Грамматические словосочетания с грамматическим сочетанием их частей 3 страница

VII. Есть ряд слов, как нельзя, можно, надо, пора, жаль и т.п., под­ведение которых под какую-либо категорию затруднительно. Чаще всего их, по формальному признаку неизменяемости, зачисляют в наречия, что в конце концов не вызывает практических неудобств в словарном отношении, если оговорить, что они употребляются со связкой и функционируют как сказуемое безличных предложений. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что указанные слова не подводятся под категорию наречий, так как не относятся ни к глаголу, ни к прилагательному, ни к другому наречию.

Далее, оказывается, что они составляют одну группу с такими формами, как холодно, светло, весело и т.д. во фразах: на дворе ста­новилось холодно; в комнате было светло; нам было очень весело и т.п. Подобные слова тоже не могут считаться наречиями, так как эти последние относятся к глаголам (или прилагательным), здесь же мы имеем дело со связками (см. ниже). Под форму среднего рода единственного числа прилагательных они тоже не подходят, так как прилагательные относятся к существительным, а здесь этих последних нет, ни явных, ни подразумеваемых.

Может быть, мы имеем здесь дело с особой категорией состо­яния (в вышеприведенных примерах никому и ничему не припи­сываемого — безличная форма) в отличие от такого же состоя­ния, но представляемого как действие: нельзя (в одном из значе­ний) / запрещается; можно (в одном из значений) / позволяется; становится холодно / холодает; становится темно / темнеет; мо­розно / морозит и т.д. (таких параллелей, однако, не так много).

Формальными признаками этой категории были бы неизменя­емость, с одной стороны, и употребление со связкой — с другой: первым она отличалась бы от прилагательных и глаголов, а вто­рым — от наречий. Однако мне самому не кажется, чтобы это была яркая и убедительная категория в русском языке.

Впрочем, и при личной конструкции можно указать ряд слов, которые подошли бы сюда же: я готов; я должен; я рад / радуюсь; я способен («я в состоянии») / могу; я болен / болею; я намерен / намереваюсь; я дружен / дружу; я знаком / знаю (радый* не употреб­ляется, а готовый, должный, способный, больной, намеренный, дружный, знакомый употребляются в другом смысле).

* На некоторые слова этой категории указал мне Д. В. Бубрих.

В конце концов правильны будут и следующие противополо­жения:

я весел (состояние) / я веселюсь (состояние в виде действия)* / я веселый (качество); он шумен (состояние) / он шумит (действие) / он шумливый (качество); он сердит (состояние) / он сердится (со­стояние в виде действия) / он сердитый (качество); он грустен (со­стояние) / он грустит (состояние в виде действия) / он грустный (качество);

и без параллельных глаголов: он печален / он— печальный; он дово­лен / он— довольный; он красен как рак. / флаги— красные; палка велика для меня / палка— большая; сапоги малы мне / эти сапоги— слишком маленькие; мой брат очень бодр / мой брат— всегда бодрый и т.д.

* Пример: по лицу его видно, что он веселится, глядя на нас; но в он сегодня резвится и веселится, как школьник оттенок будет другой.

То же по смыслу противоположение можно найти и в следую­щих примерах: я был солдатом (состояние: «j'ai é té soldat») / я солдатствовал (состояние в виде действия) / я был солдат (суще­ствительное: «j'ai é té un soldat»); я был трусом в этой сцене / я трусил / я большой трус; я был зачинщиком в этом деле / я был всегда и везде зачинщик.*

* Надо, впрочем, признать, что этот оттенок не всегда бывает вполне отчетлив.

Наконец, под категорию состояния следует подвести такие слова и выражения, как быть навеселе, наготове, настороже, замужем, в состоянии, начеку, без памяти, без чувств, в сюртуке и т.п., и т.п. Во всех этих случаях быть является связкой, а не существительным глаголом; поэтому слова навеселе, наготове и т.д. едва ли могут считаться наречиями. Они все тоже выражают состояние, но бла­годаря отсутствию параллельных форм, которые бы выражали дей­ствие или качество (впрочем, замужем / замужняя; в состоянии / могу), эта идея недостаточно подчеркнута.

Хотя все эти параллели едва ли укрепили мою новую катего­рию, так как слишком разнообразны средства ее выражения, од­нако несомненным для меня являются попытки русского языка иметь особую категорию состояния, которая и вырабатывается на разных путях, но не получила еще, а может и никогда не получит, общей марки. Сейчас формально категорию состояния пришлось бы определять так: это слова в соединении со связкой, не являю­щиеся, однако, ни полными прилагательными, ни именительным падежом существительного; они выражаются или неизменяемой формой, или формой существительного с предлогом, или форма­ми с родовыми окончаниями — нуль для мужского рода, -а дляженского рода, -о, -э (искренне) для среднего рода, или формой творительного падежа существительных (теряющей тогда свое нор­мальное, т.е. инструментальное, значение).

Если не признавать наличия в русском языке категории состо­яния (которую за неимением лучшего термина можно называть предикативным наречием, следуя в этом случае за Овсянико-Куликовским), то такие слова, как пора, холодно, навеселе и т.п., все же нельзя считать наречиями, и они просто остаются вне катего­рий. <...>

VIII. В категории глаголов основным значением, конечно, яв­ляется только действие, а вовсе не состояние, как говорилось в старых грамматиках. Эта проблема, по-видимому, возникла из по­нимания «частей речи» как рубрик классификации лексических значений. После всего сказанного в начале ясно, что дело идет не о значении слов, входящих в данную категорию, а о значении категории, под которую подводятся те или иные слова. В данном случае очевидно, что, когда мы говорим больной лежит на крова­ти или ягодка краснеется в траве, мы это «лежание» и «краснение» представляем не как состояния, а как действия.

Формальных признаков много. Во-первых, изменяемость и не только по лицам и числам, но и по временам, наклонениям, ви­дам и другим глагольным категориям.* Между прочим, попытка некоторых русских грамматистов последнего времени представить инфинитив как особую от глагола «часть речи», конечно, абсо­лютно неудачна, противоречива естественному языковому чутью, для которого идти и иду являются формами одного и того же слова.** Эта странная аберрация научного мышления произошла из того же понимания «частей речи» как результатов классифика­ции, которое свойственно было старой грамматике, с переменой лишь principium divisionis, и возможна была лишь потому, что люди на минуту забыли, что форма и значение неразрывно связа­ны друг с другом: нельзя говорить о знаке, не констатируя, что он что-то значит; нет больше языка, как только мы отрываем форму от ее значения (см. по этому поводу совершенно правиль­ные разъяснения Н. Н. Дурново в его статье «В защиту логичности формальной грамматики» в журнале «Родной язык в школе», книга 2-я, 1923, стр. 38 и сл.). Но нужно признать, что аберрация эта выросла на здоровой почве протеста против бесконечных рубрификаций старой грамматики, не основанных ни на каких объек­тивных данных. В основе ее лежит, таким образом, правильный и здоровый принцип: нет категорий, не имеющих формального выражения. <...>

* Признание категории лица наиболее характерной для глаголов (отсюда оп­ределение глаголов как «слов спрягаемых») в общем верно и психологически понятно, так как выводится из значения глагольной категории: «действие», по нашим привычным представлениям, должно иметь своего субъекта. Однако факты показывают, что это не всегда бывает так: моросит, смеркается и т.п. не имеют формы лица, <...> однако являются глаголами, так как дело решается не одним каким-либо признаком, а всей совокупностью морфологических, синтаксических и семантических данных.

** Под «формами» слова в языковедении обыкновенно понимают материально разные слова, обозначающие или разные оттенки одного и того же понятия, или одно и то же понятие в разных его функциях. Поэтому, как известно, даже такие слова, как fеrо, tuli, latum, считаются формами одного слова. С другой стороны, такие слова, как писать и писатель, не являются формами одного слова, так как одно обозначает действие, а другое — человека, обладающего определенными признаками. Даже такие слова, как худой, худоба, не считаются нами за одно и то же слово. Зато такие слова, как худой и худо, мы очень склонны считать формами одного слова, и только одинаковость функций слова типа худо со словами вроде вкось, наизусть и т.д. и отсутствие параллельных этим последним прилагательных создают особую категорию наречий и до некоторой степени отделяют худо от худой. Конечно, как и всегда в языке, есть случаи неясные, колеблющиеся. Так, будет ли столик формой слова стол? Это не так уж ясно, хотя в языковедении обыкновенно говорят об уменьшительных формах существительных. Предобрый, конечно, будет формой слова добрый, сделать будет формой слова делать, но добе­жать едва ли будет формой слова бежать, так как самое действие представляется как будто различным в этих случаях. Ср. Abweichungsnamen и Ü bereinstimmungsnamen у O.Dittnch [в] «Die Probleme der Sprachpsychologie», [Leipzig, ] 1913. В истории языков наблюдаются тоже передвижения в системах форм одного слова. Так, обра­зования на -л-, бывшие когда-то именами лица действующего, вошли в систему форм славянского глагола, сделались причастиями, а теперь функционируют как формы прошедшего времени в системе глагола (захудал); эти же причастия в пол­ной форме снова оторвались от системы глагола и стали прилагательными (захуда­лый). Процесс втягивания отглагольного имени существительного в систему глаго­ла, происходящий на наших глазах, нарисован у меня в книге «Восточнолужицкое наречие», |т. 1. Пгр.], 1915, стр. 137.

Итак, изменяемость по разным глагольным категориям с соот­ветственными окончаниями является первым признаком глагола, точно так же и некоторые суффиксы, например -ов- || -у-, -ну- и др., в общем, впрочем, невыразительные; далее, именительный падеж, непосредственно относящийся к личной форме, тоже оп­ределяет глагол; далее, невозможность прилагательного и возмож­ность наречного распространения; наконец, характерное управле­ние, например: любить отца, но любовь к отцу.

Теперь понятно, почему инфинитив, причастие, деепричастие и личные формы признаются нами формами одного слова — гла­гола: потому что сильно (не сильный) любить, любящий, любя, люблю дочку (не к дочке) и потому что хотя каждая из этих форм и имеет свое значение, однако все они имеют общее значение действия. Из них любящий подводится одновременно и под категорию глаголов, и под категорию прилагательных, имея с последним и общие фор­мы и значение, благодаря которому действие здесь понимается и как качество; такие формы условно называются причастием. Потем же причинам любя подводится под категорию глаголов и отча­сти под категорию наречий и условно называется деепричастием. Любовь же, обозначая действие, однако, не подводится нами под категорию глаголов, так как не имеет их признаков (любовь к доч­ке, а не дочку); поэтому идея действия в этом слове заглушена, а рельефно выступает лишь идея субстанции.

Ввиду всего этого нет никаких оснований во фразе а она трах его по физиономии! отказывать трах в глагольности: это не что иное, как особая, очень эмоциональная форма глагола трахнуть с отри­цательной (нулевой) суффиксальной морфемой. То же и в выражении Татьяна—ах! и других подобных, если только не видеть в ах вносных слов.

Наконец, из сказанного выше о глаголах вообще явствует и то, что связка быть не глагол, хотя и имеет глагольные формы, и это потому, что она не имеет значения действия. И действительно, единственная функция связки — выражать логические (в подлин­ном смысле слова) отношения между подлежащим и сказуемым: во фразе мой отец был солдат в был нельзя открыть никаких эле­ментов действия, никаких элементов воли субъекта. Другое дело, когда быть является существительным глаголом: мой отец был вче­ра в театре. Тут был = находился, сидел — одним словом, проявлял как-то свое «я» тем, что был. Это следует твердо помнить и не считать связку за глагол и функцию связки за глагольную. В так называемых знаменательных связках мы наблюдаем контаминацию двух функций — связки и большей или меньшей глагольности (на­подобие контаминации двух функций у причастий). Осознание и разграничение этих функций очень важно для понимания синтак­сических отношений.

IX. Нужно отметить еще одну категорию слов знаменательных, хотя она никогда не бывает самостоятельной, — это слова вопро­сительные: кто, что, какой, чей, который, куда, как, где, откуда, когда, зачем, почему, сколько и т.д. Формальным ее выразителем является специфическая интонация синтагмы (группы слов), в состав ко­торой входит вопросительное слово.

Категория слов вопросительных всегда контаминируется в рус­ском языке либо с существительными, либо с прилагательными, либо со словами количественными, либо с наречиями. <...>

* * *

Переходя к служебным словам, приходится прежде всего от­метить, что общие категории здесь не всегда ясны и во всяком случае зачастую мало содержательны.

X. Связки. Строго говоря, существует только одна связка быть, выражающая логическое отношение между подлежащим и сказуе­мым. Все остальные связки являются более или менее знамена­тельными, т.е. представляют из себя контаминацию глагола и связки, где глагольность может быть более или менее ярко выражена (см. выше).

Я ничего не прибавлю к общеизвестному о связках, кроме раз­ве того, что у нас как будто нарождается еще одна форма связи — это. Примеры: наши дети— это наше будущее, наши дети— это будут дельные ребята. Частица это больше всего и выражает отно­шение подлежащего и сказуемого и во всяком случае едва ли по­нимается нами как подлежащее: формы связки быть служат в дан­ном случае главным образом для выражения времени.

XI. Далее мы имеем группу частиц, соединяющих два слова или две группы слов в одну синтагму (простейшее синтаксическое це­лое) и выражающих отношение «определяющего» к «определяе­мому». Они называются предлогами, формальным признаком ко­торых в русском языке является управление падежом. Сюда, ко­нечно, подходят и такие слова, как согласно (согласно вашему предписанию, а в канцелярском стиле вашего предписания), кругом, внутри, наверху, наподобие, во время, в течение, вследствие, тому назад (с вин. пад.) и т.п. Однако по функциональному признаку сюда подошли бы и такие слова, как чтобы, с целью, как, например в следующих фразах: я пришел чтобы поесть = с целью поесть; меня одевали* как куколку = наподобие куколки.

* [В обоих случаях] читать без запятой.

XII. Далее, можно констатировать группу частиц, соединяю­щих слова или группы слов в одно целое — синтагму или синтакси­ческое целое высшего порядка — на равных правах, а не на прин­ципе «определяющего» и «определяемого», и называемых обыкно­венно союзами сочинительными. В ней можно констатировать две подгруппы.

а) Частицы, соединяющие вполне два слова или две группы слов в одно целое, — союзы соединительные: и, да, или* (не повто­ряющиеся). Примеры: брат и сестра пошли гулять; отец и мать остались дома; взять учителя или учительницу к своим детям; Иван да Марья; когда все собрались и хозяева зажгли огонь, стало веселее.**

* Или собственно считается разделительным союзом, но это едва ли выражает­ся формально (не смешивать или = более или менее то есть).

** Почти каждый из примеров может быть прочтен и с запятой перед союзом — тогда они попадут в группу присоединительных (см. ниже, раздел XIII).

В той же функции употребляются иногда и предлоги: брат с сестрой пошли гулять (особая функция частицы с отмечена здесь формой множественного числа глаголов). <...>

б) Частицы, объединяющие два слова или две группы по кон­трасту, т.е. противопоставляя их, — союзы противительные: а, но, да. Благодаря этому противопоставлению каждый член такой пары сохраняет свою самостоятельность, и этот случай «б)» не только по смыслу, но и по форме отличается от случаев «а)». Примеры: я хочу не большой, а маленький платок; она запела маленьким, но чис­тым голоском; мал золотник, да дорог; я вам кричал, а вы не слышали; вы обещали, но это не всегда значит, что вы сделаете.

XIII. Те же союзы могут употребляться и в другой функции: тогда они не соединяют те или другие элементы в одно целое, а лишь присоединяют их к предшествующему. Тогда как в случае раз­дела XII оба члена присутствуют в сознании, хотя бы в смутном виде, уже при самом начале высказывания, в настоящем случае второй элемент появляется в сознании лишь после первого или во время его высказывания. Формально выражается указанное раз­личие функций фразовым ударением, иногда паузой и вообще ин­тонацией (точных исследований на этот счет не имеется). Ясными примерами этого различия может послужить разное толкование следующих двух стихов Пушкина и Лермонтова:

1) как надо читать стих 14 стихотворения Пушкина «Воспоми­нание»: Я трепещу и проклинаю... или Я трепещу, и проклинаю...?. Я стою за первое (см.: Русская речь, I, [Пгр., 1923, ] стр. 31);

2) как надо читать стих 6 стихотворения Лермонтова «Парус»: И мачта гнется и скрипит... или И мачта гнется, и скрипит...?. Я стою за второе.

Прав я или нет в моем понимании, в данном случае безразлич­но, но возможность самого вопроса, а следовательно — и двоякая функция союза и, думается, очевидны.*

* Такое разное толкование может получить и пример Пешковского (Русский синтаксис... стр. 325): червонец был запачкан и в пыли или червонец был запачкан, и в пыли.

Союзы в этой функции можно бы назвать присоединительными. Другие примеры: я сел в кибитку с Савельичем, и отправился в доро­гу (пример заимствован у Грота, но запятая принадлежит мне); вчера мы собрались большой компанией и отправились в театр, но проскучали весь вечер; На ель ворона взгромоздись, позавтракать было совсем уж собралась, да призадумалась, а сыр во рту держала; я приду очень скоро, или совсем не приду; дело будет тянуться без конца, или сразу оборвется. <...>

XIV. Особую группу составляют частицы, «уединяющие» слова или группы слов и образующие из них «бесконечные» ряды одно­родных целых. Формальным выражением этой категории является, во-первых, повторяемость частиц, а во-вторых, специфическая ин­тонация. Они организуют то, что я называю «открытыми сочетаниями» (см.: Русская речь, I, стр. 22). Сюда относятся и— и..., ни— ни..., да— да..., или— или... и т.п.Их можно бы для краткости назвать союзами слитными. Примеры известны: И пращ, и стрела, и лукавых кинжал щадят победителя годы; меня ничто не веселило— ни новые игрушки, ни сказки бабушки, ни только что родившиеся ко­тята. <...>

XV. Совершенно особую группу составляют частицы, выража­ющие отношение «определяющего» к «определяемому»* между дву­мя синтагмами и объединяющие их в одно синтаксическое целое высшего порядка (в разделе XI дело происходило внутри одной синтагмы). Частицы эти удобнее всего назвать относительными сло­вами. Сюда подойдет и то, что традиционно называют союзами подчинительными (пока, когда, как, если, лишь, только и т.п.); но сюда подойдут и так называемые «относительные местоимения и наре­чия» (который, какой, где, куда, зачем и т.д.). Говорю «так называе­мые», потому что зачастую действительно нет причин видеть, на­пример, в относительном который знаменательное слово, так как оно имеет лишь формы знаменательных слов, но не их значение. Сомневающиеся пусть попробуют определить, чем является кото­рый— существительным или прилагательным — во фразе я нашел книгу, которая считаюсь пропавшей.** Точно так же трудно признать наречие когда хотя бы и в таком примере, как в тот день, когда мы переезжали на дачу, шел дождик. Однако возможность контамина­ции двух функций — служебной (относительной) и знаменатель­ной, особенно существительной, — несомненна. Можно бы даже говорить о «знаменательных относительных словах» (ср. знамена­тельные связки). Например: гуляю, с кем хочу; отец нахмурил брови, что было признаком надвигавшейся грозы.

* Я употребляю здесь эти слова, так же как и выше. < > в самом широком смысле.

** Таким образом, подобно тому как существуют служебные слова спрягающи­еся — связки, — возможны и служебные слова склоняющиеся.

Формальными признаками категории относительных слов яв­ляется общее всем служебным словам отсутствие фразового ударе­ния, а также то, что эти слова входят в состав синтагмы с харак­терной относительной интонацией. То, что делает эту категорию особенно живой и яркой, — это ее соотносительность со словами знаменательными. Когда вы приé дете, мы будем уже дó ма. / Когдá вы приедете? Я знаю, что вы пú шете. / Чтó вы пишете? Год, в котором вы приé хали к нам, для меня особенно памятен. / В котó ром году вы приехали к нам?

Недаром относительность всеми всегда ощущалась как единая категория, хотя и фигурировала зачастую в двух разных местах грам­матики. <...>

Проповедуя необходимость реформы старой школьной грам­матики, я всегда отдавал себе ясный отчет в том, что реформа не поведет к облегчению. Идеалом была для меня всегда замена схо­ластики, механического разбора — живой мыслью, наблюдением над живыми фактами языка, думаньем над ними. Я знаю, что ду­мать трудно, и тем не менее думать надо и надо; и надо бояться схоластики, шаблона, которые подстерегают нас на каждом шагу, всякий раз, как мысль наша слабеет. Поэтому не следует прельщать­ся легким, простым и удобным: оно приятно, так как позволяет нам не думать, но ложно, так как скрывает от нас жизнь, беспо­лезно, так как ничему не учит, и вредно, так как ввергает мысль нашу в дремоту. <...>

В.В. Виноградов Основные вопросы синтаксиса предложения (на материале русского языка)*

Слова и словосочетания — по грамматическим правилам и за­конам, свойственным данному языку, — соединяются в предло­жения. <...>

* Виноградов В. В. Избранные труды. Исследования по русской грамматике. М., 1975. С. 254-294.

Предложение — это грамматически оформленная по законам данного языка целостная (т.е. неделимая далее на речевые едини­цы с теми же основными структурными признаками) единица речи, являющаяся главным средством формирования, выражения и сообщения мысли. Язык как орудие общения и обмена мыслями между всеми членами общества пользуется предложением как ос­новной формой общения. Правила употребления слов в функции предложений и правила соединения слов и словосочетаний в пред­ложении — ядро синтаксиса того или иного языка. На основе этих правил устанавливаются разные виды или типы предложений, свой­ственные данному конкретному языку. В предложении выражается не только сообщение о действительности, но и отношение к ней говорящего.

Каждое предложение с грамматической точки зрения представ­ляет собой внутреннее единство словесно выраженных его членов, порядка их расположения и интонации. <...>

Анализ основных грамматических категорий, обнаруживающих­ся в строе предложения и определяющих его, например, катего­рий времени, модальности, предикативного сочетания слов и т.д., показывает специфику предложения, его коренные отличия от суждения, несмотря на тесную связь с ним. Суждение не может существовать вне предложения, которое является формой его об­разования и выражения. Но если суждение выражается в предло­жении, то это еще не значит, что назначение всякого предложе­ния — выражать только суждение.

Тип предложения не остается неподвижным. Он может иметь разные варианты, которые возникают на основе видоизменения и последующего абстрагирования тех или иных составных частей предложения, на основе обогащения и совершенствования его структуры. Так, исторически сложившаяся структура именного двусоставного (или двучленного) предложения прежде всего варь­ируется в зависимости от состава сказуемого, которое может быть выражено разными именными категориями (существительным, прилагательным, числительным, местоимением) или наречием именного типа и включать в себя связку, полузнаменательный или полувспомогательный глагол. Например: Космополитизм — че­пуха, космополит — нуль, хуже нуля (Тургенев. «Рудин»); Все это сваливалось в кладовые и все становилось гниль и прореха (Гоголь. «Мертвые души»); Богатырь ты будешь с виду И казак душой (Лер­монтов. «Казачья колыбельная песня»); Она слыла чудачкой (Тур­генев. «Дворянское гнездо»). Те разновидности именных предло­жений, которые содержат в своем составе так называемые полу­знаменательные глаголы типа оставаться — остаться, считаться, казаться, показаться, оказаться, называться и т.п., приближа­ются к глагольному типу предложения, являются глагольно-именными.

Еще более ярко выражен составной — именной и в то же вре­мя глагольный характер в предложениях со сложным сказуемым, куда входят в сочетании с именем существительным или прилага­тельным глаголы движения или состояния (типа прийти, вернуться, ходить; работать, жить, сидеть, лежать и т.п.). Например: Никто не родится героем, Солдаты мужают в бою (Л. Ошанин. «Солдаты мужают в бою»). <...>

Разграничение двух основных типов предложения — двусос­тавных и односоставных — прочно вошло в научный синтаксис русского языка. <...>

Вопрос о формах и типах грамматического построения односо­ставных предложений нуждается в дальнейшем углубленном ис­следовании. В высшей степени важно уяснить специфические осо­бенности их структуры соотносительно с основными типами дву­составных предложений. Само собой разумеется, что было бы нецелесообразно стремиться к отысканию «подлежащих» и «ска­зуемых» или каких-нибудь их «эквивалентов» во всех типах одно­составных предложений. Однако в некоторых их формах можно найти морфологические соответствия одному из главных членов двусоставного (двучленного) предложения. Например, предложе­ние Градом побило рожь находится в синонимической граммати­ческой связи с двусоставным предложением Град побил рожь. По­этому побило воспринимается как выраженное безличной формой глагола сказуемое односоставного предложения. Морфологическая категория безличности, свойственная глаголу, как бы санкциони­рует особую синтаксическую форму сказуемого, не соотноситель­ного с подлежащим. Неопределенно-личные предложения (Говорят, Просят не курить и т.п.) и предложения обобщенно-личные (Любишь кататься— люби и саночки возить) также функционально-синтаксически (при наличии своеобразных семантических и стилис­тических оттенков) мало отличаются от двусоставных конкретно-личных глагольных предложений (ср. Сижу и думаю — Я сижу и думаю; Ты видишь свои ошибки — Видишь свои ошибки и т.п.). В неопределенно-личных предложениях форма 3-го лица множе­ственного числа глагола обозначает личное действие, осуществля­емое неопределенным количеством, неопределенным множеством лиц; в обобщенно-личных предложениях форма 2-го лица выра­жает действие, связываемое с собирательным лицом, с любым человеком вообще. <...>

Приходится признать существование таких предложений, на­значением которых является не выражение суждения, а выраже­ние вопроса и побуждения как особых разновидностей мысли. <...>

Изучая правила составления предложений, синтаксис прежде всего должен выяснить, как слова и словосочетания, объединяясь в структуре предложения в качестве его членов, образуют предло­жение — эту основную синтаксическую единицу языкового обще­ния — и в чем заключаются характерные конструктивно-грамма­тические признаки предложения. В нашей отечественной грамма­тической науке выдвинуты два общих характерных признака предложения в русском языке, хотя взаимоотношение и взаимо­действие этих признаков до настоящего времени остаются не вполне определенными. Это — интонация сообщения и предикативность, т.е. отнесенность высказываемого содержания к реальной действи­тельности, проявляющаяся в совокупности таких грамматических категорий, которые определяют и устанавливают природу предло­жения как основной и вместе с тем первичной грамматически организованной единицы речевого общения, выражающей отно­шение говорящего к действительности и воплощающей в себе от­носительно законченную мысль. Наличие обоих этих признаков для предложения обязательно.