За решеткой

Несколько дней спустя я получил письмо из прокуратуры.

- " Взять под арест", - прочел я в заголовке письма.

" Уважаемый господин Лозенски, просим Вас прибыть в пятницу, 28 сентября, в 9.00 часов утра в СИЗО, который располагается в районе Берлина - Лихтенраде, по адресу улица Лойцов 45".

- " О, нет! " – вырвалось у меня из груди. Теперь меня еще и в клетку кинут и всему виной спор с моей матерью? Я был зол и бросил письмо в угол.

- " Черт, прямо в день рождения Аниса"! – который мы собирались отпраздновать вместе с мастером Амрушем и ребятами, но туса для меня отменялась. Я, конечно, мог и соскочить, но «отсидеть» все равно придется, рано или поздно.

Когда пришло время, я еще с вечера сложил футболку, пару брюк и пару трусов в сумку, взял мешок для грязного белья, зубные щетку и пасту, и дезодорант. Я знал, нескольких парней, которые уже сидели по малолетке. Они уверили меня, что плохого в этом ничего нет, и будет довольно весело. Однако я не находил себе места всю ночь и вертелся в кровати. Стоило мне немного прикемарить, как тут же начинались сниться кошмары. Я видел себя сидящим в тюрьме, во влажной подвальной камере, на хлебе и воде, с пожизненным сроком. Зазвонивший в 6 утра будильник стал настоящим спасением. Несмотря на недосып и тошноту, я выдвинулся в сторону зоны.

Со 175-ой я свернул на улицу Хорствальда. Конечно же, я на заднем ряду, как всегда, но все никак не мог успокоиться. Чтобы отвлечься, я достал маркер и нарисовал пару тэгов. Я сидел у окна и разрисовывал кожаное сиденье автобуса. Прокуратуру я угадал издалека. Выглядела она очень угрожающе, тем более что в ней была сломана не одна несовершеннолетняя жизнь. Здание не выглядело привлекательным со стороны проведения следующих 48 часов в её стенах. Когда автобус остановился на остановке, я вышел из салона и направился в сторону входной двери.

- " Эй, я Патрик Лозенски и мне тут у вас нужно немного посидеть" – выпалил я, передавая при этом полученной письмо.

- " Паспорт, пожалуйста", - строго потребовал полицейский.

Я отдал ему паспорт, который он молча принял и начал изучать. Я был весь на нервах. Через минуту, парень, взглянув на меня, произнес:

- " Хорошо, ты пробудешь здесь все выходные. Это означает, что ты арестован на ближайшие 48 часов! "

- " Это что же мне и во двор нельзя будет выйти? "

- " Нет, прогулки разрешены для тех, кого заключают минимум на неделю", - огорошил он меня.

Мне пришлось сдать все личные вещи: кошелек, телефон, ключи, часы, а потом явился еще один офицер и увел меня. Он открыл огромную дверь и пригласил меня в мои «апартаменты». Мы прошли мимо комнаты отдыха, где было довольно шумно. Парни общались на повышенных тонах, имея очевидно серьёзные разногласия. В чем именно было дело, я не расслышал.

Моя камера, в которой я должен был провести следящие двое суток, оказалась сразу за углом. Подтолкнув меня внутрь, офицер произнес:

- " Заходи, если что-то будет нужно - можешь позвонить в звонок, и, возможно, кто-нибудь придет".

Он вышел из камеры, закрыл за собой дверь и запер снаружи. Я услышал щелчок закрывающего замка, а потом наступила тишина. Вокруг меня было небытие. Вокруг меня была сплошная пустота. Я начал обход моей камеры, но ничего кроме деревянной кровати и шкафа не обнаружил. Камера напомнила мне мою комнату в интернате. Фыркнув, я плюхнулся на матрас, который оказался довольно жестким.

- " Ну и ладно, мне тут всего два дня перекантоваться", - подумал я.

В процессе изучения стен, я заметил, что многие парни, побывавшие тут до меня, оставили на стенах свои имена. Надписи были повсюду, где маркером, а где и шариковой ручкой. Я пытался отыскать имена своих друзей или хотя бы знакомых, однако ни одного знакомого имени так и не нашел. Меня одолела скука, делать было нечего, кроме как пялиться в потолок. Я встал, посмотрел какое-то время на улицу, сквозь маленькое зарешеченное окно, походил вдоль комнаты. Не двигаться я не мог. Часы у меня забрали, поэтому, сколько времени прошло, я не знал, однако по тому, что солнце еще было высоко, я понял, что времени прошло совсем немного.

Кульминацией дня стало избиение двери моей камеры снаружи, другими заключенными и криками, сути которых я так и не смог разобрать.

Я пытался убить время при помощи размышлений. Может я действительно ужасный сын, если попал сюда? Патрик-монстр, которого следует запереть? Болен ли я на голову или просто не такой как все? Что случилось с моей мамой? Как мать, которая должна любить своего сына, могла так поступить со мной? Вопросы, сплошные вопросы и ни одного ответа. Одно я знал точно - выходить и общаться с другими заключенными в комнате отдыха, у меня не было ни малейшего желания. Я просто отсижу тут несколько часов, а потом начну новую жизнь. Я перестану быть уголовником и впредь постараюсь быть разумнее.

Я был голоден. Я бы съел тонну шоколада или тортов, но еду давали строго по времени. Когда все же охранник закинул мне в камеру тарелку с едой, я набросился на неё как хищник. Это был бутерброд с колбасой. Опять бутерброд. Видимо, это была такая Берлинская мода специальных учреждений – кормить молодежь бутербродами. Еда была безвкусной, но мне было все равно. Ещё была газировка. Проглотив свою пайку, я понял, что по-прежнему голоден. Но добавки никто не принес, и мне ничего не оставалось, кроме того как снова сесть на кровать и сидеть, сложа руки.

Две ночи спустя меня выпустили.

- " Ну, всё, ты свободен", - заявил мне офицер и открыл передо мной дверь. Не сказав ни слова, я выбежал на улицу. Шел проливной дождь, и, выйдя на дорогу, я, смеясь, вытянул руки вверх, подставляя лицо струям. Несмотря на то, что срок мой ограничивался какими-то жалкими двумя днями, я понял, что быть свободным это потрясающее чувство! На пути к автобусной остановке я обернулся и зарядил фак в сторону исправительного учреждения.