Эпизод 2. Утро с похмельем

Письмо.

Я плохо знаю женщин, а ты мужчин. Я не могу вообще считать это своим

мелкомыслием или твоим недостатком. Мне нужна только ты и никто больше.

Я хочу узнавать тебя лучше, развиваться. Но выходит, что настал такой период моей жизни, что в нём появилось одно место в вагоне, отсутствие на котором тебя – означает, что мой поезд не может тронуться с места.

Такое ощущение, что весь этот состав был создан для этих единственных в нем двух посадочных мест: для тебя и меня. И при этом каждый работник этой отправной железнодорожной станции знает условия, прописанные в инструкции для сотрудников, которые гласят в своем тексте: " Уважаемые дежурные Вокзала Душевного Одиночества! Машем оранжевыми флажками машинисту поезда, сигнализируя тем взмахом об отправлении, только тогда, когда все пассажиры будут на борту. Все два пассажира будут на борту! "

Эпизод 1. Мартовский туман

Тогда был очень плотный и густой туман. Вечер. Немного срывался дождь и хотелось одного: потока тёплого воздуха в шею. Я выезжал из парковки у станции метро и немного жалел о том, что так рано стемнело и включились уличные фонари над светофорами. Минут пятнадцать моя рука не тянулась в сторону кнопки включения музыки на магнитоле, и я тщательно перебирал в мыслях, кому я сейчас перезвоню в ответ на пропущенные, которые накопились за минувшие несколько часов. Я пытался вдохнуть туман через приоткрытое окно в машине.

Мне хотелось, чтобы никто не спрашивал меня об Ольге. НИКТО.

Я просто не хотел ни с кем делиться. Ни с кем не хотел растерять, только что начавшие успокаиваться переживания, которые напоминали внезапную утерю бумажника с документами и всем комплектом платежных карт.

Эпизод 2. Утро с похмельем

Я проснулся в пять часов утра от того что готов выпить даже воды для поливки цветов. Инстинктивные вопросы, которые посылала одна моя часть мозга другой, были примерно такими: " Я что вчера выпил? Чёрт, так много? С кем? Стоп! Не вчера, а скорее сегодня ночью..? ". Но та сторона мозга, которая получила в свою сторону эти панические вопросы, просто ничего не знала об этом. Забыла. Небольшой временный провал в памяти, пока организм еще не проснулся.

Нужно скорее попить чего-нибудь и умыться холодной водой. Я скатился с дивана и обнаружил, что до сих пор тело и голову вразнобой заносит в стороны. Вот же она, мечта!

Под диваном, на котором спал, я увидел валяющиеся параллельно напольному ковру четыре пустые бутылки от светлого пива, одну бутылку дорогого и одну почти самого

дешевого украинского коньяка с небольшим остатком ближе ко дну, какую-то тарелку с засохшими остатками лимона и крошками от бутербродов в них, полупустую приоткрытую пачку сигарет, любимую зажигалку, чью-то смятую визитку, пару небрежно упавших черных соксов и зарядку от мобильного телефона. Все это просто валялось на полу. Я наклонился и протянул руку к стоявшей рядом со всем этим мусором пластиковой бутылке негазированной питьевой воды. «Как хорошо, что она прохладная»- произнес про себя, жалко заглатывая все, что было в бутылке до дна.

Мой поход в ванную комнату закончился тем, что в ней я обнаружил стиральную машину, с недавно постиравшимся бельем. И вместо того чтобы умыться я начал

выдёргивать вещи из люка машинки и развешивать всё это в комнате, стараясь ощущать, что делаю что-то полезное. Часть вещей повисли на батарее, а остальное заняло места на комоде и на крыше шкафа с одеждой. Только любимым джинсам гордо досталось место для просушки на моей гитаре, которая стояла в застёгнутом чёрном чехле за дверью. Я вспомнил, что ночью за столом я пел с ней песни на кухне.

Я снова прилёг, чтобы попытаться заснуть, но затупленную аспирином головную

боль пронизало как стрелой из спортивного лука то, что сегодня приедет Оля. Мы должны встретиться в парке, который находится в пятнадцати минутах ходьбы от моего многоквартирного дома. Читая между строк, понимаю, что ее намерение - вернуться, уехать к себе домой сразу после разговора.

Несколько часов поспав, я начал мучиться от противно звенящего телефона,

который лежал в метре от моей головы на стуле, принесенном когда-то из кухни. Звонили какие-то неизвестные мне номера, а тот женский голос, который я услышал в трубке, на седьмой или восьмой по счету звонок меня подтолкнул к мелкому креативу. Какая-то девушка с ноткой отчаяния в своем подрагивающем мягком тембре голоса спросила: " Здравствуйте, извините. Это детский сад? Могу я поговорить с Еленой? ". Здесь я понял, что энергетика моей здравомыслящей сонной извилины вызвала гром во всем головном мозге, потому что я хотел подшутить над ней и одновременно пожалеть за что-то.

Я ответил: " Если вы по поводу записи вашего ребёнка в новую группу набора, тогда, перезвоните пожалуйста на наш городской номер, так как я этими вопросами не занимаюсь". Девушка в ответ поблагодарила меня и попрощалась, повторно извинившись за беспокойство.

Звонили по переадресации с моего старого рабочего номера, а работал я уж точно не в детском саду. Если предприятие моих работодателей и можно было сравнить с детским садом, то уж точно не с приятными и озорными сорванцами, которых мамы за полгода до начала занятий начинают записывать в подготовительные группы. А больше с фальшивыми и неоткровенными малолетними лицемерами, которые были чрезмерно увлечены тем, как правильно занять место в той половине сотрудников, которая должна стать в будущем «сильным лагерем». При этом всегда, оставшаяся группа должна появиться в любом коллективе, где нет единства, и, в основном, обречена на поражение. Ещё - это желание создавать вид, что они могут принимать решения и нести за них ответственность. Смешно! - Да в случае подтверждения их ошибки, пока не поздно, они в срочном порядке сбросят на кого-нибудь другого все содеянное, поджав свои уши. Затем еще выкрутят ситуацию «наизнанку» и попробуют проскочить вперёд по карьерной тропинке доверия руководства. В конечном итоге, вместо конкретных результатов их труда, перед «воспитателями садика» останется только одна, создававшаяся месяцами, видимость работы, скромно разместившаяся в тексте электронных цепочек писем. Слава справедливости, меня такие интриги, почти что, не касались: я умиленно наблюдал и защищал несправедливо отгрёбших. Список тех единственных, кто действительно работал и кем я гордился в Компании, возглавляла Оля.

За окном было светло, но пасмурно. Я посмотрел на часы, и тут пришло сразу два

сообщения от Сани, моего одноклассника из Харькова. Как я ему благодарен! Иногда просто за то, что дает мне поверить что он не в нескольких сотнях километров, как есть на самом деле, я рядом, хоть и в телефоне, и мы можем делиться текстовыми сообщениями с происходящими друг у друга событиями в течении дня. Когда-то наблюдая безразличие Ольги после моего проделанного к ней пути, мне становилось стыдно перед ним за то, что за последние деньги в тот день лучше бы купил билет на поезд и провел выходные у него. После десятиминутного размышления над тем, что написать в ответ, я всё-таки нажал кнопку " Отправить" на незаконченной фразе и окончательно решил поднимать своё намучившееся за выходные от застольных похождений тело и волочить свои ленивые ноги в душ.

После душа в горячей воде, открыв дверь из ванной в коридор, я почувствовал удар

прохладного воздуха в мое разгоряченное порозовевшее лицо. Это я мог сравнить только с приятным лежанием на росистой траве за городом, летним утром, уткнувшись в нее слегка пересохшим после сна носом.

Взял в руки телефон. Новое текстовое сообщение. От Оли. Ее номер удален из

списка контактов, не подписан, только цифры и текст sms. Я ее номер запомнил, а это уже хуже. Я просто его выучил после того как сначала удалил, а потом увидел в последних вызовах. Да, в пятницу вечером, находясь уже за каким-то шумным столом. Или запомнил его в то же мгновение, когда и удалял. Точно не помню.

Текст такой: " Я еду. Хочу заскочить, по дороге, на Майдан, возложить цветы. Мы можем встретиться ближе к центру? ". Я перечитал его дважды, потому, что не хотел пропустить какое-нибудь важное слово.

Накануне вечером мы договорились о встрече. Точнее я, в ответ на её

вопрос, смогу ли я завтра... и где-нибудь на нейтральной территории города, - сам предложил Парк Позняки. Предложил, во-первых, потому что было бы справедливо приехать ей, а во-вторых – уже знал заранее, что за руль машины садиться будет проблематично после будущего выпитого за только начинавшийся на тот момент вечер, а с ходьбой пешком точно должен справиться, так как не очень далеко. Да и рядом с парком есть несколько спокойных кафешек, более чем подходящих для бесед и кружки крепкого кофе.

Я понял, что она уж точно не идет на уступки. Что отпуск ее точно не подтолкнул ко мне, раз она даже время не указывает, к которому мне приехать, чтобы не ждать ее полтора часа. Теперь меня еще больше насторожил ожидаемый окрас предстоящего разговора.

Когда она написала повторный текст, который содержал лишь одинокую заглавную букву " И" и вопросительный знак после неё, я таки ответил, и написал улицу, которая начинается от соседней с Майданом станции метро.

Я уже ехал к ней. На встречу.

Припарковался у входа в метро Арсенальная. Я понимал, что когда она писала мне

второе сообщение, то, скорее всего, автобус с ней уже приближался к черте

Киева, и что около часа еще ей понадобится для её планов, особенно с учётом того что нужно добраться от автостанции до центра, купить цветы и неспешным шагом прогуляться по почерневшей после кровавых дней революции центральной улице столицы.

Только выключив двигатель машины я почувствовал, что и пяти минут не высижу на одном месте наедине с незнакомыми людьми, роящимися по обратную сторону лобового стекла, и пачкой с сигаретами Parliament One, которые курил около пяти лет подряд, а за последние несколько месяцев они стали для меня противными. Выйдя из машины, я тихо прихлопнул дверь и, задумчиво уставившись вперед, пошел в сторону Майдана, нажав по пути на кнопку брелка от сигнализации на ключе.

Эпизод 3. Аллея «Небесной сотни»

Не могу вспомнить точно, за сколько по времени я пешком добрался до нижней части Институтской, но я ощутил как замёрзли мои ноги в осенних лакированных туфлях. «Скорее всего Оля еще где-то здесь», - подумал про себя я и набрал ее номер.

После двухсекундного молчания в динамике прозвучал автоответчик, сообщающий о

том, что номер абонента не доступен. Я закурил одну из опротивившихся мне

сигарет и мой взгляд застыл на одном из целлофановых файлов, лежавших под ногами. Таких канцелярских файлов с хранящимися внутри распечатанными фотографиями погибших было много. За несколько отдельных дней с попытками силовиков разогнать огромную толпу, мы, народ Украины, потеряли около ста отважных людей, отдавших свои жизни за мечту жить в стране, в которой не плюют на права человека и аппарат правительства профессионально работает на благо процветания народа своей страны.

Фотографии лежали на брусчатке или земле и мокли под слегка капающим с неба дождем. Вокруг них стояли горящие свечи, накрытые какими-то разноцветными полупрозрачными крышечками, чтобы те не тухли от попадающей на пламя воды, и всё было усеяно цветами. Сотни сотен цветов, среди которых много гвоздик, тюльпанов и желтых роз. Глаза погибших героев смотрели из фотоснимков прямо в меня. Такое создавалось ощущение, что видели, насколько я чувствовал себя подавленным и разочарованным в себе. Я вспомнил о том, как с товарищами на протяжении трёх последних месяцев приезжал на эту площадь, внимательно следил за всем происходящим. Даже помню, какая баррикада после какой создавалась и всю хронологию как патриотичных, так и самых драматичных событий, особенно побыв там, рядом с огнём, поучаствовав в вечерних и ночных происшествиях восемнадцатого февраля.

Тут раздался звонок от Оли. Ее холодный голос сообщил моему продрогшему сознанию, что она уже на месте нашей встречи. Я поспешил к ближайшему входу в станцию метро, взяв по пути у какой-то улыбчивой красноволосой девчонки предложенный ею мне пластиковый стаканчик с вкусным горячим компотом, сперва походившим на обычный чёрный чай. Теперь от встречи меня отделяли несколько подземных эскалаторов и одна остановка на поезде киевского метрополитена.

Больше всего тогда я боялся услышать от нее слова «Я считаю, что слишком сильно тебя мучаю, чтобы продолжать», «Нам нужно расстаться, настало время», «Я чувствую, на сколько отдалилась, что хочу всё перечеркнуть» или что-то синонимичное. Возможно, ей было слишком тяжело их произнести. Все эти фразы несут в себе самое страшное для меня – безнадежность. Безысходность. Страшное для меня ведь заключается не в том, чтобы ощутить себя покинутым или заброшенным в корзину с мусором, а быть лишенным шанса приложить новое усилие для того чтобы встать, подняться с колен и пойти дальше.

Мне сначала было тяжело говорить. Путь в четыреста метров от метро до кафе длился маленькую вечность, мы шли и молчали, а я чувствовал себя слишком опустошенным, чтобы не покурить две сигареты подряд.

Мы сели за самым уютным столиком на втором ярусе. Я вспомнил каким, сидя на этом же месте около года назад с двумя привлекательными москвичками, я был красноречивым и даже болтливым. А здесь говорить было трудно.

Я знаю, что она была откровенной с самого начала. А значит, я спокоен. Я скажу главное, о чем ей нужно знать. Сказал. Потому что чувствую, что доверяю.