Глава четырнадцатая. Лея Органа Соло, глава государства Новой Республики, сломя голову сбежала по сходне на палубу ангара

ПОСЛЕДНЕЕ «ПРОСТИ»

Лея Органа Соло, глава государства Новой Республики, сломя голову сбежала по сходне на палубу ангара, в котором придоковался «Нефритовый огонь», едва при этом не сбив с ног двух солдат из почетного караула. Бросившись к детям, она обняла обоих близнецов. Анакин не попал в ее объятия только потому, что слишком часто и высоко подпрыгивал от возбуждения. Зато Хэн Соло, сбежавший следом за женой, схватил малыша и оторвал его от пола. Образовалась куча мала. Подошедший к ней Люк еще больше усугубил веселую наразбериху, радостно приветствуя ребятишек: ерошил волосы Джесина, вырывал Анакина из рук отца, чтобы самому потискать его, щекотал Джайну. Тут же суетился и Трипио, здороваясь со всеми и всем мешая.

— Анакин! Джесин! Джайна! — воскликнула Лея. — Ну, дайте же мне посмотреть на вас. — Но сама тотчас обнимала всех троих, не выпуская их из объятий и не давая им возможности выполнить ее же просьбу.

К группе счастливых людей и ребятишек подошел и Ландо-калриссит. Обнял Хэна, шепнув на ухо соленую шутку и хлопнув его по спине, поцеловал Лею и подзадорил детишек. Пришли поздороваться и остальные пассажиры космоплана: Мара Шейд и Дракмус, делегат от селониан.

Наблюдая эту до пошлости трогательную сцену, адмирал Оссилеге растянул тонкие губы в саркастической улыбке:

— Не слишком-то солидно такое поведение с ее стороны, не так ли, госпожа премьер-министр? Я не ожидал такого ребячества со стороны главы государства.

Гэриэл, очевидно, ничего не стоило отделаться каким-нибудь избитым замечанием о том, что торжественные встречи часто превращаются в семейные сцены или что кроме соблюдения приличий существуют и другие не менее важные понятия, но она почему-то не сделала этого. Не сумела пересилить себя. Она подумала о собственной дочурке, Малинзе, оставшейся на Бакуре. Посмотрела на Люка Скайвокера, поднявшего свою маленькую племянницу к себе на плечи, подумала о том, как он любит детей, и обо всем, что могло бы произойти, но чему уже никогда не бывать. Но ведь адмирал ждет от нее какого-то ответа. И Гэриэл решила ответить, невольно выдав собственные мысли:

— А по-моему, это прекрасно.

Повернувшись к даме, адмирал Оссилеге посмотрел на нее с нескрываемым изумлением:

— Неужели? Следовательно, у нас с вами различные понятия о прекрасном. Шумные, невоспитанные дети — что же тут прекрасного?

— В таком случае мне вас жаль, — ответила Гэриэл Каптисон, удивляясь собственной резкости. — Не знаю ничего более прекрасного в своей жизни.

Гэриэл, забыв об адмирале, шагнула навстречу гостям. Подойдя к ним, поклонилась изящным, без затей, поклоном.

— Госпожа глава государства, — произнесла она. — Капитан Соло. Рада вас приветствовать на борту нашего корабля и желаю вам много радости от вашей чудесной встречи со своими близкими. — С этими словами, не опасаясь унизить свое премьерское достоинство и запачкать парадное платье, она опустилась на колени и поцеловала каждого из детей.

«Пусть этот сухарь проглотит пилюлю», — подумала она при этом. В юности Гэриэл были свойственны замашки сорвиголовы. Молодая женщина обрадовалась тому, что ее прежняя натура еще дает себя знать.

— В известном смысле ситуация весьма сложная и в то же время совсем простая, — изрекла Календа, обращаясь к участникам военного совета, собравшимся на мостике «Незваного гостя». «Ну и пестрая же компания подобралась», — мелькнуло в голове у гебистки. Слева от нее сидел Оссилеге в своей белоснежной парадной форме с медалями во всю грудь, Гэриэл Каптисон в своем парадном наряде, Ландо-калриссит, прикрывший плечо роскошным пурпурным плащом, и Хэн Соло в довольно мятой светло-коричневой рубашке и видавшем виды жилете. Радом с ним сидела его жена, Лея Органа Соло, глава государства Новой Республики. Простая голубая сорочка и темные брюки, позаимствованные у Мары Шейд. Собственные вещи главы государства, естественно, были потеряны, уничтожены или брошены в эти последние недели.

Возле Леи расположился ее брат, Люк Скайвокер в своей аккуратно отглаженной летной форме без всяких знаков отличия. За ним, прислонясь к стене, стояли оба его дройда — Арту и Трипио, готовые в любую минуту прийти на помощь. На обоих дроллах — Эбрихиме и Марче — не было ничего, кроме собственного меха, правда, за последние два дня кое-где подпаленного. Тут же сидел вуки Чубакка — не то с грустным, не то с задумчивым выражением лица — Календа так и не научилась в этом разбираться. Дженике Сонсен удалось каким-то образом втиснуться между Чубаккой и нервной на вид селонианкой по имени Дракмус. Судя по выражению ее лица, она боялась, как бы между вуки и селонианкой не разгорелся спор по поводу способов приготовления мяса. С другой стороны Дракмус сидела Мара Шейд — спокойная и элегантная в хорошего покроя, но скромном летном комбинезоне.

Разумеется, в числе участников военного совета находилась и сама Календа, Последние несколько дней и часов были настолько сумбурны, что впору забыть о собственном существовании.

— Начнем с простого, — продолжала гебистка. — Противник приближается к Центральной Станции. Ему необходимо, чтобы мы не смогли воспрепятствовать очередному разрушительному импульсу. Разумеется, допустить, чтобы репульсор выстрелил, мы не можем, чего бы это нам не стоило. Учитывая, какое количество жизней зависит от этого, если нас постигнет неудача, вряд ли кто-нибудь из вас станет отрицать, что победа, достигнутая гибелью всего нашего отряда, будет одержана сравнительно малой кровью. Мы должны смотреть правде в глаза. Такой риск существует. В нашем распоряжении три крупных авианосца, имеющих на борту тридцать два боевых истребителя. У противника по крайней мере восемьдесят крупных судов. Если все они несут у себя на борту полный набор истребителей — хотя я в этом очень сомневаюсь, — то количество истребителей на стороне неприятеля может достичь сотен единиц.

Приведенные Календой цифры были настолько внушительны, что среди присутствующих пробежал ропот.

Подождав, когда волнение стихнет, гебистка продолжала:

— На нашей стороне имеется ряд преимуществ, о которых я вам сейчас сообщу. Нам удалось получить несколько довольно качественных снимков флота противника, сделанных с дальнего расстояния. В нашем распоряжении неплохие изображения ряда их судов. Большинство из них не так уж велики и недостаточно хорошо вооружены. Могу довести до вашего сведения, что многие из них — суда старые, относящиеся к до-Имперской эпохе. Сомневаюсь, чтобы хотя бы одно из них относилось к послевоенному периоду. Вероятно, суда не только ветхи, но и в плохом состоянии. Запасных частей для них достать трудно, а то и вовсе невозможно. Ремонтировались они и собирались в кустарных условиях. Предполагаю, что и качество их экипажей оставляет желать много лучшего. Большинство пополнения не имеет ни достаточной подготовки, ни опыта. Однако особенно на это рассчитывать не следует. Экипажи некоторых судов, может оказаться, не уступают нашим. Каких именно судов, мы не знаем.

— Короче говоря, — вмешался адмирал Оссилеге, — мы располагаем лучшими кораблями, но в численном отношении противник определенно превосходит нас. Правда, нами разработан план, как справиться с такой ситуацией. К этому мы вернемся позднее. — Он посмотрел на Календу и кивнул ей: — Продолжайте.

— Сложность положения в том, что мы почти, но не вполне контролируем два репульсора. Насколько нам известно, одна из различных воюющих группировок — полагаю, термин «мятежных группировок» теперь уже неприменим — в данный момент контролирует один репульсор. Думаю, что в этом состой крупный просчет со стороны Триумвирата. Он предполагал, что на то, чтобы обнаружить и пустить в ход репульсор, уйдет гораздо меньше времени, чем это оказалось на самом деле.

— Если только эти господа не оказались правы в своих расчетах, — заметила Мара Шейд, — и люди Триумвирата не сидят за пультами репульсоров на Талусе, Тралусе и Кореллиане, ожидая сигнала, по которому они нажмут на кнопку.

— Совершенно справедливо, — отозвалась Календа. — Очевидно, репульсоры, находящиеся на Двойных Мирах — Талусе и Тралусе, — окажутся самой большой для нас головной болью. Если они находятся в руках неприятеля, то у него есть возможность стереть нас в порошок, в лагерную пыль, как у нас принято говорить, в любую миллисекунду.

— Не думаю, что у них есть такая возможность, — возразил Оссилеге. — Их флот движется весьма и весьма осторожно, с оглядкой. Судя по их поведению, можно предположить: они опасаются, что у нас в руках один или два репульсора, в то время как у них нет ни одного. Я много думал и пришел к выводу: их поведение несовместимо с поведением хозяев хотя бы одного репульсора. Оно даже не похоже на блеф. Если бы в руках неприятеля были рабочие репульсоры Талуса или Тралуса, то данное сражение давно бы окончилось.

— Осторожность их поведения объясняет и тот факт, что гравитационное поле не включено, — заявила Мара. — Возможно, они хотят оставить свободными для себя пути отступления.

— Возможно, — вмешалась Дженика Сонсен, — но мы не думаем, что оно выключено именно по этой причине. Мы изучили некоторые цифры, имеющие отношение к работе Центральной Станции, к тому, каковы ее возможности и все такое. Короче говоря, мы не думаем, что они могут включить поле в тот самый момент, когда Центральная Станция накапливает энергию для нанесения удара. Слишком много энергии для этого необходимо, слишком много систем задействовано. Гравитационное поле можно включать тогда, когда система находится в режиме ожидания. Выключить его можно в любое время. Можно оставить поле включенным, когда система подзаряжается. Но нельзя включать гравитационное поле в тот момент, когда производится подзарядка Точки Накала. По крайней мере, такова наша точка зрения.

— Хорошо бы, гром и молния, если бы вы оказались правы, — заметил Оссилеге. — От этого зависят планы, разработанные мною и Источником А.

— Покорнейше прошу прощения, — проговорила Дракмус. — А что это за Источник А.

— Немного погодя мы коснемся этого вопроса, — едва заметно улыбнулся Оссилеге.

— Но как быть с самой Центральной? — спросил Хэн. — Известна ли нам какая-нибудь слабая точка? Куда мы смогли бы запихать побольше взрывчатки и разнести ее к едрене-фене?

— Сожалею, но это невозможно, — охладила его пыл Сонсен. — Так. дела не делаются. Не забывайте, что Точка Накала — это сосуд, в котором происходят чрезвычайно мощные реакции. Он весьма прочен ч хорошо поглощает и рассеивает энергию и надежно изолирован. Цифры, которыми мы располагаем, указывают на то, что уровень энергии, который наблюдается там в данный момент, эквивалентен взрыву протонной торпеды каждую секунду. А Центральная Станция накапливает такую энергию в течение многих дней подряд. Да и остальная часть структуры весьма прочна и существует давно. Она настолько герметизирована и защищена, что мы не сумели обследовать большую часть внутренних районов Станции. Мне стало известно, что «Часовой» выслал ряд поисковых партий, которые стараются отыскать систему управления и выключить Станцию. Но дело в том, что эта система хорошо спрятана и существует вот уже тысячу поколений. Сомневаюсь, чтобы им удалось отыскать ее за какие-то два дня.

— Выходит, единственная наша надежда — это репульсоры, — заключил Люк. — Но чего нам беспокоиться о флоте Триумвирата? Зачем с ним связываться? Не лучше убраться отсюда подобру-поздорову и направить все свои усилия на то, чтобы запустить имеющиеся в нашем распоряжении репульсоры?

— Все дело в том, что репульсоры — это не единственная ставка в игре, — возразил Оссилеге. — Тут собрался флот из восьми десятков судов. Такая армада при желании может диктовать свою волю нашей звездной системе в течение неопределенно длительного времени, если мы дадим им такую возможность. А что, если они захватят репульсоры на Дролле или Селонии прежде, чем мы сумеем их использовать?

— Давайте-ка потолкуем о репульсорах, — предложил Люк. — Как обстоят дела с селонианским репулъсором? Дракмус?

Селонианка грустно покачала головой и сказала:

— Перемен никаких. Я связалась со своими перед самым началом этого замечательного совета. Селониане Сакоррии, принадлежащие Триумвирату селониане безымянного Логовища слабеют. Они видят силу наших аргументов. Но они пока не на нашей стороне.

— А существует ли какой-то реальный шанс, что их удастся убедить прежде, чем произойдет очередной залп, который разрушит еще одну планету? — спросил Оссилеге.

На Дракмус было жалко смотреть.

— Очень маленький, — произнесла она на конец. — Очень маленький шанс. Наши лучшие специалисты работают с селонианами, подчиняющимися Триумвирату. Мы предполагаем, что они были соответственным образом обработаны. Мы испробовали все. Уверяю вас.

— А наличные вы использовали? — спросила Мара.

— Прошу прощения, я не поняла?

— Чистоган, титч-мити. Чемодан, набитый денежными знаками. Вы меня понимаете? Взятку? Пусть это будет звучать не так грубо. Скажите, что это гонорар за консультацию. Скажите им, что хотите нанять их и будете хорошо платить.

Дракмус совершенно растерялась:

— Мне это никогда не приходило в голову. Сейчас же попробуем.

— Вот и ладушки, — согласилась Мара. — И не скаредничайте. Сколько вы им ни предложите, это обойдется дешевле, чем победа Триумвирата.

— А как обстоят дела с нашим репульсором? — поинтересовался Эбрихим. — Есть хоть какие-то успехи?

— Наши специалисты работают с ним всего лишь несколько часов, — ответил Оссилеге. — Еще рано ожидать каких-то результатов. Но вы не должны сомневаться в том, что мы привлекли к работе всех специалистов по репульсорам.

— А вот я сомневаюсь, — послышался незнакомый голос. Женский голос, принадлежащий лицу, привыкшему к тому, чтобы к нему прислушивались и повиновались. Это был голос Марчи, герцогини Мастигофорес. — Вы не правы, адмирал, и вы сами знаете, что не правы.

— Ваша светлость, позвольте узнать, о чем вы говорите? — спросил ее Оссилеге.

— Не о чем, а о ком, — поправила его герцогиня Марча. — Я говорю о детях. В частности, об Анакине. Но он лучше всего работает тогда, когда ему помогают брат и сестра.

— Не надо пороть чушь, — отрезал Оссилеге. — Какой может быть от них прок? Откуда у них какой-то опыт, практические навыки? Я настоятельно прошу, чтобы вы не принимали ошибочно ряд удачных совпадений за умение и мастерство. Нам некогда тратить время на подобные глупости. Продолжайте, лейтенант.

Календа заколебалась. Она не вправе противоречить лицу, которое выше ее по званию. Но в то же время адмирал не вправе изображать из себя тупоголового осла. Совсем недавно Гэриэл Каптисон напомнила ей, что в жизни есть вещи поважнее, чем субординация и чинопочитание.

— Прошу прощения, адмирал, за то, что я обсуждаю данный вопрос в присутствии штатских, но, пожалуй, другой такой возможности мне не представится, а ставки слишком высоки. Я придерживаюсь мнения, что вы совершаете непоправимую ошибку.

— Что?

— Адмирал, моя работа состоит в том, чтобы анализировать события и приходить к определенным выводам. Я проанализировала все события, касающиеся детей, и пришла к выводу, что они наделены совершенно необыкновенными способностями. Взрослые их постоянно недооценивали, от их успехов отмахивались, называли их чересчур преувеличенными, считали, что это всего лишь счастливые случайности или удивительные совпадения обстоятельств. Но это не так. Таким утверждениям нельзя верить. — Гебистка показала на планету Дролл, которую было хорошо видно в иллюминаторы. — Вот вам вещественное доказательство. Тем фактом, что на этой планете обнаружен и запущен репульсор, мы обязаны ребенку, которому нет и восьми лет. Именно он нашел и включил его для вас. Он больше не находится в руках нашего врага. Враг этот сам сидит за решеткой. А почему? Да потому, что этот ребенок вместе со своим братом я сестрой сумел прорваться сквозь силовое поле, сумел довести до кондиции неисправный космический аппарат. Именно они — эти дети — вывели этот аппарат в космос я вывели из строя преследовавший их вражеский корабль, управляемый пилотом-профессионалом. Я могу целых полчаса продолжать рассказ об их успехах, на которые они якобы не способны, но, думаю, и этого достаточно.

Оссилеге посмотрел на Календу взглядом, значение которого невозможно было понять. Почему он молчит? Уж не кипит ли в нем гнев, мешающий говорить? Или же он не знает, что сказать? А может, он в бешенстве оттого, что кто-то посмел оспаривать его авторитет? Или он задумался, уж не права ли эта женщина? Ответить на все эти вопросы было невозможно. Лицо старого моряка было совершенно непроницаемо.

— Спорить и доказывать свое вы мастерица, лейтенант Календа. Вы превосходно владеете фактами и умеете их использовать. Думаю, вы далеко пойдете, как офицер разведки. Если не окажетесь за решеткой за неподчинение начальству. Я намерен в любом случае высадить на Дролл всех, кто не будет принимать участия в боевых действиях. Полагаю, экранированные боковые камеры в шахте репульсора — наиболее безопасное место в данный момент. Госпожа глава государства, капитан Соло, если, согласно утверждению лейтенанта Календы, ваши дети могут оказать нам помощь, не позволите ли вы нам привлечь их к работе?

— Несомненно, — отозвался Хзн. — И мы тут ни при чем. Увезите их за сотню километров от того места, где происходят какие-то важные, главным образом, опасные события, но они нюхом учуют и найдут это место.

— Госпожа глава государства?

— Мы должны приложить все свои силы ради общего дела, — ответила Лея. — Пусть и дети сделают свой вклад.

Подняв брови, Оссилеге впился в обоих родителей пронзительным взглядом.

— Что ж, превосходно, — произнес он. — Тогда можно продолжать, лейтенант?

— Подведем итоги, адмирал. Перед нами стоят две задачи, каждая из них не менее трудная. Во-первых, нам необходимо разбить флот Триумвирата и не позволить ему стать хозяином этой звездной системы. Во-вторых, мы должны принять все меры к тому, чтобы не позволить Центральной Станции произвести очередной выстрел. Мне кажется, я рассказала вам обо всем, что мы намеревались обсудить. Осталось рассказать об Источнике А. Но, как я понимаю, о нем вы хотели рассказать сами.

Оссилеге расплылся в улыбке, которую было так непривычно видеть на его лице. Поднявшись, он оглядел всех присутствующих, сидевших вокруг стола.

— Источник А., — проговорил он. — Если я не ошибаюсь, источник А, уже известен некоторым из вас. Позвольте мне рассказать о нем и остальным.

День, начавшийся с радостных встреч, заканчивался грустно, со слезами на глазах.

— Тебе действительно необходимо улетать, мамочка? — спросил Анакин дрожащим голосом. На палубе ангара собралась последняя партия тех, кто, выражаясь канцелярским языком, невоеннообязан. Они поднимались на борт челнока, который должен был доставить их в шахту репульсора, где они окажутся в полной безопасности.

— Совершенно необходимо, голубчик мой, — сказала Лея, опустившись на колени и наклеив на лицо бодрую улыбку. — Тебе тоже, родной. Сегодня каждому найдется дело. Мне нужно помочь папе и Чубакке управлять «Соколом». А вы с братом и сестренкой должны вернуться в шахту репульсора и постараться наладить его, чтобы можно было его использовать, если это понадобится.

— Уверен, мы наладим его, — произнес Анакин.

— Я тоже з этом уверен, проказник, — потрепал шевелюру младшего сына Хэн. Он улыбался, но мальчуган сумел заметить печаль и тревогу в его глазах. Даже Анакин понимал, что каждому приходится делать вид, будто все прекрасно и замечательно, что жизнь хороша и жить хорошо.

Внимательно посмотрев на старших детей, Лея проговорила:

— Заботьтесь друг о друге, но и об Анакине не забывайте, хорошо? Слушайте, что будут говорить вам Трипио, Эбрихим и герцогиня Марта. И обязательно… обязательно…

Неожиданно Лея умолкла. Ну что за чушь она городит. Ей предстоит сражение, она посылает детей выполнять важную работу — налаживать механизм, способный переместить планету, взяв на себя ответственность, какую не возлагали на свои плечи многие взрослые… Ее могут убить, и она никогда не увидит своих детей вновь, а она не придумала ничего умнее, чем внушать детям, что следует быть паиньками и чистить зубы.

— Мы все сделаем, мамочка, — отозвалась Джайна. — Ты не беспокойся за нас. Мы сделаем все, что полагается делать.

— Не бойтесь, госпожа глава государства, — вторил ей Трипио, — я присмотрю за ними, если мне разрешит их наставник.

Обхватив руками троих своих ребятишек. Лея закрыла глаза и изо всех сил стиснула их в объятиях.

— Я люблю вас всех, — выдавила она, делая над собой усилие, чтобы не разрыдаться.

Она сжимала детей дольше, чем нужно. В конце концов муж подошел к Лее и, опустясь рядом с ней на колени, осторожно оторвал ее руки.

— Пора идти, — проговорил он. — Нужно лететь.

Не в состоянии произнести ни слова, Лея лишь кивнула головой. Она поцеловала напоследок каждого из детей. Ее примеру последовал и супруг. Все трое вместе с Трипио забрались в челнок, который в ту же минуту взлетел.

Вот они уже скрылись из глаз.

Были и другие расставания, и все они были трудными. Люк, Ландо, Мара, Календа, Гэриэл и все остальные знали, что шансов вернуться у них немного. Возможно, они прощаются на день-другой. А возможно, и навсегда. Существовал особый ритуал, своего рода церемония, которая если не облегчала, то упрощала расставания.

Но было и еще одно расставание, где оба лица испытывали совсем иные чувства. Прежде чем отправиться в бой, Хэну необходимо было увидеть еще одного человека. И человек этот сидел за решеткой.

Возможно, им двигало любопытство, возможно, остатки родственного чувства. Вероятно, даже эти остатки родственной привязанности, зов крови оказались сильнее, чем он думал. Возможно, зов крови превозмогал в нем возмущение предательством.

Может быть — хотя Хэн не признался бы в этом, — у него появилось желание позлорадствовать. Он не таков, чтобы злорадствовать. Не таков. Хотя, как знать.

Каковы бы ни были причины его визита, но Хэн пришел в тюрьму. Охранник нажал на кнопку, и Хэн шагнул в камеру. Тракен сидел на невысокой скамье, вмурованной в стену в дальнем конце помещения.

— Привет, Тракен, — произнес он.

— Привет, Хэн. Пришел взглянуть на редкого зверя, попавшего в клетку?

— Я и сам не знаю, зачем пришел, — признался Хэн. — Мне почему-то захотелось повидаться с тобой. И вот я здесь.

— И я тоже здесь, — отозвался Тракен, зло усмехнувшись. Он поднял голову, растопырил руки и выпятил грудь. — Вот я. Весь тут. Смотри.

— Напрасно ты это сделал, Тракен, — укоризненно проговорил Хэн. — Тебе не следовало этого делать.

— Мало ли чего мне не следовало делать, — отозвался Сал-Соло. — Мне не следовало гоняться за этими несчастными сопляками. Это была роковая ошибка. Роковая. Но что конкретно ты имел в виду?

— Дети, — ответил Хэн. — Мои дети. Тебе не следовало похищать детей. Никогда не впутывай в свои дела невинных. Всегда защищай своих близких. Два древнейших закона Кореллианы. Помню, ты насмехался над этими принципами и заявлял, что нет большой беды, если их нарушишь. Но ты не только говорил о том, что можно нарушить законы. Ты их нарушил. Ты сделал это. Как ты посмел, Тракен?

— Посмел, и все, — отвечал кузен. — И сделал это очень легко. Твои отпрыски сами попали мне в руки. Как я мог не воспользоваться таким удобным случаем? Почему же я должен был отпустить их?

— Потому что так было бы справедливо, Тракен.

Тяжело вздохнув, Тракен оперся спиной о стену.

— Хэн. Прошу тебя, не надо. Я сижу за решеткой. Наверняка самой продолжительной частью моего процесса будет чтение обвинений, выдвинутых против меня. Присяжным даже не придется идти на совещание. Самое умное было бы вывести меня во двор и пристрелить. Но я убежден, ко мне будут применены все безжалостно справедливые процедуры. А потом меня навсегда упрячут в каменный мешок. Вероятнее всего, я никогда не выйду на свободу. Так что не учи меня жить. Поздно.

— Ты проиграл, Тракен, — заявил Хэн. — Ты все потерял.

— Очень тонкое наблюдение, — хихикнул Тракен. — И меткое. Но одно меня утешает.

— Что же тебя утешает?

Тракен Сал-Соло, несостоявшийся Диктатор Кореллианы, рассеянно ткнул пальцем в окно.

— Флот Триумвирата, — проронил арестованный. — Он там. Возможно, я и проиграл, Хэн, но для меня такое утешение знать, что и ты еще не выиграл. — Он усмехнулся кривой ухмылкой, карикатурно похожей на усмешку Хэна. Только в улыбке Тракена были неумолимость и жестокость. — Полагаю, что и ты не выиграешь.

Хэн Соло впился взглядом в своего кузена. Затем, ни слова не говоря, повернулся и постучал в дверь камеры. Она скользнула в сторону, и Хэн вышел наружу.

Он так и не понял, зачем он сюда приходил.