Джибали

Напротив Касымпаши, на другом берегу залива, видны остатки городских стен V века, защищавших Константинополь со стороны залива. Здесь в город ворвались янычары под командованием некоего Джебе Али (в честь которого и назван квартал). Похоронен Джебе Али справа от арки городских ворот Джибали (Cibalı kapı), за белым трехэтажным домиком старинного полицейского участка; тут же сложены огромные каменные турецкие ядра. Сейчас это один из самых бедных кварталов Стамбула, знаменитый главным образом тем, что отсюда частенько начинались разрушительные городские пожары: на верфи Джибали кипела на кострах смола, которой конопатили корабли. А в 1884 году здесь построили табачную фабрику Джибали — длинное желтое здание у берега, в котором сейчас размещается один из стамбульских университетов. Эта фабрика для Турции — то же, что ивановские мануфактуры для России: колыбель забастовок, профсоюзов и вообще всяческого рабочего движения (которое, впрочем, в Турции было подавлено железной рукой).

Самое примечательное в Джибали — стоящая чуть поодаль от берега византийская церковь Святой Феодосии, она же мечеть Роз (Gü l Camii, XI-XII века). Ее почитают как святыню и христиане, и мусульмане. В толще стены, справа от алтаря, есть лестница, ведущая в погребальную камеру с саркофагом. Стамбульские греки уверяют, что здесь похоронен последний византийский император — храбрый Константин Драгаш, убитый при штурме города. Турки возражают, что император тут ни при чем, а погребен в мечети некий благочестивый мусульманин по имени Гюль Баба (в честь которого и название). Впрочем, у этого названия есть более романтическое (и, кстати, более правдоподобное) объяснение: 29 мая, день падения Константинополя, — это как раз праздник святой Феодосии. В тот день в 1453 году несчастные горожане, украсив церковь цветами, под грохот турецких пушек молили святую о заступничестве, и когда турки все же ворвались в храм, он весь был убран розами.

Мечеть Роз открыта только во время молитвы

Фенер

Начиная от Джибали становятся заметнее успехи городского благоустройства: хоть газоны прибрежного парка и выглядят несколько запущенными, здесь все же можно гулять — в отличие от промышленного хаоса противоположного берега.

Границу Фенера (Fener) — главного христианского района старого Стамбула — обозначают здания Константинопольского патриархата (Rum Patrikhanesi) слева от пристани, за глухой стеной и воротами с крестом. Ворота эти заперты с 1821 года, когда турки повесили на них патриарха Григория V. Патриаршая церковь Святого Георгия, построенная в 1720 году, хранит несколько весьма почитаемых реликвий: уникальные мозаичные иконы (Иоанн Креститель и Богоматерь, середина XI — конец XII века); византийский церемониальный крест, вырезанный якобы из древа Святого Креста; каменную колонну, к которой привязали Христа для бичевания; патриарший трон, на котором, по преданию, восседал сам Иоанн Златоуст, константинопольский архиепископ IV века, один из Отцов Церкви и великий духовный учитель.

Название «Фенер» (или «Фанар») означает по-гречески «маяк» (фонарь, попросту говоря). В течение нескольких столетий Фенер поставлял административную и деловую элиту турецкой империи. Жители Фенера — фанариоты — по традиции занимали важные посты личных переводчиков султана и наместников Молдавии.

Мальчики-фанариоты, прежде чем попасть во дворец и сделать дипломатическую карьеру, учились в Греческом лицее, существующем с XV века. Его нынешнее огромное здание (1884) на редкость уродливо и больше всего похоже на уездный собор где-нибудь в российской глубинке. Зато его видно буквально отовсюду — лицей служит отличным ориентиром, что крайне важно в Фенере с его невероятно кривыми и головокружительно крутыми переулками.

В тени лицейского здания приютилась крошечная церковь Монгольской Богоматери (Panayia Muhliotissa) — единственный в городе византийский храм, который не был превращен в мечеть. Название напоминает о принцессе Анне Палеолог, которую в 1265 году выдали замуж за монгольского хана (не самая, конечно, удачная партия, но и выбирать особенно не приходилось: принцесса была незаконнорожденной). Пока Анна добиралась в монгольские степи, жених успел умереть, и пришлось (не возвращаться же!) выходить замуж за его сына. Анна долго прожила среди монголов, но в конце концов ее муж был убит в междоусобице, и она отправилась обратно в Константинополь, где была единодушно признана главной специалисткой по монгольским делам. Ее даже попытались еще раз выдать замуж за очередного монгола, но тут уж принцесса отказалась категорически, основала обитель в Фенере и постриглась там в монахини. Среди местных жителей храм известен как церковь Крови (Kanlı Kilise) — в память об ужасе, который творился на этих улочках в день взятия города.

Церковь Монгольской Богоматери открыта только во время служб, справки — в патриархате, (212) 531 96 70, 531 96 79.

Вне служб можно договориться со сторожем (звонок у ворот дома Кантемира)

Дома, стоящие вдоль переулков Фенера, совсем не похожи на легкомысленные халупы где-нибудь в Зейреке или Вефе. Фанариоты были люди серьезные, положительные, и жилища у них основательные — каменные, с цветами на подоконнике и свежей краской на оконных решетках. Хотя пейзаж сильно разбавлен запущенными турецкими хибарами, красивых греческих особняков в квартале осталось достаточно много.

Весьма импозантно выглядел когда-то и обнесенный стеной дом Кантемира (сейчас — в руинах). Хозяин, Дмитрий Кантемир, был наместником Молдавии, а также автором обширной истории Османской империи. Об этом говорит мемориальная доска на воротах, умалчивающая, однако, о другом: во время русско-турецкой войны 1711 года Кантемир со всей своей Молдавией перешел на сторону Петра I.

Болгарская церковь Святого Стефана (Bulgar Kilisesi, 1896), стоящая в парке на берегу залива, выдержана в несколько кондитерском стиле, но интересна другим: она целиком — от основания до креста на куполе — сделана из железа. Металлические детали — колонны, панели стен, цветочные гирлянды орнаментов — были изготовлены в Вене и привезены на барже по Дунаю. Крошечная болгарская община Стамбула следит за церковью, однако морской воздух берет свое: тут и там на стенах пробивается ржавчина, придающая красивому, в общем-то, зданию подозрительное сходство с гаражом-ракушкой.

Посещение церкви Святого Стефана пн-вс 9.00-16.00

Балат

Если Фенер — квартал греческой аристократии, то соседний Балат (Balat) — еврейское гетто. Расцвет Балата пришелся на XVI-XVIII века, однако и до сих пор здесь можно встретить стариков, говорящих на ладино — языке константинопольских евреев, представляющем собой кастильское наречие XV века с вкраплениями турецкого и идиш.

Впрочем, древнейшая в Балате (и во всем Стамбуле) синагога Ахрида (Ahrida Sinagogu, XV век) построена выходцами из другой части Европы — из македонского Охрида. Кафедра внутри синагоги устроена в виде корабельного носа. Считается, что это нос одной из галер Баязида, на которых изгнанные из Испании евреи добирались в Константинополь. Есть и значительно более радикальное мнение: это не что иное, как нос Ноева ковчега.

Синагога была и остается ядром еврейского Балата, но в шумных праздниках и свадьбах, которые устраивались в ее саду, принимали когда-то участие и соседи — греки, армяне и мусульмане. Дело в том, что Балат не был гетто в том смысле, в каком это слово употреблялось в католической Европе. Здесь мирно уживались четыре конфессии, у каждой из которых были свой храм, свои праздники и прекрасные отношения с соседями.

Евреи селились вокруг синагоги Ахрида и дальше по берегу залива — сейчас на месте их квартала разбит прибрежный парк, но прямо перед Старым Галатским мостом (Tarihi Galata Kö prü sü) сохранилось здание благотворительной больницы Балат-Ор-Ахайим (Balat Or-Ahayim Musevi Hastanesi, или Musevi Hastanesi). Больница-богадельня была построена в 1898 году Габриелем Тедески на пожертвования Ротшильда, Хирша и других филантропов.

Греческие дома стояли ближе к Фенеру. А центром армянской общины Балата была весьма почитаемая церковь Сурб-Решдагабед (Surp Hreş dagabet Ayazma Kilisesi). Главная ее святыня — чудотворный источник в капелле, у которого ищут исцеления не только армяне (которых среди прихожан почти не осталось), но и греки, и даже мусульмане (последние съезжаются сюда в сентябре со всей страны). Подобное согласие было бы, наверное, невозможно ни в одном другом месте — кроме Стамбула.

В старину же взаимная терпимость жителей Балата поистине не знала границ: они совершенно не затруднялись, например, обращаться в религиозный суд к соседям (такой суд был и у христиан, и у иудеев, и у мусульман). Самым строгим считался суд раввинский: под ныне закрытой синагогой Янбол, где он находился, была предусмотрена даже подземная тюрьма. Самым же покладистым, как ни странно, считался шариатский, находившийся во дворе мечети Феррух-Кетюда (Ferruh Kethü da Camii, 1562). Когда житель Балата собирался обратиться в суд, он думал только об одном: где его дело решится быстрее и проще. И поэтому, например, у шариатского суда отбоя не было от греков-христиан, которым церковь запрещала разводиться, а судья-мусульманин улаживал дело в два счета.