К. Оффе

Отношения между политической экономией и социологией как академи­ческими дисциплинами еще не устоялись: в этом вопросе существуют много­численные взаимные претензии и жалобы, непонимание, идут споры о до­пустимости экономического «вторжения» в область других социальных наук. В центре продолжающейся дискуссии о проблемах определения сферы компе­тенции, разграничения и разделения этих дисциплин стоят две модели чело­века (homo economicus и homo sociologicus), которые выделены в качестве определяющих комплексов представлений каждой из двух дисциплин (Olson, 1969; Barry, 1970; Oberschall, Leifer, 1986). Как представляется, говорить о результатах ведущихся споров еще преждевременно, а если и вести о них речь, то уж во всяком случае не в данной работе. Равным образом безответ­ственной была бы попытка хоть с некоторой долей уверенности делать про­гнозы относительно будущего той или иной из конкурирующих парадигм. Социологи переняли у представителей политэкономии многие используемые теми подходы и концептуальные инструменты, причем нередко используют их в ситуациях, диаметрально противоположных тем, для которых эти подходы и инструменты изначально были предназначены (в частности, так нередко посту­пают сторонники школы «аналитического марксизма»)¹. Другие представители социологии — дисциплины, характеризующейся высокой степенью внутрен­ней диверсифицированности, — пытались применять экономически ориенти­рованные подходы для создания новых исследовательских парадигм, особенно в тех областях исследования, которые наиболее тесно соприкасаются с политэ­кономией: в социологии организаций, в экономической социологии, в поли­тической социологии, в изучении проблем неравенства и в социологической теории институтов (March, Olsen, 1989; Selyifck, 1992; Offe, 1996).

¹Ср.: Roemer, 1986; 1988; Wright, 1985; Lash, Urry, 1984.

Под термином «политическая экономия», или «политэкономия», подразу­мевается большое разнообразие общественнонаучных подходов. Интеллекту­альные претензии представителей политической экономии (как и специалис­тов, занятых в таких смежных областях исследований, как концепции соци­ального выбора, публичного выбора, рационального выбора, а также теории институциональной или конституционной экономики) нередко бывают весь­ма значительными. Они стремятся к более глубокому уровню исследований или изучению более важных проблем по сравнению с традиционными эконо­мистами (с которыми их объединяет интерес к вопросам, связанным со сто­имостью, эффективностью, размещением и распределением ресурсов, а так­же экономическим ростом), политологами (с которыми их объединяют про­блемы динамики интересов и урегулирования конфликтов), или социологами (с которыми их сближает проблематика рационального действия в противо­положность другим его видам).

«Политическая экономия» — термин далеко не новый, он возник раньше названий всех остальных перечисленных выше социальных наук. То, чем с конца XVIII и на протяжении всего XIX столетия занимались политические философы, экономисты и социальные теоретики, обычно определялось именно как «политическая экономия»². Следует отметить, что этот термин соединяет не только дисциплины и столетия (точно так же, как в бурно развивающейся отрасли международной политэкономии соединяются страны и континенты), но и помогает преодолеть разрыв между позитивно-объяснительно-прогнос­тическими и нормативно-критическими подходами в социальных науках. По­литэкономов всегда интересовали проблемы порядка и беспорядка, побуди­тельные мотивы и механизмы, которые обеспечивали бы поддержание отно­сительного порядка в периоды осложнения ситуации, обусловленного причи­нами внутреннего характера. Кроме того, ученых, посвятивших себя этой науке, видимо, объединяет мысль просветителей о том, что проблема соци­ального порядка заложена в рациональности действий, подразумевающей двой­ное следствие: рациональные акторы одновременно и разрушают, и созидают социальный порядок. Вместе с тем они решительно расходятся в оценках тех факторов, которые составляют неотъемлемые компоненты стандартного инсти­туционального набора, входящего в понятие «хорошо действующего» или «хо­рошо организованного» общества, особенно в тех его аспектах, которые имеют отношение к проблемам свободы в противовес равенству или справедливости в противовес эффективности. Действительно, здесь имеет место очевидная поли­тическая поляризация, углубляющаяся по мере того как последовательные и принципиальные политэкономы на практике все в большей степени примыка­ют к идеологическим лагерям сторонников либерализма или марксизма, между

² Нам могут возразить, что «политэкономия» — это всего лишь неудачное название академической дисциплины, которая с самого начала своего существования не сумела оп­ределить различия между предметом исследования и спектром тех явлений, изучение кото­рых этот предмет составляет. Сейчас принято говорить, например, об «австрийской поли­тической экономии», что подразумевает не столько совокупность трудов и доктрин великих политэкономов этой страны, сколько такие специфически присущие Австрии институцио­нальные характеристики, как большой государственный сектор и тип сотрудничества меж­ду политическими партиями и экономическими объединениями. Таким образом, если пред­метом исследования такой дисциплины, как биология, является жизнь, политическая эко­номия имеет дело, как это ни странно звучит, с «политической экономией» отдельных периодов, регионов, институтов или экономических формаций.

которыми остается лишь небольшое пространство, занятое немногочисленными отчаявшимися поборниками идей социал-демократии.

Справедливости ради следует отметить, что по сравнению с классической традицией политической экономии, которая начинается с мыслителей шот­ландского Просвещения и кончается К. Марксом, дисциплина эта на протя­жении своего развития в XX столетии стала, если можно так выразиться, более «дисциплинированной» и узко направленной, более предметной и менее умозрительной. Это можно считать одновременно как достижением, так и по­терей в содержательной плане. Тем не менее, некоторые исходные концептуаль­ные положения по-прежнему лежат в основе этой дисциплины.