Часть 18. Жизнь подбирает Ким Минсоку самые изощренные издевательства и пытки для центральной нервной системы

Жизнь подбирает Ким Минсоку самые изощренные издевательства и пытки для центральной нервной системы, давно имеющей прорехи с появлением на расплывчатом горизонте приближающегося взрослого будущего некоторых людей в белых халатах. Кто он такой в этом огромном мире? Всего лишь неудачник, у которого практика заканчивается через две недели, да и педик новоиспеченный, постепенно познающий все прелести этого свободного от предрассудков и других живностей под черепом существования с голубым оттенком. С Исином было как-то не так, несерьезно, что ли, а теперь…

Теперь Минсок обожает Лухана не только глазами, но и всеми частями своего распаленного откровенными ласками тела. И где-то к концу недели Минсок, прощупывающий новую для себя почву совместного сожительства с – бесспорно симпатичным и притягательным, как магнит, – мужчиной, получает от судьбы точный удар под дых. Сестра присылает сообщение о скором приезде на приближающиеся выходные, Минсок забывает, что на Земле все не так просто и легко, забывает вообще про все и сразу – и выхаживаемого котенка в том числе.

-Все точно в порядке? – и Минсок уже не спотыкается об килобайт когда-то услышанной от Чанеля информации про «фобию женщин» или что-то в этом духе, залегшей где-то далеко и глубоко в чертогах кипящего разума. – Я могу отвести ее к Исину…

-Но тогда тебе придется жить там же? – Лухан прищуривается и мрачнеет, как небо над их головами, готовое разверзнуться шумной и долгой грозой, превращая пыльный асфальт под ногами в разбушевавшееся море. В воздухе дышать нечем, Минсок катает по лицу холодную банку из автомата и не знает, как лучше поступить в сложившейся ситуации.

Лухан решает за него:

-Не бойся, я не буду смотреть в твою сторону, пока она не уедет. Скажем, что делим квартплату наполовину.

Минсоку не нравится это все, не нравится внезапное решение сестры наведаться в гости, не нравится то, что им с Луханом придется изображать соседей все выходные. Ведь это сложно – у них все только начинается, и как же трудно сдержаться и не взглянуть хоть украдкой… Минсок лениво открывает глаза, когда дверной звонок все-таки раздражает слуховые рецепторы, резко ударяя в мозг, скидывает с кровати неповинного Баоцзы и бежит натягивать первую попавшуюся под руку одежду:

-Проспали! Вставай быстрее, она уже тут!

Лухан что-то невнятно бормочет и накрывается одеялом с головой, поэтому испуганному вот таким идиотским разоблачением Минсоку приходится стащить его с кровати за ногу и закинуть в ванную. Чтоб в себя пришел и не напугал сестру своим утренним очарованием.

-Что так долго? – с порога возмущается Сумин и отталкивает братца плечом, проходя в относительно прибранную прошлым вечером квартиру. – Бессовестный, даже не встретил.

-Я будильник не услышал. Прости.

Минсок забирает у сестры сумку, пристраивая в свободном углу на полке в прихожей, и проводит в гостиную. Что там обычно делают настоящие хозяева?

-Располагайся. Чай, кофе, потанцуем?

-Иди сюда, я же соскучилась! – и она повисает на Минсоке, как в детстве, сюсюкает и тискает за уменьшившиеся – к радости – щеки. Минсок бы насладился счастливым воссоединением с родным человеком, если бы вскоре из душа не вывалился Лухан в одном полотенце, шикнув про «одежду забыл, не обращайте на меня внимания». Сумин любопытно заглядывает Минсоку через плечо и машет рукой, тихо спрашивая: – Это кто?

-Сосед.

-Симпатичный. Познакомишь?

Минсок обреченно стонет и вместо ответа прижимает сестру к себе, чтобы отвлечь от передвижений Лухана по квартире в поисках чистых трусов и штанов, беспорядочно раскиданных в общем шкафу. Раскрывать Сумин истинное положение не только вещей, но и отношений между ними Минсок не собирается – семья типичная и консервативная. И как бы это произошло?

«Мам, пап, здравствуйте, это мой парень и мы живем вместе, нет, подождите, не выгоняйте меня из дома, мы же не делаем ничего плохого»?!

Минсок передергивает плечами от ужаса, пока делает кофе на три чашки, слушая про учебу Сумин и отсутствие рядом добросовестного и порядочного молодого человека, мол, в это поганое время их почти не осталось, расхватали всех давно. Слушает и скрипит скрипит зубами, глядя, как сестра предельно заинтересованно стреляет глазками в сторону появившегося на кухне Лухана. Выглядит он приличнее Минсока в мятой футболке и перекрученных – хорошо хоть, что не наизнанку натянул от испуга – шортах: обычные джинсы и скучная майка дурацкого болотного цвета, бог знает как найденная в завалах шкафа и которую руки чешутся выбросить прямо из окна. Лухан тот еще фешн-террорист, оказывается.

Минсок никогда не умел людей знакомить, да и опыт доказал – стоит только свести своих друзей, как они забудут про тебя, третьего лишнего, и умчатся в закат былой дружбы вместе, крепко взявшись за ручки. Ну, в школе именно так и случилось. Нежная душа Минсока до сих пор не может оправиться от полученных первых серьезных моральных травм – и водится он исключительно с Сехуном, которому достаточно совместной практики и редких встреч вне стен клиники.

-Баоцзы, - Минсок строго смотрит на собаку, сходящую с ума от радости – столько людей в доме, есть к кому прицепиться. – Не путайся под ногами, милый.

Сестра тянет «какая пре-е-е-е-лесть» и принимает человеколюбивого лабрадора в свои объятия. А Лухан смотрит на Минсока с немым вопросом «какого хера я согласился?» и забирает свою чашку, чтобы сбежать в другую половину квартиры подальше от этой пугающей особи женского пола. Но Сумин находит его и за провалившейся попыткой слиться с мебелью, садится на диван, задает какие-то идиотские вопросы и постоянно улыбается – так же широко, как умеет Минсок.

Вот только Минсок гораздо красивее, приятнее, желаннее… Жаль, что Лухан вынужден стискивать зубы и забиваться спиной поглубже в бинбэг расцветки вырвиглазных цветочков.

-Давно вы вместе живете? – этот невинный вопрос заставляет Минсока закашляться и пролить кофе на шорты. Неужели по ним сразу видно, что до соседей так же далеко, как до Плутона пешком?

Это как-то не обнадеживает.

-Не очень. Все еще притираемся друг к другу, - Минсок переводит дыхание и старается не смотреть на подозрительно молчаливого Лухана, прикидывающегося приятным бонусом к бинбэгу в качестве более устойчивой подставки для умостившегося на коленях Баоцзы. – Все решают деньги.

-А чем ты занимаешься? – Сумин не обращает никакого внимания на слова брата и поворачивается к Лухану. – Наверное, чем-то клевым. Такие парни не могут быть консультантами в магазинах или…

-Лечу животных.

-Какое совпадение! Минсок, вы нашли друг друга, - тоненький женский голосок раздражает барабанные перепонки Лухана, ему вообще хочется содрать с себя чешущуюся кожу – нет, фобия не превратилась в аллергию, это все новая жесткая мочалка – и убежать в клинику с вещами на два дня. Что его остановит?

Разве что просящий взгляд мнущегося рядом с сестрой Минсока. И тяжелый Баоцзы на коленях, которого совершенно точно нужно выгулять, как они могли об этом забыть?

Но настойчивости в Сумин гораздо больше, нежели чем в подавленном Минсоке, и выходят они на улицу все вместе. Как одна большая и дружная семейка.

Аж зубы от витающей между ними слащавости сводит.

Лухан впервые за полтора года искренне радуется, что решил завести себе собаку – ведь с ними не пускают в магазины. А это значит, что можно отдохнуть от Сумин, ее голоса и необходимости притворяться другом единственному и любимому Минсоку.

-Что ей нужно от меня? – Минсок устало валится на скамейку и протягивает переживающему самые тяжелые моменты в жизни Лухану стаканчик с кофейным напитком. – У нас есть минут пять.

-Отлично. Можно тебя поцеловать?

-А вдруг она раньше вернется?! – Минсок отодвигается от Лухана подальше и таращит глаза в искреннем недоумении. – С ума сошел?

Лухан бросает унылое «ясно» и отворачивается, обнимая восседающего рядом Баоцзы – уж он не будет отталкивать из-за вон того симпатичного пуделя на поводке.

Нормальные собаки не западают на представителей своего пола, даже если они красиво блестят шоколадной шерстью на солнце и сверкают большими умилительными глазищами. Это только Лухан такой мудак, предпочитающий сладких мальчиков вместо капризных девчонок и непонимающий, как вообще можно добровольно соглашаться на отношения с женщиной, терпеть ее заскоки и…

-Как тяжко-то, - гудит Лухан и откидывает голову назад, щурясь припекающему в макушку полуденному солнцу и чистому, ярко-голубому небу. Такому же, как его «нестандартно» ориентированная жизнь.

Нестандартно – это жениться на козе и оставлять завещание собаке, а любить человека своего пола – нормально, обычно, совсем не предосудительно.

-Прости, - Минсок уже и сам жалеет, что не скинул сестре адрес квартиры с Исином. – Она же ненадолго.

Ненадолго, думает Лухан, пока ждет ароматный ужин, коротая назло тянущееся вечность время за ноутбуком. Ненадолго, думает Лухан, пока провожает Минсока взглядом до дверей в ванную… а потом не выдерживает и проскальзывает тенью следом под предлогом давай-я-помогу-подержать-не-бойся-она-же-занята-ну-Минсок.

Ненадолго, думает Лухан, сохраняя дистанцию между своим внезапно раздувшимся личным пространством и Сумин.

-Умин-а, сделай свой вкусный кофе, - невзначай просит Сумин и пихает пяткой валяющееся на полу возле дивана тело. И, когда Минсок уходит, придвигается поближе к Лухану, занятому просмотром дебильной передачи про всякую противную живность вроде муравьев, пауков и змей. – А ты свободен завтра?

-Но ты же к Мин…

-Переживет он. Мне просто нужно было где-то перекантоваться эти дни – не тратить же деньги, когда у брата есть квартира. Ну так что, сходим вдвоем куда-нибудь?

Лухана, как наивного маленького зверька, загоняют в угол дивана и как бы ненавязчиво трогают за ладонь.

-Мне надо кое-что сделать в клинике.

-В воскресенье?

-Там должны привезти лекарство. Без моей подписи отправят все обратно.

Минсок широко зевает и несет сестре кофе, почему-то сидящей слишком близко к бледному, как выстиранная простынь на их кровати, Лухану. Необъяснимая ревность шевелится в грудной клетке – вот так он, значит, женщин боится, мудак рогатый?! Сделал Минсока педиком окончательно, а теперь решает капитулировать на сторону «нормальных», приумножив количество межнациональных браков?

И когда Сумин собирается отправиться спать в святую святых, как почетная гостья, вовремя опомнившийся Минсок бежит в спальню первым, спотыкаясь о длинные конечности Лухана, чтобы трясущимися руками закинуть под кровать внушительных размеров бутыль специфического предназначения. И мятую пачку презервативов туда же на всякий случай. И валяющиеся на полу розовые трусы пнуть в угол.

Трудно, мать вашу, быть педиком под прикрытием.

Особенно, когда второй такой же сопит в шею, лежа сзади на тесном диване, и руками своими наглыми так приятно живот гладит, приподнимая целомудренно – и плевать, что пот в три ручья льется – надетую пижамную майку. Минсоку хочется прикоснуться к Лухану так, как он не прикасался весь день, поцеловать, как не целовал еще сегодня, выпрыгнуть из одежды и из кожи заодно, чтобы удовлетворить потребность быть как можно ближе.

-Перестань, - Минсок останавливает перебирающиеся на бедра руки и пытается отодвинуться, но Лухан закидывает на него ногу и упрямо вжимает в свое худое длинное тельце. – Лу Хань.

Минсок зовет подлеца на китайский манер, чтобы донести до вывалившихся в трусы мозгов всю серьезность и уверенность строгого «нет», но Лухан только усмехается на ухо и шлепает резинкой тонких шорт:

-Она спит. А я все еще обижен на тебя за сегодня, ты же не хочешь, чтобы я тебя игнорировал?

-Ты сам согласился!

-Да, но теперь я требую равнозначную компенсацию за свои страдания. Можешь не пыхтеть так громко, я не отступлюсь.

И Лухан действительно не собирается отступать, когда переворачивает Минсока на спину, медленно раздевает и чувственно целует в жалобно скривившиеся губы. Пальцы, упирающиеся в прощупываемые ребра, расслабленно соскальзывают по ткани и сжимаются на пояснице – Лухан ликует, с энтузиазмом втираясь Минсоку между ног своей соскучившейся и страдающей штучкой, вовсю ожидающей незамедлительной компенсации в виде прикосновений влажной от волнения – вдруг они шумные и разбудят Сумин – ладонью и через минуту возни с шорохом уже зацелованными красными губами.

-Минсо-о-о-о-ок, - Лухан кусает нижнюю губу и вжимается задницей в спинку дивана, жалея, что не потребовал возмездия раньше. Терпеть молча язык на своем члене невозможно, да и Минсок заводится тоже, ерзая бедрами по дивану, пока его неумелый рот занят неоднозначным делом. – Детка, еще немного…

Тонкий пододеяльник, которым они накрываются вместо одеяла из-за жары, соскальзывает на пол. Минсок блестит своими глазами внизу, сжимает член и коротко полизывает головку – тело Лухана все еще пахнет гелем для душа и на вкус как мыло. И ему совсем не противно держать мужской член в руке, прижиматься к нему губами, ощущая всю твердость и серьезность намерений урвать частичку удовольствия в этот странный сумасшедший день.

Не старался же он мочалкой специально, зная, что Минсок не сможет отказать?..

И когда они все-таки заканчивают скрипеть диваном и дышать, как двестикилограммовые люди, переворачивающиеся с одного необъятного бока на другой, Минсок закрывает глаза, валяясь голой задницей кверху, думая о необходимости подтянуть хотя бы трусы…

Но они так и засыпают, липкие и грязные, почти друг на друге, чтобы утром навернуться на твердый пол под громкий возмущенный голос:

-Какого вы тут творили?!

Лухан заворачивается в пододеяльник, а Минсок влетает в трусы так быстро, как только позволяют физические возможности человеческой расы – ему бы солдаты в армии позавидовали, разбуженные тренировочным сигналом тревоги. Или те, которых в спецназ готовят.

-Минсок, почему ты валяешься голым рядом с другим голым мужиком?! – Сумин указывает пальцем на Лухана, едва угадываемого в вездесущих белых складках, и презрительно морщит лицо. – Ты что, совсем тут от вольной жизни ебнулся? Свободу почувствовал? Что родители скажут, как узнают?!

Сейчас она очень напоминает их мать – сильную и независимую женщину с твердой позицией в этой жизни. И как только Сумин не упомянула про еще одну твердую позицию, которую братик предпочитает пропускать через себя в прямом смысле? Минсок сжимается, опускает голову – смотреть сестре в глаза стыдно. Они старались, изображали чистую мужскую дружбу, чтобы сейчас сидеть, разглядывая пол, и слушать нотации. Им уже давно не пять, так почему Минсок сам за себя решать не может?
Сумин всегда была активной и смелой, пацаном в юбке, а Минсок по сравнению с ней – размазней.

-Нет, я же, дурочка, купилась на этот ваш спектакль. И что кровать у вас одна, и что диван явно не раскладывается, и что в ванной… Да вы, педики гребаные, задницей думаете?!

-Успокойся, - подает голос Минсок, но ему в лицо прилетает диванная подушка. – Я…

-Позорище ты, гомосек треклятый, я же верила! Всю свою жизнь с тобой носилась, хоть и младше. А теперь ты развлекаешься с мужиками, пока мама мечтает о внуках, задницу под члены подставляешь или, ой, прости, кто там у вас в роли девочки. Вот чего уж не знаю, так не знаю.

-Не говори…

Минсока опять перебивают наглым образом, да еще и по роже дают весьма ощутимо:

-Не смей порог нашего дома переступать, пока дурь эта из башки твоей не выветрится. Или мне сразу сказать родителям, что их обожаемый сынок днями члены сосет, а не зверюшек лечит?!

Лухан незаметно исчезает за поворотом в спальню, чтобы не влезть в эти семейные разборки – собственно, вот почему он предпочел сбежать из родного Китая. Так родители не задают лишних вопросов, помогают с финансовой стороной в клинике и даже не подозревают, что Лухан всю свою жизнь не смотрит на девушек так, как должен по устоявшемуся мнению общества.

Вообще они никому ничего не должны.

А Минсока будто с головой в дерьмо окунают с каждым язвительно брошенным словом.

-Знаешь, уж лучше член сосать, чем такую, как ты, под боком терпеть.

Сумин возмущенно открывает рот и замахивается еще раз, но Минсок уворачивается и прижимает взбесившуюся сестру к себе. Это, наверное, самый подходящий момент доказать себе и ей, что они больше не дети, а взрослые люди со своими принципами и убеждениями.

-А теперь ты меня послушай, - Минсок старается говорить спокойно и уверенно, не поддаваться обиде и злости, пока Сумин упрямо трепыхается и шипит убери-от-меня-руки-грязный-педик. – Мы одна семья и я тобой дорожу, но не надо лезть мне в душу, ладно? Я сделал свой выбор, я его люблю и мне плевать, как на нас будут смотреть люди на улице. Думаешь, что им есть дело до нас, им интересно осуждать тебя из-за брата «гомосека»? Моя дурь меня устраивает и я не понимаю, как можно отказаться от человека, если он одного с тобой пола. Успокойся и посмотри на меня – в нас ничего не изменилось.

Сумин неожиданно перестает брыкаться и плеваться ядом, только за столом отодвигается подальше, когда они решают закончить возникшее недоразумение за бутылкой припрятанного на особый случай виски. Лухану не жалко – лишь бы женский голос перестал сотрясать стены их квартиры.

И лишь бы Минсок не выглядел таким подавленным и готовым пойти за сестрой, этим обществом, поддаться гадкому социальному давлению.

-Но я до сих пор не могу смириться с тем, что ты… вы… боже, - Сумин опрокидывает в себя стопку разом и качает головой. – Минсок, как тебя угораздило?

-Посмотри на него – разве можно устоять? – честно признается Минсок, которого ведет первым, и кивает в сторону Лухана. Это должно быть неловко – младшая сестра и то держится дольше.

-Да, я почти запала.

-Я все еще тут, - Лухан разливает остатки плескающегося на дне виски трясущимися пальцами и придвигается на стуле поближе к Минсоку. – И мне очень лестно это все слышать, ребята.

-Маленький педик, увел такого симпатичного парня.

-Вообще-то это он. Ну, увел.

-Давайте без подробностей, - Сумин закатывает глаза и обращается к валяющемуся головой на плече Минсока Лухану. – Есть еще выпить? Хочу забыть все, что видела этим утром. Кстати, как же клиника, гнусный голубой обманщик?

-Переживут…