Глава 11. Вернувшись после обучения новых слуг, Пэн уселся за столик на козлах и приготовился уже расслабиться и выпить

Вернувшись после обучения новых слуг, Пэн уселся за столик на козлах и приготовился уже расслабиться и выпить, как вдруг раздались негромкие женские шаги. Он испуганно посмотрел на лестницу, но сразу же успокоился, увидев, что идет его мать. Меньше всего ему сейчас хотелось видеть жену – он был не в том настроении, чтобы созерцать ее печальное лицо.

– А, Пэн! – Заметив его, мать ускорила шаг. – Хорошо, что ты здесь – надо поговорить. Где твой отец?

– Уже идет сюда из конюшен. Будет с минуты на минуту, – ответил Пэн и приподнял бровь. – А где моя жена?

– Наверху, шьет.

– Ну, естественно, – сухо заметил Пэн.

Это, видимо, было ее любимым занятием. Только ему пока не доводилось увидеть результатов. Пэн решил, что сейчас она трудится над платьем, ибо те, что она носила, были темными, тусклыми и слишком велики ей. Поэтому Пэн питал большие надежды, что сейчас в спальне она создает новое, более яркое и по размеру. Но на одно платье невозможно потратить так много времени, а шить она начала еще во время поездки, и он видел это, временами заглядывая к ней в палатку. Приехав в Джервилл, Эвелин продолжила работу, и вот уже три дня занималась только шитьем. Или спала. Или плакала – иногда даже во сне.

Все время, пока они ехали за оруженосцем, Эвелин пребывала в образе этакой счастливой болтушки, но в последний день поездки в Джервилл все изменилось. С тех пор как произошел пожар в их палатке, она ходила как привидение. Пэн даже соскучился по ее жизнерадостным разговорам, и для него невыносимо было видеть, какой слабой и печальной она стала. И что хуже всего – он не имел ни малейшего представления, как ей помочь. Поначалу он надеялся, что это лишь тоска по дому, которая скоро должна пройти, но вместо того чтобы вновь начать радоваться жизни, Эвелин лишь все глубже уходила в себя.

– Зря ты так говоришь. Она шьет тебе новые шоссы и тунику. Заново. – Леди Джервилл раздраженно отчеканила каждое слово. В этот момент вошел лорд Джервилл.

– Шоссы и тунику? Мне? – поразился Пэн. – Но зачем? Это ей нужна новая одежда!

– Да, – подтвердил лорд Джервилл, приблизившись к столику. – У девочки ведь нет ни одного подходящего платья. А те, что имеются, мрачные какие-то, страшные. – Он поцеловал жену в щеку и присел рядом с сыном. – Полагаю, что голубое, порвавшееся на свадьбе, и красное, которое сгорело, были единственными цветными в ее гардеробе.

Леди Джервилл хмуро посмотрела на мужа, затем гневно обратилась к Пэну:

– Твоя жена, позволь сообщить, ночами не спала, шила тебе новую одежду взамен изуродованной при пожаре в Стротоне. Именно по этой причине она по вечерам безвылазно сидела в палатке, а днем валилась с ног. Она шила одежду для тебя.

Пэн даже растерялся, услышав эти новости. Первым заговорил его отец:

– Ну, значит, она чертовски медленно работает, раз до сих пор не закончила.

– Уимарк, – не на шутку разозлившись, сказала леди Кристина, – Эвелин уже тогда почти дошила их, но они сгорели в палатке. Она была чудовищно расстроена, однако, приехав сюда, начала работу заново. Думаю, новый комплект скоро будет готов.

– Хм… – При упоминании о пожаре лорд Джервилл нахмурился. – Так вот почему она так грустила? Из-за каких-то тряпок?

– Да, частично, но мне кажется, она и по дому очень скучает. – Леди Джервилл перевела недовольный взгляд на Пэна. – А ты ей совсем не помогаешь!

– Я? – удивленно переспросил Пэн. – А что я могу сделать? Я-то ей ничем не досаждал!

– Да, но и не сделал ничего, чтобы поддержать ее, – возразила его мать. – Ты нашим собакам уделяешь больше внимания, чем Эвелин. Им ты хотя бы кость кидаешь. Время от времени.

– Я вообще-то и не могу уделять ей внимание, – возмутился Пэн. – Ты забыла, что с моими руками?

– Пэн, я сейчас говорю не про постель! Ты хоть раз говорил с ней дольше одной минуты?

– Говорил с ней? – Пэн взглянул на мать с явным непониманием, что еще больше разозлило леди Джервилл.

– Ты что, был слеп все эти годы? Или долгий поход так повлиял на тебя? Ты, случайно, не замечал, что твой отец постоянно разговаривает со мной?!

– Я не это имел в виду, – огрызнулся Пэн. – Я хотел сказать, что она… в общем, обычно она сама… была такая…

– Он пытается донести до тебя, что ему прежде не удавалось и слова сказать, – встрял отец. – По крайней мере, когда она болтала во время поездки верхом.

– А, ну так это она боролась со сном, – сказала леди Джервилл.

– Да уж, я заметил – эта девочка любит подольше поспать, – сухо ответил лорд Джервилл. – Однажды она заснула прямо в седле, хотя должна была учиться управлять.

– Только один раз, – отпарировала леди Джервилл в защиту Эвелин. – Да и то потому, что до этого всю ночь шила.

Она помолчала секунду, затем, вздохнув, продолжила:

– Я обещала ей хранить тайну, но поскольку вы оба упорно считаете ее никчемной, а она очень расстраивается из-за этого, позвольте вам кое-что рассказать.

Пэн с отцом переглянулись.

– То есть она все-таки что-то может? – недоверчиво спросил лорд Джервилл.

– Да, – твердо ответила леди Кристина.

– Дорогая, я понимаю, что Эвелин тебе нравится, но она даже верхом ездить не умеет, – напомнил ей Уимарк.

– Умеет.

– Нет, она…

– Мама права, – вмешался Пэн, не дав отцу спорить дальше. – Эвелин не умела, когда мы уезжали из Стротона, но у нее есть способности, и она хорошо выучилась к тому времени, как мы прибыли сюда. Уже по дороге из Харгроува я хотел дать ей своего коня, но она сказала, что пока не уверена в своих силах, и я разрешил ей и дальше ехать вместе со мной.

– Вы не понимаете, – сказала леди Джервилл. – Она умела ездить верхом еще до того, как покинула Стротон.

– Не смеши, Кристина, – отмахнулся Уимарк. – Зачем ей понадобилось лгать и заставлять нас думать, что она не обучена?

– Чтобы спасти руки Пэна.

– Что?! – в ужасе воскликнул Пэн.

– Ты настаивал на том, чтобы самому управлять лошадью. Эвелин – собственно, как и я – боялась, что ты поранишься еще больше. Тогда она выдумала этот предлог, чтобы взять поводья в свои руки, чтобы ты думал, будто обучаешь ее.

– Хороша ученица. Весь следующий день проспала, – фыркнув, заметил лорд Джервилл.

– Она шила всю ночь, – напомнила леди Джервилл. – Но заметь, она и потом все время работала и тем не менее ухитрялась оставаться бодрой.

Уимарк призадумался.

– Значит, говоришь, эта девочка знает достаточно?

– Да. Во время праздничного ужина ее мать рассказала мне обо всем, чему она учила дочь. Эвелин подготовлена к замужней жизни, пожалуй, лучше любой своей сверстницы.

– Вести домашнее хозяйство? Распознавать и лечить болезни? Распоряжаться слугами? – начал допытываться лорд Джервилл.

– Да. Все это и многое другое.

– Тогда почему она не следила за повязками Пэна? Я смотрю, им занимаешься только ты.

Леди Джервилл замялась.

– Да, но… я уже извинялась перед Эвелин… просто я объяснила ей, что Пэн – мой сын.

– Угу, а этот дом – твои владения, – мягко сказал лорд Джервилл.

– О чем ты? – поморщившись, спросила Кристина.

– Ты говоришь, что Эвелин грустит, потому что Пэн не считается с ней, а еще она скучает по семье, верно?

– Да, конечно.

– Но возможно, дело не только в этом.

– А в чем еще?

– Кристина, пойми, Эвелин не только попрощалась со своим домом и семьей. Она приехала к нам. Если твои наблюдения верны и ее действительно хорошо обучили – подразумевалось, что, выйдя замуж, она переселится в новый дом и будет сама следить за ним. Но здесь наш дом, твоя личная территория. Хозяйка здесь ты, знаешь, где что лежит, а ей тут просто нечего делать, нет возможности показать себя. Она как гость.

Леди Джервилл утомленно опустилась на скамейку между мужем и сыном.

– Об этом я даже не подумала…

– Понимаю, – мягко ответил лорд Джервилл. Он помолчал секунду, затем сказал:

– Мне по приезде сообщили, что умер старик Леджер.

– Да, я знаю, – в некотором замешательстве ответила леди Джервилл. – Ты мне уже говорил.

– А он был кастеляном в Рамсфелде, – продолжил Уимарк. Он говорил про отчий дом жены. После женитьбы они объединили две земли, но жить остались в Джервилле.

– Да, помню. – Голос леди Джервилл звучал теперь раздраженно.

– А я вот как раз думал, кто же теперь будет вместо него смотреть за замком…

Пэн выпрямился, понимая, к чему клонит отец. Мать, очевидно, тоже сообразила – он видел, как изменилось ее лицо. Но довольной она не выглядела.

– Уимарк… – начала она, но лорд Джервилл прервал ее:

– Может быть, Пэн вместе с Эвелин отправится туда?.. – Но…

– А что, хорошая возможность узнать друг друга лучше, без посторонних, – сказал он, предупреждая все ее протесты. – Кроме того, у нее появится свой собственный дом, которым она сможет распоряжаться, и не будет больше чувствовать себя гостьей, принятой из милости.

– О… – уступая, вздохнула леди Джервилл.

– Милая, у тебя все хорошо?

– А?.. – Эвелин с отсутствующим взглядом посмотрела на леди Хелен.

Они ужинали за большим столом. Эвелин сидела между леди Джервилл и леди Хелен. Пэна, как обычно, не было. Точнее, сначала он был – беседовал с отцом, но как только Эвелин спустилась, поспешил уйти.

Она считала, что это из-за нее. Пэн, казалось, постоянно избегал ее… до такой степени, что даже ужинать не хотел за одним столом с ней. Где он спал – тоже оставалось загадкой. Эвелин же каждую ночь оставалась одна.

– Ты сейчас печально вздохнула, – сказала леди Хелен. – Ты чем-то огорчена?

Эвелин натянуто улыбнулась. Леди была доброй женщиной, как и мать Пэна. Вообще с тех пор, как она приехала в Джервилл, все обращались с ней ласково, были такими душевными и отзывчивыми, что Эвелин иногда забывала, что ее собственный муж не принимает в этом никакого участия. Эвелин снова вздохнула, но, теперь заметив это, покачала головой, злясь на себя.

– Простите, миледи.

– Не нужно извиняться, Эвелин, – вступила в разговор леди Джервилл, погладив девушку по руке. – Ты ни в чем не виновата.

Эвелин нахмурилась.

– Но ведь это из-за меня Пэн никогда не ужинает вместе с нами. За это стоит попросить прощения.

– Что? – Это заявление удивило леди Джервилл. Сглотнув, Эвелин признала:

– Ваш сын явно не доволен мною как женой. С того времени, как мы здесь, он постоянно избегает меня и даже не ест со всеми, потому что я тут сижу. Стоит ли говорить о том, что он не приходит спать в собственную комнату.

– О, Эвелин! – Леди Джервилл посмотрела на нее в изумлении. – И ты действительно считаешь, что все это из-за тебя?

– Какая же еще может быть причина? – беспомощно спросила Эвелин. – Я говорила с Диамандой – она сказала, что до моего появления Пэн и ужинал в зале, и спал в своей кровати. Она считает, что я тут не виновата, но в то же время других объяснений найти не может.

– Потому что он не знает… – начала леди Джервилл, но прикусила губу.

Эвелин хотела уже спросить, что имеется в виду, но тут женщина скривилась и с отвращением сказала:

– Господи, столько глупых секретов… «не говори ему то, не рассказывай ей это…» Мне стоило предвидеть, что он ничего сам не объяснит. В этом он копия отца. Ладно, давай, чтобы поберечь твои нервы и сердце, скажу тебе одну вещь – сама я додумалась до нее лишь спустя долгие годы совместной жизни с Уимарком: если ты чего-то не понимаешь – спрашивай! И ни в коем случае не бойся показаться глупой – потому что еще глупее строить догадки, не задавая ни одного вопроса.

Сделав глоток из кубка, она продолжила:

– Сейчас ступай наверх и войди в спальню, не постучавшись – имеешь на это право. Молча выслушай реакцию, а затем спроси мужа, почему это он не спит с тобой. Ответ, возможно, очень удивит тебя.

Эвелин уставилась на нее в недоумении. Она мало поняла из того, что сказала леди Джервилл. Так много секретов? Каких? Ей казалось, что она сама доверила этой женщине пару своих. Или здесь еще у кого-то есть тайны?

– Иди, – резко прервала ее мысли леди Джервилл. Эвелин взглянула на леди Хелен, но та, видимо, тоже была сбита с толку.

Неохотно поднявшись, Эвелин перешагнула через скамейку и не спеша направилась к лестнице. С одной стороны, было любопытно, что же за ответ ждет ее там, наверху; с другой – совершенно не хотелось его слышать. Достаточно было предположить, что муж не выносит ее присутствия. Еще хуже убедиться в этом.

Какая же она трусиха! Даже противно стало. Родители растили ее не такой, но все же… столько всего успело произойти за последнюю неделю, что Эвелин начинала чувствовать себя верблюдом, спина которого вот-вот сломается, если на нее положат еще хотя бы одну соломинку.

Не все, конечно, было так плохо. По прибытии в Джервилл многое наладилось: ей даже казалось, что она снова дома. Леди Джервилл очень напоминала ее мать, которая вела хозяйство с видимой легкостью и непринужденностью. Эвелин, правда, ничего, кроме шитья, не оставалось, но она не очень возражала. С ее «достижениями» за прошедшие несколько дней она была только рада, что ей не поручали никакой работы по дому – не хотелось открывать в себе новые черты непригодности, о которых она, быть может, и не подозревала вовсе.

Эвелин чувствовала себя гораздо комфортнее, занимаясь пошивом новой одежды для Пэна. Пока что он носил шоссы и тунику покойного брата Адама – благо у них был один размер. Но она считала, что ему все-таки нужно иметь свою собственную одежду. А шила она по крайней мере хорошо.

Итак, Эвелин трудилась, одновременно наслаждаясь общением с Диамандой, леди Хелен и леди Джервилл. Они все были такие хорошие, добрые, а Диаманда – очень жизнерадостная девочка – похоже, целиком взяла на себя задачу развлекать Эвелин и не давать ей грустить.

Единственной проблемой были очевидное безразличие со стороны мужа. А как же еще это можно назвать? Он постоянно избегал ее, а они даже в постели еще не были. Это не могло не расстраивать после тех надежд, что переполняли ее в первую брачную ночь, когда он с таким рвением прикасался к ней и ласкал.

Мысли Эвелин прервались, как только она дошла до комнаты рядом с той, в которой должна была жить вместе с мужем.

Глубоко вдохнув, Эвелин приложила ухо к двери, чтобы хоть приготовиться к тому, что ее ждет, но ничего не услышала, даже шепота. Распрямив плечи, Эвелин приготовилась постучать, но, вспомнив о настоянии леди Джервилл, опустила руку, постояла еще секунду, затем открыла дверь.

Дэвид отправил ему в рот очередную ложку гуляша, и тут Пэн услышал, как открылась дверь. Он думал, что вошел отец, но, повернувшись, чуть не подавился, увидев на пороге жену.

Удивление в ее глазах подсказывало, что она скорее всего не ожидала его здесь застать или же просто не знала, чем он занимается.

Пэн перевел взгляд на оруженосца. Он был несказанно рад появлению этого мальчика. Первые дни после пожара стали в жизни Пэна, пожалуй, худшими. Травма рук лишила его возможности самому справляться с простейшими повседневными задачами – накормить себя, одеть, помыть… Даже сходить по личным надобностям не получалось без унижения. Он мог своими лапами спустить шоссы с бедер, а вот надеть обратно не получалось. Отец помогал ему, как мог, но для Пэна существование превратилось в кошмарный сон.

Действительно, приезд в Харгроув стал спасением – наконец появился верный помощник. Но, несмотря на это, Пэн был слишком горд, чтобы позволить другим видеть, насколько он беспомощен, – не важно, как часто приходилось это скрывать. Поэтому с тех пор, как появился Дэвид, Пэн с его помощью ел вдали от всех. В первую ночь мальчик кормил его на поляне у реки. Когда они добрались до Джервилла, Пэн велел ему приносить еду наверх, в комнату Адама. Затем мальчик помогал ему раздеться перед ванной, и на этом очерчивалась граница. Дэвид предлагал – конечно, с большой неохотой – помыть его, но Пэн, не желая позорить ни себя, ни его, просто обходился недолгим лежанием в воде.

По такой схеме они и жили. Каждое утро Дэвид одевал Пэна, затем всюду следовал за ним, исполняя свои обязанности. Когда подходило время обеда, Пэн отправлялся наверх и ждал, пока Дэвид принесет из кухни еду. Так же проходил и ужин. Позднее мальчик помогал Пэну лечь, затем отправлялся спать на соломенной подстилке в углу.

– Так, Дэвид, спасибо, я закончил. Можешь отнести это обратно в кухню.

Оруженосец помедлил, очевидно, сомневаясь, что Пэн решил остановиться, съев только половину. Тем не менее он кивнул, забрал оставшееся и, пройдя мимо Эвелин, вышел из комнаты.

Пэн перевел взгляд на жену. Сначала она в нерешительности стояла у порога, затем, подняв голову и расправив плечи, вошла и закрыла за собой дверь. Он настороженно ждал, что же последует за этим.

– Так значит, вы едите здесь не потому, что избегаете меня?

Пэн был так шокирован ее словами, что даже рот открыл. Опомнившись, он изумленно воскликнул:

– А с чего ты вообще так подумала?! Эвелин тяжело вздохнула.

– Потому что вы, похоже, постоянно сторонитесь меня. Покидаете комнату почти сразу, после того как я войду в нее, – так было и сегодня, стоило мне только спуститься. Со дня приезда вы ни разу не сели со мной за стол. И несмотря на то что мы вместе спали в Харгроуве, вы никогда не ночевали в палатке и, более того, в своей собственной кровати, здесь, в Джервилле.

Последнее предложение она протараторила, чувствуя, как вспыхнуло ее лицо.

Пэн пребывал в замешательстве.

– Сегодня вечером я ушел из зала, потому что пришло время ужина, и, как тебе теперь известно, ел здесь.

– Да, теперь я понимаю… – тихо сказала Эвелин. – Но это не объясняет вашего отказа спать вместе со мной… Я пойму, если вы меня не хотите… я знаю, что не очень привлекательна…

Пэн фыркнул, но Эвелин подняла глаза и нахмурилась.

– Не нужно грубить, милорд муж. Понимаю, я слишком толстая и…

Пэн не удержался и, снова фыркнув, покачал головой:

– Ты красивая, жена.

Заметив гнев в ее глазах, он подумал: «Неужели она и вправду не понимает, что нравится мне?» Господи, ну конечно, не понимает, неожиданно осознал он. Кузены хорошо постарались и за много лет убедили ее в том, что она неказистая. Жаль, Пэн не понял этого сразу, еще в Стротоне, – тогда они бы не отделались одной угрозой.

– Ах да, – сухо ответила Эвелин, – я такая красивая, что вы до сих пор даже не осуществили наш брак, хотя прошла уже целая неделя.

Пэн посмотрел на нее, затем поднял перебинтованные руки.

– Видишь ли, жена, в деле появились кое-какие осложнения.

– А Хьюго сказал, что здесь важны не руки, и раз вы смогли оседлать лошадь, то и меня сможете без проблем, – выпалила Эвелин, но, сообразив, что за пошлость она сейчас произнесла, густо покраснела.

– Хьюго? – с отвращением переспросил Пэн. – Почему ты ему поверила?

– Потому что он мужчина и имеет больше опыта в таких вещах, – пролепетала Эвелин, склонив голову. – А что, он сказал мне неправду?

– Да, он ска… – Пэн вдруг осекся, понимая, что такой ответ будет ложью.

Конечно, он мог совершить брачный обряд. Это было бы трудновато, правда, но вполне возможно. Бесполезны-то были руки, а не мужское достоинство, которое пребывало в полной готовности, как он уже успел заметить за время поездки. Пэн не мог даже спокойно сидеть за ней на лошади, не говоря уже о тех страшных минутах, когда водил ее на реку… Боже правый, ему и смотреть на нее не надо было – хватало лишь звука снимаемого платья и всплесков воды, чтобы потом долго успокаивать восставшего «друга».

Пэн избегал ее по ночам, потому что одна только мысль о том, что он будет лежать рядом с ней, вдыхать ее аромат, прикасаться, но не иметь больше никаких возможностей, казалась невыносимой. В Харгроуве у него просто-напросто не было выбора, он не мог унизить Эвелин, попросив при ней отдельную комнату для себя. Но несмотря на то что они спали тогда в одной кровати, он старался лечь как можно дальше от нее и впредь так делать, пока не заживут раны и он не сможет воплотить в жизнь все свои фантазии.

Но, приняв такое эгоистичное решение, Пэн даже не подумал, как это воспримет Эвелин. Естественно, подвергнувшись тщательной обработке со стороны кузенов, она решила, что он избегает ее.

Вздохнув, Пэн попытался объяснить:

– Если ты хочешь знать, то да, оформить брак возможно, но пойми, без моих рук тебе будет неудобно. Не получилось бы сделать это… обычным способом. Тебе пришлось бы сесть на подоконник или опереться на что-нибудь…

Речь Пэна замедлилась, как только в воображении всплыли картины возможных вариантов. Эвелин сидит на подоконнике, он своим телом разводит ее ноги, прислоняется к ней, целует, затем входит в нее… Или нет, она держится за тот же подоконник, а он входит в нее сзади…

– То есть вы хотите сказать, что отказываетесь из-за того, что мне это будет неудобно?

Голос Эвелин вывел Пэна из забытья, и он сердито нахмурился. К его сильнейшей досаде, она говорила так словно не верила ему.

– Ну… да, конечно, и поэтому я не спал вместе с тобой. Неужели ты думаешь, что я просто так предпочел бы теплым подстилкам из овчины твердую холодную землю?

– Нет, конечно, – ответила Эвелин не без злости в голосе. – Поэтому я и решила, что вы предпочли твердую холодную землю моему присутствию.

Пэн открыл было рот, но промолчал. Странно, он, конечно, мог понять, как здорово над ней поиздевались кузены, но ему казалось, что его желание в первую брачную ночь, до пожара, было весьма очевидным. Орган его выпрямился и затвердел, словно меч, а рвение было как у неопытного мальчишки. Как она могла не заметить этого?! Тут ему в голову пришла одна догадка:

– Ты была пьяна в нашу первую ночь?

– Нет! – воскликнула Эвелин, шокированная подобным вопросом.

– Тогда ты точно должна была заметить мое… – Пэн призадумался, отчаянно подыскивая замену неприличному слову, возникшему в голове, чтобы описать свое тогдашнее состояние. – Э-э… рвение.

Эвелин молча уставилась на него. Тогда он, раздраженно выдохнув, попробовал зайти с другой стороны:

– Поверь мне, жена, если бы не мои руки, я бы занимался подтверждением нашего союза при любой возможности. Но я не стану причинять тебе ненужную боль.

Прикусив губу, Эвелин заколебалась, но потом ответила:

– Ну, мама говорила мне, чего стоит ожидать, и предупреждала, что в первый раз может быть очень неудобно и даже больно. Я ценю вашу заботу, но если вы хотите, то…

– Эвелин, – прервал ее Пэн, – ты не понимаешь, чего просишь. Первый раз для женщины отнюдь не всегда приятный. А если я еще и без рук займусь этим – будет еще хуже. Для тебя.

– Понимаю, – пролепетала Эвелин и чуть не подпрыгнула от неожиданности, услышав стук в дверь.

На пороге появился Дэвид, в нерешительности переводя взгляд с Эвелин на Пэна.

– Вы еще собираетесь мыться, милорд? Или мне стоит…

– Не буду вам мешать, – тихо сказала Эвелин и поспешила прочь из комнаты.

Пэн с печалью смотрел ей вслед. Прежде чем она отвернулась, он увидел и понял, что не смог полностью убедить жену. Но и как поступить в данной ситуации, он не знал.

Вспомнив про Дэвида, в ожидании стоявшего у двери, Пэн знаком пригласил его войти. Сегодня, отдавая распоряжения на тренировочной площадке, он столкнулся с одним из слуг и упал. А так как поле было покрыто грязью после вчерашнего дождя, то Пэн с головы до ног перепачкался. Дэвид, тут же вооружившись тряпкой, вытер его, но лишь частично, поэтому ванна была очень кстати. Однако Пэн, не желая тревожить работников кухни с нагревом воды, решил подождать, пока не закончится ужин.

Пока слуги готовили ванну, он раздумывал над решением сложившейся проблемы, лишь вполуха слушая болтовню Дэвида. Он уже заметил, что между мальчиком и его женой есть немало общего: кроме предрасположенности к неуклюжим поступкам, они оба могли самостоятельно вести разговор, прекрасно обходясь без собеседников.

Как ни странно, Пэну такая манера нравилась и даже успокаивала. Дэвид обычно заводил беседы про битвы, оружие и лошадей. В тот вечер, когда Пэн только познакомился с ним, мальчик, естественно, спросил: не в сражении ли с драконом пострадали руки хозяина? Однако услышав отрицательный ответ, он, похоже, не на шутку расстроился, но затем начал читать лекцию о том, какие драконы бывают опасные, вредные и так далее. В своем сообщении он весьма авторитетно указал на то, что из драконьей пасти жутко воняет, а также эти твари любят есть женщин и доводить их до слез.

Лохань наполнилась водой, слуги покинули комнату. Дэвид помог Пэну раздеться, а затем сказал то, на что уже следовало обратить внимание и ответить:

– А что такое брачный обряд?

Пэн изумленно вытаращился на парня, затем, немного придя в себя, спросил:

– А почему тебя это вдруг заинтересовало?

– Ну, просто я слышал, как леди Хелен говорила одной служанке, будто Эвелин считает, что вы недовольны ею, раз до сих пор не… Она что-то говорила про постель, – пояснил Дэвид. – Вы не подоткнули Эвелин одеяло? Поэтому она так расстроена?

– Боже мой, весь замок знает, – проворчал Пэн, забираясь в лохань, но тут же сообразил, что удивляться нечему – в замке любая тайна довольно быстро становится предметом всеобщих обсуждений.

Он велел мальчику оставить его и сходить пока на кухню, попросить у повара какое-нибудь сладкое угощение. Как только мальчик ушел, Пэн улегся в воду и, закрыв глаза, начал думать об Эвелин. Понятно, что нельзя было оставлять все как есть, но решения проблемы он пока тоже не находил. Убедить простыми аргументами не получится, можно было даже не пробовать. Пэну вообще всегда было проще от слов сразу же переходить к делу. Поэтому он не имел ни малейшего представления о том, как же заставить Эвелин понять, что она действительно симпатична ему и он очень хочет ее. Однако Пэн мог распинаться об этом хоть до посинения, все равно она не поверит. Тогда, возможно, единственный выход – приступить к делу?.. Желание росло с каждой секундой, но Пэн знал, что спасибо она ему не скажет, что бы ни утверждала во время их последней встречи.

Эвелин определенно не отдавала себе отчета в том, о чем просит. Пэн не сможет достаточно подготовить ее без рук, которыми мог бы ласкать и затем держать ее. У него был только рот…

Он резко сел в лохани. Брызги полетели во все стороны, а его мысли с бешеной скоростью наполнялись яркими картинами: Эвелин, обнаженная, перед ним… он целует и ласкает ее губами и языком до тех пор, пока она не закричит от блаженства… Он встает и входит в нее…

– Черт, как же я раньше об этом не подумал! – укорил себя Пэн и громко позвал Дэвида.