Лудвися

Напрашиваясь в мудрецы,

Вы назвали́ сь на смех и горе

Пан Чижевский (кланяясь)

Позволите ль и мне при том

Сказать, ясновельможный, слово:

Как вас доехали путем –

И вам в путь ехать все готово!

Рославлев старший. Как я был глуп, о, как я глуп был! Однако, если дался ей в обман на полчаса, любезный брат, тебе эта участь предоставлена на всю жизнь, мужайся.

Рославлев младший. Не беспокойся, я сам хотел, сам и отвечаю. Куда же мы? В Варшаву? или к нам в Петербург?

Рославлев старший. К вам, и как можно скорее, с прекрасной Юлией!.. А может быть, имя вымышленное, все равно: с твоею женою! Знакомиться нам нечего, мы, кажется, довольно подружились.

Пан Чижевский. Ясновельможный! позвольте нам позвать наших музыкантов и плясунов, которых вы давеча прогнали? Мы хотим окончить наше веселье.

Рославлев старший. Делайте что хотите, теперь я готов ждать лошадей хоть трое суток!

Рославлев младший. Прекрасно: теперь мы все довольны, виват!

Рославлев младший

Наши замыслы все шатки,

Наша мудрость вся туман,

Вечно люди будут падки

И к обманам и в обман,

Если ж и с женой моею

Мне обман в участок дан,

То признайтесь, что имею

В ней хорошенький обман. (bis)

Лудвися

Бойтесь, – нам твердят издетства,

Бойтесь вы сердечных ран,

От мужчины ждите бедства, –

Он обманщик и тиран!

Знать обманы – жребий жалкий!

Но влачить девичий сан

Для стареющей весталки –

Вот несноснейший обман! (bis)

Пан Чижевский

Ян, как брат наш, без талана

Стал спесив, как богдыхан;

Если верить басням Яна,

То с умом и с де́ ньгой Ян!

Но поверь его заране,

Взвесь и мозг в нем, и жупан,

То в болване и кармане

Ты найдешь пустой обман. (bis)

Андрей

Я в зевалах мастер ловкий

Я зеваю трезв иль пьян;

Но, зевая без сноровки,

Можно вызевать изъян.

Раз на винах и на жлудях

Прозевал я свой карман…

Зазевайся в добрых людях –

И тотчас попал в обман. (bis)

Рославлев старший

«Заживо гляжу в потомки!

Я на пир бессмертья зван!» –

Во́ пит Вралькин, так же громкий

И пустой, как барабан.

Счастлив он, пока в нем бродит

Самолюбия дурман;

Но одних вралей ли вводит

Самолюбие в обман? (bis)

Юлия (к зрителям)

Хоть невинный и безвредный

Мною выдуман роман,

Но сколь часто автор бедный

Для ушей чужих тиран!

Вечно горд, самолюбивый,

Всем доволен шарлатан! –

Суд же публики правдивый

Не впадет никак в обман. (bis)

Антося

Бедным авторам к успеху

Путь ухабист и песчан,

С публикою не до смеху;

С ней пропал ты или пан!

Что, как скажет критик едкий,

Мненья общего орга́ н:

«Нас поддели, но напредки

Не заманите в обман!» (bis)

Входят музыканты – жиды, мазуры, поляки и русские, и начинается дивертисмент.

& lt; 1823–1824& gt;

Серчак и Итляр*

Серчак

Ты помнишь ли, как мы с тобой, Итляр,

На поиски счастливые дерзали,

С коней три дня, три ночи не слезали;

Им тяжко: градом пот и клубом пар,

А мы на них – то вихрями в пустыне,

То вплавь по быстринам сердитых рек…

Кручины, горя не было вовек,

И мощь руки не та была, что ныне.

Зачем стареют люди и живут,

Когда по жилам кровь едва струится!

Когда подъять бессильны ратный труд

И темя их снегами убелится!

Смотри на степь, – что день, то шумный бой,

Дух ветреный, другого превозмогший,

И сам гоним… сшибутся меж собой,

И завивают пыль и злак иссохший:

Так человек рожден гонять врага,

Настичь, убить иль запетлить арканом,

Кто на путях не рыщет алчным враном,

Кому уже конь прыткий не слуга,

В осенней мгле, с дрожаньем молодецким,

Он, притаясь, добычи не блюдет, –

Тот ляг в сыру землю́: он не живет!

Не называйся сыном половецким!

Итляр

Мы дряхлы, друг, но ожили в сынах,

И отроки у нас для битвы зрелы.

Не празднен лук, – натянут в их руках;

Не даром мещут копья, сыплют стрелы.

Давно ль они несчетный лов в полон

Добыли нам, ценою лютых браней,

Блестящих сбруй, и разноцветных тканей,

И тучных стад, и белолицых жен.

О, плачься, Русь богатая! Бывало,

Ее полки и в наших рубежах

Корысть деля́ т. Теперь не то настало!

Огни ночной порою в камышах

Не так разлитым заревом пугают,

Как пламя русских сел, – еще пылают

По берегам Трубе́ жа и Десны…

Там бранные пожары засвечают

В честь нам, отцам, любезные сыны.

Серчак

В твоих сынах твой дух отцовский вне́ дрен!

Гордись, Итляр! Тебя их мужественный вид,

Как в зимний день луч солнечный, живит.

Я от небес лишь дочерью ущедрен

И тою счастлив… Верь, когда с утра

Зову ее и к гру́ ди прижимаю, –

Всю тяжесть лет с согбенных плеч стрясаю.

Но ей отбыть из отчего шатра:

Наступит день, когда пришельцу руку

Должна подать на брачное житье;

Душой скорбя, я провожу ее,

И, может быть, на вечную разлуку…

Тогда приди всем людям общий рок!

Закройтесь, очи, – не в семье чад милых…

Наездник горький: ветх и одинок,

Я доживу остаток дней постылых!

Где лягут кости? В землю их вселят

Чужие руки, свежий дерн настелят,

Чужие меж собой броню, булат

И все мое заветное разделят!..

& lt; 1825& gt;

Грузинская ночь*

К.

Но сам я разве рад твоей печали?

Вини себя и старость лет своих.

Давно с тебя и платы не бирали…

Т.

Ругаться старостью – то в лютых ваших нравах.

Стара я, да, – но не от лет одних!

Состарелась не в играх, не в забавах,

Твой дом блюла, тебя, детей твоих.

Как ринулся в мятеж ты против русской силы,

Укрыла я тебя живого от могилы,

Моим же рубищем от тысячи смертей.

Когда ж был многие годины в заточенье,

Бесславью преданный в отеческом краю,

И ветер здесь свистал в хоромах опустелых,

Вынашивала я, кормила дочь твою.

Так знай же повесть ты волос сих поседелых,

Колен моих согбенных и морщин,

Которые в щеках моих изрыты

Трудами о тебе. Виною ты один.

Вот в подвигах каких младые дни убиты.

А ты? Ты, совести и богу вопреки,

Полсердца вырвал из утробы!

Что мне твой гнев? Гроза твоей руки?

Пылай, гори огнем несправедливой злобы…

И кочет, если взять его птенца,

Кричит, крылами бьет с свирепостью борца,

Он похитителя зовет на бой неравный;

А мне перед тобой не можно умолчать, –

О сыне я скорблю: я человек, я мать…

Где гром твой, власть твоя, о боже вседержавный!

К.

Творец, пошли мне вновь изгнанье, нищету.

И на главу мою все ужасы природы:

Скорее в том ущелье пропаду,

Где бурный Ксан1 крути́ т седые воды,

Терпеть разбойником гоненья, голод, страх,

От стужи, непогод не быв укрытым, [44]

Чем этой фурии присутствие сносить,

И злость души, и яд ее упреков.

Т.

Ничем тебя не можно умилить!

Ни памятью добра, ни силой слезных токов!

Подумай – сам отец, и сына ты лишен.

Когда, застреленный, к тебе он был внесен

И ты в последний раз прощался с трупом милым,

Без памяти приник к очам застылым

И оживить хотел потухший взор,

Весь воздух потрясал детей и жен вой дикий,

И вторили раскаты этих гор

С утра до вечера пронзительные крики, –

Ты сам хотел зарыться в землю с ним.

Но взятый смертию вовек невозвратим!

Когда же б искупить ты мог его из плена,

Какой тогда казны бы пожалел?

На чей бы гнев суровый не посмел?

Ты чьи тогда не обнял бы колена?

К.

И нет еще к тебе вражды!..

Я помню о людя́ х, о боге

И сына твоего не дал бы без нужды,

Но честь моя была в залоге:

Его ценой я выкупил коня,

Который подо мной в боях меня прославил,

Из жарких битв он выносил меня…

Тот подл, кто бы его в чужих руках оставил.

Т.

Ни конь твой боевой всей крепостию жил,

Никто из слуг твоих любимых

Так верой-правдою тебе не послужил,

Как я в трудах неисчислимых.

Мой отрок, если б возмужал,

За славу твоего он княжеского дома

Сто раз бы притупил и саблю и кинжал,

Не убоялся бы он язв и пушек грома.

Как матерью его ты был не раз спасен,

Так на плечах своих тебя бы вынес он.

К.

Прочь от меня! Поди ты прочь, старуха!

Не раздражай меня, не вызывай на гнев

И не терзай мне жалобами слуха…

Безвременен кому твой вопль, и стон, и рев.

Уж сын твой – раб другого господина,

И нет его, он мой оставил дом,

Он продан мной, и я был волен в том –

Он был мой крепостной…

Т. (падает на колени)

Он сын мой! Дай мне сына!

И я твоя раба – зачем же мать

От детища ты разлучил родного?

Дай раз еще к груди его прижать!..

Ах, ради бога имени святого,

Чтоб не видать кровавых слез моих,

Соедини ты снова нас двоих.

К.

Не повторяй мне горькие упреки!

В поля и в горы – вот пути широки,

Там мчится шумная река,

Садись над пропастью, беседуй свысока

О сыне с мраками ночными

И степь буди стенаньями своими,

Но в дом не возвращайся мой…

Уймись или исчезни с глаз долой.

Т.

Достойное заслугам воздаянье!

Так будь же проклят ты и весь твой род,

И дочь твоя, и все твое стяжанье!

Как ловчие – ни быстриною вод,

Ни крутизною скал не удержимы,

Но скачут по ветрам носимы,

Покуда зверь от их ударов не падет,

Истекший кровию и пеной, –

Пускай истерзана так будет жизнь твоя,

Пускай преследуют тебя ножом, изменой

И слуги, и родные, и друзья!

Неблагодарности в награду,

Конца не знай мученья своего,

Тогда продай ты душу аду,

Как продал сына моего.

Отступник, сам себя карая,

В безумье плоть свою гложи

И ночью майся, днем дрожи,

На церковь божию взирая.

Твой прах земле не предадут!

Лишь путники произнесут

Ругательства над трупом хладным,

И будь добычею чекалам плотоядным…

А там – перед судом всевышнего творца –

Ты обречен уже на муки без конца!

Т.

О, люди! Кто назвал людьми исчадий зла,

Которых от крове́ й утробных

Судьба на то произвела,

Чтоб были гибелью, бичом себе подобных!

Но силы свыше есть! Прочь совесть и боязнь!..

Ночные чуда! А́ ли2! А́ ли!

Явите мне свою приязнь,

Как вы всегда являли

Предавшим веру и закон,

Душой преступным и бессильным,

Светите мне огнем могильным,

Несите ветер, свист и стон,

Дружины Али! Знак условный –

Вот пять волос

От вас унес

Ваш хитрый, смелый враг, мой брат единокровный,

Когда в & lt; …& gt; [45]он блуждал

На мшистых высота́ х уединенных скал.

Я крестным знаменьем от вас оборонялась,

Я матерью тогда счастливой называлась,

А ныне кинутой быть горько сиротой!

Равны страдания в сей жизни или в той?

Слетайтеся, слетайтесь,

Отколе в темну ночь исходят привиденья,

Из снежных гор,

Из диких нор,

Из груды тли и разрушенья,

Из сонных тинистых зыбей,

Из тех пустыней многогробных,

Где служат пиршествам червей

Останки праведных и злобных.

Но нет их! Непокорны мне!

На мой привет не отзовутся!

Лишь тучи на́ небе несутся,

И воет ветр… Ах, вот оне!

(Прислоняется к утесу и не глядит на них.)

Али (плавают в тумане у подошвы гор)

В пара́ х вечерних, перед всходом

Печальной девственной луны,

Мы выступаем хороводом

Из недозримой глубины.

Т.

Робеет дух, язык прикован мой!

Земля, не расступайся подо мной…

Али

Таятся в мрачной глубине

Непримиримых оскорбленья

И созревают в тишине

До дня решительного мщенья;

Но тот, чей замысел не скрыт,

Как темная гробов обитель,

Вражды вовек не утолит,

Нетерпеливый мститель.

Р.

..........

..........

Настанет день, и час пробьет.

Али

Неизъяснимое свершится:

Тогда мать сына обретет

И ближний ближнего лишится.

Молчание.

Куда мы, Али? В эту ночь

Бежит от глаз успокоенье.