Барьер неверия

— То, что ты просишь, Владимир, выполнимо, я чувствую, что это выполнимо, но ты не хочешь искать решения сам. Вместо того чтобы тратить энергию на поиск, ты расходуешь её на то, чтобы убедить меня найти решение.

Ты поставил пред собой барьер, который состоит из неверия в собственные силы, и, уговаривая меня, ты сильнее и сильнее укрепляешь этот барьер. За ним, Владимир, за твоим барьером неверия в собственные силы, цветут прекрасные сады, растут чудесные цветы, среди них живут счастливые люди, но ты всего этого не видишь, тебе мешает построенный тобой барьер.

Если решение найду я, то ещё больше укрепится он. К тому же решение может оказаться очень-очень простым, и это оскорбит тебя. Ты подумаешь, как же сам не смог догадаться? Решишь, что видно, неспособный ты.

Ты обращаешься ко мне, возможно, считая меня чародейкой, способной привлечь для решения твоего вопроса неведомые человеку силы, но я совсем не чародейка. Через свои чувства я могу принимать информацию из Вселенной обо всём, что было, обо всём, что знает Вселенная, но и каждый человек способен принять такую же информацию, если не будет возводить барьеры неверия в собственные силы. Если будет здоров физически и мыслить неизвращённо.

Информация Вселенной похожа на то, что может содержать в себе суперкомпьютер. Человек, владеющий компьютером, нажимает несколько кнопок и получает требуемую ему информацию. Теперь представь, Владимир, вместо того чтобы нажать несколько кнопок, ты просишь это сделать меня. Человеку требуется информация постоянно, и если он сам не будет уметь нажимать эти кнопки, рядом с ним должен постоянно находиться умеющий.

— Да умею я на компьютере получать информацию, я не знаю, как получить её из Вселенной.

— Просто, очень просто — самому искать решение задачи. Верить, что именно ты найдёшь верное решение. Самое верное.

— Да думаю я про это, целый год думаю, нет ответа.

— Я же тебе говорю, ответ не может пробиться через построенный тобой барьер, и твоё пылкое обращение ко мне только подтверждает это. Я не буду решать за тебя твою задачу.

Решительный отказ Анастасии в помощи возмутил меня.

— Ну, конечно, не будешь. Ты тверда в своих убеждениях, никакие аргументы не могут заставить тебя поступить иначе, — с горькой иронией проговорил я. — Я ещё раз повторяю, там двести пятьдесят семей, не дай бог, если в других местах у строителей родовых поместий может сложиться такая же ситуация, как в этом, но там двести пятьдесят...

— Владимир, может быть, Бог и сложил эту ситуацию. Представь себе, если бы там изначально была плодородная почва, то эти места не достались бы этим людям.

Может, именно Бог всё так и устроил, и посчитали власть имущие эти земли непригодными для взращивания садов. Такая ситуация дала возможность двумстам пятидесяти семьям приобрести эту землю и начать строить родовые поместья. Возможно, над ними даже кто-то посмеивается, считает, что у них не будут получаться райские оазисы, но маленькой искоркой пробьётся к кому-то из них информация, и озарятся эти места миллиардами цветков на деревьях плодовых и травах.

— Может, и пробьётся эта искорка, но жить-то хочется сегодня, сейчас, и с прекрасным видением будущего, не с безысходностью.

Вдруг я почувствовал приятное тепло за спиной и оглянулся. Рядом со мной стоял мой сын Володя. Наши взгляды встретились, и необычное тепло усилилось.

Мой сын лицом был похож на Анастасию и, может быть, слегка на меня в молодости. Его рост почти достигал моего. Его ещё юношеское телосложение отличалось стройностью и необычной атлетичностью, но не искусственной накачкой мышц, а идеально гармоничной.

Взгляд сына... Он был похож на ласкающий взгляд Анастасии, а ещё в этом взгляде... Понимаете, в его взгляде читалась необъяснимая уверенность. Необъяснимая и какая-то спокойная уверенность. Кажется, он вообще не знает о существовании каких-то жизненных трудностей или не представляет ситуаций, которые непреодолимы человеком.

Володя поклонился мне, а потом заговорил, обращаясь к Анастасии:

— Мама, я слышал, о чём вы говорите здесь. Позволь мне, мама, обратиться к тебе и высказать своё мнение. — Он почтительно поклонился Анастасии и молча ждал её ответа.

Я впервые видел или чувствовал, с каким почтением и любовью он относится к Анастасии. Наверное, он без её разрешения не мог вступить в диалог.

Анастасия внимательно смотрела на сына и отвечать не спешила. В её взгляде не было строгости, скорее нежность и уважение.

«Странно, — подумал я, — почему она так долго не отвечает на его простейшую просьбу? Скорость её мысли велика, за такую длинную паузу она могла просчитать множество вариантов развития событий. А тут и просчитывать-то нечего». Наконец Анастасия ответила:

— Говори, сынок, мы с папой будем внимательно тебя слушать.

— Я считаю, мама, будет хорошо и правильно, если ты поможешь папе. Я чувствую, для него важно решить эту задачу. И если ему помочь, то не укрепится барьер неверия в собственные силы и собственный разум, а уменьшится. Может быть, частично, но он даже рухнет. Я считаю, папе необходимо помочь, — и Володя замолчал.

Анастасия снова ответила не сразу. Некоторое время она ласково, с улыбкой, смотрела на сына, потом сказала:

— Конечно же ты прав, сынок, в данной ситуации папе действительно нужно помочь. Ты, Володя, помоги, пожалуйста, папе. Вы вдвоём и вместе с другими людьми найдёте решение. Будет лучше, если вы начнёте искать его прямо сейчас, прямо здесь, и я не буду вам мешать.

Анастасия повернулась, и стала медленно удаляться от нас. Отойдя на несколько шагов, она обернулась и добавила:

— Очень интересное и полезное дело сотворить предстоит вам, наглядно и значимо усовершенствовать среду обитания.

Мы с сыном одни стояли друг перед другом. Я спросил его:

— Скажи, Володя, а ты можешь так, как мама, пользоваться всей информацией, что есть во Вселенной? Многие мыслители говорят о ней. Станислав Лем, писатель очень известный, так и сказал Вселенная — как супер-ЭВМ. Нам без этой супер-ЭВМ не обойтись. У тебя, получается пользоваться ею?

— Так быстро, как у мамы, у меня не получается.

— Почему?

— Потому что мама породистая.

— Что значит породистая? — удивился я.

— Это значит, что порода человека первоистоков сохранилась в ней.

— А в тебе почему не сохранилась? Понял... — А про себя подумал: «Это потому, что я непородистый. Это ему, наверное, так Анастасия объяснила. Зачем же тогда согласилась родить от непородистого? Никого другого не нашлось, значит?»

Сын внимательно посмотрел на меня. Возможно, он понял, о чём я подумал, и произнёс:

— Мама очень любит тебя, папа, пойдём со мной, я тебе покажу две вещи.

— Пойдём, — согласился я и пошёл за сыном.

Когда мы подошли к входу в землянку, где я ночевал с Анастасией при первой встрече, Володя отодвинул камень, открывая вход в продолговатую пещерку, или нору. Он просунул туда руку и вытащил, будто из сейфа, пустую бутылку из-под коньяка и палку.

Я узнал: это была та бутылка, из которой я пил коньяк при первой встрече на привале. «Надо же, она сохранила бутылку», — подумал я.

— А что это за палка? — спросил я у Володи.

— Это та палка, которой ты хотел побить маму, когда она не соглашалась отдавать тебе на воспитание меня, ещё нерождённого.

— Палку можно было бы не сохранять, — смущённо сказал я.

— Мама говорит, что когда ты держал эту палку, в тебе бушевало множество энергий, и теперь она ей дорога.

— А что она с ними, с этими вещами, делает? В бутылку хоть воды можно набрать.

— Мама не набирает в неё воды. Она часто приходит к этому месту, отодвигает камень, берет в руки бутылку и палку, смотрит на них с улыбкой и говорит слова. Она сделала так, что ты будешь жить вечно, папа. Время от времени засыпать на мгновение и просыпаться в новом теле.

— И как это можно сотворить словами? — поразился я.

— Словами можно очень многое сотворить, папа, и особенно, когда эти слова произносит мама, да ещё так часто их повторяет.

— Какие это слова, Володя? — тихо спросил я у сына. И мой сын начал, как стихи, читать слова, часто произносимые на этом месте Анастасией:

— Любимый мой, вечность впереди у нас с тобой. Вступает жизнь всегда в свои права. Лучик солнышка блеснёт весной, в новое оденется Душа, но и тело бренное не зря смиренно, обнимется с землей, свежие цветы, трава взойдут от наших тел весной. Если ж во Вселенной необъятной ты пылинками развеешься, неверие храня, из пылинок, в вечностях блуждающих, мой любимый, соберу тебя.

— Я тоже слышал, Володя, как однажды эти слова говорила Анастасия, думал, просто красивый слог она произносит, и не предполагал, что они имеют прямое значение.

— Да, папа, они имеют прямое значение.

— Ну и дела, — протянул я, — спасибо большое Анастасии за вечность.

— Папа, ты скажи спасибо маме при встрече, скажи с верой в её слова, тогда она очень обрадуется.

— Скажу.

— Нам надо решать твою задачу, папа, теперь уже нашу задачу общую. Пойдём к озеру, на песке начертим план гектара, о котором ты говоришь, и будем думать, как его обустроить. Мы будем думать так сильно и до тех пор, пока не придёт к нам верное решение.

Я шёл за сыном и думал: «Ну, как? Как оно может прийти, это решение? Нет ответа ни в литературе, ни в Интернете. Везде я его искал, не нашёл. Со специалистами по агротехнике советовался, ничего серьёзного не посоветовали. А он, Володя, явно вообще ничего не читал по этому вопросу. Способностей, как у Анастасии, у него нет. Он не умеет пользоваться информацией из всей Вселенной. Тогда с помощью чего он может что-то там найти? А он идёт, будто способен решить задачу. Надо что-то более действенное предпринять, чем бессмысленные ожидания, или поиски». И я решил поговорить с сыном.

— Остановись, Володя, давай присядем вот на это дерево. Мне нужно с тобой серьёзно поговорить.

— Хорошо, папа, присядем, я буду внимательно тебя слушать.

Мы сели на упавший ствол дерева. Мой сын, положив руки на колени, внимательно смотрел на меня взглядом Анастасии, а я не знал, как начать с ним не очень приятный разговор. Неприятный, но необходимый.

— Сейчас я скажу, может быть, не очень приятные вещи для тебя, Володя, но их необходимо сказать.

— Говори, папа, я выдержу и неприятные, не обижусь.

— Ты должен понять, Володя, Анастасия направила тебя в помощь мне, чтобы я перестал упрашивать её. Никакой помощи ни мне, ни тем людям, которые обустраивают поместья, ты оказать не сможешь. Способностей, как у мамы, в тебе нет, в агротехнике ты не разбираешься, что такое «ландшафтный дизайн» явно не знаешь. Так?

— Думаю, папа, ландшафтный дизайн, это когда пространство красивым человек творить собирается.

— Примерно так, но чтобы сделать его красивым, люди со способностями ещё и учатся по пять лет и более, обмениваются информацией, картинки разные смотрят. А ты видел хотя бы одно поместье с хорошим дизайном?

— Когда мы с мамой ходили в деревню, я видел, на земле вокруг своих домов люди...

— Ты видел всего лишь деревенские огороды, без всякого дизайна.

— Да, папа, огороды. Но я представлял, каким бы я сделал своё поместье. Часто размышлял и представлял.

— Просто одного представления недостаточно. Нужны серьёзные и всесторонние знания, которых у тебя нет. И думать, следовательно, тебе нечем. Что касается меня, то я уже не первый год думаю. И не просто думаю, а со специалистами советуюсь. Всё бесполезно. И сейчас просто одними нашими думаниями мы дело с мёртвой точки не сдвинем. Но ты действительно можешь помочь. У меня созрел план. Ты должен помочь мне уговорить Анастасию подключиться к решению этого вопроса. Если мы вместе проявим настойчивость, она сдастся.

— Папа, но мама уже приняла решение. Её решение и является помощью. Я не могу себе позволить уговаривать маму отменить её решение.

— Вот как! Он не может себе позволить! — воскликнул я. — Значит, когда мама тебе говорит «помоги», ты её безрассудно слушаешься. А когда отец просит, сразу «не стану». Ну и воспитаньице у тебя! Никакого уважения к старшим! К отцу!

— Я отношусь к тебе с большим уважением, папа, — спокойно возразил Володя. — Я выполню твою просьбу и помогу тебе,

— Вот так-то лучше. Теперь, давай погуляем где-нибудь до вечера, потом придём к Анастасии как бы очень расстроенными. Она не выдержит и начнёт помогать.

— Папа, когда я говорил, помогу, то имел в виду, что вместе с тобой буду решать вопрос с улучшением плодородия почвы и делать макет, ландшафтный дизайн всего поместья.

— Ах, так! Значит, решать. Ты хоть понимаешь... Пойдём, ты поймёшь... — И я быстро зашагал к берегу.

На песке прутиком я начертил план примыкающего к лесу гектара. Разными травинками и палочками с деревьев, втыкая их с одной стороны в песок, Володя изобразил лес, который примыкает к противоположной от дороги стороне участка. План участка я начертил, просто чтобы Володя на практике мог убедиться в бесполезности своих попыток. А потом случилось так, что я и сам увлёкся поиском всевозможных вариантов.

Два дня мы думали над проблемой, как сделать, чтобы на малоплодородной почве могли вырастать сады, созревать разнообразные овощи. Перебрали в уме и обсудили множество вариантов, но задача не решалась. Не решалась потому, что одним из условий было сделать всё с минимумом средств. Если бы не это условие, при наличии денег можно КамАЗами навозить плодородной почвы, но для этого потребовалось бы как минимум пятьдесят КамАЗов с землёй. Стоимость каждого составляет семнадцать тысяч рублей. Следовательно, потребовалось бы восемьсот пятьдесят тысяч рублей.

Большинству из двухсот пятидесяти семей такое было бы не по средствам. К тому же, стоящая близко к поверхности вода весной могла подмывать плодородный слой и уносить его, стекая в низменность.

Чтобы отвлечься от казавшейся тогда безнадёжной задачи по улучшению плодородия почвы, мы с Володей стали проектировать ландшафтный дизайн территории, точнее, пытались расположить разные строения так, чтобы они сочетались друг с другом и с окружающей территорией.

Я объяснял Володе:

— Вначале нужно построить туалет и баню, потом хозблок, дом, гараж, погреб, теплицу. Всё это как-то так расположить необходимо, чтобы красиво было и удобно.

Макет дома мы соорудили из песка, расположив его по центру участка. Баня и туалет рядом с домом, хозблок с тыльной стороны дома. Теплицу мы изобразили тоже из песка. Поверх продолговатой кучки положили белую палочку, чтобы было похоже на стекло или полиэтиленовую плёнку.

Эта теплица явно никуда не вписывалась, мы то справа, то слева от дома её сооружали, но она все равно выбивалась из общего ансамбля. Да и сам этот, так называемый ансамбль, мне не нравился, и, судя по всему, Володе тоже. Задумчиво глядя на проект, он сказал:

— Мы сделали какую-то ошибку.

— И не одну, — добавил я, — похоже, их тут много.

— Я всё же, думаю, одну. Должен существовать какой-то правильный подход, какой-то принцип, какое-то отношение, или что-то ещё одно такое, что решит сразу все задачи.

— И что же это может быть за подход новый? Я расположил всё так, как делают большинство людей в стране. Это расположение вырабатывалось веками, другого не дано. Не могли же люди веками ошибаться, не зная какого-то принципа, которого, может быть, и вообще не существует.

— Он существует, я это чувствую. — Володя помолчал и добавил: — Или, может быть, он будет существовать. Нам надо думать, папа, и мы его найдём.

— И где же мы его найдём, если ни ты, ни я не контактируем с этой Вселенской базой данных?

— Будем искать его в себе.

— Ну, ты, может быть, найдёшь в себе, а мне скоро шестьдесят лет будет и я, наверное, не успею.

— Успеем, папа, обязательно успеем. Я буду очень стараться, я найду его, мы найдём.

Я так сильно напрягал свои мысли, что даже ночью, когда уснул на душистых травах в землянке, во сне перебирал всевозможные варианты. Во сне у меня быстро, прямо на глазах, росли плодовые деревья и цветы, но потом так же быстро вяли и падали, не давая плодов.