Два мира — две системы

Сулла был прав — вскоре республика погибла, а на ее месте пышным цветом расцвела империя. Хотя сам Сулла вовсе не имел в виду перемену политического строя. Под республикой он подразумевал Рим. Суть его вопроса: не ослабнет ли закалка римского характера в отсутствие врагов? Не убьет ли это Рим в конце концов? Солнце Рима, пройдя зенит, действительно постепенно начало клониться к закату.

Но прежде чем закатиться вместе с Римом, отпрыгнем от Третьей Пунической и Сципиона Младшего на полвека назад — к концу Второй Пунической, к Сципиону Старшему и его «заклятому другу» Ганнибалу.

За всеми этими событиями мы совсем забыли про Ганнибала. А это несправедливо по отношению к гению… После Второй Пунической гений бежал на Восток, где прибился в советники к уже трижды упомянутому в этой книге царю Антиоху, который был владетелем огромной восточной державы — в нее входили Сирия, Палестина, Месопотамия… Царь и его советник вскоре встретились с римлянами в бою при Магнесии, где железные легионы Рима под руководством Сципиона Старшего разнесли в пух и прах золотые орды Антиоха. В этой битве, как мы помним, Ганнибал отличился только великолепной шуткой в стиле КВН, а больше ничем: Антиох не давал ему командовать войсками, но и не прогонял — царю льстило, что в его окружении находится великий полководец.

Любопытны обстоятельства, при которых неугомонный Ганнибал оказался у Антиоха. После Второй Пунической Ганнибал стал настоящим народным лидером, он постоянно возбуждал в карфагенской толпе враждебные Риму настроения и говорил о необходимости новой войны до победного конца. Причем «идеей-фикс» для Ганнибала стал принудительный заем денег у карфагенских богачей. Этого ему уже простить не могли. Чтобы избавиться от возмутителя спокойствия, карфагенские сенаторы отправили в Рим посольство, которое доложило, что Ганнибал возбуждает толпы погромными речами и ведет тайные переговоры с Антиохом. Ганнибал действительно возбуждал толпы. Возможно, и в сведениях о его переговорах с Антиохом тоже была правда, поскольку в конце концов Ганнибал очутился именно у Антиоха.

Римляне напряглись, потому что войска Антиоха к тому времени вошли в Европу и заняли несколько греческих городов, у которых с Римом был договор о взаимопомощи. Назревала новая война на Востоке. Поэтому Рим срочно выслал в Карфаген трибунал — планировали арестовать и судить Ганнибала. Зачинатель эпохи гуманизма Сципион Старший был против этого плана, он полагал, что Риму негоже вмешиваться во внутренние дрязги Карфагена и уж тем более «переходить на личности». Тем не менее решение об аресте Ганнибала было принято.

Однако у Ганнибала везде были свои глаза и уши. Когда стража пришла к нему, она обнаружила пустой дом: Ганнибал бежал. И, прибыв к Антиоху, начал настропалять того высадиться в Италии. Антиох колебался, он помнил, чем закончился первый поход Ганнибала в Италию — бесславным уходом. Ввязываться в новую изнурительную двадцатилетнюю войну с этими упорными чурками Антиоху не хотелось. А Ганнибал нервничал, настаивал, говорил колкости, только раздражая царя.

В дворцовом саду Антиоха и состоялась вторая личная встреча Сципиона Старшего и Ганнибала. Вообще-то Сципион тогда приехал к Антиоху, чтобы лично провентилировать обстановку и отговорить царя от войны с Римом. Ну и заодно, раз уж такая оказия вышла, встретился с Ганнибалом. Видимо, он спросил разрешения на эту встречу у самого Антиоха, тот согласился и сказал, что его советник сейчас как раз в саду. Сципион направился туда. Оба полководца прогуливались по дорожкам сада и о чем-то долго разговаривали.

Дорого бы я дал, чтобы прослушать их беседу от начала и до конца, прокручивая ее несколько раз, как Мюллер, любящий слушать на диктофоне беседы Штирлица с его агентом…

После разгрома Антиоха Ганнибал снова исчез и через несколько лет возник в Вифинии. Римляне узнали об этом случайно. Римский политик и военачальник Тит Фламинин, которому первым посчастливилось узнать о местонахождении старинного врага римлян, решил взять Ганнибала живым и доставить в Рим. В качестве сюрприза родному городу, под стенами которого Ганнибал когда-то стоял.

Тит срочно выехал в Вифинию и потребовал у местного царька выдачи Ганнибала. Царек согласился предать своего гостя. Ганнибалу тогда шел уже седьмой десяток. Узнав, что царь Вифинии его сдал и сейчас прибудет римская стража, Ганнибал принял яд.

Дурачок Тит Фламинин полагал, что весьма обрадует римский народ и римский сенат вестью о смерти заклятого врага Рима. Однако сенаторам самодеятельность Тита показалась низким поступком. Добивать старого и давно поверженного врага — разве это прибавит чести римлянам?

Плутарх описывает психологическое состояние римского сената следующим образом: «Когда это известие (о смерти Ганнибала. — А. Н.) дошло до сената, многим поступок Тита показался отвратительным, бессмысленным и жестоким: он убил Ганнибала… убил без всякой необходимости, лишь из тщеславного желания, чтобы его имя было связано с гибелью карфагенского вождя. Приводили в пример мягкость и великодушие Сципиона Африканского… Большинство восхищалось поступками Сципиона и порицало Тита…»

Зачем я рассказал вам про Ганнибала?.. Сам не знаю. История — штука прелюбопытная, поэтому автор иногда увлекается и рассказывает читателю больше, чем тому следует знать. Поэтому если вы видите, что я увлекся, не стесняйтесь, обрывайте меня…

Ганнибал скончался в тот же год, что и Сципион Старший. Два прогрессора, сделавшие все от них зависящее для торжества в мире именно своей модели античности, ушли из жизни одновременно. Пометив своими смертями символическую точку пересечения двух исторических кривых — траектории взлетающего Рима и пикирующего Карфагена.

Точка была поставлена не только на жизни двух полководцев, но и на римском характере. И на цивилизаторской политике, придуманной Сципионом… Великий мастер писать красивые батальные полотна прямо на натуре, Сципион своей гуманитарной кистью хотел резче обрисовать и утвердить внешнюю политику, которая проводилась Римом и до него. Она была вполне в русле той идеологемы, что поэтично прописал Вергилий: править народами. Не грабить. А править. Почувствуйте разницу.

Сципион не считал, что Рим должен везде проводить культурно-бульдозерную нивелировку. Миссионерская роль Рима должна была состоять в том, чтобы стать в мире центром власти. Мировым жандармом, если хотите…

Все мирные договоры той поры заключались по «карфагенской схеме», мы ее уже «проходили»: побежденная страна сохраняла полную внутреннюю свободу, культуру, религию, нравы и обычаи; в страну не вводились оккупационные войска римлян и не приезжал римский наместник, а оставался туземный царь; страна даже не платила Риму никакой дани, никаких налогов. Единственное условие: больше не драться с соседями! Никаких войн без римского согласия, для чего армия «покоренной» страны сокращается до минимума, а все деньги, которые раньше шли на армию, можете вкладывать в реальный сектор. Рим обязуется, в случае чего, защитить эту страну от внешней агрессии. За свой счет.

Никакой выгоды. Чистая идеология. Объединить мир силой оружия для того, чтобы прекратить все войны раз и навсегда — вот главная идея. Вполне наполеоновская.

Сципион Старший, утверждавший эти идеалистические принципы, идущие от величия его души, рассылал массу писем средиземноморским правителям, разъясняя свою позицию, непонятную не только древнему миру, но и многим гражданам из сегодняшнего дня: зачем Риму эти хлопоты за всех, какая выгода?

Вопрос неправильный: миссионеры не задаются вопросом, во сколько им обойдется их миссия. Их утешает всеобщая польза…

Как писал о Сципионе историк Кнабе, «уничтожение побежденных противников казалось ему самой примитивной и недальновидной тактикой… Сципион действовал в живом, многообразном мире, населенном бесконечным количеством народов…»

Какое-то время Риму блистательно удавалось придерживаться этой миссионерской политики. Когда в Риме узнали, что Вифиния и Пергам подрались, римские послы приехали к зачинщикам — в Вифинию, чтобы немедленно прекратить войну. Царь Вифинии начал занудно торговаться с римлянами по поводу условий прекращения боевых действий. Римляне, потеряв терпение, развернулись и пошли прочь. Восточный царек метнулся за ними, крича, что так на Востоке дела не решают, поторговаться бы надо… Послы не остановились. Через пару дней царь принял все их условия.

Еще пример. Восточный царек Эпифан напал на Египет, находившийся тогда под управлением малолетнего Птолемея. Через некоторое время перед Эпифаном предстал римский посол. Эпифан величественно протянул ему руку. Вместо того, чтобы пожать ее, римлянин протянул Эпифану меморандум римского сената. Документ был по-римски лаконичен: «Немедленно прекратить войну с Птолемеем». Эпифан сказал, что должен подумать.

— Думай, — ответил римлянин и посохом обвел вокруг Эпифана круг на земле. — Но думай, пока не вышел из этого круга.

Эпифан струхнул и немедленно согласился прекратить боевые действия. Только после этого римский посол пожал ему руку… Это напоминает встречу вооруженного законом западного дорожного полицейского и мелкого нарушителя, не правда ли?..

Любопытно, как описывает альтруистическую римскую внешнюю политику современник и свидетель происходящего — Полибий: «…Всякий другой народ поднимает войну из жажды порабощения и захвата городов, денег, кораблей… Деньги — обычное достояние всех народов, тогда как доблесть, слава и почет — удел богов и тех людей, которые по природе своей приближаются к богам».

«Римляне, — продолжает Полибий, — заслужили… всеобщее доверие и огромное влияние… Римских магистратов не только охотно принимали, но и сами приглашали, им вверяли судьбу не только народы и города — даже цари, обиженные другими царями, искали защиты у римлян, так что в скором времени… все стало им подвластно».

Такая политика самим римлянам очень нравилась. Она наполняла их сердца гордостью за свое благородство, за свою «римскость». Но эта красивая внешняя политика долго не продержалась.

Постепенно завоеванные Римом территории стали становиться не суверенными странами, а просто провинциями. Они по-прежнему сохраняли свою автономию, религию, законы и местное самоуправление. Но от гуманитарной политики Сципиона это отличалось тем, что теперь в провинции располагались римские войска, сидел римский наместник, а главное, брались налоги в пользу метрополии. Деньги… Это именно то, против чего не мог устоять Рим. Как и все прочие цивилизации.