Имитаторы

Те люди (и мужчины, и женщины), которые заявляют, что «распространяют мои учения», а сами делают все неправильно, создают мне огромные трудности.

Как-то, в отчаянии, я пригласил к себе пару злостных вредителей, мужчину и женщину, и сказал им, что они лишь потакают себе и вводят в заблуждение других. Я протестовал против того, что они эксплуатируют людей, наобум объединяют учеников, «обучают», ничего в этом не понимая, используют несоответствующие материалы для несоответствующих людей и т.п.

Они внимательно выслушали все, что я им сказал, — ну а затем стали действовать точно так же, как и прежде, но с одним единственным отличием.

Отличие заключалось в том, что теперь они объявляли себя «получившими персональные инструкции от Идриса Шаха»!

ТЕПЕРЬ ОН ПОНИМАЕТ…

В дни моей юности я был озадачен поведением одного суфия, который, подобно многим другим, был бизнесменом. Одному человеку, желавшему стать его учеником (он был моим знакомым), было предложено пожертвовать весьма солидную сумму денег для личного бизнеса учителя. Соискатель был немало удивлен этим требованием. Он был приучен верить в то, что духовные люди бескорыстно жертвуют собой во имя своей работы, и слова: «Эти деньги возместят убытки, которые бизнес учителя потерпит из-за траты драгоценного времени на твое обучение», его просто потрясли. Ему было сказано, что он ничего не получит, ни одного урока, до тех пор, пока не заплатит деньги.

Когда мы сидели на ступеньках суфийского центра, богатый, но озадаченный ученик обратился ко мне с болью в голосе.

«Не знаю, доверяю ли я ему, — сказал он, — поэтому не понимаю, зачем меня поставили перед необходимостью выбора, зачем мне ломать голову над тем, должен ли я давать ему деньги?»

Я согласился. Я подумал, что, если цель — просто заставить ученика платить, почему бы не выбрать какую-нибудь благотворительную организацию, не связанную с этим суфием, и не направить пожертвование туда. Мы решили, что подобный подход к делу, даже со стороны такого человека, каким мы считали нашего мастера, вызовет нехорошие мысли у кого угодно…

«Больше того, — сказал мой друг, — интересно, понимает ли учитель, что его репутация находится сейчас в моих руках. Святой, божий человек, ученый и все прочее — так он, возможно, выглядит со стороны. Но как он будет выглядеть для мира, если я, пусть и не просветленный, но, безусловно, честный человек, объявлю во всеуслышание, что этот духовный наставник не соглашается учить, пока ему не дадут денег?»

«Совершенно верно, — подумал я, — никогда не следует вверять свою репутацию кому бы то ни было». Я встал и ушел и никогда больше не возвращался в обитель этого суфия, стараясь держаться от него в стороне.

Прошло пять лет, я находился в другой стране и очень много работал, выполняя трудное задание. Иногда я целыми днями не покидал моей маленькой комнаты над торговыми рядами в Дамаске. Иногда — и это был как раз такой день — я чувствовал, что мне просто необходимо выйти, увидеть других людей и сменить обстановку.

И вот я встал из-за моего маленького письменного стола и спустился вниз, где кипел многолюдный базар, чтобы побродить среди людей, толпящихся у магазинов.

Не успев выйти на улицу и все еще стоя в дверном проеме, я вдруг увидел моего богатого друга. Он был в одеянии странствующего дервиша: в конической шапке, залатанном плаще и с ниткой четок в руках. Я взял его под руку и повел в кофейню, за столик, где мы могли поговорить.

Я сразу же спросил его, решился ли он в конце концов дать деньги суфию. Мой товарищ вздохнул, и то, что он затем поведал, я назвал бы важнейшими словами, какие мне когда-либо доводилось услышать в жизни.

«В конце концов, — начал он, — я дал ему деньги, потому что решил, что это, должно быть, некоего рода тест. Неделю спустя учитель меня вызвал, вернул деньги и прогнал прочь. Отсылая меня, он сказал: " Ты пытался испытать меня, одновременно льстя себе предположением, что я испытываю тебя".

Снова и снова я возвращался на его собрания. Я ел за его столом и слушал его лекции, однако уверен, что не получал от него ничего ценного». — Тут рассказчик перестал говорить, и дрожь пробежала по его телу.

«А потом?» — спросил я.

«Потом, вскоре после этого, мастер умер. И я подумал: " Он стал для меня недосягаем"». После этих слов мой знакомый опять замолчал, и я был вынужден напомнить ему о своем присутствии.

«Брат, расскажи мне, — попросил я, — чем это все закончилось?»

«На следующий день после смерти мастера, — продолжил он, — когда я сидел погруженный в созерцание, он появился передо мной как в видении. Его рука была протянута ко мне, но я не мог до нее дотронуться. Он нахмурился, и я почувствовал одновременно страх и любовь. Затем он обратился ко мне.

" Мой дорогой друг, — сказал он, — твоим богом были деньги, не сам Бог. Алчность породила сомнение, и я не мог учить тебя, пока в тебе были эти качества — алчность и сомнение".

" Но вы сыграли на моем сомнении и увеличили его", — воскликнул я.

" Я предъявил твоему вниманию качества, лишающие тебя способности. Я не усилил их, а лишь заставил явиться тебе. Это дало тебе шанс, осуждая меня, оценить и себя. — Тут учитель замолчал, после чего показал мне, что все время читал мои мысли. — Ты думал, что моя репутация всецело находится в твоих руках. Но почему ты торжествовал, обладая тем, чем обладает и любой другой? Разве ты не знаешь, что всякий невежда может совершенно безопасно для себя поносить любого суфия и ему поверит каждый испуганный, подозрительный и алчный человек. Разве ты не знаешь, что собака видит врага в каждой тени, и даже в тени своего хозяина, приносящего ей еду? "

Я упал на колени и умолял его помочь мне.

" Ты сам себе не помогаешь и тем не менее просишь о помощи!, — сказал он. — Я смогу вернуться только тогда, когда у меня опять появится возможность помочь тебе"».

Со слезами на глазах мой друг, странствующий дервиш, вскочил со своего стула, и я бросился за ним, но он тут же растворился в пятничной вечерней толпе.

Это было тридцать лет тому назад, и с тех пор я его не встречал. Однако сегодня я получил весточку от него. Вот она: «Сначала я был невежествен, затем я выучил урок умом и чувствами и думал, что это был духовный урок. А теперь, наконец, я понял. Духовность — это понимание, а не воображение. Хвала Господу Всех Миров».

ПОВАР

Давайте представим себе, что жизнь — это путешествие, и Досмотрим, как люди воображают ход тех или иных событий. То здесь, то там мы сможем обнаружить некоторое вмешательство, которое словно бы нарушает заданный курс. Конечно, однажды изменив направление, судьба как будто бы возвращается в колею и развивается вполне линейно до тех пор, пока другое вмешательство не нарушит сложившийся образец. Забыв о всякой предусмотрительности, люди начинают этот процесс заново, предполагая, что жизнь будет продолжаться, как прежде, — в линейном режиме…

Лучшей иллюстрацией того, что происходит на самом деле и что, как воображают люди, будет происходить, оказывается история. Мы можем рассказать здесь такую историю, и она даст нам возможность разглядеть, как все происходит в действительности.

Однажды караван богатых и преисполненных важностью купцов отправился в длительное и опасное путешествие из Сирии — на юг, в Мекку. Вскоре после того как процессия тронулась в путь, какой-то самоуверенный на вид старец, верхом на осле и с двумя гружеными мулами в связке, попросил разрешения присоединиться к каравану

Предводитель каравана начал обсуждать такую возможность, и, по крайней мере, некоторые из купцов высказали свои возражения против незнакомца. Он не выглядел процветающим; у него были не верблюды, а мулы и осел. Кроме того, он не выглядел достаточно крепким, чтобы носить оружие, и это был аргумент не в его пользу, поскольку пустыня кишела разбойниками…

Более того, он признался, что по профессии он всего лишь повар, правда шеф-повар, но все-таки — повар. Он настаивал, что, поскольку он «находится под защитой», его участие будет только во благо. В конце концов, чтобы не терять времени, купцы оставили свои возражения и повару было позволено присоединиться к каравану.

Когда караван вступил в дикую и бесплодную область пустыни, его окружили разбойники. Они были хорошо организованы, и, спутав ноги верблюдам, впихнули купцов в загон для скота, окруженный колючей изгородью, а сами, обступив своего предводителя, стали обсуждать, как будут делить добычу.

Отдавшись этому занятию, спустя несколько минут они вдруг заметили, что проглядели кого-то из пленников. Повар, каким-то образом оказавшийся вне загона, раскладывал на земле длинный кусок ткани, который он достал из седельной сумки. Затем на глазах у разбойников он стал вытаскивать из сумки один за другим пироги весьма аппетитного вида и класть их на скатерть.

«Чем это ты занимаешься, — взревел главарь. — До тебя все еще не дошло, что ты пленник?»

«Пленник или нет, но люди должны есть, а я повар», — ответил человек и продолжал раскладывать еду.

Привлеченные соблазнительной картиной, бандиты отпихнули его и столпились вокруг скатерти. Они сели и жадно сожрали все, что там было.

Не прошло и получаса, как бандиты, опьяненные каким-то снадобьем, добавленным в еду, погрузились в глубокий сон…

Повар открыл колючую изгородь и выпустил пленников. Разбойники были переданы в руки властей, и, таким образом, караван был спасен человеком, который, казалось, наименее подходил для этого.

Сегодня вечером я рассказал эту историю потому, что кто-то показал мне набросок статьи о нас, где выражается удивление, что такое сборище, как мы, может быть вовлечено во что-то существенное.

Некоторые из присутствующих здесь послали мне различные вопросы, например такие:

«Могут ли в жизни, за пределами плана, доступного нашему видению, происходить некие события?»

«Может ли невидимый аспект событий влиять на их последующее развитие?»

«Сдерживает ли нас неспособность видеть реальность?»

«На некоторых стадиях кажется, что нашу цель невозможно достичь. Так ли это?»

Как мне представляется, приведенная история отвечает на каждый из этих вопросов, да и на многие другие тоже…