Глава 33. Время от времени, когда Хорек Баджирон поднимал голову к раскинувшимся на западе безмолвным звездным полям

Время от времени, когда Хорек Баджирон поднимал голову к раскинувшимся на западе безмолвным звездным полям, его касалось дуновение какой-то иной, несбывшейся жизни — жизни, которая могла бы сбыться, если бы он все-таки написал свой великий роман.

Обрывки ее снова и снова мелькали в его сновидениях: создатель эпического полотна под гордым названием «Там, где ступила лапа хорька» выступает с речью на съезде писателей, и на шее у него — строгий аскотский галстук, а на груди сверкает Медаль Аведоя за достижения в области литературы.

«Это будущее, которому уже не сбыться никогда», — вздыхал он с грустью.

Но однажды, пробудившись в темноте и лежа без сна, он понял: то, что могло бы быть, — это не настоящая жизнь! «Я ни за что бы не написал этот роман. Я не смог бы заставить это будущее сбыться! И сейчас не могу, — добавил он про себя. — И не хочу. Я не люблю серьезные романы!»

Он выбрался из гамака — осторожно, чтобы не разбудить Даниэллу, — и поднялся в свой кабинет.

«Сегодня, — подумал он, — я открыт всем ветрам. Я готов к любым приключениям. Я отправлюсь куда угодно! И если кто-то из моих друзей захочет рассказать свою историю — пусть приходит! Мои лапы — к его услугам. Я буду писать о том, что мне нравится».

На столе со вчерашнего дня лежали два нераспечатанных конверта — письма от читателей. Баджирон с любопытством раскрыл первый конверт.

В верхней части листа красовался герб Пушлании с четко пропечатанными буковками: «ДВОРЕЦ».

«Дорогой Хорек Баджирон!

Вскоре после того, как мы были избраны из числа Библиотекарей и стали Королем и Королевой Пушлании. мы встали перед необходимостью пройти немало испытаний и принять немало трудных решений о нашем прошлом, нашем будущем и о том, что предписывает нам высшее чувство справедливости.

Не так давно мы обнаружили, что все принципы, которыми нам надлежит руководствоваться в принятии решений, просто и ясно изложены вами в книге «Лапа — раз, лапа — два, лапа — три, четыре». Ваша книга — это средоточие высшей мудрости хорьков: то, как мы сегодня управляем нашим государством, зависит от того, что мы любили, когда были маленькими щенками.

Вы многому научили нас. Большое спасибо!»

Заканчивалось письмо собственнолапной подписью монархов: «Хорек Прествик. Хорьчиха Дафна».

Второе письмо было написано карандашом — аккуратные печатные буквы, явно выведенные очень маленькой лапкой:

«Дорогой Баджирон!

Я люблю Колибри Стайка.

Иногда, когда мне бывает нужно понять, как поступить правильно, я про себя спрашиваю Стайка, что мне делать.

Я угадываю ответ раньше, чем он скажет. И ему это очень нравится».

И внизу страницы, неуверенной вязью: «Хорек Боско».

Писатель задумался, сжав в лапах оба письма. Он так и не написал свой великий роман. Никто не приглашает его на съезды писателей и в литературные салоны. Пресса не интересуется его мнением.

Но зато он живет на лоне тихой сельской природы, в уютном домике, с прекрасной, нежной и любящей женой. И у него есть своя муза — огромный, заботливый дракон, который помогает ему во всем и всегда.

Хорек Баджирон сам решил стать писателем. И с этим решением к нему пришли бедность и одиночество, отказные письма и разочарования, отчаяние и настойчивость, радость и слава, богатство и любовь, мудрость и свершение желаний, и еще — живые идеи, которые значили для него так много и которыми он теперь мог щедро делиться и с королями, и с маленькими щенками.

Он отбросил прочь все раздумья, он сказал себе: «Будь что будет!» — и предался своему любимому развлечению. Он закрыл глаза и стал записывать все, что видит.

«Край, в котором мы очутились, был зелен, как вешние луга. Впереди возвышалась гора цвета летнего клена; у подножия ее расстилались поля клевера и синело озеро, широкое и глубокое, как осень. А на вершине горы стоял дворец из золотого снега.

Между полей раскинулась деревушка. Кое-где хорьки уже проснулись, и над соломенными кровлями из труб валили клубы густого дыма.

Я обернулся к Бвухлгари — Летучей Мыши, которая проделала такой долгий путь, чтобы принести меня сюда.

Это Пушлания, — услышал я ее низкий, глуховатый голос. — И да будет тебе известно, дорогой мой Баджирон-Бвухлова, что здесь, в самых тайных и глубоких глубинах озера Лох-Горностаут, вот уже тысячу лет лежит в ожидании великий змей.

— В ожидании?»

Проворно шевеля лапами, писатель нажимал клавишу за клавишей и думал про себя: «Интересно, а змей похож на дракона? И какого он цвета?»

«— Тысячу лет, — повторила она, — змей этот провел в ожидании. Он ждал... тебя».

И когда розовоусая заря наконец приподняла кончиком носа темный полог ночи, рабочий кабинет Хорька Баджирона давно уже исчез. Вокруг простиралась Пушлания.

А Хорек Баджирон все смотрел и смотрел — и прилежно записывал. Что же дальше?

Конец