Дело о разводе

Дело о разводе

Судья. Лаврова, вы поддерживаете иск мужа о растор­жении брака?

Катя. Нет.

Судья. А вы, Лавров, не изменили свое решение?

Митя. Не изменил.

Судья. Лавров, вы когда-нибудь задумывались, что зна­чит для человека любовь, семья?

Митя. Не задумывался.

Судья. Это уже не легкомыслие, а какой-то цинизм, наплевательское отношение к жизни. Да не только к своей, а к жизни своих будущих детей, будущего поколения. Вы когда-нибудь задумывались, что у вас могут быть дети?

Митя. Нет.

Судья. А следовало бы подумать. Лавров, расскажите суду, что у вас там случилось? В чем главная причина?

Митя. Несходство характеров.

Судья. Это общая фраза.

Митя. Невозможность создать семью. Нет ничего об­щего.

Судья. Он пьет?

Катя. Не так уж. Вообще-то не пьет.

Судья. Он вас бил?

Катя. Что?..

Судья. Лаврова, а вы как считаете, почему ваш муж настаивает на разводе?

Катя. Он считает, что я ему изменила.

Судья. Он правильно считает?

Катя. Это не имеет значения.

Судья. Как же — не имеет значения? Изменили вы ему или нет?

Катя. На этот вопрос я отказываюсь отвечать.

Судья. Ваше право. Но имейте в виду, что вы это дела­ете во вред себе. Может быть, отложим решение вопроса?

Митя. Для меня вопрос решен окончательно. Семьи тут не будет. Давайте сразу.

Ирина и Митя

Ирина. А я все думала: позвоните или не позвоните? Если бы вы знали, что со мной происходило вчера. Когда все сидели и хохмили, а вы встали и вышли — я тоже встала и пошла за вами машинально. Потом спохватилась и верну­лась. И я себе сказала: «Какое свинство, ушел и не попрощался».

Митя. Почему же вы так сказали? Мы как будто и не здоровались?

Ирина. А я вот сказала. А потом оказалось, что вы еще не ушли. Я тогда совсем соображение потеряла. А вы вдруг говорите: «Только не уходи. Я всегда ухожу последний».

Митя. Там все инженеры оказались с высшим образо­ванием. Так-то по заводу всех знаешь...

Ирина. А ты не заметил, там половина были дураки? Один сидел в углу умный, так лучше бы тоже дурак был.

Дело о разводе

Судья. В прошлый раз ваше дело было отложено, вам дали время для примирения. Ответчик, встаньте. Вы пыта­лись восстановить хорошие отношения?

Козлов. Она уехала к матери, а мне туда нельзя появ­ляться.

Судья. А вы бы хотели сохранить семью?

Козлов. В принципе, конечно.

Судья. Вы любите свою жену?

Козлов. Да, очень.

Судья. А вы, истица, встаньте. Любите своего мужа?

Козлова. Люблю.

Судья. А хотели бы семью сохранить?

Козлова. Разумеется. У нас чудесный ребенок.

Судья. У вас ребенок. Сколько лет?

Козлова. Два года.

Судья. Ребенку два года. Видите?

Козлова. Но при таком муже это просто невозможно. У него искаженное мнение обо мне.

Козлов. Мнение жены обо мне такое же.

Козлова. Господи, как не совестно...

Козлов. Не будем сейчас.

Козлова. Хорошо, не будем.

Судья. Когда у вас начались нелады? Почему?

Козлова. Причин много. Я даже не знаю. Границы не было, постепенно. Ни разу меня с работы не встретил. Стал нагло себя вести, будить меня, выяснять отношения.

Судья. Он ведь учится на вечернем?

Козлова (обернувшись к мужу). Другие почему-то и отту­да вовремя возвращаются.

Козлов. Вот так у нее все. Кто-то сказал, позвонил. А оказывается, и не звонил вовсе.

Козлова. Звонили!

Козлов. Один раз задержался на сорок минут с груп­пой своей...

Козлова. Я за него волнуюсь. Жду, меня трясет всю, когда приходит, я плачу. А он предпочитает отмалчиваться. А как-то проучить его, не разговаривать, например, по неделе, я не могу.

Судья. А вы что скажете, ответчик?

Козлов. Я считаю, жить надо нормально. Один раз при­шел поздно — она царапаться! Предупредил: буду все время поздно приходить. Постоянно подозревает — не верю я тебе. Меня это злило. Было один раз основание. Так я же сделал выводы. Подала заявление, даже не ожидал. В суд, и все!

Судья. Вы можете что-то сделать, чтобы исправить положение?

Козлов. Видно, не подходим мы друг другу. Разные точки зрения буквально по всем вопросам. Скандалы.

Судья. Ну и что? Нет людей во всем одинаковых. Это было бы невыносимо скучно.

Митя

Митя позвонил в дверь. Монтер открыл ему.

Монтер. Все спят, отваливай.

Митя прошел в комнату. Она была увешана фотографиями.

— Ты что, пьяный?

Митя. Не твое пил.

Фотографии были самые разные: одни выполнены художест­венно, другие забавно, не обошлось и без обнаженной натуры.

— Твоя работа?

Монтер. Ну, моя.

Митя (увидел среди других фотографий и головку своей жены). Кого я вижу! Супруга. Что же ты ее так скромненько?

Монтер пригляделся, оценивая качество фотографии. Митя и это понял не так. Замахнулся. Монтер уклонился.

Монтер. Да что вы ко мне пристали. (Пошел на Митю.) А ну, отвали отсюда, кретин!

Митя взял со стола стамеску:

— Ага, умелец. Ничего, умельца сделаем.

Но тот был уже за столом. Словно бы играя, монтер стал толкать стол на Митю. На столе лежал рашпиль. Митя схва­тил его.

Монтер. Ну, это ты брось. Это холодное оружие.

Митя швырнул рашпиль. Монтер закатал рукав, посмот­рел.

— Так. Теперь жди повестку. За нанесение повреждения холодным оружием есть статья.

Дома

Не разговаривать друг с другом было бы глупо. Пока они живут в одной квартире, надо сохранять нормальные отношения. Сейчас их отношения лучше, чем прежде, сейчас они идеально нормальные.

Митя читает книгу. Катя читает журнал «Юность», куса­ет булку.

Катя. Тебе там не темно?

Митя. Нет, все в порядке.

Катя. Как же в порядке, ты ничего не видишь.

Митя. Почему, я все вижу.

Катя. Может, лампу подтянуть?

Митя поднялся.

— Ты не понял, мне это не нужно. Я хочу, чтобы тебе было удобней.

Некоторое время они читают молча.

Митя. Ты что сухую булку ешь? Возьми, там у меня кол­баса, масло есть.

Катя. Зачем, я могу сама в гастроном сходить.

Митя. Зачем ходить, когда все есть. Смешно. Ну, отку­пишь мне завтра пятьдесят грамм колбасы.

Зазвонил телефон.

Катя. Да? Сейчас. Тебя.

Митя поднялся с раскладушки, взял трубку. Это была Ирина.

Ирина. А теперь я решила тебе позвонить. Ничего?

Митя. Ничего.

Ирина (передразнила). Ничего. Ну что же, будем доволь­ствоваться этим. А я сегодня должна была уехать на Украину. У меня ведь отпуск уже два дня! Решила — не поеду.

Митя. Ну, зачем же это.

Ирина. Тебе неудобно разговаривать?

Митя. Я перезвоню.

Ирина. Тогда прости.

Позвонили в дверь. Катя пошла, открыла. Вернулась с немоло­дой женщиной.

Женщина. Я по объявлению.

Катя. По какому объявлению?

Митя. Это я дал объявление. О размене комнаты. Про­сти, я тебе не успел сказать, но ведь рано или поздно надо разъезжаться. Учти, все будет зависеть только от тебя. Если тебе понравится. Я лично согласен на что угодно.

Катя (женщине). Проходите, пожалуйста, садитесь.

Женщина. Вот это ваша квартира?

Катя. Там кухня.

Женщина. Боюсь, что мой вариант вам не подойдет. У нас не отдельные комнаты в разных районах, а одна боль­шая, тридцать метров, но разделенная капитальной перего­родкой. Фактически две комнаты. Перегородка почти ка­питальная и почти звуконепроницаемая.

Митя. Что значит — почти?

Женщина. Почти совсем ничего не слышно. Дело в том, что мы с сестрой эту перегородку сами поставили. Мы решили так: у человека должно быть место, где он мо­жет отдохнуть, где он будет один. Причем действительно, как только мы поставили перегородку, я стала человеком. Я в любую минуту могу пойти в гости, но когда я возвра­щаюсь — я одна.

Митя. Тогда зачем же вам съезжаться?

Женщина. Дело в том, что у меня так сложилась жизнь, что нет семьи. Так что теперь моя семья — это, по существу, моя сестра. И вот, казалось бы, пустяк — перегородка. Но это значит — отдельный вход, отдельное хозяйство. Чашки там, ложки тут. Я не ожидала, что это будет так грустно...

Митя. Зачем же вам менять квартиру? Проще сломать перегородку, и будет одна комната.

Женщина. Вот в том-то и дело, что ликвидировать эту перегородку невозможно. На это нужно специальное разре­шение, а нам его не дают. Оказывается, когда мы ставили перегородку, мы должны были взять на это разрешение. А мы не подумали и не взяли. И значит, теперь они не мо­гут дать разрешение, чтобы ее снять.

Катя. Почему не могут?

Женщина. Это как раз понятно. Как они могут дать разрешение снять перегородку, которую они не разрешали ставить! Я и права не имела на это! А теперь надо идти к ин­спектору. Но инспектор все равно не разрешит.

Катя. Зачем же идти, если все равно не разрешит?

Женщина. А затем, что я должна получить отказ.

Катя. А зачем вы должны получить отказ?

Женщина. А затем что, когда я получу отказ, я смогу обратиться дальше.

Катя. Так, может быть, сразу обратиться дальше?

Женщина. Пока я еще не могу обратиться дальше, по­тому что у меня еще нет резолюции.

Катя. Да неужели нельзя им объяснить?

Женщина. Что я могу объяснить, когда я сама вино­вата!

Катя. Вот и объясните, что вы сами виноваты.

Женщина. Это они сами мне объясняют, что я сама виновата.

Катя. А теперь вы просите вам помочь.

Женщина. А зачем они будут мне помогать, если я допустила нарушение!

Митя. Что вы, ей-богу, из ерунды делаете проблему. Хо­тите, приду в воскресенье и поломаю вам эту перегородку?

Женщина (смеется). Как вы ее поломаете, она же по­чти капитальная!

Митя. Ломать — не строить.

Женщина (смеется). А бревна куда? Вот такие бревна!

Митя. Бревна во двор.

Женщина (смеется). Но они будут там все загромож­дать!

Митя. Не будут, их кто-нибудь унесет.

Женщина. Куда унесет?

Митя. Перегородку ставить.

Женщина (возбужденно). А что, вполне возможно... Взять сломать. Снести, и все. И действительно, кто-нибудь возьмет и поставит перегородку у себя. Прекрасный дуб... Вот у вас проблема посерьезней. Разменяться на две комна­ты в разных районах — это сейчас непросто. Я не спрашиваю, почему вы разъезжаетесь...

Ответа не было, но женщине не хотелось уходить.

— Что делать, это жизнь. Сначала встречи. Что ни день, то встреча... Потом — расставанья. Годы идут... С одним че­ловеком, с другим человеком. Добро бы с чужими — с дру­зьями! Добро бы с друзьями — с близкими! Казалось бы, зачем расставаться с близкими? Ради того, чтобы потом расстаться со всеми вместе?.. Что же, простите за беспокой­ство.

Катя. До свиданья...

Женщина ушла.

— Мог бы и со мной посоветоваться. Объявление дал. И много таких объявлений написал?

Митя. Много.

Катя. И где расклеить — указал?

Митя. Указал.

Катя. Все расклеил или еще остались?

Митя. Еще остались.

Катя. Может, вместе пойдем расклеивать?

Митя. Можно и вместе.

Катя. Пускаешь пузыри, изображаешь из себя спокойного.

Митя. А что волноваться.

Катя. Ну, деловой. Ну, маклер. Раньше бы свою дело­витость проявил, получили бы двухкомнатную квартиру.

Митя. Какой я делец. Твой приятель, вот этот люби­тель-фотограф, — вот кто делец.

Катя. Кто тебе дал право так о нем говорить? Что он тебе сделал плохого?

Митя. Я из-за него с женой развелся.

Катя. Ты сам себя развел.

Митя. Кто где ночевал? Я? Или ты? Ты думала, что до­мой пора?

Катя. Я все время думала: который час? Двенадцать уже! А потом думаю: чего это я трясусь? Никто не трясется, а я трясусь.

Митя. Ничего, не знаю. Моя жена не ночует дома. На­ставляет мне рога.

Катя. Какие рога?

Митя. Ветвистые. Что я должен думать о своей жене?

Катя. А что ты должен думать, если она твоя жена и ты ее любишь?

Митя. Вот любовь — это не надо.

Катя. Современный человек! Как девчонка ведешь себя. Все остались, и я осталась.

Митя. Все это все. А ты — жена.

Катя. А жена — это, значит, клетка? Мое, да?

Митя. Значит, для тебя это была клетка. Что ж ты рань­ше не говорила? Я бы тебя выпустил, летай!

Катя. Мужчина! Взял бы дал по морде. Удерживай! Если ты муж, так воспитывай. А то раз — в суд повел.

Митя. Молчи. Еще слово скажешь, пульну чем-нибудь. По башке по твоей пульну!

Катя. Раньше надо было пулять. Сейчас я тебе никто.

Митя. Ты этого хотела.

Катя. Я этого не хотела.

Митя. Почему? Хотела. За что боролась, на то и напо­ролась. Теперь ты свободная женщина, я свободный чело­век. Всем хорошо.

Катя. Зачем тогда женился?

Митя. Дурак был. И все дураки, кто женится. Написать бы всем на лбу букву «Д», и пускай смотрят на себя в зер­кало.

Катя. Вот я сейчас возьму и уйду.

Митя. Иди.

Катя. Смотри, я иду.

Митя. Иди, иди. Только ты вещи забыла.

Катя стала собирать в сумку вещи.

— Значит, собираешься?

Катя. Собираюсь.

Митя отнял у нее сумку.

— Не трогай меня руками!

Митя. Нет, давай поговорим. Почему именно ты ухо­дишь? Это твоя квартира, оставайся. Вон твоя скатерть, ба­бушка подарила. Тут твое все. А я к Славке пойду. Где мое белье, где рубашка? Ничего нет. Вот видишь, какая ты у меня хорошая хозяйка?

Катя. Нет уж, оставайся ты. Телефончик дал уже, уже звонят тебе. Тоже по обмену?

Митя. Знакомая звонила.

Катя. И любая от тебя уйдет. И знакомая твоя уйдет. Пусти.

Митя выскочил из комнаты, прихлопнул дверь с другой сто­роны.

Катя дернула за ручку, крикнула:

— Пусти меня!

Митя. Сиди. Я уйду.

Катя. Ты уйдешь, и я уйду. Оставлю дверь открытой, пускай обокрадут.

Митя вошел в комнату, швырнул Катю на тахту. Она заплакала.