Традиции Русской мозаики

Мы благоговеем перед камнем, но более всего ценим творца. Пройдем в мастерскую камнереза-малахитчика. Здесь вы увидите малахит в его первозданном облике, и в таком количестве, словно громадный пласт камня отделился от горы и перебрался к мастеру.

Взгляни на руки этого художника. Пальцы его движутся неповторимо в своем артистизме. Можно сказать, что работа его рук – главное средство творческого созидания в камнерезном искусстве.

Глядя на его работу, ты воочию видишь, как он обрабатывает материал, добывая из него изображение. Разве ты не ощущаешь усилие мастера, его огромный физический труд, когда он вырезает пластины из камня?

Подержи в руках эти маленькие малахитовые плиточки, увидь их красоту и разнообразие.

Хочется долго держать в руках полюбившийся «найденыш», пристально рассматривать все его тончайшие прожилки, разобраться в затейливом рисунке природы-художницы. Окуни его в воду. Перед твоими глазами предстает поразительная «картина» внутрикаменных соединений, пестрых вкраплений, дивных в своей плавности сплетений малахитовых узоров. Это та природная красота строения малахита, которую камнерез обязательно учитывает и использует при создании своего произведения.

Каким нужно быть тонким ценителем природной красоты малахита, чтобы из этих маленьких «найденышей» сотворить такие чудеса. Нужно еще быть провидцем. Предвидеть, угадать наверняка, как бы заглянуть в «душу» камня, разгадать его тайну, додуматься, в каком рисунке разветвится сеть узоров, чтобы не вступила она в спор с обликом будущего шедевра, чтобы «работала» на него.

У камнереза должна быть интуиция. проницательность, воспитанная творчеством и знаниями или как говорят в жизни – должно быть «чутье»!

Надо сказать, что камнерез, обладающий интуицией, действительно «чутьем» видит свой шедевр заточенным внутри камня.

Шедевр томится в камне до тех пор, пока камнерез не выведет его на белый свет из каменного плена, из заколдованной темницы малахита. Посмотри как постепенно мастер убирает лишние кусочки камня, постепенно пробираясь к своему замыслу, терпеливо ожидающему часа свободы. Вот почему каждый кусочек камня срезается не бессмысленно, а с учетом высвобождения замысла и перевода красоты камня в осязаемое изображение.

Об искусстве малахитчиков известно немного. Вся лите­ратура о них - это несколько строк в двух публикациях девятнадцатого века: в статье горного инженера М.П. Мельни­кова „Обработка цветных камней в Екатеринбурге; совре­менное состояние этого промысла и его будущее", опубли­кованной в Горном журнале в 1885 году и в сборнике „Гранильный промысел на Урале", составлен­номП.Н. Зверевым по заданию статистического отделения Екатеринбургской земской управы к Уральской научно-промышленной выставке 1887 года. Эти две публикации лежат в основе всего, что писалось об искусстве уральских малахитных дел мастеров до наших дней.

Художественная техника русской мозаики - это сырье, материалы, оснастка, инструменты, операции. Больше всего мы знаем о сырье.

Ма­лахит широко известен. Меньше знаем о материалах, ин­струменте, оснастке, совсем мало - об операциях. Это и понятно: многое в прошлом русской камнерезной школы было профессиональной тайной и ревниво охра­нялось от постороннего глаза.

Малахитчики особенно таились при изготовлении мастик и полиров. Ведь именно здесь обеспечивался успех дела. К мастикам и полирам предъявлялись очень высо­кие требования. К первым - надежности и способности принимать высокую полировку, не уступающую малахиту. Ко вторым - способности давать высокий лоск, доводить поверхность мастики и малахита до равномерного зерка­льного блеска.

Как раз об этих материалах мы знаем меньше всего. Я любопытствовал. У Мельникова о них — ни слова, а Зверев сообщает лишь то, что мастика (он называет ее «клеем») «изготов­ляется из смеси мелко истолченного малахита, канифолия и воска»".

Подробнее процитируем его слова: «Нужно заметить, - пишет он, - что клей должен быть приготовлен средней густоты - если же он очень густ, то скоро трескается, особенно в холоде, и пластинки малахита отпадают, а жидкий клей быстро тает в тепле; например, на летнем солнце такой клей под пластинками растает, между пластинками окажутся щели, даже вся ма­лахитовая наклейка может совсем отделиться".

Еще меньше авторы этих статей знают о полирах. Мельников - ничего, Зверев лишь то, что «изготовляется политура так: настругав ножом несколько олова, растворяют его в креп­кой водке; полученный белый осадок высушивают в желез­ной ложке над свечой и затем растирают до пылеобразно­го состояния на яшмовой плите яшмовым же курантом. При этом наблюдают, чтобы порошок был свободен от посторонних примесей, которые могут испортить полир».

Сколько чего, в какой последовательности? Все - тайна. Нет подробностей и в описании инструмента. Мель­ников обошел эту тему молчанием. Зверев заметил, что малахитчики пользовались инструментом, обычным на камнерезном производстве: „Необходимые орудия для вы­делки шкатулок, письменных приборов и других вещей, - пишет он, - это обыкновенный станок гранильщика печа­тей: с большим железным кругом 8-9 вершков (35-40 см.) в диаметре для разрезывания камня на пластин­ки, а другой станок, приводимый в движение ногой, такой же, как сверлильный станок гранильщиков бусок. На вере­тено этого станка надет небольшой железный круг для „приточки" пластинок малахита плотно одна к другой... Кроме описанных орудий для приготовления мелких ве­щей, например запонков, употребляется еще деревянный круг, обтянутый кожей, служащий для шлифовки вещей, для чего натирают его трепелом. Огранка и сверление производятся на обыкновенных гранильных и сверлиль­ных станках, причем огранка производится на горизонта­льных железных кругах".

Правда, последовательность операций при изготовлении мозаики описана несколько полнее, но тоже недостаточно для того, чтобы решиться их повторить.

В те времена куски малахита разрезались на пластинки толщиной около 6 миллиметров. Резку произ­водили, по Мельникову, на медном круге с наждаком. Дальнейшая работа состояла в подборе пластинок по цвету и рисунку. Подобранные пластинки плотно притачивались одна к другой и наклеивались на основу: «Намазанную клеем пластинку малахита, — читал у Зверева, — накладывают на ящик (металлическая основа шкатулки), а для того, чтобы она приклеилась к ящику, мастер пускает на нее ток воздуха, проходящего через раскаленные угли, за­стывший под пластинкой клей разогревает малахит, разо­гревается сам и малахит плотно приклеивается; но так как малахит от накаливания портится - чернеет, то во избежание этого сначала сверху покрывают его воском, а затем уже нагревают».

Наклеивают малахит, по Мельникову, на черный хлоритовый сланец.

Оклеенная поверхность шлифовалась. Причем по-разному. Одними - на свинцовом круге с наждаком и во­дой и заглаживалась пемзой и „немецким камнем". Дру­гими - на железном круге с наждаком или, если вещь не­велика по размеру, на ровной чугунной плите с более тон­ким наждаком.

Но о самой ответственной операции этого искусства - мастичении малахитовой поверхности - авторы не передали никаких под­робностей. Действительно, если судить, по словам Мельникова, она выполнялась тем же „клеем", что и наклейка, - им замазывались все трещины и каверны в малахитовых плитках.

«Склеенные вещи, - за­мечает он, - можно отличить от цельных, смотря сбоку: тогда мастика выделяется своей матовой поверхностью, в сравнении с полированными частями».

Наблюдения Звере­ва полнее: «Огладив все неровности, на шкатулке еще ока­зываются ямки и скважины, избежать которых невозмож­но по той причине, что совершенно плотного малахита почти не встречается. Скважины эти заделывают особым составом, называемым „щебенкой", которая приготов­ляется большей густоты, чем клей, из следующего материала: из незначительного количества белой мастики, шерлака, воска, канифоли и малахита (для чего малахит не расти­рают в пыль, как для клея, но толкут и просеивают)».

Замастиченная поверхность очищалась от следов ма­стики пемзой, затем „немецким камнем", так называли английский оселок.

Но вот мы и добрались до финальной операции - полировки.

Полировка, по Мельникову, производится или костяным углем, или оло­вянною кислотою с серным цветом, или же серным цветом на холсте, - здесь все неопределенно. По Звереву, эта операция выглядит несколько иначе: «Смачивая слюной или водой тряпку, набирают на нее полир, натирают им вещь до тех пор, пока она не примет блестящий вид; отпо­лированную вещь натирают воском, сваренным с некото­рым количеством яри-медянки, и, наконец, обтирают ее чистым полотенцем. Воск удерживает полир и заглажи­вает все незначительные углубления и царапины».

Не правда ли, что обращает на себя внимание неполнота, а местами и противоречивость сведений? Мы же понимаем, что авторы могли пользоваться услугами разных информаторов и записать разные техно­логии, но равным образом могли быть введены и в заб­луждение. Проверить эти тексты, а тем более дополнить их возможности не представлялось.

Все можно было бы принять в них на веру, если бы не заключение, прозвучавшее в одной из публикаций: «Во­обще производство это одно из легких», так пишет Мель­ников. Имея перед глазами уникальную антологию форм русского малахитного искусства, трудно поверить в это. Воз­можно, оно действительно стало легким в последнюю, ку­старную фазу истории ремесла, и оценка эта характери­зует качество малахитной работы конца девятнадцатого века, отражает упрощения технологий, вызванные условиями примитивного кустарного производства. Но, скорее всего оценка эта - лишь заблуждение современников, не сумев­ших по-настоящему распознать своеобразие и сложность искусства своих соотечественников.

Но какое счастье, что есть фамильная память, фамиль­ная гордость в среде русских художников, которая позво­ляет нам сегодня реконструировать картину уральского малахитного искусства.

Один из старейших свердловских малахитчиков Ан­дрей Николаевич Оберюхтин, прошедший выучку той са­мой „легкой" работе в екатеринбургском кустарном ин­ституте и остававшийся единственным наследником его традиций, передал часть своих секретов новому поколению мастеров. Мало того, перед смертью, уже в 1958 го­ду, он продиктовал жене в завещание двум подрастающим сыновьям весь фамильный опыт династии старейших ура­льских малахитчиков Кирьяновых, наследником которых еще в начале века стал он сам. Сыновья пошли другой до­рогой, но в память об отце сберегли эти записи.

Вот они слова этого завещания.

«Сначала запасись терпением и усердием - без это­го к малахиту не подходи.

Материалы понадобятся такие: серпентиновая ма­стика для наклейки мозаики, три вида маскировочной ма­стики, абразивы. Из абразивов заготовь: карборунд № 100 или 120 - для резки и обточки малахита, для съемки фасок, желоб­ков, для грубой работы; электрокорунд № 240 - минутник - этот нужен будет на грубой шлифовке, понадобит­ся для чистки паяльника при мастичении малахита и швов; шлифовальный брусок № 180 - этим, вместе с минутником, выведешь царапины от чугунной планшайбы и карборунда, прочистишь поверхность малахита от масти­ки после наклейки и мастичения. Для тонкой шлифовки имей белый (кварц-серицитовый сланец. - B.C.) и черный шифер. Запасись березовым углем - пригодится там, где не поможет шифер.

Понадобятся сера и воск. Первая - для очистки ма­лахита от полировальной пасты, второй - при наклейке малахита и при золочении готовых вещей.

Сделай себе сам шлифовальный брусок для доводки грубой шлифовки, мастики и полиры.

Мастики понадобятся четыре вида. Для наклейки малахита - серпентинная и для мастичения - три вида малахитовых.

Для серпентиновой заготовь серпентина. Протолки, просей его, чтобы получилась тонкая мука. На замес - 500 граммов серпентина, 490 граммов канифоли и 10 граммов воска. Канифоль и воск ссыпь вместе и разогрей. Когда они растворятся, всыпай, помешивая, серпентин. Когда получится густая кашица, вывали ее на мраморную плиту, да не забудь плиту присыпать той же мукой. Выва­лил - разгладь по доске деревянным брусом одним блином толщиной в 20-25 миллиметров. Когда блин прихватится - начнет застывать и густеть, - продави в нем ли­нейкой через 15-20 миллиметров - на манер шоколада - ризки. По ризкам этим будешь потом отламывать ма­стику для работы.

Маскировочные мастики понадобятся для мастиче­ния швов мозаики и раковин на поверхности плиток. Де­лай их из малахитовой щебенки. Сначала рассортируй, хо­рошо промой малахит в горячей воде, прочисть щеткой от грязи, промой еще раза два, просуши.

Для первой мастики измельчи щебенку в чугунной ступе, просей через самое тонкое сито. На замес надо взять 582 грамма серпентиновой муки, 127 граммов кани­фоли, 59 граммов шеллака. Канифоль и шеллак ссыпь в алюминиевую посуду и нагревай до кипения, пока не запе­нится. А как пена поднимется - в пену ту всыпай малахитную муку, помешивая. Получишь тонкую кашицу - слегка остуди, снова поставь на огонь и беспрерывно, че­тыре-пять минут, помешивай. А уже после того разложи на мраморной плите, да плиту перед этим крепко смочи водой. Мастику разровняй деревянной колодочкой и ме­таллическим стержнем нанеси ризки на две трети толщи­ны блина, чтобы удобней было ломать ее на брусочки.

Вторую мастику готовь так же, только щебенку про­сей через сито с миллиметровой ячейкой, чтоб порошок был позернистей. Порошка на замес возьми 295 граммов, канифоли 55 граммов, шеллака 24 грамма.

В дело третьей мастики пойдут высевки, оставшиеся в сите при варке второй. Этих высевков для одного замеса возьми 460 граммов, канифоли 99 граммов, шеллака 22 грамма.

Шлифовальный брусок делай сам. Для того имей: электрокорунда № 320 500 граммов, 400 граммов кани­фоли и 48 граммов шеллака. Канифоль и шеллак всыпь в алюминиевую посуду и кипяти, пока не исчезнет пена и не получится однородная масса. Помешивай деревянной ло­паточкой и всыпай абразив. Кашицу вылей в формочку, да формочку не забудь перед тем хорошенько нагреть. Выль­ешь - разровняй и студи пять-шесть часов. Через двенад­цать часов брусок будет готов.

О полирах скажу так: много пробовали всякого, но нет для малахита лучше оловянного порошка. Потому имей оловянную стружку и азотную кислоту. На замес приготовь 200 граммов стружки и 320 граммов кислоты. Да не работай в комнате - непременно выйди под откры­тое небо. Третью часть стружки всыпь в глиняную или фарфоровую посуду. Залей ее слегка азотной кислотой, да будь осторожен - вспыхнет. Из посуды поднимется обла­ко яркого оранжевого дыма. Когда дым рассеется, содер­жимое в посуде тщательно перемешай и снова подлей кис­лоты. Так раз по разу добавляй то олова, то кислоты - пока все заготовленное не уйдет в дело. Получишь 360 граммов творожной массы белого цвета - оловянную па­сту. Другие, слышал, вместо азотки работали с царской водкой (смесь определенных пропорций соляной и азотной кислоты) - паста, сказывали, была тоньше.

Не пробовал.

Для полира же понадобится оловянный порошок. Для того поставь пасту оловянную в железной посудине на огонь и суши, беспрерывно помешивая, - опасайся, чтобы паста не пригорела.

Об инструменте. Он у малахитчика не хитрый, но есть кое-что свое.

Режь малахит металлическим диском толщиной в один миллиметр. Снизу пилы имей корыто с водой и кар­борундом. Приготовь мочальную кисть для карборунда, деревянную лопатку для закрепки на ней тяжелых кусков малахита - обобьешь его на доске.

Имей респиратор. С малахитом на резке работать без респиратора нельзя - вреден.

На разметке понадобятся линейка и карандаш.

При наклейке малахита - сетчатый ковш, наподобие дуршлага. Сделай его сам из металлической сетки. В него будешь складывать горячие уголья для подогрева мастики и малахита.

Для грубой обточки имей чугунный шкив и терку. Терка - инструмент нехитрый, но нужный: на деревян­ную баклушку приклей серпентиновой мастикой металли­ческий стержень диаметром семь-восемь миллиметров - вот и вся терка. Стержнем этим будешь протирать канав­ки да желобки в малахите, снимать фаски, ровнять повер­хность.

При расчистке швов понадобятся „копки" - сталь­ные заостренные штырьки или полоски, которыми легко можно прочистить швы и раковины - выскрести из них все, что мешает чистоте малахита. „Копков" чем больше, тем лучше. А форма их зависит от мастера.

На мастичении имей паяльник.

Для полировки приготовь себе „куклы".

О „куклах" сказать надо особо. У каждого малахит­чика „куклы" на свой манер. Важный инструмент это в нашем деле - без них малахитчик что без рук. Данила Зверев и Шахмины, и все, кто к ним был поближе, „куклы" делали из гриба-трутовика, чаги, говорят, полир лучше. В нашем роду делали их из дерева.

Деревянную баклушку обшей льняным холстом и натрави оловянным порошком. Для натравки порошок разводи слюной и накладывай на ткань тонким ровным слоем. Сверху в него, смочив слюной уже саму „куклу", втирай тонкий слой горючей просеянной серы. За серой - очередь окиси хрома - тоже просеянной. Смочишь пос­ледний раз и наноси оловянный порошок. Готовая „кукла" должна быть гладкой, блестящей.

Облизывать „куклу", верно, приятного мало, но без того она не удастся. Верно то или нет, не знаю, но старики так говорят, и я правила не нарушал.

Из мелочи всякой запасись мешковиной и чистой бязью.

О самой работе скажу так: всяк работает по-своему, у каждого свои приемы. А чьи лучше, о том судить не мне, самого себя хвалить не станешь. Главное в малахитном деле не только красота, но и прочность. По нашим-то рецептам выходит прочно, а потому иметь мне против них нечего.

Сначала скажу о резке. Режешь малахит на плитки - держи его в левой руке. Плитка, которую отрезаешь, должна быть справа от диска пилы. Правой рукой на нее подкладывай мочальной щеткой абразив. Режь железным диском, но неплохо бы алмазным. Данила Зверев делал алмазные диски из жестяных банок. Алмаз для них толок в свинце, а замешивал на сиропе и сироп тот алмазный намазывал на край диска - давно это было. Плитки, от одного куска отрезанные, складывай отдельно кучкой. Для этого нелишне завести ящик с гнездами, чтобы каждый кусок купно лежал, поскольку в нем рисунок одного кали­бра. При подборке узора это поможет. Полукилограммо­вый и больше кусок удобней резать, закрепив гвоздями на деревянной лопатке с грузом.

Разрезанные плитки хорошо промой в проточной во­де.

Подбирая рисунок, размечай все плитки карандашом. Наметь линии обреза, обрежь малахит по ним той же пи­лой и проточи торцы так, чтобы при соединении плиток не было швов - поровнее, попрямее, чтобы плитка к плитке ложилась ровно.

Наклейку начинай со склеивания двух-трех плиток по торцам. Плитку подогрей. Конец палочки серпентиновой мастики нагрей на огне, пока не поплывет, и нанеси на то­рец плитки слоем в один-два миллиметра. Спеши подо­греть вторую. Пока плитки теплые, соедини их торцы. Те­перь прогрей каркас, основу, на которой предстоит наби­рать мозаику. Для этого раздуй уголья в сетчатом ковше и води ковшом по каркасу, пока тот не прогреется. Про­грей и плитки с мастикой. Перед подогревом малахит покрой слоем воска - не то камень от угольев пригорит, в зелени появится желтый пригар. Смазанные мастикой теплые плитки накладывай на основу и прижимай к ней возможно плотнее. Лишнюю мастику сними ножом. Про­гревай малахит несколько раз, пока он плотно не сядет. При этом время от времени наноси слой воска. Оклеенную поверхность проточи на чугунной планшайбе с карборундом № 100 или 120, потом прошлифуй минутником - электрокорундом № 240 - он выведет царапины, оставленные после первой шлифовки. Доводи шлифовку своим бруском - этот снимет все остальные царапины. Поверхность проверяй по металлическому угольнику.

Меняя абразив, каждый раз хорошо промывай чугун­ную планшайбу.

После шлифовки приступай к расчистке швов и раковин - выбери „копком" из малахита глину, мякотины, руду, проверь чистоту всей поверхности. „Копок", особен­но при расчистке швов, держи прямо, чтобы он при нелов­ком нажиме не окрошил кромку шва - зачинить ее труд­нее всего. Не забывай подтачивать „копок" подпилком. Работа „копком" тонкая, кропотливая. После прочистки считай, что поверхность подготов­лена к мастичению.

Мастичить будешь тремя мастиками, что сделал раньше. Работай паяльником. Следи за тем, чтобы малахитовая щебенка под ним не горела. Растопи паяльником брусочек мастики и перенеси его в нужное место. Пройди все мелкой щебенкой - первой мастикой, более крупные раковины пройди второй мастикой.

Да не шоркай долго паяльником по одному и тому же месту - перегреешь и спалишь малахит до желтизны, а то прогре­ешь серпентиновую мастику под плиткой и или всю шлифовку просадишь, или мастика снизу через прочищенные „копком" раковины вылезет на поверхность.

Паяльником бери столько мастики, сколько вместит ее отверстие, ко­торое заделываешь. Делай это так: приложи палочку ма­стики к раковинке и нажимом паяльника отдели от нее прямо в раковину частичку мастики и быстро-быстро вотри паяльником в камень. Охлаждай паяльник и почаще прочищай его в карборунде № 240 или о мешковину. То, что не спрячет мастика, заделай кусочками малахита, по­догнанными нужным образом. Замастиченную поверхность снова прошлифуй. Сна­чала теркой, затем сделанным тобой мелкозернистым бруском с минутником 240. Если при этом кое-где масти­ка выкрошится, то не поленись эти места обработать сно­ва „копком" и промастичь заново. Да знай: щебенка сни­мается с площадки неравномерно - где-то сошлифовывается сразу, а где-то остается, а потому надобности шли­фовать всю поверхность нет, иначе выкрошишь замастиченные места - старайся чистить только там, где это нужно.

Довел до ума - делай тонкую шлифовку. Шлифуй белым шифером. Есть в нем включения, вроде как „гвоздики". Крепко они царапают малахит. Поэтому подбери сторону, которая бы не царапала, сде­лай ее ровной и гладкой. Можно шлифовать черным ши­фером. От него лоск на малахите лучше, чем от белого, но зато и „гвоздики" в нем покрепче и чаще выдирают ма­стику. Шлифуя, следи, чтобы замастиченные места имели не худший лоск, чем сам малахит. Если же того не полу­чается, то попробуй чередовать белый шифер с черным. Когда и тут не получится, наводи лоск торцом березового угля. Да проверь, чтобы уголек тот не царапал малахит. Углем больше полируй щебенку, при этом как можно ча­ще смачивай поверхность водой, чтобы не втиралась в ма­стику оставляемая углем густая черная жидкость.

После каждой операции прополаскивай поверхность чистой водой, выполаскивай, а лучше меняй тряпки, воду, чтобы никаких следов прежнего абразива на мозаике не было.

Когда добьешься одинакового лоска на мастике и ма­лахите, приступай к доводке, к полировке.

Полируй оловянным порошком. „Куклой". Слегка, без нажима. Порошок сначала снимает налет зелени, а за­тем уже дает блеск. Когда же блеск не дается, значит или „кукла" влажная, или порошок отсырел. Подсуши. Бы­вает, что порошок олова с „куклы" слазит и ложится на обрабатываемую площадь. Этого не должно быть, и что­бы не было - наложи на „куклу" слой волглой горючей серы, порошок с малахита сотри. Если и это не помогает, то бери шифер и начинай все сначала — плохо шлифовал. Когда же поверхность стала блестящей, положи на „кук­лу" тонкий слой сырого порошка, сверху покрой слоем го­рючей серы и доводи полировку дальше. Иногда на полире остаются ласины, чтобы удалить их, положи на „куклу" серу, щелкни пальцем по „кукле" - стряхни крупные частички серы - и работай дальше.

Когда полируешь темный или седой малахит, поль­зуйся крокусом, но применяй его в малом количестве. Клади его на „куклу" на слой горючей серы. Переложишь крокуса - щебенка станет матовой, и вся работа будет испорчена. К тому же знай, что полировать крокусом мастированный малахит без горючей серы нельзя. Можно только тогда, когда на камне нет никакой мастики - ког­да работаешь запонки, броши, мелочь. Хорошо отполированная мозаика должна иметь зер­кальный вид - ни ласин, ни следов от „куклы". Если они встретятся - сними горючей серой. „Куклой" води только в одном направлении, взад и вперед. Выбрав направление, не меняй его до конца работы.

Когда понадобится позолотить малахитовую вещь, начинай делать это сразу после грубой шлифовки. Весь малахит покрой с паяльника воском. Когда позолота сде­лана, золоченые части покрой бакелитовым лаком, а воск с малахита сними кисточкой и продолжай обработку дальше. Закончив полировку, снова затри малахит холод­ным воском, при этом смотри, чтобы воск был абсолютно чистым и не оставил следов на полире. Затем нагрей па­яльник и с его помощью покрой всю затертую поверхность новым плотным и толстым слоем воска. После этого мо­жешь отдать вещь для окончательного золочения. По воз­вращении сними воск кисточкой и протри вещь сухой чистой тряпицей. Работая, не касайся полированной поверхности паль­цами. От этого на полире остаются жирные пятна, полир тускнеет. Старайся прихватывать вещь тряпкой».

Эти приемы малахитовой мозаики были восприняты кустарями от профессиональных малахитчиков Екатеринбургской Гранильной Фабрики и бытовали на Урале.

Петергофские и петербургские мастера руководствовались в мозаичном деле неско­лько иными правилами. Об этом свидетельствует отысканный в делах Петергофской Гранильной Фабрики выпуск „Технологического журнала" с описанием мозаичных мастик и сделанными на полях неизвестным лицом пометками о необходимости использования рекомендуемых журна­лом рецептов в малахитном деле. Вот, прочитайте эти рекоменда­ции:

«Мастика, употребляемая в Англии для склеивания разных кусков Дербиширского плавика (флюорита.), из которого делают вазы и другие украшения, составлена из 7-8 частей канифоли и 1 части желтого воска, растопленных вместе и смешанных с малым количеством сернокислой извести, истолченной в мел­кий порошок. Если ею надо заполнить пустое место, употребить вместо недостающего куска, то количество извести увеличивается.

Все сии снадобья должно смешать тщательно, и когда смесь сия начнет простывать, то вымесить все вместе хорошенько, при склеивании же плавика надлежит положить немного сей мастики на куски, и разогревать их до тех пор, пока она начнет таять. Известна польза от растопленной серы при сжимании в камне металлических закреп, но не все знают, что посредством разогревания на огне каменных или мра­морных обломков до тех пор, пока сера, которою покрыта разбитая часть, начнет таять, можно скле­ить сии части твердо и очень прочно. Мелкий кирпичный или мраморный песок, смешан­ный с серою, образует обыкновенную мастику, кото­рую можно оставлять вместо обломков; но надобно соблюдать предосторожность, и то место в камне, где хочешь покрыть сею мастикою, надлежит наперед ра­зогреть.

Об опыте мастик, существовавших в разных производствах

Были мастики, которыми пользовались на переход­ных операциях, легко снимая их с камня. Там, где гранили камень, в производстве шлифовки стекол для линз, объективов, для соединения металлических до­щечек при их обработке: 4 унции канифоли + 4 унции желтого воска + 4 унции углекислой извести, разогре­той наперед в калильном жару. Углекислую известь надобно класть, пока она горяча и не вобрала в себя влажности из атмосферы.

Золотых дел мастера употребляют смесь, составлен­ную из сухой смолы, канифоли и весьма малого коли­чества сала, стопленных вместе и загущенных посред­ством примеси малого количества мелкоистолченнаго и просеянного кирпича. Ею крепили листочки золота во время чеканки, крепили металл при полировке (на­иболее часто в Бирмингеме).

Содержание снадобей переменяется смотря по со­стоянию атмосферы или роду работы, для какой она берется; в зимнее время надобно класть сала гораздо более, нежели летом.

Лакка есть превосходная мастика для прикрепления металлов, стекол или драгоценных камней во время гранения... Также лакка составляет весьма хорошую мастику для рубиновых цилиндров, употребляемых в часовом мастерстве, и других мелких вещей во время их обрабатывания.

Ювелиры при оправливании драгоценных камней часто откалывают от сих кусочки, которые приклеи­вают они так искусно, что надобно иметь самое острое зрение, дабы открыть место излома. Для сего смазывают они обломки гумми-мастикою, потом по­догрев камедь, склеивают куски без всяких дальней­ших трудов. Таким образом делают в камеях голов­ные наклейки на сердолики и агаты, кои иногда так искусно подделываются под оникс, что трудно разли­чить настоящий от поддельного.

Точно таким же спо­собом склеивают камни для перемены оттенков и снизу прозрачного камня подкладывают камень дру­гого цвета, так что при преломлении лучей оный ка­мень отливает двумя оттенками; но для сего повер­хности камней должны быть очень гладки.

В Турции, где ювелиры по большей части армяне, имеют сии художники довольно достопримечатель­ный способ украшать карманные часы алмазами и другими драгоценными каменьями, приклеивая их к вещи, ими украшаемой. Они оправляют камень в зо­лото или серебро и нижнюю поверхность металла де­лают так плоско, чтоб она могла плотно пристать к поверхности вещи; тогда подогрев, исподволь нама­зывают ее мастикою или клеем, который пристает так крепко, что склеенные части никогда не расклеи­ваются...

Вот способ его приготовления. Раствори 5 или 6 кусков мастики величиною с небольшую горо­шину в таком количестве винного спирта, сколько потребно будет оного для приведения оной в жидкое состояние; потом разпусти в водке и в особенном со­суде такое количество рыбьего клея, чтобы можно было из него получить два унца самого крепкаго клея... подбавь еще два куска гумми-аммониаку, и когда все распустится, тогда две смеси, слив вместе, разогревай. Сей клей, или мастику надлежит хранить в крепко закупоренной склянке, и когда надобно его употреблять, то ставить ее в горячую воду».

Эти сведения были опубликованы в Тех­нологическом журнале или «Собрании сочинений и из­вестий, относящихся до технологии и приложения учиненных в науках открытий к практическому упот­реблению», издаваемом в 1814 году Императорскою Академиею Наук. Искать их нужно в 11 томе в 3 части издания.

Кроме приведенного текста известны еще два описа­ния технологии малахитовой мозаики. Оба они екате­ринбургские: одно вышло из стен фабрики, другое оставлено кустарем. Фабричное - это несколько страниц рапорта о состоянии гранильной фабрики, поданного наследнику престола, будущему императо­ру Александру II, в 1837 году посетившему Екатерин­бург. Описание кратко и довольно поверхностно. Но­вое здесь всего лишь упоминание о наклейке малахи­та на каменную основу с помощью олова - операция «приливания малахитовых досчечек».

Второе встречено в за­писках А.В. Калугина, камнереза, коллекционера и торговца камнем. Текст Калугина изобилует интересными подробностями, дополняющими оберюхтинские рецепты. Одна из них - приготовление специа­льной смеси воска и яри-медянки, используемой при полировке, на тончайшей ее стадии - доводке. Замечательная оценка, данная Калугиным фабричным мастеровым, среди которых, по его мнению, находились лучшие малахитчики Екатеринбурга. Одним из таких он называет некоего Кендера: «Это специалист! — пишет Калугин. - Он такой давал полир большой вещи, как будто на ней масло было налито. Только ему доверяли полировку. Другие мастера занимались подготовкой работы для Кендера».

Кустарная технология, описанная в «Завещании старого мастера», восходит к кирьяновской традиции. Калугинская ветвь принадлежит их же роду. Род екатеринбуржцев Калугиных насчитывает с десяток старателей, коллекционеров, гранильщиков драгоценных и поде­лочных камней, яшмоделов. Были среди них и малахитчики. Техника их мозаичного дела дошла до нас в записках Александра Васильевича Калугина. Записки эти известны в двух списках: один хранится в Государственном архиве Свердловской области среди бу­маг известного горного деятеля Урала профессора К.К. Матвеева, с которым Калугину многие годы до­велось работать; второй, более подробный список, хранится в домашнем архиве писателя В.Б. Семенова и передан ему известным горщиком И.И. Зверевым.

Вот еще одно интересное вос­поминание малахитчика Калугина, опубликованное Л.А. Прониным в 1974 году.

„Резали малахит на плитки не толще пятикопеечной медной монеты, - пишет Калугин, - Берешь кусок малахита, захватываешь его большим пальцем и, поднеся к железному кругу, отрезаешь плитку, дру­гую. При постоянной практике все они будут одной толщины.

Фунт малахита можно разрезать часа за два. Если камень непрочен и разваливается по трещи­нам, то его перед резкой наклеиваешь на стекло и ре­жешь вместе со стеклом. Приклеиваешь плитки на остов мастикой, составленной из одного фунта гар­пиусу, четверти фунта истолченного в порошок мала­хита и одного золотника цареградской мастики - мелких желтых шаричков, похожих на ладан. Все это варишь, остужаешь и раскатываешь в круглые палоч­ки.

От мастики зависит успех дела. Плохая мастика боится перемен температуры, тепла, холода.

Случа­лось - несешь заказчику клееную вещь зимой под шу­бой, вынимаешь - все развалилось. Получив зимой тюк с малахитовыми вещами, стоит подождать, пока он прогреется, и лишь тогда только распечатывать.

Наклеивая, плитки нагреваешь догоряча на свечке. Остов, который нужно оклеить, прогреваешь уголья­ми, продуваешь февкой. Если надо прогреть большую поверхность, то готовишь жаровню с горящими угля­ми. Паяльник берешь горячий, под которым щебенка тает, но не каленый - этот щебенку сожжет. Зазоры между плитками расчищаешь, крупные щели заделы­ваешь вставками, а мелкие дирочки замазываешь с горячего паяльника щебенкой. Щебенка - та же ма­стика, но с более крупными кусочками малахита.

Ок­леенную поверхность ровняешь с наждаком и водой теркой - толстой медной или железной пластиной. Потом трешь бруском немецкого камня или печерой. Они сглаживают все неровности. После печеры ров­няешь пемзой. То и дело обмакиваешь ее в воду. Пемза должна быть ровная, мягкая. Жесткая для этого дела не годиться.

После пемзы трешь английским камнем - готовишь к полировке. Камень этот трех сортов: мягкий, сред­ней твердости, твердый. Сначала работаешь мягким, потом переходишь на средний, заканчиваешь твер­дым. Мягкий английский камень серого цвета с мелкими темными пятнышками - пестряк. Мастера пробуют камни на зуб. Если на камне остается вмятинка - считай его первым номером. Он хорошо вы­водит царапины, оставленные пемзой, почему о нем и говорят: пуще за малахит ловится.

На втором номере зуб оставляет чуть заметную царапину. Третий номер самый твердый, зуб его не берет, а только катится по нему, так же как и сам камень этот катится по мала­хиту и наводит полир.

Отглаженная поверхность имеет вид как бы цельного куска малахита. Протираешь ее порошком пережжен­ной скотской кости и потом уже полируешь оловян­ными порошками куклой - свертком холщовых тряпок. Оловянные порошки - олово в прутках, пе­режженное крепкой водкой в глинянной посуде. Пере­жигать олово надо осторожно, не в комнате, а на ули­це, так как при этом выделяется красно-желтый или бурый едкий ядовитый дым с резким неприятным за­пахом. Получаешь сырую мягкую белую муку, скла­дываешь ее в банки и хранишь до употребления. По­лировать ею можно не только малахит, но и мрамор, известняк, орлец, особенно их мягкие части.

Смотря по малахиту, один приходится тереть долго, другой полируется быстрее. Светлый малахит нежнее, мягче и полируется ловчей, полосатый немного труднее, а лучистой всего трудней. Полосатый кустари назы­вают кремнистым малахитом или малахитовым сланцем, но таких камней нет. Полируешь этот твердый малахит не куклой, а шкивой, выточенной из молодого твердого темного дуба, с тонким наждаком. Случается, что полир вдруг задернет, тогда сыпнешь немного порошка черенковой горючей серы и опять трешь до полира. Отполиро­ванную оловянными порошками поверхность проти­раешь зеленым крокусом, но полировать одним кро­кусом без порошка нельзя. Иногда на полировке все-таки остаются седые царапины, белые ниточки и т.п. Чтобы их не было, протираешь малахит зеленым во­ском.

Варишь его из половины фунта белого воска и трех золотников медной яри. Хватит на многие годы. Отполированный малахит никогда не следует гладить рукой. Рука потная, жирная и всегда оставляет след. Законченную вещь надо обтереть чистой старой мяг­кой тряпочкой. Если же полир захватан руками, то его надо протереть вощенкой - тряпочкой, пропи­танной воском.

Дирочки на малахите сверлишь стальной дрелью. Медной нельзя, потому что наждак медь съедает. Но когда в малахите попадается руда (бурый железняк), то сверлишь медной трубкой, сталь эту руду не бе­рет. Разбирать малахит не легко. При расколачивании - пыль, а при распиловке с водой - запах. Ко­лотить на шарики, брелоки можно не более одного дня, просидишь дольше - заболеешь. Куски малахита разных величин с интересной наружностью, особенно в виде почек, ценятся любителями и скупаются ими для кабинетного хранения. Продав­цы для красоты протирают эти почки куклой с дре­весным углем, чернят под смоляную руду.

Находятся и такие мастера, которые собирают малахитовые почки и наклеивают их на деревянный остов, делая как бы один большой кусок малахита. Охотнее всего покупали малахит в Екатеринбурге французы и немцы. Французы предпочитали вещи из светлых тонов, а немцы выбирали темные малахиты. За ценой не торговались».

Характеризуя русскую культуру камня, академик А.Е. Фер­сман особо выделил в ней малахит, заметив, что в монументальных изделиях он стал эмблемой русского самоцветного богатства, „вызывая зависть и изумление Запада" '. Немалая доля заслуг в этом принадлежит Екатерин­бургской гранильной и шлифовальной фабрике, второго после мастерских Петергофа центра обработки камня в России.

„Малахитовый период" в истории уральской фабри­ки приходится на конец 1820-х - 1840-е годы. Начиная с 1845 года он идет на убыль. На смену крупным малахито­вым вещам приходят простенькие сувениры, пасхальные яйца, выпускавшиеся по 6-10 штук в год в дар членам императорской фамилии.

В 1857 году директор фабрики И. Вейц, отыскав в архиве несколько забытых, лежащих с незапамятных времен проектов, часть которых принадле­жала даже перу великого архитектора Росси и была исполнена в 1816 году, попытался вновь увлечь Кабинет малахитовыми ра­ботами, но получил отказ, мотивированный необходимо­стью беречь камень, - на складах оставалось 40 пудов малахита.

Начиная с 1861 года Кабинет то и дело предпри­нимает попытки „в видах сокращения расходов закрыть или отдать в аренду Екатеринбургскую гранильную фа­брику, а каменные изделия приготовлять на Колыванской фабрике". Спасло ее лишь то обстоятельство, что в деле находились давно начатые крупные работы - две пары чаш: одна из орлеца, другая из уразовской яшмы.

В целом же программа сводилась к тому, чтобы „направить фабричное действо преимущественно к окончанию всех приготовляющихся ныне крупных изделий, и в особенности чаши из орлеца и не начинать никаких новых вещей, кроме самых мелких и притом работать последние только тогда, когда не потребуется усиленных занятий на отделку изделий крупных".

В 1866 году было решено закрыть фа­брику. И только тогда, чтобы израсходовать оставшиеся на складах запасы малахита, - к той поре здесь остава­лось всего 35 пудов, - было разрешено сделать пару чаше­чек на пьедесталах. Нарисованные фабричным художни­ком и утвержденные директором фабрики, они стали по­следней более или менее значительной работой из малахи­та. В 1866 году оставшийся штуф был отполирован и подарен князю Багратиону. На этом малахит Кабинета иссяк. На протяжении последующих семи лет малахит из­редка покупался у кустарей для дешевых брелоков к пас­хальным праздникам.

С 1873 года фабрика с малахитом не работала вообще. Новое, незнакомое прежде искусство малахитовой мозаики сложилось на Екатеринбургской фабрике факти­чески сразу, в какие-то два-три года. Быстрое освоение нового, далеко не простого в обработке материала объясняется, прежде всего, тем, что время его появления на фа­бричных станах совпало с порой самого яркого взлета всей русской камнерезной школы - именно в первой по­ловинеXIX века было создано лучшее из ее наследия.

Формировалось и совершенствовалось искусство малахи­товой мозаики на базе почти полного технического пере­вооружения фабрики, начатого в первом десятилетии века и завершившемся в 40-х годах. Успех обеспечила и поис­тине неисчерпаемая кладовая малахита - мастера почти не встречали затруднений в выборе нужного камня.

Нема­ловажно и то, что искусство это - необычайно трудоем­кое, требующее огромных усилий, физического и духовно­го напряжения целого коллектива мастеров, времени, больших затрат - получает наивысшее развитие именно тогда, когда мастеровые фабрики с их семьями были при­ведены в крепостное состояние и навечно приписаны к станкам в 1836 году, что обеспечило фабрику их дешевой ра­бочей силой.

Таким образом, никуда не денешься от сознания того, что за великолепием зеленого кружева малахитовых чаш сто­ит жесточайшая эксплуатация крепостного труда. Сановный заказчик восторгался красотой камня. Зато труд и судьбы десятков людей, которым была обязана эта красота своим рождением, не были в почете.

Имена даже не назывались. В лучшем случае кто-то получал награды в виде денежных сумм или медалей, выкупить которые не­редко не находилось ни средств, ни желания.

По множе­ству ведомостей, табелей, где видно движение вещи, можно узнать о ней все и - ничего о мастерах. Есть здесь лишь обезличенные указания на число работников и отработанное ими время «у мастичения», «у шлифования и по­лирования», «у наведения лоска». В лучшем случае назва­ны категории работников: подмастер, унтер-штейгер, мастеровые первой, второй и третьей статей, ученики «рез­ного художества».

По крупицам приходится собирать имена, факты, прибегать к косвенным свидетельствам, чтобы хоть в какой-то мере, пусть в самом первом при­ближении, восстановить творческие биографии фабричных малахитчиков.

На сегодняшний день нам известны тридцать имен, причастных к работе с малахитом. Удалось даже распре­делить их во времени. В 1820-1830-х годах, в пору первых опытов, над новым материалом работали Василий Афана­сьев, Михаил Костоусов, Василий Пушкин и Алексей Петровский. Трое первых - мастеровые первой статьи. Из трех категорий, на которые делились мастеровые, эта была высшей.

Заслуживает внимания, что все трое, стояв­шие у начала уральского малахитного ремесла, были луч­шими мастерами «полировального и шлифовального де­ла». Костоусов, сын мастерового фабрики, начавший свой путь с ученичества, с 7 лет приставленный к камнерезным станам, приступил к своим первым мозаикам из малахи­та, будучи уже опытнейшим мастером. «Пушкин, - как пишет о нем официальный документ, - поступил в служ­бу из приказнослужительских детей по собственному же­ланию и проходил оную с отличным усердием». Пет­ровский – «ученик резного художества».

К таковым при­числялись способные к рисованию и к тонкой ювелирной резьбе на камне.

Он был в этой группе самым младшим по рангу, но по способностям, очевидно, не уступал: зна­чился за «присмотром работ». Известно, что Петровский наблюдал за изготовлением малахитовой вазы и за оклей­кой малахитом одной из больших ваз.

К сожалению, доку­менты не позволяют установить, о каких именно вазах идет речь.

«Наблюдать» на языке старой фабрики означа­ло непосредственно руководить работой над определенной вещью. В случае с малахитовой мозаикой это могло, на­верное, означать и творческое руководство, возможно, да­же сочинение основной композиции мозаичного поля и контроль за ее выполнением, надзор за отбором и сортировкой малахитовых плашек.

Заманчиво отыскать в среде мозаичистов-малахитчиков солистов, на долю которых приходилась ведущая роль. Петровский подходит на роль такого солиста уже и потому, что он имел навыки профес­сионального ремесла: за его плечами был год обучения в стенах Академии художеств, куда, как выяснилось, он был отозван с УралаА.С. Строгановым в 1800 году, а в 1802 году он уже возвратился в Екатеринбург.

В той же роли мог выступать еще один мастеровой - Василий Плохов. До 1835 года на нем лежало общее руководство по всем ведущимся на фабрике работам. А годы эти были самыми «малахитными». Исследователь камнерезного искусства Б.В. Павловский пишет о Плохове как о мастеровом первой статьи, принимавшем в 40-х годах участие в работе над яшмовым ка­мином.

Причастность Плохова к малахиту обнаружилась в уголовном деле, возбужденном в 1835 году против ко­мандира фабрики Я.В. Коковина, обвинявшегося в злоу­потреблениях по службе. По распоряжению командира Плохов работал в своей домашней мастерской над малахитовой чашей, предназначавшейся в новоотстроенный Коковиным на манер богатого барского особняка дом. Ча­ша была конфискована, Плохов отстранен от должности.

Удалось отыскать некоторые подробности его биографии. Родился он в 1796 году. В 16 лет ему посчастливилось от­крыть месторождение уральского наждака, правда, об этом быстро забыли - не обошлось без Коковина, бесце­ремонно присвоившего славу первооткрывателя и снискавшего за это награду. Проработав 22 года, Плохов полу­чает должность унтер-шихтмейстера (помощника мастера) и с 1828 года становится ближайшим помощником, пра­вой рукой Коковина «за присмотром по производству ве­щей и работ по фабрике». Со времени открытия уральско­го изумруда он сразу же стал известен как отличный огранщик этого нового для России и Урала камня, так что имя его может быть названо среди первых, кому довелось осваивать огранку изумруда. Оказавшись впутанным в де­ла Коковина, он был отстранен от должности, лишен зва­ния, но по окончании следствия был признан невиновным и в 1839 году восстановлен во всех правах. Тогда же его командировали в Тифлис, где он руководил сооружением памятника князю Цицианову, так как Плохову пришлось сменить здесь убитого екатеринбургского мастера А. Бякишева.

Наконец, нельзя исключать из числа вероятных авто­ров малахитовых композций самого Коковина, прорабо­тавшего на фабрике всей ранней ее малахитной поры вплоть до 1835 года. Его профессионализм - а он был профессиональным художником, получившим образование в Академии художеств, - не мог не сказаться на творче­ской стороне малахитного дела. Не без гордости писал ди­ректор фабрики И. Вейц в Кабинет о малахитчиках 30-х годов: «...мастеровые императорской Екатеринбургской гранильной фабрики в последнее время в особенности приспособлены к малахитной работе, и число их значи­тельно увеличено, а потому и самая работа может произ­водиться с отличным успехом, а изделия будут приготов­ляемы в изящном виде».

В 20-40-х годах с малахитом работает мастеровой второй статьи Андрей Уваров. Известно, что он принимал участие в мозаичном наборе большой чаши с квадратным в плане верхом Мозаики 30-40-х годов связаны с именами Констан­тина Пушкина - мастерового первой статьи, Ксенофонта Григорьева и Николая Калугина - мастеровых второй статьи. Подробностей о них не отыскалось.

В 30-50-х го­дах малахитным делом иногда приходилось заниматься мастеровым первой статьи Александру Анбарову, Сергею Иванову, Ефиму Пономареву, Гурьяну Яковлеву.

Оты­скалось имя еще одного малахитчика - Льва Новикова. Он делал для Коковина в своей домашней мастерской две накладки - они были конфискованы и переданы на фа­брику, где и окончены фабричными мастеровыми.

В 1840 году с малахитом работали мастеровые вто­рой статьи Порфирий Гагарин, Алексей и Кирилл Калуги­ны, Иван Мышкин, Илья Основин, Афанасий Падрин, Петр Петровский и ученик «резного художества» Алек­сандр Одинцев. Как правило, мастеровые этого ранга ра­ботали под началом мастеровых первой статьи. В эти го­ды таковым был Алексей Петровский, также причастный к малахиту.

От 40-х до 60-х годов у малахита значились Андрей Афанасьев, Александр Петровский, тот же Кирилл Калу­гин, мастеровые первой статьи Михаил Пономарев, Иван Пермитин, второй статьи - Семен Ковалев, Ан­тон Новиков, Федор Петровский и ученик «резного художества» Михаил Свечников. Пермитин и Свечников со­стояли в группе, занятой работой над мозаикой одной из больших малахитовых чаш.

На 70-е годы, когда малахитное дело фабрики сошло на нет, приходится одно единственное имя - Давид Пуш­кин, мастеровой второй статьи, работавший с малахитом еще в 50-х годах.

Можно лишь предпо­ложить, что с этими тридцатью двумя мастерами связаны все малахитовые мозаики, вышедшие из стен Екатерин­бургской гранильной фабрики за пятьдесят лет. Но счи­тать их мастерами-малахитчиками в узком смысле этого слова было бы неверно, хотя не исключено, что некоторые из них и стали таковыми по призванию, даже имели свои домашние мастерские. Пока что можем назвать пятерых, кто после дня, проведенного на фабрике, работали дома над частными заказами. Это Василий Плохов, Сергей Иванов, Лев Новиков, Гаврила Налимов и Кирилл Калу­гин. Однако и они наряду с прочими были универсалами, выполняли все виды камнерезных работ. Так Петровский, будучи свободен от малахитных работ, мастерски гранил гранаты. Плохов слыл лучшим на огранке изумруда. Искусным огранщиком был Иванов. Афанасьев и Пушкин считались отлич­ными резчиками по твердому камню. Мастеровой третьей статьи Уваров, прежде чем был включен в группу мозаи­чистов-малахитчиков, прошел класс «резного художества», работал над «антиками». Да и к малахиту он был отозван с изумрудного прииска, где несколько лет до того состоял при добыче и сортировке изумрудов и фенакитов. Отсюда же, с копей, с ним был переведен на малахитное дело Пушкин. Из Мурзинки возвращен Яковлев - несколько лет провел он на добыче аметистов в копях Ватиха и Ожердовник.

Некоторые из них отличились именно на но­вом деле. Пушкин, например, за искусную работу с мала­хитом по выходе в отставку получил 100 рублей наград­ных, а Федор Петровский в июле 1859 года был награжден 50 рублями «во внимание к усердной службе».

Есть особая группа документов в фабричном архиве, где имена мастеров, оказывавшихся причастными к малахитовому искусству, упоминаются наиболее часто. Это свидете­льства об отставках, заключения городских лекарей о со­стоянии здоровья, акты о смерти, перечеркнутые реги­страционные листы (своего рода личное досье) с пометкой с угла на угол „выбыл навечно", прошения вдов и осиротевших детей о пенсиях и провианте.

Встречаются здесь и трагические известия. Таково, например, найденное среди «скорбных бумаг», как их именовали на языке делопроизводства старой фабрики, свидетельство квартального надзирателя о самоубийстве малахитчика фабрики Екима Пономарева в марте 1855 года. Администрация фабрики за­теяла было розыски причин самоубийства, но Кабинет распорядился в дело не вникать, а «оставить все на воле божьей». «По слабости здоровья» в январе 1833 года бы­ли уволены Афанасьев и Пушкин. В июне 1859 года по той же причине уволен Анбаров и переведен из мастеро­вых в писцы Михаил Пономарев. В октябре 1860 года «из-за пошатнувшегося здоровья» отстранены от дел Ковалев, Пермитин и Свечников. Двое последних увольнялись на год «для поправки здоровья», притом без пенсионного по­собия, со скудным пайком. Не удивительно, что спустя год ни тот, ни другой на фабрику не вернулись - оба скончались от туберкулеза. Тех, кого увольняли вчистую, «обеспечивали» пенсией. Независимо от годового оклада пенсия мастеровым назначалась одинаковая - 3 рубля 42 копейки. Издевательски невелики были и годовые оклады мастеровых: мастерового первой статьи - 36 рублей, вто­рой - 24 рубля, третьей - 18 рублей. Между прочим, годовой оклад директора фабрики составлял 1000 руб­лей.

Работа с малахитом в ус­ловиях производства гранильной фабрики сопро­вождалась тучами медной пыли, которая пропитывала организм, губительно действовала на дыхательные пути, на легкие, вызывала острые приступы кашля, слезотечение, а в конечном счете приводила к острым формам туберкуле­за, к целому ряду профессиональных заболеваний. Причи­ны и следствия лежали на поверхности, были хорошо из­вестны и администраторам, и фабрично-заводским законо­дателям. О них писали, разрабатывали рекомендации, как избавиться от вредоносного воздействия медной пыли. Приведу несколько выписок из „Наставления" начала XIX века, адресованного рабочим, связанным с обработ­кой малахита, встреченного в архиве Екатеринбургской Гранильной Фабрики:

«...не должны никогда садиться за стол не выполоскав себе наперед рта и горла теплою водою с простым вином и не умыв себе хорошенько лица и рук чистою водою с мылом. Столовая комната должна быть прежде несколько проветрена, особливо есть ли оная находится еще подле товарной лавки или мастерской избы, и от того ж так же наполнена бывает медяным духом.

...все занимающиеся работами ремесленники должны по крайней мере один раз в неделю ходить в теплую баню, мыть себе все тело мылом. Кислые и весьма соленые явства весьма вредны сему классу работни­ков. Для них полезны хлебные, мясные и маслом подболтанные супы, яишницы, хорошо перебродив­шее пиво, вода с хорошим дрожжаным хлебом, вином и сахаром. Пресное молоко есть весьма сильное противуядное средство от отравления себе металличе­ским ядом.

Ежели они заметят, что безпрестанное обращение произведет очевидную растройку в крепком до того их здоровьи, а особливо ежели варение желудка весь­ма ослабевает, то не мешкая должны объявлять о сем хорошему добросовестному врачу, и требовать у него наставления; сами же собою не должны ни крови себе отворять, ни рвотнаго, ни слабительнаго не при­нимать, и не употреблять никаких лекарств, состав­ленных не по правилам врачебной науки.

Так как ре­месло сопряжено с немалым вредом и опасностями для здоровья, то оному должны посвящать себя толь­ко сильные и здоровые юноши, и стараться беречь се­бя от всякого роду распутства, мотовства и разврата».

Удалось установить источник этих выписок. Им ока­залось переложенное с ориентацией на малахитное дело «Краткое наставление разного роду ремеслен­никам как предохранять себя от угрожающих здо­ровью их опасностей. Извлеченное из вышедшего в пользу их в Мангейме в 1805 году у Товия Лефлера карманного лечебника, и изданного в свет Графом Леопольдом Бертхольдом. С немецкого на Россий­ский язык переведенное и для общественной пользы, в печать отданное Господином Тайным Советником и разных ученых обществ членом Бароном Борисом Ивановичем Фитингофом. Дерпт, В Университетской Типографии у М.Г. Гренциуса, 1808».

Но эти предостережения почему-то на малахитчиков не распространялись. Их адресовали рабочим, занятым на добыче и обработке медных руд и меди.

В малахите же предпочитали видеть всего лишь безобидный поделочный камень, прав­да, когда затрагивались интересы частного предпринима­теля, охранявшего в постоянных спорах с казной право собственности на этот камень, малахит всегда считался рудой.

Вот оно, из­вечное жизнелюбие творческого труда. «Малахитовый период» в биографии мастеровых фабрики был, наверное, самой счастливой порой. Все здесь шло от камня и за ка­мнем. Мозаичист-малахитчик творил раскованно, по наи­тию, идя от многозначной красоты камня. Сочиняя свои каменные фантазии, он ощущал себя равным свободному художнику. Пользуясь малахитовыми плашками как модульными звеньями, предоставленными ему самой приро­дой, мастер комбинировал их по законам одухотворенной красоты.

В зеленые поля мозаик он вкладывал душу, стра­сть, любимые образы. И, преломленная сквозь это духов­ное богатство, красота малахита обретала полноту, кото­рой позавидовала бы праматерь-природа. Когда же и сам камень оказывался самим совершенством, то редкая рабо­та не становилась произведением искусства, подлинным чудом.

Достойно удивления то, что люди от сохи, в подав­ляющем своем большинстве не имевшие образования и профессиональной художественной культуры, сумели на­полнить своим мироощущением вещи и формы, оторван­ные от народного быта, чуждые ему по духу. Здесь не обошлось без редкостного феномена малахита - насы­щенности этого камня особой свежестью. Он был для ма­лахитчиков гранильной фабрики источником неис­сякаемого жизнелюбия.

Так удивительно ли то единоду­шие, с которым пишущие о мастерах камня отмечают особую раскрепощенность живописных композиций малахитовых кружев?