Осень 2008 года. Дэйна не раз слышала болтовню девчонок о сексе

Дэйна не раз слышала болтовню девчонок о сексе. Они вечно трепались об этом на переменах: со сколькими парнями уже переспали, когда надо пить противозачаточные таблетки, не подцепили ли какую дрянь, маленький или большой у того парня, брали ли они в рот.

И в разговорах этих не было ни слова о любви – по крайней мере, о настоящей любви. Ее поколение выработало стойкий иммунитет к этому чувству. Дэйна считала, что это относится и к ней самой. Вернее, считала раньше.

– Ты на что уставилась, уродина?

На нее зло смотрела высокая блондинка с прямыми длинными волосами.

– На тебя. – Ей было все равно, разозлится девушка или нет. Ей вообще все сейчас было все равно. Дэйна ждала Макса. Им надо было поговорить.

Блондинка визгливо захохотала. Группа из пяти девушек, похожих друг на дружку настолько, что их запросто могли принять за сестер, окружила ее.

– Так ты на меня пялишься? Ты что, лесба?

Вся компания зашлась в хохоте.

– Типичная лесба, – сказала другая крашеная блондинка.

– Не смей на меня пялиться, усвоила? Нечего таращить на меня свои лесбийские зенки. – Девушка закурила. Ногти у нее были ухоженные, выкрашенные розовым лаком. – Ну, чего молчишь, лесба? – Она скрестила руки, выставила вперед бедро.

– Я не лесбиянка, – сказала Дэйна так тихо, что сама была не уверена, произнесла ли она это вслух. Опыт подсказывал, что следует втянуть голову в плечи и опустить взгляд, тогда ее скоро оставят в покое. Но какая-то неведомая прежде часть ее существа рвалась ударить, пнуть, укусить, разорвать в клочья эту дрянь, что стояла перед ней.

– Ну-ка, погромче. Нам не слышно.

– Так по кому из нас ты сохнешь?

Снова дружный смех.

Дэйна молчала. Прилив адреналина спал, уступив место привычному страху. Она смотрела на свои башмаки, зная, что через минуту, через две, через час, но все это закончится. Она думала о Лорелл, которой это только предстоит. Как ее защитить? Как оградить сестренку от всего этого дерьма?

– Я спросила, на кого из нас ты запала, лесба?

Дэйна подняла глаза, постаравшись унять дрожь.

Похоже, эта блондинка здесь главная.

– Может, мы ей все нравимся, – хихикнула одна из подружек.

– Никто из вас мне не нравится, – неожиданно для себя ответила Дэйна. – По-моему, вы все отвратительные.

Она задержала дыхание, надеясь, что это поможет скрыть охватившую ее панику. Глаза у всех девчонок как по команде расширились, рты приоткрылись от удивления.

– Вломим ей!

Дэйна кинулась к школьным воротам. В отличие от других девушек, она предпочитала армейские башмаки, а потому на каблуках за ней не угнаться. Да и адреналин прибавил сил.

– Эй, ты, сука драная! – неслось ей вслед. – Мы тебя найдем!

Она все бежала и бежала, мимо заброшенной парковки, через замусоренную школьную территорию, вдоль канала, где они с Максом устроили как-то пикник. Спустившись к воде, она наконец остановилась и согнулась пополам, пытаясь отдышаться.

Злые слезы текли по ее щекам. Как же она их всех ненавидит! Почему они не оставят ее в покое? Она же им ничего не сделала. Дэйна подобрала камень и с силой швырнула, камень звякнул, угодив в старую тележку из супермаркета. Дэйна представила себе, как окунает голову блондинки в грязную воду канала и ждет, пока на поверхность перестанут подниматься пузырьки. Больше всего на свете ей хотелось причинить боль, неважно кому, только бы избавиться от злости и тоски, что скопились внутри.

В школу она решила не возвращаться, вместо этого пойти в хижину Макса. Она знала, что не застанет его там, что ж, подождет. Черкнет эсэмэску, если деньги на телефоне остались. Сегодня у них английский, должны были раздать сочинения. Эти стервы подчинили себе всю ее жизнь: нужно выбирать коридоры, чтобы добраться до класса, не попавшись им на глаза, нужно думать, идти в столовую или сегодня придется прятаться с банкой колы в школьном дворе. И вот теперь из-за этих тварей приходится пропускать единственный любимый предмет.

По мосту загрохотал поезд. Странно, что эта лачуга простояла так долго, от поездов мост так и ходит ходуном. Дэйна подошла к двери и повернула ручку. Дверь поддалась. Дэйна отпрянула. Макс сейчас в школе. Может, там грабители? У Макса полно добра…

Она медленно отступала, стараясь не производить шума. Дверь резко распахнулась.

Человек, возникший на пороге, выставил перед собой нож.

Дэйна вскрикнула. Но в следующий миг поняла, кто перед ней.

Какого черта… – Она едва могла говорить. – Я думала, ты в школе.

– Я там и был. – Макс опустил нож и повернулся к ней спиной.

– Эй, подожди. – Дэйна схватила его за плечо, развернула к себе. – Ты плакал.

– Ну и что? – Он стряхнул ее руку и вошел в хижину, Дэйна следом.

– Что случилось? – Она толкнула его в автокресло, рядом с которым на ящике лежал дымящийся косяк и стояла банка пива. Затянувшись, она передала косяк Максу. Потом отпила пива и поморщилась. – Рассказывай.

Понадобилось пятнадцать минут, чтобы сердце Макса перестало бешено колотиться. Он не хотел показывать, как испугался, когда услышал, что кто-то открывает дверь хижины, но Дэйна все равно все поняла. Как она узнала, что он здесь? Неужели ей уже известно и остальное?

– Рассказывай, – повторила Дэйна.

Макс понимал, что только она одна во всем мире сможет понять его, но после их поцелуя… разве мог он рисковать? Разве мог разочаровать девушку, которая ему по-настоящему нравится? Да, ему и прежде нравились девушки. В старой школе. Но именно из-за них он оттуда и ушел. Его тогда разыграли, подстроили все так, чтобы высмеять. А учителя прикинулись, будто ничего не произошло, будто так и надо. Выходит, пока ты не пройдешь испытания из насмешек, издевательств и унижений, тебе не стать настоящим учеником Дэннингема.

Макс отвернулся.

– Да ничего не случилось. Просто плохой день. – То же самое он сказал классному в Дэннингеме. – А ты? Ты что, бежала?

– Да. Пришлось убегать от этих сучек. – Она ухмыльнулась с наигранной бравадой.

– Что они сделали?

– Да как обычно. Только я бегаю быстрее. – Дэйна рассмеялась, взяла из его пальцев косяк и затянулась. Помолчала. Вернула косяк, чуть влажный от ее слюны. – А теперь ты рассказывай. Хватит строить из себя крутого.

Хватит строить из себя крутого. Перед закрытыми глазами замелькали картинки того, что случилось в Дэннингеме. Они напали на него в душе, ударили ботинком в висок, отобрали все деньги и смеялись, смеялись. Как давно-давно, когда в детском саду мальчишка отодвинул стул и он с размаху шлепнулся на пол, а родители лишь посмеялись; и позже, когда его столкнули с лестницы и он сломал ногу, а родители были слишком заняты, чтобы расспросить, что же случилось; и все эти мелкие происшествия, в столовой как-то сыпанули целую солонку в суп и заставили есть; и все это барахло, что у него вечно отбирали, калькулятор, телефон, часы, что подарил отец, деньги на завтрак; и все эти шуточки, все эти прозвища и клички, все эти насмешливые улыбки учителей и гогот одноклассников, и как никто не желал быть с ним в паре на лабораторных…

– Макс?

Он почувствовал, как Дэйна пальцем провела по его щеке, смахивая слезу.

– Что случилось? Расскажи мне.

– Просто устал от всего. Бывает. – Он улыбнулся и глотнул пива. Но никакое пиво не могло уничтожить вкус мочи.