это я вам рассказал непотому, что я в отчаянии, о нет! Но нужно вас убедить, что я не могувыбирать, служа в фирме Домби, и куда меня посылают, туда я должен ехать, ичто мне предлагают, то я должен принять. Для дяди лучше, что меня отсылают, так как в его глазах мистер Домби - драгоценный друг, каким он себя ипоказал, - вам это известно, капитан Катль; и я уверен, что он не сделаетсяменее драгоценным, если не будет здесь меня, чтобы ежедневно возбуждать егонеприязнь. Итак, да здравствует Вест-Индия, капитан Катль! Как начинаетсяэта песня, которую поют моряки? В порт Барбадос, ребята! Веселей! Старая Англия прощай, ребята! Веселей! Капитан заорал припев: Эх! Веселей, веселей! Эх, веселей! Последний стих коснулся чутких ушей жившего напротив ревностногошкипера, не совсем трезвого, который немедленно вскочил с постели, распахнулокно и через улицу подхватил во всю глотку припев, что произвело прекрасноевпечатление. Когда уже невозможно было тянуть дольше последнюю ноту, шкиперпроревел устрашающе: " Эхой! " - отчасти в виде дружеского приветствия, аотчасти из желания показать, что он ничуть не задохся. Совершив это, онзакрыл окно и снова лег в постель. - А теперь, капитан Катль, - сказал Уолтер, подавая ему синий фрак ижилет и поторапливая капитана, - если вы пойдете и сообщите дяде Солюновость (которую ему, по справедливости, следовало бы узнать давным-давно), я, знаете ли, оставлю вас у двери и пойду поброжу до полудня. Однако капитан был как будто не очень обрадован поручением и отнюдь неуверен в своей способности исполнить его. Он устроил жизнь и похожденияУолтера совсем по-иному, и, к полному своему удовольствию, он так часторадовался своей прозорливости и предусмотрительности обнаруженным в этомустроении, и находил его столь законченным и совершенным во всех отношениях, что великое усилие воли требовалось от него, чтобы присутствовать при том, как все разваливается, и даже способствовать этому разрушению. Вдобавоккапитану очень трудно было выгрузить старые свои представления об этомпредмете и, приняв на борт новый груз с той стремительностью, какойтребовали обстоятельства, не перепутать оба груза. Итак, вместо того чтобынадеть фрак и жилет с проворством, какое одно только и могло отвечатьрасположению духа Уолтера, он вовсе отказался облачиться в это одеяние иуведомил Уолтера, что по случаю такого серьезного дела следует разрешить ему" чуточку погрызть ногти". - Это у меня старая привычка, Уольр, - сказал капитан, - ей вот ужепятьдесят лет. Когда ты видишь, что Нэд Катль грызет ногти, Уольр, будьуверен, что Нэд Катль на мели. Затем капитан сунул меж зубов свой железный крючок, словно это быларука, и с видом мудрым и глубокомысленным, присущим выспренности всякогофилософического размышления и серьезного исследования, принялся обдумыватьэто дело в его многоразличных разветвлениях. - Есть у меня друг, - рассеянно бормотал капитан, - но в настоящеевремя он плавает вдоль побережья в Уитби, а он может высказать такоесуждение по этому вопросу, да и по всякому другому, что даст шесть очковвперед парламенту и побьет его. Дважды падал этот человек за борт, - сказалкапитан, - и ему хоть бы что! Когда он был в ученье, его три недели (сперерывами) колотили по голове железным болтом. А все-таки не ходил еще поземле человек с более ясным умом. Несмотря на свое уважение к капитану Катлю, Уолтер втайне не мог непорадоваться отсутствию этого мудреца и не пожелать от всей души, чтобы этотсветлый ум не был привлечен к разрешению его затруднений, покуда они небудут окончательно улажены. - Если бы ты взял да показал этому человеку Норский буй, - тем же тономпродолжал капитан Катль, - и пожелал бы узнать его мнение о нем, Уольр, онбы тебе высказал мнение, которое имело бы такое же отношение к этому бую, как пуговицы твоего дяди. По земле не ходил человек - во всяком случае надвух ногах, - который мог бы за ним угнаться. Нет, никому не угнаться. - Как его зовут, капитан Катль? - осведомился Уолтер, решивзаинтересоваться другом капитана. - 3овут его Бансби, - сказал капитан. - Но, бог мой, с такой головой, как у него, можно зваться как угодно! Точный смысл, который капитан вкладывал в эту последнюю похвалу, он нестал разъяснять, да и Уолтер не пытался его открыть. Ибо, начав еще разпересматривать с возбуждением, естественным для него и того положения, вкотором он находился, главные пункты своих затруднений, он вскоре обнаружил, что капитан вновь впал в прежнее глубокомысленное состояние и хотя взираетна него пристально из-под косматых бровей, но, очевидно, не видит его и неслышит, погруженный в раздумье. Действительно, капитан Катль разрабатывал столь грандиозные планы, что, снявшись с мели, вышел вскоре в глубочайшие воды и не мог нащупать дна своейпроницательности. Постепенно капитану стало совершенно ясно, что произошлакакая-то ошибка; что несомненно ошибку допустил скорее Уолтер, чем он; чтоесли и есть какой-то проект, связанный с Вест-Индией, то он ничего общего неимеет с предположениями Уолтера, человека молодого и опрометчивого, и можетбыть лишь новым средством для быстрейшего устроения его счастья. " Если ивозникло между ними какое-нибудь маленькое недоразумение, - думал капитан, имея в виду Уолтера и мистера Домби, - то достаточно одного слова, вовремясказанного другом обеих сторон, чтобы все уладить, сгладить и снова привестив полную исправность". Из этих соображений капитан Катль сделал следующийвывод: так как он уже имеет удовольствие знать мистера Домби, проведя в егообществе очень приятные полчаса в Брайтоне (в то утро, когда они бралиденьги взаймы), а два светских человека, которые понимают друг друга и обаготовы привести все в порядок, легко могут уладить такого рода маленькоезатруднение и перейти к реальным фактам, - то долг дружбы повелевает ему, нислова не говоря сейчас об этом Уолтеру, попросту зайти к мистеру Домби, сказать слуге: " Будь добр, любезный, доложи, что пришел капитан Катль", встретиться с мистером Домби в духе взаимного доверия, зацепить его крючкомза петлю фрака, обо всем переговорить, привести все к желаемому концу иудалиться с триумфом! Когда эти соображения мелькнули у капитана и постепенно обрели форму, физиономия его прояснилась, как хмурое утро, уступающее место солнечномуполудню. Брови, которые были зловеще нахмурены, перестали топорщиться иразгладились; глаза, которые почти закрылись от жестокого умственногонапряжения, раскрылись широко; улыбка, которая ограничила себя сначала тремяточками - правым уголком рта и уголками обоих глаз, - постепенно расплыласьпо всему лицу и, заструившись вверх по лбу, приподняла глянцевитую шляпу, словно и эта шляпа тоже сидела на мели вместе с капитаном Катлем, а теперь, подобно ему, снялась с мели. Наконец капитан перестал грызть ногти и сказал: - Теперь, Уольр, мой мальчик, помоги мне натянуть это обмундирование. -Капитан имел в виду свой фрак и жилет. Уолтеру и в голову не приходило, почему капитан так старательноповязывал галстук, закручивая свисающие концы его, как свиной хвостик, ипродергивая их в массивное золотое кольцо, на котором, в память какого-тоусопшего друга, были изображены могила, железная ограда и дерево. И почемукапитан подтянул вверх воротник рубашки, насколько позволяло ирландскоенижнее белье, и таким образом украсил себя настоящими шорами; и почему онснял башмаки и надел неподражаемую пару полусапог, которою пользовалсятолько в экстренных случаях. Нарядившись, наконец, к полному своемуудовольствию и осмотрев себя с ног до головы в зеркальце для бритья, снятомдля этой цели со стены, капитан взял свою сучковатую палку и объявил, чтоготов. Когда они вышли на улицу, капитан выступал с большим самодовольством, чем обычно, но это обстоятельство Уолтер приписал действию сапог и особоговнимания на него не обратил. Они не успели далеко уйти, как повстречалиженщину, продававшую цветы, и капитан, остановившись как вкопанный, словноего осенила блестящая мысль, купил самый большой пучок в ее корзине -великолепнейший букет в форме веера, имевший около двух с половиной футов вобхвате и составленный из прекраснейших в мире цветов. Вооруженный этим маленьким подношением, предназначавшимся для мистераДомби, капитан Катль шел с Уолтером, покуда они не приблизились к дверимастера судовых инструментов, перед которой оба остановились. - Вы зайдете? - спросил Уолтер. - Да, - отвечал капитан, чувствуя, что от Уолтера нужно избавиться, прежде чем приступить к дальнейшему, и что лучше перенести намеченный визитна более поздний час. - И вы ничего не забудете? - спросил Уолтер. - Нет, - ответил капитан. - Я сейчас же отправлюсь на прогулку, - сказал Уолтер, - и не будумешать, капитан Катль. - Хорошенько прогуляйся, мой мальчик! - крикнул ему вслед капитан.Уолтер махнул рукой в знак согласия и пошел своей дорогой. Идти ему было некуда, и он решил выйти в поле, где бы можно былопоразмыслить о предстоящей ему неведомой жизни и, лежа под деревом, спокойноподумать. Самыми красивыми казались ему поля близ Хэмстеда, а лучшей дорогой- дорога мимо дома мистера Домби. Когда Уолтер проходил мимо него и поднял глаза на хмурый его фасад, дом, как всегда, был величествен и мрачен. Все шторы были спущены, но окнаверхнего этажа открыты настежь, и ветерок, пробегая по занавескам и развеваяих, один только и оживлял внешний вид дома. Уолтер прошел спокойно мимо ибыл рад, когда Этот дом и следующий за ним остались позади. Тогда он оглянулся, - с любопытством, которое всегда внушал ему этотдом со времени приключения с заблудившейся девочкой много лет назад, и сособым вниманием посмотрел на окна в верхнем этаже. Пока он был этим занят, к двери подъехала коляска, и осанистый джентльмен в черном, с массивнойцепочкой от часов, сошел и вступил в дом. Вспомнив потом о джентльмене и егоэкипаже, Уолтер не сомневался, что это врач, и задавал себе вопрос, ктоболен; но это открытие он сделал уже после того, как прошел некотороерасстояние, рассеянно размышляя о других вещах. Впрочем, и эти его размышления были связаны с домом мистера Домби; ибоУолтер тешил себя надеждой, что настанет время, когда прелестная девочка, старый его друг, которая с тех пор всегда была ему так благодарна и так радаего видеть, заинтересует им своего брата и изменит его судьбу к лучшему. Втот момент ему было приятно мечтать об этом - скорее из-за удовольствиявоображать, что она постоянно будет о нем помнить, чем ради жизненных благ, какие могли бы выпасть в этом случае на его долю; но другое, более трезвоесоображение подсказывало ему, что если он до той поры не умрет, то будет заокеаном, всеми забытый, а она - замужем, богатая, гордая, счастливая. Пристоль изменившихся обстоятельствах у нее будет не больше основанийвспоминать о нем, чем об одной из старых игрушек. Пожалуй, даже меньше. Однако Уолтер так идеализировал хорошенькую девочку, которую встретилна шумных улицах, и так тесно связывал с ней наивную ее благодарность в тотвечер и простодушное, искреннее выражение этой благодарности, что осуждалсебя, как клеветника, за свои предположения, будто она когда-нибудь станетгордой и высокомерной. С другой стороны, размышления его носили такойфантастический характер, что едва ли не клеветой казалось ему воображать, будто она станет женщиной, - думать о ней иначе, чем о том непосредственном, кротком, обаятельном создании, каким она была в дни Доброй миссис Браун.Одним словом, Уолтер убедился, что рассуждать с самим собой о Флоренс весьманеблагоразумно; и лучшее, что он может сделать, это - хранить в памяти ееобраз как нечто драгоценное, недостижимое, неизменное и неясное - неясное вовсем, кроме ее власти доставлять ему радость и, подобно руке ангела, удерживать его от всего недостойного. Длинную прогулку по полям совершил в тот день Уолтер, слушая пениептиц, воскресный колокольный Звон и заглушенный шум города, вдыхая сладкиеароматы, посматривая иной раз на туманный горизонт, куда лежал его путь игде находилось место его назначения, потом окидывая взглядом зеленыеанглийские луга и родной пейзаж. Но вряд ли он хоть раз отчетливо подумал оботъезде и, казалось, беспечно откладывал размышления об этом с часу на час ис минуты на минуту, не переставая, однако, размышлять. Уолтер оставил за собой поля и в прежнем раздумье брел по направлению кдому, как вдруг услышал окрик мужчины, а затем голос женщины, громконазвавшей его по имени. С удивлением повернувшись, он увидел, что наемнаякарета, ехавшая в противоположную сторону, остановилась неподалеку и кучероглядывается со своих козел, делая ему знаки кнутом, а молодая женщина вкарете высунулась из окна и подзывает его весьма энергически. Подбежав ккарете, он убедился, что молодая женщина была мисс Нипер и что мисс Нипербыла в смятении и почти вне себя. - Сады Стегса, мистер Уолтер! - сказала мисс Нипер. - О, умоляю вас! - Что? - воскликнул Уолтер. - Что случилось? - О мистер Уолтер, Сады Стегса, пожалуйста! - сказала Сьюзен. - Ну, вот! - вскричал кучер, с каким-то торжествующим отчаянием взываяк Уолтеру. - Вот этак молодая леди твердит уже битый час, а я только иделаю, что пячусь задом, чтобы выбраться из тупиков, куда ей угодно ехать.Много бывало в этой карете седоков, но такого седока, как она, - никогда. - Вы хотите проехать в Сады Стегса. Сьюзен? - осведомился Уолтер. - Да! Она хочет туда проехать! Где они? - зарычал кучер. - Я не знаю, где они! - вне себя вскричала Сьюзен. - Мистер Уолтер, когда-то я сама там была с мисс Флой и с нашим бедным миленьким мистеромПолем, в тот самый день, когда вы нашли мисс Флой в Сити, потому что наобратном пути мы ее потеряли, миссис Ричардс и я, и бешеный бык, и старшийсын миссис Ричардс, и хотя я бывала там с тех пор, я не могу припомнить, гдеэто место, мне кажется, оно провалилось сквозь землю. О мистер Уолтер, непокидайте меня. Сады Стегса, пожалуйста! Любимец мисс Флой - наш общийлюбимец - маленький, кроткий, кроткий мистер Поль! О мистер Уолтер! - Ах, боже мой! - воскликнул Уолтер. - Он очень болен? - Миленький цветочек! - кричала Сьюзен, ломая руки. - Ему запало вголову, что он хочет повидать свою старую кормилицу, и я поехала, чтобыпривезти ее к его постели, миссис Стегс из Садов Поли Тудль, кто-нибудь, умоляю, помогите! Глубоко растроганный тем, что услышал, и тотчас заразившись волнениемСьюзен, Уолтер уразумел цель ее поездки и взялся за дело с таким рвением, что кучеру большого труда стоило следовать за ним, пока он бежал впереди, спрашивая у всех дорогу к Садам Стегса. Но Садов Стегса не было. Это место исчезло с лица земли. Где находилисьнекогда старые подгнившие беседки, ныне возвышались дворцы, и гранитныеколонны непомерной толщины поднимались у входа в железнодорожный мир. Жалкийпустырь, где в былые времена громоздились кучи отбросов, был поглощен иуничтожен; и место этого грязного пустыря заняли ряды торговых складов, переполненных дорогими товарами и ценными продуктами. Прежние закоулки былитеперь запружены пешеходами и всевозможными экипажами; новые улицы, которыепрежде уныло обрывались, упершись в грязь и колесные колеи, образовалитеперь самостоятельные города, рождающие благотворный комфорт и удобства, окоторых никто не помышлял, покуда они не возникли. Мосты, которые прежденикуда не вели, приводили теперь к виллам, садам, церквам и прекраснымместам для прогулок. Остовы домов и начала новых улиц развили скорость параи ворвались в предместья чудовищным поездом. Что касается окрестного населения, которое не решалось признатьжелезную дорогу в первые дни ее бытия, то оно поумнело и раскаялось, какпоступил бы в таком случае любой христианин, и теперь хвасталось своиммогущественным и благоденствующим родственником. Железнодорожные рисунки натканях у торговцев мануфактурой и железнодорожные журналы в витринахгазетчиков. Железнодорожные отели, кофейни, меблированные комнаты, пансионы; железнодорожные планы, карты, виды, обертки, бутылки, коробки для сандвичейи расписания; железнодорожные стоянки для наемных карет и кэбов; железнодорожные омнибусы, железнодорожные улицы и здания, железнодорожныеприхлебатели, паразиты и льстецы в неисчислимом количестве. Было дажежелезнодорожное время, соблюдаемое часами, словно само солнце сдалось. Средипобежденных находился главный трубочист, бывший " невер" Садов Стегса, который жил теперь в оштукатуренном трехэтажном доме и объявлял о себе напокрытой лаком доске с золотыми завитушками как о подрядчике по очисткежелезнодорожных дымоходов с помощью машин. К центру и из центра этого великого преображенного мира день и ночьстремительно неслись и снова возвращались пульсирующие потоки - подобноживой крови. Толпы людей и горы товаров, отправлявшиеся и прибывавшиедесятки раз на протяжении суток, вызывали здесь брожение, которое непрекращалось. Даже дома, казалось, были склонны упаковаться и предпринятьпутешествие. Достойные восхищения члены парламента, которые лет двадцатьтому назад потешались над нелепыми железнодорожными теориями инженеров иустраивали им всевозможные каверзы при перекрестном допросе, уезжали теперьс часами в руках на север и предварительно посылали по электрическомутелеграфу предупреждение о своем приезде. День и ночь победоносные паровозыгрохотали вдали или плавно приближались к концу своего путешествия ивползали, подобно укрощенным драконам, в отведенные для них уголки, размерыкоторых были выверены до одного дюйма; они стояли там, шипя и вздрагивая, сотрясая стены, словно были преисполнены тайного сознания могущественныхсил, в них еще не открытых, и великих целей, еще не достигнутых. Но Сады Стегса были выкорчеваны окончательно. О, горе тому дню, когда" ни одна пядь английской Земли", на которой были разбиты Сады Стегса, ненаходилась в безопасности! Наконец после долгих бесплодных расспросов Уолтер, сопутствуемыйкаретой и Сьюзен, встретил человека, который некогда проживал в этой нынеисчезнувшей стране и оказался не кем иным, как главным трубочистом, упомянутым выше, растолстевшим и стучавшим двойным ударом в свою собственнуюдверь. По его словам, он хорошо знал Тудля. Он имеет отношение к железнойдороге, не так ли? - Да, сэр! - закричала Сьюзен Нипер из окна кареты. - Где он живет теперь? - быстро осведомился Уолтер. Он жил в собственном доме Компании, второй поворот направо, войти водвор, пересечь его и снова второй поворот направо. Номер одиннадцатый -ошибиться они не могли, но если бы это случилось, им нужно только спроситьТудля, кочегара на паровозе, и всякий им покажет, где его дом. После такойнеожиданной удачи Сьюзен Нипер поспешно вылезла из кареты, взяла под рукуУолтера и пустилась во всю прыть пешком, оставив карету ждать ихвозвращения. - Давно ли болен мальчик, Сьюзен? - спросил Уолтер, в то время как онишли быстрым шагом. - Нездоровилось ему очень давно, но никто не думал, что это серьезно, -сказала Сьюзен и с необычайной резкостью добавила: - Ох, уж эти Блимберы! - Блимберы? - повторил Уолтер. - Я бы себе не простила, если б в такое время, как сейчас, мистерУолтер, - сказала Сьюзен, - когда у нас столько бед, о которых приходитсядумать, стала нападать на кого-нибудь, в особенности на тех, о ком милыймаленький Поль отзывается хорошо, но могу же я пожелать, чтобы все семействобыло послано на работу в каменистой местности, прокладывать новые дороги, ичтобы мисс Блимбер шла впереди с мотыгой! Затем мисс Нипер перевела дух и зашагала еще быстрее, как будто этоудивительное пожелание доставило ей облегчение. Уолтер, который и сам к томувремени запыхался, летел вперед, не задавая больше вопросов; и вскоре, охваченные нетерпением, они подбежали к маленькой двери и вошли в опрятнуюгостиную, набитую детьми. - Где миссис Ричардс? - озираясь, воскликнула Сьюзен Нипер. - О миссисРичардс, миссис Ричардс, поедемте со мной, родная моя! - Да ведь это Сьюзен! - с великим изумлением вскричала Полли; ееоткрытое лицо и полная фигура показались среди обступавших ее детей. - Да, миссис Ричардс, это я, - сказала Сьюзен, - и хотела бы я, чтобыэто была не я, хотя, пожалуй, нелюбезно так говорить, но маленький мистерПоль очень болен и сегодня сказал своему папаше, что был бы рад увидеть своюстарую кормилицу, и он и мисс Флой надеются, что вы со мной поедете, имистер Уолтер также, миссис Ричардс, - забудьте прошлое и сделайте доброедело, навестите дорогого крошку, который угасает. Да, миссис Ричардс, угасает! Сьюзен Нипер заплакала, и Полли залилась слезами, глядя на нее ислушая, что она говорит; все дети собрались вокруг (включая и несколькихновых младенцев); а мистер Тудль, который только что вернулся домой изБирмингема и доедал из миски свой обед, отложил нож и вилку, подал женечепец и платок, висевшие за дверью, затем хлопнул ее по спине и произнес сотеческим чувством, но без цветов красноречия: - Полли! Ступай! Таким образом, они вернулись к карете гораздо раньше, чем предполагалкучер; и Уолтер, усадив Сьюзен и миссис Ричардс, сам занял место на козлах, чтобы не было больше никаких ошибок, и благополучно доставил их в холл домамистера Домби, где, между прочим, заметил огромный букет, напомнивший емутот, который капитан Катль купил утром. Он бы охотно остался узнать омаленьком больном и ждал бы сколько угодно, чтобы оказать хоть какую-нибудьуслугу, но с болью сознавая, что такое поведение покажется мистеру Домбисамонадеянным и дерзким, ушел медленно, печально, в тревоге. Не прошло и пяти минут, как его догнал человек, бежавший за ним, ипопросил вернуться. Уолтер быстро повернул назад и с тяжелыми предчувствиямипереступил порог мрачного дома.
Данная страница нарушает авторские права?