Долги наши

Ничего в этом мире за просто так не дается, за все нужно платить. Больной — это преступник, который промотал данную ему энергию на мирские соблазны, на вредные, убийственные переживания от неудовлетворенных желаний. Хотя эти жизненные энергии даны ему были высшими для поддержания телесного здоровья ради духовного роста. Ну, а уж коли так бездарно, легкомысленно растратил — плати. Потом, кровью, страданиями. И только так, только через это человек постепенно приближается к Истине, к мудрому осознанию себя, мира вокруг себя и тех отношений, посредством которых эти миры управляются и совершенствуются. Деньги и вещи идут на возмещение твоих затраченных энергий и для поддержания твоего тела в здоровом, рабочем состоянии, чтобы ты и в дальнейшем был способен трансформировать в космос высокие энергии и был проводником высоких энергий космоса. А искренняя молитвенная благодарность больного за излечение, его поворот жизненных устремлений в сторону духовности — это тоже плата, но Высшим космическим сущностям. Поэтому всем, кто пытается помочь страждущим больным, озабоченным, несчастным, обиженным, заблудшим, нужно прежде всего лечить не тело, а Душу. А для этого нужно самому быть высокодуховным, высоконравственным человеком. Владеть Истиной и пытаться донести ее до сердца каждого обратившегося к тебе за помощью человека. Ибо причина любой телесной болезни начинается с нарушения им нравственных, Духовных законов тонкого мира.

Геятри

Я летел над удивительно зеленым лесом. Он был ярко-зеленым, каким-то нереально праздничным. Неожиданно лес круто пошел вниз. Подо мной оказался скалистый берег моря. Оно тоже было ярко-синим, праздничным. Я летел над этим морем, уходящим в бесконечную даль.

—Куда же я могу так улететь? — подумал я.

Испугался, повернул назад. Подлетел к какому-то селению и опустился на скамейку рядом с симпатичным парнем.

— Ты кто? — удивленно спросил он.

Я пожал плечами, не зная, что ответить.

— Ты учитель? — снова спросил он. — Так к нам прилетают только учителя, другие их не видят, а я вижу.

— Почему они не видят, а ты видишь? — спросил я.

— Я посредник. Так называют у нас тех, кто видит и этот мир, и тонкие миры. Учителя через нас общаются с этим миром.

— Значит, ты не Учитель, — заключил он. Если бы ты был учителем, то тогда бы все это знал. Значит, ты инопланетянин. Откуда ты?

— Я землянин.

— Так называется твоя планета?

— Да моя планета называется Земля.

— Что-то я про такую не слышал. Надо бы спросить у Учителей.

— А эта, твоя планета, как называется? — спросил я.

— Моя планета — Геятри.

— Странно, у нас так самая главная молитва называется — Гаятри.

— Моя планета не Гаятри, а Геятри, — поправил меня мой неожиданный знакомый.

— Ты сказал молитва, а что такое молитва?

— Ну, как что, это обращение к Богу. У вас что, нет религии?

— А что такое религия? — с интересом спросил он.

— Это некие духовные философские истины, обосновывающие веру в Бога, в высшие силы.

— А зачем это обосновывать?! — удивился геятриец.

— Что, у вас надо еще кого-то убеждать, что есть высшие силы, высший разум и наши старшие Братья, владеющие этим разумом?

— Да, у нас нужно убеждать. Мы поклоняемся Единому Богу. Правда в каждой религии Он называется по-разному, но все равно он Один! Он создал планеты, Вселенные, миры, нас.

Парень некоторое время задумчиво, с некоторым удивлением смотрел на меня, потом как бы для себя проговорил: «Да, интересная ваша планета».

— Мы, например, твердо знаем, что все эти миры и вселенные создаются нашими старшими братьями сначала в их лабораториях, а потом в пространственных сферах. И всем этим руководит, все это направляет (контролирует) Высший Разум, в который объединены все разумы. Это можно сравнить с океаном, в который вливаются все реки, ручьи и даже моря. Это Единый Всеобщий Разум, где есть все обо всем. Куда все стекается и откуда все исходит. И мы все, от мала до велика, подключены к этому источнику. Более того, мы находимся в нем. Нет ничего в мироздании, что было бы вне Его. Это мы знаем, в это верим. Так говорят нам наши учителя.

— Пойдем, я тебе немного покажу нашу планету и как мы живем, — предложил он.

Мы вышли из-за деревьев и оказались перед небольшим поселком.

Красивые, какой-то необычной архитектуры дома. Овальные, пирамидальные, трапециевидные, многогранники. Словом, почти вся геометрия была представлена в этих сооружениях. И все эти дома располагались в виде замысловатого орнамента.

— Почему такая необычная архитектура, — спросил я.

— Почему необычная? — удивился мой спутник. — Обычная. Просто мы учитываем эффект формы в пространстве. Каждая форма производит и трансформирует определенные виды энергий. Соответственно в эти дома и заселяются люди, которым нужно наработать определенного качества энергии.

Мы подошли к красивому овальному сооружению, возле которого собралась группа молодых парней и девушек. Здесь были дети и несколько взрослых. Все они что-то оживленно обсуждали. Их лица были какими-то светлыми, одухотворенными. Увидев моего спутника, они на минуту замолкли и приветствовали его, прижав обе руки к сердцу. Он сделал ответный жест, выворачивая ладони от своего сердца к ним, как бы отдавая им свою любовь и признательность.

— Это что за здание? — спросил я.

— Это больница.

— Больница? — удивился я.— А эти парни и девушки, выходит, больные.

— Да, больные, — ничуть не смутившись, ответил мой знакомый.

— И чем же они больны?

— Эти люди допустили грубость, агрессию по отношению к другим.

— Они что, поругались, подрались с кем-то?

— Этого у нас не бывает. Достаточно взгляда, движения, жеста, поступка, чтобы определить, в каком психическим состоянии находится человек. У нас есть приборы, с помощью которых мы замеряем уровень агрессии, раздражительности и прочих негативных качеств человека. Как только в зоне их действия оказывается такой человек, прибор включает сигнальную систему, причем человек может даже и не подозревать, что в нем появилась агрессия. Поэтому такие больные у нас не пытаются скрыть это или скрыться, они идут в соответствующие учреждения. Там отслеживают источники, которые привели человека к такому состоянию, и работают с ними, а человека, больного этим недугом, отправляют на излечение.

У нас разработаны специальные программы по излечению любых негативных состояний психики человека. У нас любая такая негативная реакция — ЧП. Потому что она излучает в пространство грязные разрушительные энергии. И всем нам за это придется расплачиваться. Поэтому у нас одна семья. И нет между нами ссор, а тем более драк, старшие помогают младшим. И как во всякой семье, у нас все общее. Есть, конечно, сугубо личные вещи — это средства личной гигиены, а остальное: машины, механизмы, приспособления, — словом, как во всякой семье, есть предметы общего и личного пользования.

— А деньги, ценности у вас есть?

— Какие деньги, какие ценности? — удивился он.

— А, - наконец вспомнил он. — Это когда-то давным-давно в нашей истории был такой период. Но мы также давно пришли к убеждению, что деньги, как и другие материальные вещи, ценные, на ваш взгляд, разрушают лучшие человеческие качества, делают из человека более животного, чем человека. Для нас главные ценности — это доброта, любовь, знания, устремленность туда, где живут Высшие.

— А воровство у вас случается? — спросил я.

— А что такое воровство? — удивился он.

— Ну, это когда один у другого стаскивает или, по-нашему, ворует, присваивает себе какую-то понравившуюся ему вещь.

— Что ты, что ты, — рассмеялся геятриец. — Зачем воровать? Если надо, приходи и бери. К тому же у нас ничего лишнего нет, и все только самое необходимое для жизнедеятельности. И потом, у нас нет ценностей среди материальных вещей, у нас другие — духовные ценности, а как их украдешь или отнимешь? Их можно только наработать самому. Их невозможно присвоить.

— Что-то мой желудок сигналит, — неожиданно переменил он тему разговора.

— Зайдем сюда, — показал он на невзрачное, на мой взгляд, здание, — здесь кормят.

Мы зашли в уютное, блистающее чистотой помещение. Небольшие овальные столики были расставлены в виде замысловатого орнамента. Пол, потолок, стены были разукрашены разными видами космоса. Необыкновенное сочетание красок, нежно-розовые всполохи сочетались с аквамариновыми небесами. Душу невольно охватывал необъяснимый восторг. Мой спутник сел за столик, ему тут же подали тарелку не то с кашей, не то еще с чем-то. Поскольку я оставался невидимым, то мне ничего не поставили. Геятриец улыбнулся, аккуратно съел пищу. Сделал обслуге знак руками от сердца. И мы вышли.

— А почему только одно блюдо, не два, не три, как у нас?

— В этом одном есть все, что нужно для моего тела, — ответил он. — Здесь все рассчитано и учтено.

— Ну, хоть вкусно? Я даже не смог уловить запаха твоей пищи.

— Что значит вкусно? У нас нет такого понятия. У нас есть такие понятия, как нужно, необходимо, целесообразно. Когда вкусно-невкусно, человек начинает привязываться к еде, находить в ней удовольствие, и его ориентиры от духовности смещаются в сторону телесного, а это поворот назад, к животной жизни. Поэтому у нас все исходит из целесообразности. И наше тело служит нам как инструмент для наращивания духовности. Ты видел у нас тучных или хотя бы полных людей?

— Я вообще, кроме как тех больных, в этом поселке больше никого не встречал. Такое ощущение, что здесь никто не живет или все сидят по домам и над чем-то упорно трудятся.

— Ты прав — они действительно трудятся. Учителя поставили перед нами проблему, и вот все мы, от мала до велика, бьемся над ее решением. И те, что ты видел возле больницы, тоже говорили о ней. И я сидел на скамеечке не просто так, пока ты не свалился мне на голову.

Он засмеялся искристым, заразительным смехом. Так смеются у нас только дети.

— У нас большая творческая работа, мы хотим создать такой вид энергии, которого еще не было в нашей вселенной.

После таких слов, мне оставалось только почесать в затылке.

— А почему в вашей столовой, или трапезной, или едальне, не знаю, как вы ее называете, пусто, кроме нас и поваров, никого нет. Что, здесь не принято ходить в такие заведения? Все готовят себе пищу дома?

— Нет, нет, что ты, никто у нас пищу дома не готовит. Никто ничего съедобного в доме не держит. Вся еда здесь. Видишь столики? Здесь каждый садится на свое место, как принято в любой семье. Все фигуры орнамента излучают определенное качество энергии. И когда мы все, как одна семья, садимся за эти столики, то создается особый гармоничный настрой, атмосфера наполняется любовью и радостью. И каждый сидящий здесь становится родным и любимым. И не пища нас здесь объединяет, нет. Нас здесь объединяет любовь. Здесь мы делимся друг с другом идеями, открытиями — всем чего кто-либо достиг за прошедший день или часы, и мы радуемся. Мы здесь как дети, мы бы и никогда не расставались друг с другом. Но у каждого своя работа, свои обязанности, свой творческий поиск, интерес. А это тянет, затягивает, порой не дает ни спать, ни есть. Ну, тебе же, наверное, знакомо состояние творческого порыва, поиска, реализации творческого экстаза, наконец. Это ни с чем не сравнимо. Поэтому сейчас вроде время кормить, а никого нет. Все в творческом поиске — не до пищи. Организм переходит на другой вид питания.

— У вас есть государство?

— Нет. Я же говорил, у нас одна большая семья.

— Ну, кто-то же вами управляет?

— У нас есть совет старейшин. Учителя, которые ведут нас.

«Наверное, здесь, на Геятри, люди смогли построить то, о чем так мечтали когда-то мы, земляне, — подумал я, – коммунизм.

А может, они, геятрянцы, и есть наше идеальное отражение в необозримом космическом пространстве, где все мечты, где самые чудесные фантазии сбываются. Ведь где-то же должны быть такие места! Если есть такие, где притягивается все зло, значит, должны быть и такие, где притягивается только Добро.

— Пойдем, я покажу тебе, где учат наших детей, — неожиданно предложил мне мой спутник.

Мы подошли к зданию, увенчанному золотым куполом. Оно чем-то напоминало наш церковный храм. Однако когда мы подошли к двери, на стене вдруг вспыхнул экран с графическим изображением, тревожно замигала лампочка на кончике прямой графической линии, помеченной цифрой 2.

— Что, много? — спросил я.

— Нет, не так много, но вход к детям тебе запрещен. Здесь только любовь и радость. Видно, ваша планета сильно заражена этим вирусом. — Тебе нужно срочно уходить.

— Но как? Я не знаю, как отсюда улететь, — растерялся я.

— Пошли, я знаю место, откуда всегда уходят наши учителя. Видимо, тебе нужно туда.

Мы быстро пошли назад, прошли знакомую скамейку и вышли на край скалистого берега Геятринского моря.

— Прыгай! — крикнул Геятрянец. — Прыгай, ты же Дух.

И я прыгнул вниз, туда, где сверкала и переливалась синяя-синяя и, наверное, чистая-чистая вода.