Табу на предметы

Смысл табу. Итак, правила ритуальной чистоты, соблюдаемые в примитивном обществе божественными царями, вождями и жрецами, во многих отношениях схожи с правилами, которые соблюдают убийцы, плакальщики, роженицы, девушки, достигшие половой зрелости, охотники, рыбаки и т. д. Эти группы лиц представляются нам совершенно различными по характеру и положению в обществе: одних из них мы называем святыми, других объявляем нечистыми и оскверненными. Но первобытный человек не проводит между ними этого морального различия. В его уме понятия святости и оскверненности еще не отделились одно от другого. Общим признаком этих категорий лиц является в его глазах то, что они опасны и сами находятся в опасности. Опасность, которой они подвергаются сами и подвергают других, так сказать, „духовного“, то есть воображаемого, порядка. Однако то, что опасность эта воображаемая, не делает ее менее реальной: воображение действует на человека столь же реально, как сила тяжести, и может убить его с таким же успехом, как синильная кислота. Цель табу является изолировать указанные категории лиц от всего остального мира, чтобы их не достигла или от них не исходила внушающая страх духовная опасность. Здесь табу действует, так сказать, на манер электроизоляторов.

Для иллюстрации этих общих положений дополним уже приведенные случаи новыми примерами табуирования предметов и табуирования слов. Первобытный человек придерживается мнения, согласно которому, слова и вещи, подобно людям временно или постоянно заряжены, наэлектризованы таинственной силой табу; поэтому их необходимо на более или менее продолжительный срок изымать из обычного жизненного обихода. В приводимых ниже примерах особое внимание будет уделено священным вождям, правителям и жрецам, которые живут окруженные самой плотной стеной табу. В настоящей главе будут приведены примеры табуированных предметов, а в следующей — табуированных слов.

Табу на железо. Прежде всего бросается в глаза, что из ряда вон выходящая святость верховных правителей естественным образом порождает запрещение дотрагиваться до их священных особ. Так, законом запрещалось прикасаться руками к спартанскому царю; никто не смел прикасаться к телу короля и королевы острова Таити; под страхом смертной казни запрещалось притрагиваться к сиамскому владыке; без особого разрешения никто не имел права прикасаться к королю Камбоджи. В июле 1874 года камбоджийский король выпал из перевернувшегося экипажа. Он без чувств лежал на земле, но никто из его свиты не осмелился к нему прикоснуться. Раненого монарха привел во дворец подоспевший к месту происшествия европеец. В прошлом никто не смел притронуться к императору Кореи. Если же последний соизволял прикоснуться к кому-то, то место к которому монарх притронулся, становилось святым, и лицо, удостоившееся такой чести, всю остальную часть жизни должно было носить знак отличия (как правило, шнурок из красного шелка). Прежде всего к телу владыки не должно было прикасаться ничто железное. В 1800 году император Тиенг-тоонг-тай-оанг умер от опухоли на спине, но никому и в голову не пришло пустить в ход ланцет, который, возможно, спас бы ему жизнь. Один император страдал от нарыва на губе до тех пор, пока врач не пригласил шута, чьи проделки вызвали у повелителя столь искренний смех, что нарыв лопнул. Римские и сабинские жрецы могли бриться и стричься исключительно бронзовыми (но никак не железными) бритвами и ножницами. Всякий раз, когда в священную рощу арвальских братьев^{70} в Риме вносили гравировальный инструмент из железа, чтобы высечь на камне надпись, нужно было принести искупительную жертву в виде ягненка или свиньи. Жертвоприношение повторяли и после выноса инструмента. Как правило, нельзя было вносить железные предметы и в греческие святилища. На острове Крит жертвы Менедему приносили без использования железа, потому что, по преданию, во время Троянской войны (XIII в. до н. э.) Менедем был убит железным оружием. Архонт Платеи не мог прикасаться к железу, но один раз в год — в день поминовения воинов, павших в битве при Платее, — ему разрешалось брать в руки меч, которым он приносил в жертву быка. У готтентотов при жертвоприношении или обрезании шаманы пользовались не железными ножами, а острыми кусками кварца. Обычай племени овамбо (Юго-Западная Африка) также требует, чтобы обрезание юношей совершалось при помощи острого кремня; если кремня под рукой не оказывается, операция может быть проделана железным инструментом, который после этого необходимо зарыть. У индейцев-моки (штат Аризона) каменные ножи, резаки и т. д. вышли из обычного употребления, но продолжают использоваться в религиозных обрядах. Индейцы-пони перестали использовать каменные наконечники стрел для охоты, но прибегали к ним для умерщвления жертв (будь то пленники или буйволы и олени). Иудеи при построении храма в Иерусалиме и сооружении алтаря не пользовались железными инструментами. Древний деревянный мост в Риме (Pons Sublicus), ^{71} считавшийся священным, был построен и ремонтировался без применения железа или бронзы. Право ремонтировать храм Юпитера Либера в городе Фурфо железными орудиями было особо оговорено в законе.

Суеверный запрет на использование железа, возможно, восходит к весьма древней эпохе в истории общества, когда железо было еще внове, и поэтому многие относились к нему с подозрением и неодобрением. Все новое способно возбуждать у дикаря страх и ужас. „У дусунов бытует любопытное суеверие, — рассказывает один из первых поселенцев на острове Борнео. — Все происходящее (плохое ли, хорошее ли, удачное или неудачное) они приписывают какому-то нововведению в своей стране. Например, мое недавнее посещение в Киндраме „вызвало“ исключительную жару“. Встревоженные обитатели Никобарских островов приписали проливные дожди, последовавшие за землемерными работами, проводившимися англичанами зимой 1886/87 года, гневу духов на теодолиты, нивелиры и другие инструменты, которые были установлены во многих излюбленных местах островитян. Некоторые островитяне предлагали смирить гнев духов принесением в жертву свиньи. В XVII веке серия неурожаев вызвала волнение среди эстонских крестьян. Источником зла они сочли водяную мельницу, которая причинила-де неудобство реке, преградив ее течение. В Польше за первой попыткой ввести железные лемехи последовал ряд неурожаев. Их причину крестьяне увидели именно в этих железных лемехах и вновь заменили их старыми деревянными сошниками. Народность бадуви на острове Ява, живущая в основном земледелием, не использует при вспашке полей железные орудия.

Для объяснения антипатии правителей и жрецов к железу, которую те приписали и богам, достаточно неприязни дикаря к нововведениям. В некоторых же местах эта антипатия могла усилиться из-за таких случайных совпадений, как, например, неурожаи, последовавшие за применением железных лемехов в Польше. Однако в таком отношении к железу со стороны богов и их посланцев есть и обратная сторона. Антипатия духов к металлу дает в руки человека оружие, которое он может при случае обратить против них. А так как неприязнь духов к железу столь велика, что они не решаются даже приблизиться к вещам и лицам, защищенным этим отвратительным металлом, железо можно использовать в качестве магического средства для отпугивания привидений и других опасных духов. Часто оно и используется в этом качестве. Так, у шотландских горцев самой надежной защитой от эльфов является оружие, сделанное из железа или, еще лучше, стали (сабля, нож, ружейный ствол и пр.). При входе в заколдованное жилище не забудьте вонзить какой-нибудь стальной предмет (к примеру, нож, иглу или рыболовный крючок) в дверь, в таком случае феи окажутся не в силах захлопнуть дверь до тех пор, пока вы не выйдете наружу. Когда вы несете домой тушу застреленного оленя, воткните в нее нож, чтобы не дать феям ее отяжелить. Ножа или гвоздя в вашем кармане совершенно достаточно для того, чтобы ночью феи не подняли, вас в воздух. Гвозди, прибитые в изголовье кровати, отгоняют эльфов от рожениц и младенцев. Впрочем, для полной уверенности в благополучии тех и других лучше под кровать положить утюг, а на подоконник-серп. Если бык упал и разбился об утес, для сохранения мяса от фей следует всадить в его тушу гвоздь. Мелодия, сыгранная на варгане, охраняет охотника от эльфов-женщин, потому что язычок варгана сделан из стали. В Марокко считается, что железо лучше всего защищает от демонов; поэтому под подушку больного обычно кладут нож или кинжал. Жители Сенегала уверены, что они постоянно окружены злыми духами, готовыми причинить им несчастье. Тамошний крестьянин не отважится перенести хорошую пищу (например, пироги или жареное мясо), с одного места в другое, не положив на нее гвоздь, чтобы лишить злого духа возможности овладеть мясом и сделать съевшего его человека больным. Ни один больной (будь то мужчина или женщина) не решится выйти из дому без связки ключей или ножа и руке. Он опасается, что без такого талисмана некий злой дух, воспользовавшись недомоганием, проскользнет в его тело. Если га теле человека образовалась язва, он для защиты от злых духов спешит приложить, к ней кусочек железа. На Невольничьем береге мать ребенка, который начинает чахнуть, приходит к заключению, что в ребенка вселился злой дух, и принимает меры для его изгнания. Чтобы выманить злого духа из тела ребенка, мать приносит ему жертву пищей. Пока тот, как она считала, поглощал яства, она надевала на лодыжки ребенка железные кольца и колокольчики, а вокруг шеи обматывала железные цепи. Считается, что позвякиванье железа и треньканье колокольчиков помешает завершившему трапезу духу вновь войти в тело маленького больного. Поэтому на многих детях в этой части Африки можно видеть украшения из железа.

Табу на острое оружие. К северу от города Зенгви в Бирме обитал король-жрец, которому народ сотих поклонялся как величайшему духовному и светскому владыке. В его дом нельзя было вносить оружие или какой-либо другой режущий инструмент. На происхождение и смысл этого запрета проливает свет обычай, который многие народы соблюдают после смерти человека; они воздерживаются от использования острых орудий до тех пор, пока дух покойного, как предполагается, находится еще близко, из боязни его поранить. У эскимосов Берингова пролива „в день, когда кто-то умирает, всем запрещается работать, а родственники не должны приступать к работе в ближайшие три дня. В этот период особенно возбраняется разрезать что-нибудь наточенным предметом, например ножом или топором. Запрет распространяется и на пользование заостренными предметами, как игла и шило. Делается это, по словам эскимосов, для того, чтобы не порезать или не поранить тень умершего, которая может оказаться под рукой в любой момент. Если бы один из таких инструментов случайно поранил ее, тень бы очень обиделась и навлекла на народ болезни и смерть. В этот период родственники умершего должны также всячески стараться не издавать громких или резких звуков, которые могут испугать и разгневать призрак“. Мы видели, что после добычи кита эскимосы в течение четырех дней также воздерживаются от использования режущих и заостренных орудий, чтобы нечаянно не порезать и не заколоть дух кита. Иногда они соблюдают такое же табу, когда в селении кто-то болен, — вероятно, из боязни поранить тень, которая может замешкаться вне тела. Пока труп находится в доме, румыны Трансильвании стараются не класть нож лезвием кверху, „иначе душа сядет на лезвие“. Китайцы в течение семи дней после смерти человека, пока тело его находится в доме, воздерживаются от употреблений ножей, игл и даже палочек для еды и едят пищу руками. На третий, шестой, девятый и сороковой день после похорон древние пруссы и литовцы имели обыкновение приготавливать угощение, на которое приглашали душу покойного. Во время этих трапез все сидели вокруг стола в молчании и не пользовались ножами; не было ножей и у подававших пищу женщин. Если какие-то крохи падали со стола, их не поднимали, чтобы ими могли подкормиться одинокие души, у которых нет живых родственников и друзей. По окончании трапезы священник метлой выметал души из дому, приговаривая: „Вы, дорогие души, поели и попили. Теперь уходите, уходите прочь“.

После того как мы познакомились с этими обычаями, становится понятно, почему запрещалось вносить любые режущие предметы в дом бирманского верховного жреца. Вероятно, как и многие другие короли-жрецы, он считался лицом божественным, и поэтому его священную душу, когда она покидает тело для того, чтобы попарить в воздухе или по чьей-то просьбе слетать в дальнее путешествие, нельзя было подвергать риску пораниться обо что-то острое.

Табу на кровь. Нам известно из предыдущего, что римскому жрецу Юпитера запрещалось прикасаться к сырому мясу и даже произносить это слово. В отдельные периоды брахману-учителю предписывается не смотреть на сырое мясо, на кровь и на людей, у которых были отрублены кисти рук. В Уганде отец близнецов на некоторое время после их рождения становился табу: в числе прочего ему запрещено кого-либо убивать или смотреть на кровь. Когда на Пелауских (Pelew) островах во время набега кому-нибудь отрубали голову, родственники убитого становились табу. Во избежание гнева духа они должны были следовать некоторым предписаниям: сидеть взаперти, не есть сырого мяса, жевать бетель, над которым колдун предварительно произнес заклинание. После этого душа погибшего отправляется якобы на поиски убийцы в страну врага. Основой этих табу служит, вероятно, распространенное верование, согласно которому душа или дух животного пребывает в его крови. А так как считается, что табуированные лица находятся в состоянии опасности (родственники убитого, например, могут подвергнуться нападению разгневанного духа), то их необходимо изолировать от соприкосновения с духами; отсюда запрет притрагиваться к сырому мясу. Но табу, как правило, является не более как усилением обычного предписания, которое жестко соблюдается при обстоятельствах, настоятельно этого требующих. При отсутствии же таковых предписание не прикасаться к крови продолжает соблюдаться, хотя и менее жестко. Например, некоторые эстонцы откажутся отведать крови, потому что она, по их верованиям, содержит в себе душу животного, которая в таком случае войдет в тело отведавшего. Некоторые из племен индейцев Северной Америки по причине жесткой религиозной санкции строжайшим образом воздерживаются от употребления в пищу крови любого животного, потому что в ней заключена его жизнь и душа. Охотники-иудеи выпускали из убитой добычи кровь и присыпали ее пылью. Они не прикасались к крови в уверенности, что она содержит в себе душу или жизнь животного.^{72}

Распространено предписание, согласно которому не должна проливаться на землю кровь верховного правителя. Поэтому, когда надлежит предать смерти самого правителя или кого-то из членов его семьи, изобретают такой способ казни, при котором царская кровь не попала бы на землю. Когда хан Кублай^{73} нанес поражение своему дяде Найяну, восставшему против него, и взял его в плен, он приказал завернуть Найяна в ковер и подбрасывать его до тех пор, пока тот не умрет, „потому что ему не хотелось проливать кровь представителя своего ханского рода на землю или выставлять ее на обозрение неба и солнца“. Монах Рикольд упоминает такое татарское правило: „Чтобы овладеть троном, один хан предаст другого смерти, но он тщательно проследит за тем, чтобы не проливалась кровь последнего. Татары считают проливать на землю кровь великого хана делом в высшей степени непристойным; поэтому жертву душат тем или иным способом“. Аналогичного мнения придерживался королевский двор в Бирме, где к принцам крови применялся особый способ казни, без кровопролития.

Отрицательное отношение к пролитию царской крови не что иное, как частный случай отвращения к кровопролитию вообще, особенно к пролитию крови на землю. Марко Поло^{74} рассказывает, что в его время лиц, задержанных на улицах Ханбалыка (современного Пекина) в неурочные часы, подвергали аресту; если их находили виновными в преступлении, то били палками. От этого наказания люди иногда умирали, но китайцы прибегают к нему, чтобы избежать кровопролития, так как их бакши^{75} говорят, что проливать человеческую кровь дурно. Жители западной части графства Суссекс верили, что земля, на которую пролилась человеческая кровь, проклята и останется навечно бесплодной. Когда некоторые первобытные народности проливают кровь соплеменника, они не допускают, чтобы она попала на землю, но подставляют под нее тела других членов племени. У некоторых из австралийских племен мальчиков, которым предстоит подвергнуться обрезанию, кладут на нескольких лежащих в ряд соплеменников, чтобы кровь стекала на них, а не на землю. Когда во время обряда инициации у юноши выбивают зуб, его усаживают на плечи мужчины; вытирать кровь юноши, стекающую на грудь мужчины, запрещается. Галлы имели обыкновение пить кровь врагов и обмазывать ею себя. Имеются свидетельства о существовании аналогичного обычая у древних ирландцев. Самому мне довелось наблюдать, как современные ирландцы поступают таким же образом с кровью друзей. Присутствуя на казни знаменитого изменника Мурро О'Брайена в городе Лимерик, я видел, как старая женщина — его приемная мать — взяла отрубленную голову и выпила всю вытекавшую из нее кровь со словами, что земля недостойна ее впитать; она вымазала ею лицо и грудь, рвала на себе волосы и кричала истошным голосом. Негры племени латука в Центральной Африке осторожно соскребали железной лопаткой землю, на которую при родах попала капля крови, ссыпали ее в горшок, где находилась вода, которой обмывали роженицу, и зарывали все это в достаточно глубокую яму, вырытую по левую сторону от дома. Если капля крови упала на землю, вы, как принято в Западной Африке, должны старательно прикрыть ее, выскрести пятно и утрамбовать землю. Если кровь попадала на край лодки или на дерево, эти места нужно было вырубить. Эти африканские обычаи соблюдают для того, чтобы кровь не попала в руки колдунов и те не воспользовались ею в дурных целях. Можно предполагать, что именно по этой причине народы Западной Африки уничтожают кровь, которая капнула на землю, и вырезают часть дерева, которая ею пропиталась. Боязнь колдовства побуждает туземцев Новой Гвинеи старательно сжигать запачканные кровью палки, листья и тряпки. Если кровь все-таки просочилась на землю, они перерывают ее и, если это можно, раскладывают на ней костер. Тем же страхом объясняются любопытные обязанности, возложенные племенем бетсилео (остров Мадагаскар) на людей, которых называли раманга, что значит „голубая кровь“. В их обязанности входит поедать за аристократами обрезки ногтей и вылизывать пролитую ими кровь. Когда благородные бетсилео стригли себе ногти, все обрезки до единого собирал и проглатывал раманга. Если они были слишком велики, раманга проглатывал их, предварительно размельчив. Если благородному случалось пораниться при стрижке ногтей или наступив на какой-то острый предмет, раманга как можно быстрее вылизывал его кровь. Знать высокого ранга и шагу не ступит без этих покорных слуг, но, если никого из них не окажется поблизости, кровь тщательно собирают, чтобы раманга проглотил ее позднее. Едва ли найдется хоть один сколько-нибудь уважающий себя аристократ бетсилео, который бы со всей строгостью не придерживался этого обычая, цель которого не допустить, чтобы части его тела попали в руки колдунов. Ведь они, по принципам контагиозной магии, могут с их помощью причинить ему вред.

Боязнь пролить кровь на землю в общем объясняется верой в то, что в ней пребывает душа и что в силу этого земля, на которую попадает кровь, с необходимостью становится табуированной, или священной. В Новой Зеландии все, на что упадет хоть одна капля крови верховного вождя, становится табуированным, или священным. Например, группа туземцев на красивой новой лодке приплывает навестить вождя, а тот, ступая на борт лодки, занозит ногу, и кровь тонкой струйкой стечет в лодку, — лодка тотчас же становится священной собственностью вождя. Владелец лодки выпрыгивает из нее, выволакивает лодку на берег против дома вождя и там оставляет. Однажды вождь, заходя в дом миссионера, ударился головой о перекладину, и у него потекла кровь. По утверждению туземцев, если бы это случилось в прошлом, дом остался бы за вождем. Как это обычно бывает с табу, имеющими всеобщее приложение, запрет проливать на землю кровь соплеменника с особой силой соблюдается по отношению к вождям и повелителям. В последнем случае запрет действует гораздо дольше, чем по отношению к другим лицам.

Табу на голову. Многие народы считают голову особо священной частью тела. Святость эта иногда связана с верой в то, что в голове обитает душа, которая весьма и весьма чувствительна к обидам и непочтительному отношению. Так, люди йоруба (Западная Африка) верят, что у каждого человека есть три духовные сущности, первая из которых, по имени Олори, находится в голове и является покровителем, хранителем и советчиком человека. Духу этому они приносят жертвы обычно домашней птицей, а себе в лоб втирают ее кровь вперемешку с пальмовым маслом. Карены в Бирме считают, что в верхней части головы обитает существо по названию тсо и что, пока оно там находится, семь келахов — олицетворения страстей не могут причинить человеку вреда. Но если тсо станет невнимательным или слабым, этот факт возымеет дурные последствия для человека. Поэтому карены тщательно следят за головой и делают все возможное, чтобы прической и головным убором угодить тсо. Сиамцы полагают, что голова человека служит жилищем духа кхуан, или квун, являющегося духом-хранителем. Квуна следует тщательно оберегать от всякого оскорбления. Поэтому процедура бритья или стрижки волос сопровождается многочисленными ритуалами. В вопросах чести квун чрезвычайно щепетилен, и, если бы к голове, служащей ему обиталищем, прикоснулась рука чужеземца, он почувствовал бы себя морально оскорбленным, У камбоджийцев прикосновение к голове человека считается тяжким оскорблением. Некоторые камбоджийцы не входят в помещение, где над головой будет что-нибудь подвешено. То же суеверие разделяют малайцы. По сообщению одного старого путешественника, жители острова Ява „ничего не носят на своей голове и уверяют, что этого не следует делать… Если бы кто то положил руку на голову островитянина, его бы убили; яванцы не строят многоэтажных домов, чтобы не ходить друг у друга над головой“.

То же суеверие процветает во всей Полинезии. Относительно Гаттаневы, вождя на Маркизских островах, известно, что „дотронуться до его макушки или до его головного убора было святотатством. Переступить же через его голову считалось совершенно непростительным оскорблением“. Сын верховного жреца с Маркизских островов катался по земле в приступе отчаяния и гнева и просил для себя смерти, потому что некто осквернил его божественную особу тем, что брызнул ему на волосы несколько капель воды. Но святыми считались не только головы вождей на Маркизских островах. Табуированию подлежала голова любого их жителя; никто не смел к ней прикасаться и через нее переступать. Даже отец не мог переступить через голову своего спящего сына; женщинам запрещалось прикасаться к чему бы то ни было, что бы касалось головы их мужа или отца (или висело над ней). Никто не мот заходиться выше головы верховного вождя острова Тонга. На острове Таити всякого, кто стоял над головой вождя и его жены или провел над ними руками, могли предать смертной казни. На таитянского ребенка до совершения над ним определенных обрядов распространялись особые табу; все, что прикасалось к голове ребенка в этот период, становилось священным и хранилось на освященном месте, обнесенном оградой рядом с домом. Если дерево касалось своей веткой головы ребенка, таитяне срубали его, а если при падении оно повреждало кору другого дерева, то они вырубали и это последнее, как нечистое и непригодное к употреблению. После совершения необходимых обрядов действие табу прекращалось, но голова таитянина была священной постоянно: он никогда ничего на ней не носил и прикасаться к ней было оскорблением. Голова вождя маори была столь священной, что „когда он дотрагивался до нее пальцами, то обязан был тут же приложить их к носу, чтобы втянуть в себя святость, которую пальцы приобрели в соприкосновении с ней, и, таким образом, вернуть ее на место“. По той же причине вождь маори „не имел права раздувать огонь ртом, потому что его священное дыхание сообщало огню святость; между тем головню мог взять раб или человек из другого племени, огнем могли воспользоваться, например, для приготовления пищи, что вызвало бы смерть вождя“.

Табу на волосы. Если голове приписывается такая степень святости, что к ней нельзя прикоснуться, не нанося ее обладателю тяжкого оскорбления, ясно, что и стрижка волос должна оказаться процедурой тонкой и сложной. Стрижка волос, по воззрению первобытного человека, связана с двоякой трудностью или опасностью. Во-первых, существует опасность потревожить дух головы, который может получить повреждение и отомстить за себя досадившему ему лицу. Во-вторых, с трудностью сталкиваются при захоронении отрезанных прядей. Первобытному человеку кажется, что между ним и каждой частью его тела существует симпатическая связь и что она продолжает существовать даже после прекращения физического контакта. Отсюда он заключает, что, если повредить обрезанные волосы или ногти, потерпит урон и он сам. В силу этого он заботится о том, чтобы не оставлять волосы и ногти в таких местах, где они могут исчезнуть в результате какой-нибудь случайности либо попасть в руки злоумышленников, которые, оказав на них магическое воздействие, станут причиной гибели человека. Подвержены этим опасностям все люди, но лица священные имеют больше оснований их опасаться. Они, соответственно, принимают и более строгие меры предосторожности. Самый простой способ избежать опасности — вообще не стричь волосы. К этому средству прибегают в тех случаях, когда считается, что риск необычайно велик. Франкским королям совсем не разрешалось стричь волосы; они ходили нестрижеными с самого детства. Состричь завивавшиеся до плеч локоны означало отказаться от права на трон. Когда коварные братья Хлотарь и Хильдеберт домогались королевства своего умершего брата Хлодомера, они хитростью заманили к себе двух малолетних племянников, сыновей Хлодомера. Затем они послали в Париж к королеве Клотильде, бабушке детей, гонца с ножницами и обнаженным мечом. Гонец предъявил королеве ножницы и меч и поставил ее перед выбором: или детей постричь и они останутся жить, или их ждет смерть. Гордая королева ответила, что, если ее внукам не суждено носить корону, она предпочла бы видеть их мертвыми, но не подстриженными. Так дети пали от руки своего жестокого дяди Хлотаря. Царек на Понапе, одном из Каролинских островов, был обязан носить длинные волосы; то же относилось к его вельможам. В негритянском племени госов (Западная Африка) „есть жрецы, к голове которых на протяжении всей жизни не прикасалась бритва. Живущий в таком человеке бог под страхом смерти запрещает ему стричь волосы. Если они в конце концов становятся слишком длинными, их владелец должен помолиться богу, чтобы тот разрешил обрезать хотя бы концы волос. В волосах видят обиталище бога, так что, если их состричь, бог потерял бы пристанище в своем жреце“. У масаев члены клана, которому приписывают способность вызывать дождь, не имеют права выщипывать себе бороду, потому что это, если верить местному суеверию, повлекло бы за собой потерю указанной способности. Тот же обычай (и по той же причине) соблюдают вождь и колдуны масаев: стоило им выщипать себе бороды, как они лишились бы сверхъестественных способностей.

Люди, давшие обет мести, также не стригут волосы, пока не приведут обещанное в исполнение. Так, относительно обитателей Маркизских островов известно, что „время от времени они полностью выбривают себе голову, за исключением одной пряди на макушке, которую они оставляют виться или завязывают в узел. Такую прическу они носят только в тех случаях, когда дали торжественную клятву, к примеру, отомстить за смерть кого-нибудь из близких родственников и т. д. В таких случаях эту прядь не срезают до тех пор, пока обещание не будет выполнено“. Древние германцы также когда-то соблюдали подобный обычай: молодые воины племени хаттов не стригли себе волосы и бороду до тех пор, пока не убивали врага. Когда тораджи стригут волосы ребенка, чтобы вывести паразитов, на темени оставляют несколько локонов, служащих убежищем для одной из душ ребенка. В противном случае душа лишилась бы крова и ребенок заболел бы. Очень боятся отпугнуть душу ребенка каробатаки: при стрижке они всегда оставляют невыстриженный пучок волос, в котором душа может скрыться от ножниц. Обычно локон этот не стрижется на протяжении всей жизни или по крайней мере до достижения зрелости.

Ритуалы, соблюдаемые при стрижке волос. Когда необходимость подстричь волосы все-таки возникает, принимаются меры для того, чтобы свести к минимуму риск, связанный с этой процедурой. Вождь племени намоси на острове Фиджи, оказавшись перед необходимостью подстричь волосы, из осторожности всегда съедал человека. „Обязанность поставлять жертву лежала на определенном клане; на торжественном совете его члены принимали решение, чтобы отвратить от вождя напасть, и устраивали жертвенный пир“. Маори при стрижке волос произносили множество заклинаний: одно, например, произносилось для того, чтобы освятить нож из обсидиана, которым обрезали волосы: другое произносилось для отвращения грома и молнии, которые, согласно местному поверью, вызывает стрижка волос. „Человек, которому подстригают волосы, находится под непосредственным попечением духа (атуа); его изолируют от общения с семьей и племенем; он не решается прикасаться к еде своими руками — ее вкладывает ему в рот кто-то другой, — в течение нескольких дней он не имеет права заниматься своим обычным делом и общаться с друзьями“. Тот, кто стриг волосы, также становится табу. Так как его руки пришли в соприкосновение со священной головой, они не смеют притрагиваться к пище или заниматься другим делом; кто-нибудь из соплеменников кормит его пищей, приготовленной на священном огне. Табу с него нельзя снять до наступления следующего дня. В этот день он натирает руки картофелем или корнем папоротника, также приготовленными на священном огне; а после того как это блюдо принесут главе семьи по женской линии и он отведает его, с рук „парикмахера“ снимается табу. В некоторых районах Новой Зеландии самым священным днем в году считался день стрижки волос; в этот день со всей округи собирались толпы людей.

Удаление остриженных волос и ногтей. После того как волосы и ногти благополучно остригли, трудность заключается в том, чтобы от них избавиться. Ведь от любого вреда, причиненного им, урон понесут равно и их владельцы. Представление о том, что человека можно околдовать с помощью прядей его волос, обрезков ногтей или какой-либо другой части его тела, распространено едва ли не по всему миру, и данные, которые говорят в его пользу, слишком обширны, известны и однозначны, чтобы подвергать здесь этот вопрос детальному исследованию. Это суеверие покоится на общей идее симпатической связи, якобы существующей между человеком и всем тем, что когда-либо составляло часть его тела или с ним сколько-нибудь тесно соприкасалось. Ограничимся несколькими примерами. Они относятся к области симпатической магии, называемой контагиозной.

В прошлом жители Маркизских островов испытывали особый страх перед колдовством. Колдун поднимал волос, плевок или что-либо оставшееся от человека, которому он хотел повредить, заворачивал все это в зеленый лист и помещал сверток в мешок, завязанный сложным узлом. Сверток он с соблюдением определенных обрядов зарывал, после чего его жертва умирала от изматывающей болезни, которая продолжалась 20 дней. Жизнь такого человека можно было спасти, найдя и выкопав ногти, волосы и т. д., так как после этого магическое средство теряло свою силу. Стремясь кого-то умертвить, колдун-маори старался завладеть прядью волос, обрезками ногтей, плевком или куском одежды своей жертвы. Заполучив то, что ему нужно, колдун фальцетом распевал над ней заклинания и проклятия и зарывал ее в землю. Пока зарытая вещь сгнивала, чах, как предполагалось, и ее бывший владелец. Когда австралийский абориген хочет избавиться от своей жены, он срезает у спящей прядь волос, привязывает ее к копьеметалке и направляется в соседнее племя, где передает ее другу. Тот каждую ночь втыкает копьеметалку в землю перед огнем: признаком того, что женщина умерла, служит падение копьеметалки. Способ действия этого магического средства объяснил доктору Хоуитту один туземец племени вирадьюри. „Видите ли, — сказал он, — когда наш знахарь захватит что-то принадлежащее человеку и поджаривает это с заклинаниями, огонь вбирает в себя запах того человека, и это добивает беднягу“.

Гуцулы, живущие в Карпатах, воображают, что, если мыши завладеют чьими-то состриженными волосами и соорудят из них свое гнездо, владелец их будет страдать головными болями или, больше того, повредится в уме. Немцы также верят, что, если срезанные волосы попадутся птицам и они построят из них гнездо, у обладателя волос начнутся головные боли; или еще считается, что на голове у него выступит сыпь. Тот же предрассудок имеет, или имел, хождение на западе графства Суссекс.

Считается также, что состриженные или вычесанные волосы могут оказать влияние на погоду: вызвать дождь, град, гром и молнию. Мы уже знаем, что при стрижке волос в Новой Зеландии с целью предотвратить гром и молнию произносилось специальное заклинание. В Тироле ведьм подозревают в том, что при помощи состриженных или вычесанных волос они вызывают сильный град и грозу. Индейцы-тлинкиты, как известно, приписали бурю опрометчивому поступку девушки, которая расчесала волосы, выйдя из дому. Такого же мнения, по-видимому, придерживались и римляне: на борту корабля они подстригали волосы и ногти исключительно во время бури, то есть когда несчастье уже обрушилось. У шотландских горцев сестра, как говорят, не должна расчесывать волосы ночью, если брат ее ушел в море. Когда умирал член племени мани из Читомбэ, или Джумбы, люди толпами подбегали к трупу и вырывали его волосы, зубы и ногти: все это они хранили как магическое средство для вызывания дождя, который в противном случае не выпал бы. Туземцы племени макоко из Анзикоса обратились к миссионерам с просьбой отдать им половину своих бород, чтобы с их помощью вызвать дождь.

Если состриженные волосы и ногти сохраняют симпатическую связь с их прошлым владельцем, то всякий, кто ими завладевает, может с их помощью заручиться хорошим отношением к себе со стороны их бывшего хозяина. Ведь в соответствии с принципами контагиозной магии, стоит лишь причинить вред волосам или ногтям, как это одновременно повредит человеку. Поэтому, когда нанди берут кого-то в плен, они бреют ему голову и держат сбритые волосы в залог того, что пленник не предпримет попытку к бегству; когда за него приходит выкуп, вместе с ним они возвращают и его волосы.

Для того чтобы предохранить состриженные волосы от повреждения и от опасности со стороны колдунов, нужно спрятать их в надежное место. Состриженные локоны вождя маори с должным тщанием собирали и зарывали на соседнем кладбище. Таитяне зарывали срезанные пряди своих волос в храмах. Один путешественник заметил на улицах города Соку пирамиды из больших камней с вставленными в трещины пучками человеческих волос. На вопрос, что это означает, ему ответили, что, когда местный житель стрижет себе волосы, он старательно собирает упавшие пряди и всовывает их в одну из этих пирамид, которые посвящены местному фетишу и в силу этого неприкосновенны. Пирамиды из священных камней, как путешественник узнал впоследствии, были обычной мерой предосторожности против колдовства: если человек обойдется со своими волосами небрежно, часть их может попасть в руки врага, который получит возможность опутать их владельца чарами и погубить его. Когда жители Сиама с большой торжественностью срезают хохолок с головы ребенка, пряди волос помещают в небольшой сосуд из банановых листьев и пускают по течению ближайшей реки или канала. По мере того как уплывают волосы, вместе с ними якобы уплывает все дурное и вредное в характере ребенка. Длинные же волосы сохраняют до тех пор, пока ребенок не совершит паломничество к следу Будды на священном холме в Прабате. Там волосы отдают жрецам, которые, сделав из них щетку, якобы подметают ею след Будды. Однако фактически ежегодно в дар жрецам приносится столько волос, что они не в силах использовать их целиком. Поэтому излишек волос они преспокойно сжигают, как только паломники пускаются в обратный путь. Срезанные волосы и ногти римского жреца Юпитера зарывали под деревом, приносящим счастье. Отрезанные косы девственных весталок вывешивались на старом дереве лотоса.

Срезанные пряди и обрезки ногтей часто прячут просто в укромном месте (не обязательно в храме, на кладбище или на дереве, как в приведенных примерах). Так, в Швабии срезанные пряди волос рекомендуется прятать в таком месте, где на них не падал бы солнечный или лунный свет, например в землю или под камень. В Данциге их зарывают в мешке под порогом. На одном из Соломоновых островов, на острове Уги, волосы зарывают так, чтобы они не попали в руки врага, способного проделать с ними разные магические манипуляции и навлечь на человека болезнь или несчастье. Тот же страх побуждает вообще жителей Меланезии прибегать к сокрытию срезанных волос и ногтей. Этот обычай распространен у многих южноафриканских племен, которые боятся, как бы колдуны не овладели отделенными от их тела частицами и не причинили с их помощью зло. У кафров этот страх заходит еще дальше. Они не только зарывают состриженные волосы и ногти в укромном месте, но, если один из них вычесывает голову другому, он сохраняет пойманных паразитов „и обязательно передает их хозяину; ведь они, согласно туземной теории, питались кровью этого человека, и убей их другой человек, в его власти оказалась бы кровь первого, а вместе с ней он мог бы подействовать на него сверхъестественным путем“.

В других случаях состриженные волосы и ногтя сохраняют не для того, чтобы они не попали в руки колдуна, а для того, чтобы при воскресении тела, на которое рассчитывают некоторые народности, они были в распоряжении владельца. Так, перуанские инки „с крайней тщательностью сохраняли обрезки ногтей и состриженные или вычесанные гребнем волосы; они вставляли их в углубления в стенах и пиши. Если они выпадали оттуда, заметивший это индеец поднимал их и клал на место. В разное время я спрашивал различных индейцев о том, почему они так поступали, и всякий раз они отвечали мне одинаково: „Знай, все родившиеся люди должны возвратиться к жизни (слова для выражения понятия воскресения у них нет) и их души вместе со всем, что принадлежало их телам, должны восстать из могил. Так вот, для того чтобы не быть вынужденными разыскивать свои волосы и ногти в такое время, когда и так будет много спешки и беспорядка, мы складываем их в одно место, с тем чтобы было удобнее собрать их воедино: мы также по мере возможности стараемся плевать в одно место“. И турки также никогда не выбрасывают обрезки ногтей, напротив, старательно вкладывают их в трещины в стенах или в досках в уверенности, что в день воскресения они им понадобятся. Армяне не выбрасывают срезанные волосы и ногти (а также выдернутые зубы), а прячут их в местах, которые почитают священными (таковы, например, трещины в церковной стене, опорный столб дома, дупло). Они верят, что при воскресении все эти части тела им потребуются и тот, кто не укроет их в надежном месте, будет в этот великий день метаться в их поисках. В деревне Друмконрат в Ирландии когда-то жили старухи, которые, узнав из священного писания, что все волосы на их голове пересчитаны всевышним, ожидали, что в Судный день дадут за них отчет. Чтобы быть в состоянии это сделать, они прятали срезанные волосы в соломенные крыши своих домов.

Некоторые народы сжигают ненужные волосы, чтобы те не попали в руки колдунов. Так поступают патагонцы и некоторые племена Виктории. В Верхних Вогезах жители говорят, что обрезки волос и ногтей никогда не следует разбрасывать вокруг себя, чтобы колдун не использовал их в своих целях; лучше всего их сжечь. По той же причине итальянские женщины ненужные волосы либо сжигают, либо выбрасывают в такое место, где они никому не могут попасться на глаза. Повальный страх перед колдовством побуждает негров Западной Африки, макололо в Южной Африке и таитян сжигать или зарывать срезанные волосы. Многие жители Тироля сжигают волосы, дабы ведьмы не смогли, воспользовавшись ими, поднять бурю; другие закапывают их или сжигают, чтобы они не использовались для постройки птичьих гнезд, так как в этом случае у тех, кому они принадлежали, заболела бы голова.

В практике уничтожения волос и ногтей есть явная непоследовательность. Она ставит цель воспрепятствовать тому, чтобы отделенные от тела части стали орудием в руках колдунов. Однако возможность их использования в этом качестве зависит от симпатической связи, якобы существующей между ними и человеком, частью которого они являлись. А если такая связь продолжает существовать, то как эти части тела могут быть уничтожены без того, чтобы при этом не был нанесен вред и самому человеку?

Табу на плевки. Страх перед колдовством, который заставил многие народы прятать или уничтожать остриженные волосы и ногти, побудил другие (да и те же) народы так же обращаться и с плевками. Слюна, в соответствии с принципами симпатической магии, составляет часть человека, и все происходящее с нею оказывает на человека воздействие. Подобрав плевок врага, индеец племени чилоте вложит его в клубень картофеля и, произнося заклинание, положит клубень в золу, чтобы враг зачах, подобно тому как клубень высыхает в золе. Или еще он вложит плевок в лягушку и бросит ее в несудоходную реку, что заставит жертву биться в лихорадочном ознобе. В большом почете магическое искусство было у туземцев Уреверы (область в Новой Зеландии). Чтобы околдовав человека, они пользовались его слюной. Поэтому гости старательно прятали свои плевки, дабы лишить колдунов возможности повредить им. В некоторых австралийских племенах ни Один туземец не станет плевать, если поблизости находится враг, а не то враг найдет плевок, передаст его колдуну, тот же изготовит из него магическую смесь, что дурно скажется на плюнувшем. Даже в собственном доме австралийский абориген по той же причине стирает и уничтожает слюновыделения.

Если к таким мерам предосторожности прибегают простолюдины, то правители и вожди их, естественно, усиливают. На Сандвичевых островах вождя повсюду сопровождал доверенный слуга с переносной плевательницей, содержимое которой Он каждое утро тщательно зарывал, чтобы оно не попало в руки колдунов. Когда на Невольничьем береге слюну отхаркивает верховный правитель или вождь, ее тщательно собирают и либо зарывают, либо прячут. По той же причине аналогичные меры предосторожности принимают, когда сплевывает вождь племени табали в Южной Нигерии.

Возможность использовать плевки в магических целях делает слюну — вместе с кровью или обрезками ногтей — материалом, пригодным для скрепления соглашений: обмениваясь слюной, договаривающиеся стороны дают друг другу залог верности. Если одна из сторон впоследствии нарушит взятое на себя обязательство, другая может наказать ее за вероломство, магически воздействуя на слюну клятвопреступника, находящуюся в ее распоряжении. Когда негры племени ваджага (Восточная Африка) желают заключить договор, договаривающиеся стороны, сев на землю, ставят между собой чашу с молоком или с пивом и, произнеся над напитком заклинания, отхлебывают глоток молока или пива, после чего сплевывают выпитое друг другу в рот. Когда на этот ритуал не хватает времени, оба участника просто плюют в рот друг другу, что с равным успехом скрепляет соглашение.

Табу на пищу. В том, что представления первобытного человека о пище покрыты густой пеленой предрассудков, нет ничего неожиданного. Он воздерживается от употребления в пищу многих видов животных и растений, которые сами по себе полезны, но по той или иной причине представляются первобытному человеку скрывающими роковую опасность для него. Примеры пищевых запретов слишком хорошо известны и многочисленны, чтобы приводить их здесь. Если суеверный страх удерживает даже простого человека от употребления в пищу тех или иных веществ, то на лиц священных и табуированных (к примеру, верховных правителей и жрецов) налагаются еще более многочисленные и жесткие ограничения подобного рода. Мы уже знаем, что римский жрец Юпитера (Flamin Dialis) не имел права употреблять в пищу (и даже называть по имени) некоторые виды растений и животных, а мясной рацион египетских фараонов был ограничен говядиной и гусиным мясом. Жрецы и правители у многих варварских народов древности совсем не употребляли в пищу мясо. Жрецам-фетишам на Лоангском побережье, так называемым гангам, запрещалось употреблять в пищу и даже смотреть на многие виды животных и рыб. Поэтому их мясной рацион был крайне ограничен: нередко они питались только травами и корнями, хотя вместе с тем им разрешалось пить теплую кровь. У лоанго наследнику престола с детства запрещалось употреблять в пищу свинину. С раннего детства ему не разрешалось также есть на людях плод дерева кола. При достижении половой зрелости жрец наставлял его есть только такую домашнюю птицу, которую он сам убил и приготовил; с годами число табу продолжало расти. После восшествия на престол правителю острова Фернандо-По запрещается употреблять в пищу кокко (Arum acak), мясо оленя и дикобраза, то есть обычную пищу его подданных. Верховному вождю масаев разрешается есть исключительно молоко, мед и жареную козью печень; в противном случае он потерял бы способность предсказывать будущее и приготавливать колдовское зелье.

Табу на узлы и кольца. Мы уже видели, что среди многих табу, соблюдение которых выпало на долю римского Flamin Dialis, был запрет иметь на одежде хотя бы один узел и запрет носить кольца (если они не сломаны). В состоянии святости, или табуированности, пребывают мусульманские паломники в Мекке, которым также запрещается носить кольца и завязывать узлы. Правила эти имеют сходный смысл, и их можно рассмотреть совместно. Что касается узлов, то народы во многих частях света питают глубокое предубеждение против завязывания узлов на сваей одежде в определенные критические периоды, особенно при родах, бракосочетании и погребении. Так, трансильванские саксонцы развязывают все узлы на одежде роженицы, ибо считают, что это облегчает роды; с той же целью в доме роженицы отмыкают все замки на дверях и сундуках. Лапландцы также убеждены, что у роженицы на одежде не должно быть узлов, потому что они делают роды трудными и мучительными. У народов Ост-Индии это суеверие распространяется на все время беременности. Считается, что, если беременная женщина станет вязать узлы, обвязывать волосы лентой или вообще что-то закреплять, то это „стянет“ ребенка или „свяжет“ саму роженицу. Мало того, некоторые народности этого региона требуют соблюдения данного запрета не только от будущей матери, но и от отца ребенка. У приморских даяков ни один из родителей во время беременности не может обвязывать или прикреплять что-либо веревкой. На четвертом или пятом месяце беременности племя тумбулу (северная часть острова Целебес) справляет обряд, после которого мужу, помимо всего прочего, запрещается вязать крепкие узлы и сидеть скрестив ноги.

Здесь имеет место представление, что завязанный узел, как выражаются жители Ост-Индии, „связывает“ женщину, другими словами, мешает наступлению родов или замедляет выздоровление после родов. Материальное препятствие в виде узла на веревке, согласно принципам гомеопатической, или подражательной, магии, порождает соответствующее препятствие в теле роженицы. В пользу этого объяснения свидетельствует обычай, соблюдаемый в случае трудных родов госами (Западная Африка). Когда женщина не может разродиться в течение долгого времени, на помощь ей призывают колдуна. Взглянув на нее, он изрекает: „Женщина не может родить потому, что ребенок связан в утробе“. Уступая мольбам родственниц, он обещает развязать узел, чтобы женщина смогла благополучно разрешиться от бремени. С этой целью он приказывает принести из лесу крепкую лиану и с ее помощью связывает руки и ноги роженицы за спиной. После этого он вынимает нож, выкрикивает имя женщины и, получив ответ, разрезает узел ножом со словами: „Ныне я разрезаю твои узы и узы твоего ребенка“. Затем он режет лиану на мелкие кусочки, погружает их в сосуд с водой и окатывает этой водой женщину. Рассечение лианы, связывавшей руки и ноги женщины, является здесь обычным случаем применения гомеопатической, или подражательной, магии: освобождая от пут конечности роженицы, колдун воображает, что одновременно он совлекает путы с ребенка в утробе матери, мешающие его появлению на свет. Тот же ход мысли лежит в основе соблюдаемого некоторыми народами обычая отмыкать засовы и открывать двери, когда в доме идут роды. В таких случаях немцы Трансильвании, как мы знаем, отпирают все замки. То же имеет место в Фойгтланде и Мекленбурге. На северо-западе графства Аргайлл суеверные люди во время родов отпирают в доме все замки. Когда на острове Салсетт близ Бомбея женщине приходит срок рожать, для облегчения родов в доме отпирают замки на дверях и комодах. У манделингов Суматры в таких случаях открывают крышки всех сундуков, коробок, кастрюль и прочих закрывающихся предметов; если это не возымеет желаемого действия, заботливый муж обязан наносить удары по выступающим концам перекрытий, чтобы расшатать их, туземцы верят, что „для облегчения родов все должно быть распахнутым и расшатанным“. Если женщина в Читтагонге никак не может разрешиться от бремени, повивальная бабка отдает приказание распахнуть настежь все двери и окна, откупорить. все бутылки, вынуть затычки из всех бочонков, отвязать коров в стойлах, лошадей на конюшне, сторожевую собаку в конуре, отпустить на волю овец, кур, уток и т. д. По представлению местных жителей, верным средством помочь появлению ребенка на свет считается выпустить всех животных — и даже неодушевленные предметы — на свободу. Когда приходит пора рожать женщине с острова Сахалин, ее муж развязывает все, что только можно: распускает свои косички, развязывает шнурки на ботинках. Во дворе он вытаскивает из полена топор, отвязывает от дерева причаленную лодку, вынимает патроны из ружья и стрелы из самострела.

Во время беременности жены мужчина племени тумбулу, как мы видели, не только не завязывает узлов — он также не сидит со скрещенными ногами. Ход мысли в обоих случаях одинаков. С точки зрения гомеопатической магии безразлично, скрещиваете ли вы нити, затягивая их в узел, или скрещиваете ноги, когда усаживаетесь поудобнее, — в обоих случаях вы противодействуете свободному протеканию событий. Эту важную истину хорошо усвоили себе римляне. Такой авторитет, как Плиний, уверяет: сидеть со сложенными руками рядом с беременной женщиной или больным, проходящим курс лечения, — значит причинять им большой вред. Еще больший вред вы приносите им, если обнимаете ногу или ноги сложенными руками или кладете ногу на ногу. Древние римляне считали подобные позы помехой во всякого рода делах: в военном совете, на собрании магистратов, во время молений и жертвоприношений никому не разрешалось скрещивать ноги и сплетать руки. Хрестоматийный пример ужасных последствий, которые могут проистечь из этого, — Алкмена. Семь дней и семь ночей не могла она произвести на свет Геракла, потому что перед ее домом со сплетенными руками и скрещенными ногами сидела богиня Люцина; ребенок родился, когда эту богиню обманом заставили изменить позу. Если беременная женщина имеет привычку сидеть скрестив ноги, у нее, по мнению болгар, будут трудные роды. Когда беседа стихает и наступает молчание, жители некоторых районов Баварии приговаривают: „Ну вот, кто-то скрестил ноги“.

Магическое воздействие узлов, связывающих человека и затрудняющих его передвижение, не в меньшей мере, чем на родах, сказывается на браке. Вплоть до XVIII столетия в Европе считалось, что брак может расстроить всякий, кто во время обряда венчания запрет замок или завяжет на веревке узел, а затем выбросит замок или веревку. Подлинный союз новобрачных невозможен до тех пор, пока замок не будет отперт, а узел развязан. Тяжкой обидой считалось поэтому не только прибегать к колдовству такого рода, но и красть или прятать орудие колдовства (то есть замок или веревку с завязанным узлом). В 1718 году парламент города Бордо приговорил человека к сожжению живьем за то, что с помощью завязанных узлов он погубил будто бы целое семейство, В 1705 году в Шотландии за кражу заколдованных узлов были приговорены к смерти двое мужчин; некая женщина изготовила их для того, чтобы расстроить супружеское счастье семьи Сполдинг из города Ашинтилли. Вера в действенность подобных магических средств сохранилась в горных районах графства Перт до конца века. В этот период в приходе Лоджирэйт, что расположен между рекой Туммель и рекой Тей, у жителей сохранялся обычай перед церемонией бракосочетания со всем тщанием распускать узлы на одежде невесты и жениха. С тем же предрассудком мы сталкиваемся в Сирии. Лица, помогающие жениху-сирийцу облачиться в брачные одежды, следят за тем, чтобы на них не был завязан ни один узел и не была застегнута ни единая пуговица. В противном случае враги смогут магическим путем лишить жениха его супружеских прав. Тот же страх распространен по всей Африке. Для того чтобы лишить жениха мужской силы, колдуну достаточно было завязать узел на платке, который перед этим он потихоньку приложил к какой-нибудь части тела жениха, когда тот садился на коня, чтобы Отправиться за невестой. Считалось, что, пока узел на платке будет завязан, жених не сможет вступить в свои супружеские права.

Дурное влияние узлов может проявиться также в болезнях и всякого рода напастях. Так, иногда колдун госов в Западной Африке, проклиная врага, затягивает на стебельке травы узел со словами: „Этим узлом я завязываю такого-то. Пусть на него обрушатся все беды! Пусть змея укусит его, когда он идет по полю! Пусть на охоте набросится на него прожорливый зверь! Пусть вода смоет его, когда он ступит в реку! Пусть во время грозы молния поразит его! Пусть кошмары мучают его по ночам! “ В этот узел колдун завязывает якобы жизнь своего врага. Упоминание о злокозненности тех, „кто похваляется узлами“, встречается в Коране. В арабском комментарии к этому отрывку говорится, что слова эти относятся к женщинам-колдуньям, которые завязывают узлы на веревках, а затем дуют и плюют^{76} на них. Комментатор рассказывает, что давным-давно некий коварный иудей околдовал самого пророка Мухаммеда тем, что затянул на веревке девять узелков и припрятал ее в колодце. От этого пророк заболел, и кто знает, как обернулось бы дело, если бы архангел Гавриил вовремя не поведал пророку о местонахождении веревки с узлами. Вскоре верный Али вытащил зловещую веревку из колодца, и пророк прочитал над ней заклинания, которые специально для этого случая были внушены ему свыше. По прочтении каждого стиха развязывали один узел, и Мухаммед чувствовал облегчение.

Узлы не только убивают, но и излечивают. Их целительная сила проистекает из веры в то, что развязывание узлов, вызывающих недомогание, приносит больному облегчение. Вот о каком способе лечения грыжи сообщает Плиний. Из клубка вытягивается нить; на ней завязывают семь или девять узлов, после чего ее привязывают к грыже больного. Чтобы лечение было действенным, нужно, завязывая каждый узел, произносить имя какой-нибудь вдовы. О'Донован^{77} описывает такое средство, употребляемое туркменами против лихорадки. Колдун берет верблюжью шерсть и, бормоча заклинание, сплетает из нее крепкую нить. Потом он завязывает на этой нити семь узлов. Прежде чем затянуть каждый из них, он на него дует. Эту узловатую нить больной носит на запястье в качестве браслета. Ежедневно он распутывает один узел и дует на него. Когда развязаны все семь узлов, нить сворачивают в клубок и кидают в реку, воображая при этом, что вместе с ним уплывает и лихорадка.

Колдуньи пользуются узлами также для того, чтобы крепко привязать к себе возлюбленного. В стихотворении Виргилия девушка, влюбленная в Дафниса, старается выманить его из города с помощью магических чар: на каждой из трех разноцветных веревок она завязывает по три узелка. Арабская девушка, сердце которой было отдано какому-нибудь мужчине, также стремилась завоевать его любовь и привязать к себе тем, что завязывала узлы на его биче; впрочем, ее ревнивая соперница распутывала их. К узлам в соответствии с тем же принципом гомеопатической магии, прибегали для того, чтобы остановить беглеца. В Свазиленде часто можно видеть, что на траве по обочинам дорог завязаны узлы. Каждый из этих узлов повествует о семейной драме. От мужа убежала жена, и он с друзьями пустился за ней в погоню. А чтобы беглянка не запутала след, они, так сказать, „связали тропу“. У русских сеть со множеством завязанных на ней узлов считалась весьма действенным средством против колдовства. Поэтому жители некоторых областей России накидывали на свадебный наряд невесты рыболовную сеть, чтобы тем самым уберечь ее от напастей. С той же целью жених и дружки часто перепоясываются кусками сети или, на крайний случай, плотно прилегающими кушаками. Чтобы навредить им, колдун должен сначала распустить все узлы в сети или снять с них кушаки. Амулет в России нередко представляет собой просто узловатую веревку. Считается, что если обвить вокруг рук и ног моток красной шерсти, то это предохранит от малярии и лихорадки. Для того чтобы обезопасить ребенка от скарлатины, достаточно якобы обвить вокруг его шеи девять мотков шерсти. В Тверской губернии к шее коровы, идущей впереди всего стада, привязывают особой формы мешок, предназначенный для того, чтобы не подпускать волков к стаду: он обладает-де способностью сковывать челюсти прожорливого зверя. По тому же принципу весной, прежде чем выгнать на выпас табун лошадей, вокруг него трижды обносят висячий замок. Обносящий на ходу замыкает и отмыкает его, приговаривая: „Этим стальным замком я запираю пасть серых волков, чтобы они не напали на мой табун“.

Считалось, что узлы и замки могут служить защитой не только от колдунов и от волков, но и от самой смерти. Когда в 1572 году в Сент-Эндрюз женщину, приговоренную к сожжению живьем за колдовство, подвели к месту казни, на ней обнаружили белую тряпку в форме воротника со множеством свисающих узловатых тесемок. Эту тряпку пришлось отнимать у нее силой, так как женщина явно пребывала в уверенности, что если на ней будет тряпка с узлами, то она не сгорит на костре. Когда тряпку все-таки отобрали, колдунья воскликнула: „Теперь я пропала! “ Во многих районах Англии имеет хождение верование, согласно которому в доме никто не может умереть, пока он остается на замке или на запоре. В силу этого в Англии весьма широко распространен обычай отпирать все замки и засовы, когда больной явно находится при смерти, чтобы без нужды не продлять его агонию. К примеру, в 1863 году в городе Тонтоне ребенок заболел скарлатиной, и смерть его казалась неминуемой. „Как водится, собрались на совет местные матроны и для того, чтобы оградить ребенка от „мучительной смерти“, из всех комодов, ящиков, дверей и шкафов в доме вынули ключи и распахнули их настежь, а тело самого ребенка положили прямо под косяком, чтобы устроить ему надежный и безболезненный переход в вечность“. Но ребенок, странное дело, не захотел воспользоваться преимуществами, столь любезно предоставленными в его распоряжение мудрыми и опытными дамами Тонтона, — вместо того чтобы отдать богу душу, он предпочел остаться в живых.

Правило, которое предписывает участвовать в магических и религиозных обрядах с распущенными волосами и босыми ногами, также основывается, вероятно, на опасении, что наличие узла или чего-то стягивающего на голове или на ногах участника отрицательно скажется на эффективности обряда.

Подобную же способность некоторые народы приписывают кольцам. Так, на острове Карпатос жители не застегивают одежду, в которую обряжают тело мертвого, и следят за тем, чтобы на нем не осталось колец. „Ведь душа, — уверяют они, может задержаться даже в мизинце и не иметь покоя“. Здесь не предполагается, наверное, что после смерти душа выходит из тела через кончики пальцев, но все же считается, что, препятствуя ее усилиям покинуть бренную оболочку, кольцо оказывает на бессмертный дух стесняющее воздействие. Другими словами, кольца, как и узлы, действуют наподобие духовных пут. Вероятно, поэтому у древних греков существовало правило — его приписывают Пифагору, — запрещавшее ношение колец. Никто не имел права входить в святилище владычицы в Ликосуре (Аркадия) с кольцом на пальце. Люди, обращавшиеся к оракулу Фавна в Пренесте, должны были сохранять целомудрие, не употреблять в пищу мясо и не носить колец.

То, что препятствует выходу души из тела, может, напротив, помешать злым духам войти в него. Поэтому кольца используются в качестве амулетов против демонов, ведьм и привидений. Тирольцы говорят, что роженице ни при каких обстоятельствах не следует снимать с пальца обручальное кольцо: в противном случае духи и ведьмы получат власть над ней. Человек, которому предстоит положить труп в гроб, по обычаю лапландцев получает от мужа, жены или детей умершего медное кольцо и носит его на правой руке до тех пор, пока не опустит тело в могилу. Кольцо служит ему амулетом, предохраняющим от любого вреда со стороны души покойного. Вопрос о том, в какой мере обычай ношения колец был порожден верой в их способность удерживать душу в теле или отвращать от нее демонов, представляется достойным рассмотрения. Здесь эта вера занимает нас постольку, поскольку она проливает свет на обычай, запрещавший римскому жрецу Юпитера носить кольцо, если последнее не сломано. Наряду с запретом иметь узлы на одежде, это правило указывает на страх перед тем, что свобода передвижения могущественного духа, воплощенного в жреце, будет стеснена духовными и телесными путами, каковыми являются кольца и узлы,