Константин Алексеевич

Послышался шум открываемой двери. Кто-то раздевался в коридоре, снимал галоши, сморкался.

– Папа пришел, – сказал Слава.

Продолжая сморкаться в большой носовой платок, Константин Алексеевич вошел в комнату. Его щеки были пунцовыми от мороза. Плохо повязанный галстук обнажал большую медную запонку на смятом воротничке. Маленькие, заплывшие глазки смотрели насмешливо и добродушно.

– Ага, пионеры! – приветствовал он мальчиков. – Здравствуйте.

Вслед за Константином Алексеевичем вошла домработница Даша и стала накрывать на стол.

Константин Алексеевич вымыл руки, повесил полотенце на спинку стула и сел за стол. Слава унес полотенце в спальню и вернулся.

– О чем беседовали? – Константин Алексеевич заметил лежащий на столе конверт, взял в руки, начал рассматривать. – «Петроград, адресный стол...» Кого это вы разыскиваете?

– Так, одного человека. – Слава забрал у отца письмо и спрятал в карман.

– Ну-ну, дела секретные! – засмеялся Константин Алексеевич, отщипывая и жуя хлеб. – Так о чем разговор?

– Мы говорили о разных специальностях. Кто кем будет, – ответил Слава.

– Гм! Ну и кто куда?

Константин Алексеевич посыпал в суп перца, хлебнул.

– Генка говорит, что комсомолец не может быть музыкантом.

– Я этого не говорил, – запротестовал Генка.

– Как – не говорил?!

– Что я сказал? Я сказал, что, кроме музыки, надо иметь еще какую-нибудь специальность.

Генка слукавил обдуманно: знал главный предмет разногласия между Константином Алексеевичем и Славой.

– Ай да Генка, – сказал Константин Алексеевич, – молодец! Специальность обязательно надо иметь. В жизни нужно на ногах стоять твердо. А там пожалуйста, хоть канарейкой пой.

– Все же я буду музыкантом, – сказал Слава.

– Пожалуйста, кто тебе мешает! Бородин тоже был композитором, а ведь химик... – Константин Алексеевич отодвинул тарелку, вытер салфеткой губы. – Не обязательно быть именно хорошим химиком. Можно и другую специальность избрать, но чтобы ремесло было настоящее.

– Разве музыка, живопись, вообще искусство – не ремесло? – возразил Слава.

– Только ремесло это такое... как бы тебе сказать, воздушное. Константин Алексеевич пошевелил в воздухе толстыми пальцами.

– Почему же воздушное? – не сдавался Слава. – Разве мало людей искусства прославили Россию: Чайковский, Глинка, Репин, Толстой...

– Ну, брат, – протянул Константин Алексеевич, – то ведь гиганты, титаны, не всякому это дано.

– Я согласен со Славкой, – сказал Миша. – Если он хочет быть музыкантом, то и должен учиться на музыканта. Вот вы говорите: он должен получить специальность. Значит, он пойдет в вуз, станет инженером, а потом это дело бросит, будет музыкантом. Зачем же он тогда учился, зачем на него государство тратило деньги? На его месте мог бы учиться кто-нибудь другой. У нас не так много вузов.

– М-да... – Константин Алексеевич задумчиво крошил пальцами хлеб. – Не сговориться, видно, мне с вами...

Он встал, заходил по комнате.

– Я ведь не бирюк, понимаю. В молодости в спектаклях участвовал, чуть было актером не стал... Вот и жена у меня актриса. Я понимаю, молодость она всегда жизнь за горло берет... – Он шумно вздохнул. – И мне когда-то было четырнадцать лет. А кругом жизнь – дремучий лес. И моя мать, помню, все меня жалела: как, мол, ты один будешь пробиваться... «Пробиваться!» Слово-то какое! – Он рассек кулаком воздух. – Пробиваться!!! Биться!!! Вот как... Я молод был, думал: «Ага, вот хорошее место есть, как бы мне его заполучить», а Миша говорит: «Ты, Слава, зря в вузе места не занимай, на этом месте другой может учиться...» Другой. А кто этот другой? Иванов? Петров? Сидоров? Кто он? Родственник его, приятель? Он его и в глаза не видел! Ему важно, чтобы государство инженера получило. Вот он о чем печется.

– Разве это плохо? – улыбнулся Слава.

– Я не говорю, что плохо. – Константин Алексеевич остановился против Генки. – Разбили они нас, Генка.

– Почему «нас»? – возразил Генка. – «Вас», а не «нас».

– Как так? – удивился Константин Алексеевич. – Ведь ты только что поддерживал мою точку зрения?

– О, – протянул Генка, – это когда было!.. – и отошел в сторону.

– Единственного союзника потерял... – развел руками Константин Алексеевич. – Ну, а ты кем собираешься быть?

– Я пойду во флот служить, – объявил Генка.

– Полчаса назад он собирался в фабзавуч, а теперь во флот, – заметил Слава.

– Сначала в фабзавуч, а потом во флот, – хладнокровно ответил Генка.

– Так, так... Ну, а ты, Миша?

– Я еще не решил.

– Он тоже в фабзавуч собирается! – крикнул Генка. – А потом поступит в Коммунистический университет.

– Брось ты, Генка! – перебил его Миша.

– Далеко вы прицеливаетесь, – покачал головой Константин Алексеевич. А я думал, Миша, ты будешь девятилетку кончать.

– Не знаю, – нехотя ответил Миша, – маме трудно. Учиться буду вечерами. В общем, там видно будет.

Он посмотрел на часы, обрамленные бронзовыми фигурками. Взгляд его поймал мгновенное движение большой стрелки, дернувшейся и застывшей на цифре девять. Без четверти двенадцать. Мальчики стали собираться домой.

– Ну-ну, – весело сказал Константин Алексеевич, пожимая им руки, – а на меня не сердитесь. Уж я-то желаю вам настоящей удачи.