Проверка на вшивость

Раньше в армии регулярно проводилась проверка личного состава на «форму 20». В Советской армии строго контролировалось медицинское, продовольственное и вещевое обеспечение личного состава. Проверку эту в армии называли проверкой на вшивость. Подобные действия регулярно проводились медицинскими работниками в войсках во время и после войны. Резун хорошо помнил, как при утреннем осмотре в суворовском училище на построении роты вдруг неожиданно появлялись медики и начинали досмотр нижнего белья. Если у кого-то обнаруживали насекомых, это считалось ЧП.

В разведке проверка оперативного офицера ничего общего не имеет с гигиеной тела, скорее это проверка гигиены духа. Такому мероприятию подвергаются единицы. Разумеется, никаких регламентирующих документов по этому вопросу не существует. Просто сама жизнь, конкретные обстоятельства иногда вынуждают убедиться в честности и смелости офицера разведки. Трудно, а подчас невозможно определить: трусость или разумную осторожность проявил разведчик в тех или иных обстоятельствах. Обвинить в трусости — непростое дело. Надо иметь сто процентов доказательств. А вот с честностью дело обстоит иначе. Большинство разведчиков — люди кристально честные, но, несмотря на это, иногда возникает необходимость проверить разведчика, потому что слишком большую цену приходилось платить за нечестные поступки.

В одной из резидентур руководитель стал замечать в докладах молодого офицера отдельные, но настораживающие неточности и несоответствия. Было решено проверить подозрения. Офицеру поручили изъять из тайника материал, предварительно заложенный туда сотрудником резидентуры. Офицер не выполнил задание, сославшись на обнаруженную за ним слежку. При повторном проведении операции он вновь доложил руководителю, что за ним следили. Опасения резидента подтвердились.

Тайник «пень»

Заместитель резидента без стука вошел в кабинет шефа, пожал протянутую руку и устало опустился на стул. У него был тяжелый день. Проводил агентурную операцию, целый день мотался на машине по городу, проверялся, встречался с агентом. Устал физически и особенно морально.

— Вы меня вызывали, Иван Сергеевич? — спросил заместитель резидента.

— Да, Дмитрий Петрович, вызывал, — ответил генерал, открывая лежащую перед ним толстую тетрадь.

Дмитрий уже несколько лет работал заместителем резидента по оперативной работе у генерала, но все еще никак не мог научиться угадывать мысли и настроение своего шефа. Генерал сидел перед ним, как всегда, с невозмутимым выражением. У него было типично русское, на первый взгляд простоватое лицо. Однако это был человек с крутым и решительным характером.

— Вот что, Дмитрий Петрович, — начал без всякого вступления шеф, даже почему-то не поинтересовавшись, как прошла операция в городе. — Ты помнишь задание Центра по подготовке системы тайников? Срок исполнения, — шеф за глянул в тетрадь, — десятое октября сего года. Я тебе поручал эту работу.

— Да, товарищ генерал, — перешел Дмитрий на официальный тон. — Я вам докладывал по этому вопросу на прошлой неделе. Десять тайников подобраны, описаны и прошлой почтой направлены в Центр на утверждение.

— Я помню, — перебил его генерал. — Я же подписывал оперативное письмо в Центр. Пришла шифровка. Центр утвердил нашу систему, но рекомендовал еще раз все проверить и подготовиться. Подбери двух-трёх офицеров резидентуры и опробуй с ними подобранные тайники с закладкой и изъятием материалов, отработкой сигналов и всем остальным. Всё по-боевому. Закладывать и изымать будете «куклы», но исполнители не должны знать об этом. Понятно?

— Всё понятно, товарищ генерал, — отвечал Дмитрий.

Он знал, что шефу больше нравилось, когда к нему обращались не по имени и отчеству, а называя его воинское звание. Может быть, сказывалась привычка старого служаки, прошедшего войну. А может быть, такое обращение подчеркивало его исключительность. Дмитрий вспоминал свою службу на Дальнем Востоке после окончания военной академии. Командующий армией генерал-майор Петров требовал себя называть при докладах вопреки воинскому уставу внутренней службы СА только «товарищ командующий», замечая иногда, что генералов много, а командующий в армии — один. Эта черта, вероятно, присуща многим начальникам.

— Я вот что думаю, — продолжал генерал. — У Резуна в организационной, вербовочной работе результатов, как ты знаешь, кот наплакал. Он, на мой взгляд, избегает заниматься людьми, его больше тянет к ножницам. Поработай с ним, Дмитрич.

Дмитрий автоматически отметил про себя, что генерал в неплохом настроении. Обращение «Дмитрич» — верный признак этого. Генерал достал из письменного стола небольшую упаковку в виде сигаретной коробки, обернутой прозрачной водонепроницаемой бумагой, повертел ее в своих огромных ладонях, положил на стол и сказал:

— Возьми у шифровальщика описание тайника «пень». Ты этот тайник хорошо знаешь, сам подбирал. Резун не должен знать, что операция учебная. Возложи на него основную часть операции. Пусть подберет маршрут, изучит описание, подготовится к проведению закладки контейнера. Выберите подходящий день проведения операции, время, отработайте легенду и доложите мне о готовности. — Шеф посмотрел на настенный календарь и добавил: — Хорошо бы в пятницу, когда у нас в посольстве демонстрируется кинофильм. Присмотрись к Резуну, к его действиям, пора парню и «в поле» потрудиться.

В пятницу после работы в 19.00 в клубе посольства, как всегда, демонстрировался кинофильм для советской колонии. Перед сеансом кто-нибудь выступал с небольшой лекцией или докладом.

После фильма люди разъезжались по домам. Дмитрий подошел к Резуну, который копался со своей машиной «Тойота Краун», пытаясь её завести.

— Что у тебя случилось? — спросил Дмитрий.

— Искры нет, — ответил Владимир.

— Оставь её, завтра механик посмотрит. Садись в мою, подброшу тебя до дома.

Резун сел в машину, и они тронулись. Это было не случайное происшествие, а заранее спланированный маневр. Резун приехал в посольство заранее и вынул трамблер.

Операция началась. Дмитрий вел машину по выбранному маршруту. Резун исполнял роль штурмана, смотрел за обстановкой, проверялся на контрольных точках. Все детали операции были заранее обговорены и отработаны до мелочей.

— Ну, как фильм? — спросил Дмитрий.

— Ничего, мне понравился, особенно музыка, — ответил Владимир.

— Прошлый раз в пятницу я тебя что-то не видел на встрече с сыном Шаляпина.

— Вы знаете, я с презрением отношусь к людям, которые оставили Родину и уехали за границу, поэтому меня не интересуют их выступления, — ответил Резун.

— Но ведь это был сын Федора Шаляпина. Он покинул Родину с отцом маленьким мальчиком. У него не было выбора. Он так хорошо относится к нам, к СССР. Его выступление прошло с большим успехом. Ты зря не пошел.

— Ну и пусть. Думаю, немного потерял. Я таких отщепенцев не уважаю, — продолжал настаивать на своем Резун.

— Это, конечно, твое личное дело, не буду спорить, — закончил разговор руководитель операции. А про себя подумал: «Вот это патриот. Недаром его ребята называют Павликом Морозовым. Такой за Родину любому глотку перегрызет. Да и на собраниях он всегда выступает с патриотическими речами. Служака парень». Дмитрия поразило недавнее выступление Резуна в резидентуре на дне рождения шефа. Как он здорово, с выражением и так к месту прочитал наизусть отрывок из «Василия Теркина» — «Генерал». Шеф чуть не прослезился. «Далеко пойдёет», — подумал тогда Дмитрий.

На контрольных точках в городе было чисто. Слежки не было. Уже смеркалось. Рабочая неделя закончилась, начался уик-энд, много значащий для любого западного человека. Это время для них — трава не расти. Когда трудишься не покладая рук всю неделю, то хочется отключиться от всего на свете хотя бы на выходные.

Каждый раз, когда Дмитрий проводил очередную тайниковую операцию по изъятию или закладке агентурных материалов, он всегда с улыбкой вспоминал свою первую подобную операцию в Италии. До этого случая ему приходилось заниматься тайниковыми операциями только во время учебы в академии.

Стоял жаркий август. В Риме была духота, столбик термометра поднимался до сорока градусов Цельсия. В Италии в этот период все уходят в отпуск. Но в разведке не бывает отпусков, здесь работа никогда не прекращается. В этот период как раз было удобно проводить агентурные операции.

В тот жаркий августовский день, когда от солнца некуда было скрыться, заместитель резидента, опытнейший офицер, взял Дмитрия впервые на боевую операцию по изъятию секретных агентурных материалов из тайника. Он, конечно, не был посвящен в детали операции. В разведке надо знать только то, что положено знать. Поэтому перед выездом заместитель резидента объяснил Дмитрию только его задачу. Руководитель операции был опытный офицер, участник Великой Отечественной войны. Это был еще довольно молодой, красивый мужчина с черными вьющимися волосами, с добрым взглядом карих улыбчивых глаз. Он легко сходил за уроженца южной Италии.

Карабинер, дежуривший у ворот советского посольства, забился от жары в угол своей будки и дремал, дожидаясь смены, а потому не обратил внимания на выехавшую из ворот машину, не отдав, как обычно, пассажирам честь.

За рулём сидел замрезидента. Дмитрий следил за обстановкой, запоминал номера редких идущих за ними машин.

Солнце стояло в зените и нещадно палило. Жизнь, казалось, замерла. В это полуденное время многие итальянцы делают перерыв в работе, дожидаясь спада жары. К вечеру жизнь вновь войдет в свое русло и забьет ключом до поздней ночи в ресторанах и барах.

У руководителя был подобран проверочный маршрут, который давал возможность установить слежку, если бы она велась. Попетляв по городу, выехали на окружную дорогу, ведущую на автостраду Avtostrada Del Sole (дорога солнца), пересекающую Италию с севера на юг. Через несколько километров свернули направо на проселочную дорогу. Слежки не было. Проехав еще пару километров, выехали на ровное плато. Справа отвесной стеной поднимались обнаженные скалистые горы, изобиловавшие расщелинами, из которых местами пробивался редкий кустарник. Замрезидента припарковал машину на небольшой площадке, служившей, по всей видимости, в экстренных случаях для остановки. Такие площадки часто попадаются на горных дорогах. На ней едва умещалась одна машина. В гору поднималась узкая каменистая тропинка. Руководитель выключил двигатель, открыл капот, вышел из машины, пригласив Дмитрия следовать за ним. С площадки открывался прекрасный вид вниз на долину. Кругом не было ни души. Когда мужчины склонились над двигателем, руководитель сказал:

— Видишь, вон там наверху яркий оранжевый куст и серый торчащий камень рядом?

— Вижу, — ответил Дмитрий, скользя взглядом вверх по тропинке.

— Поднимешься по тропинке к кусту, — продолжал руководитель операции, — у камня расщелина, закрытая веткой кустарника. Отведешь ветку в сторону, опустишь руку и вынешь круглый серый камень. Понял?

— Понял, — ответил Дмитрий, готовый немедленно приступить к выполнению задания.

— Ну, тогда вперёд. Я буду на стрёме, — последнее выдавало в нем флотского человека. После войны он командовал эскадренным миноносцем «Бесстрашный».

Дмитрий поднялся к кусту, отвел в сторону ветку и запустил руку в расщелину. Пальцы прикоснулись к чему-то липкому, упругому, скользкому и живому. Мгновенно выдернул руку из отверстия и тут же услышал шипение. Краем глаза увидел узкую голову гадюки, высунувшуюся из расщелины и приближающуюся к его лицу. Больше он уже ничего не видел. Ноги сами понесли его подальше от этого страшного места. И он, как в детстве, с ледяной горы, на огромной скорости скатился вниз, увлекая за собой кучу мелких камней. Через мгновение Дмитрий уже сидел у заднего колеса машины. Заместитель резидента с удивлением и некоторым испугом смотрел на своего помощника.

— Что случилось? В чем дело? — произнес после некоторой паузы руководитель операции.

— Гадюка, — прошептал Дима, вставая и отряхиваясь. — В расщелине змея.

— Вот это номер, — улыбаясь, проговорил замрезидента. — Все не учтешь. Нештатная ситуация, как в космосе. Вероятно, гадюка уморилась от жары и решила вздремнуть в тенёчке. Ты не ушибся?

— Да нет, ничего. Всё в порядке.

— Найди-ка палку покрепче, а я возьму монтировку в багажнике. Пошли выполнять задание Центра.

Мужчины поднялись к камню. Пошуровали палкой в расщелине. Змеи и след простыл. Разбуженная Дмитрием, она не стала искушать судьбу и убралась восвояси. Разведчики извлекли камень-контейнер из тайника и отправились домой. Задание было выполнено.

Сгоряча Дима не заметил, как, скатываясь с каменистой горки, довольно сильно порвал свои брюки. А приехав домой, в ванне обнаружил на ягодицах красные полосы, которые потом долго саднили, и приходилось приспосабливаться, прежде чем сесть на стул.

Сейчас, через много лет, будучи сам заместителем резидента, Дмитрий Петрович ехал на тайниковую операцию в качестве руководителя с молодым офицером, чтобы передать ему свой опыт. «Правильно немцы говорят: опыт есть сумма неудач. Теория и учет других ошибок, это, конечно, все хорошо и полезно. Но пока разведчик сам себе не разобьет в кровь нос на каким-нибудь конкретном деле, он мало чему научится. Опыт других надо учитывать, но только свой личный опыт приносит зрелые плоды».

Дмитрий откинулся на спинку сиденья машины, подъезжая к светофору. Горел красный свет. Он улыбался своим мыслям-воспоминаниям.

Рядом сидел Резун, напряженный и серьезный. В его голове тоже роились мысли и воспоминания, но совершенно другого характера. Как ни странно, он тоже думал об Италии, в которой никогда не был.

Работая короткое время в 9-м Управлении информации, Резун познакомился с одним офицером, курировавшим бронетанковую технику. Юрий Кузьмич — так звали офицера — был очень интересным человеком. Бывший танкист, выпускник Военной академии бронетанковых войск, он хорошо разбирался в бронетанковой технике. А еще он был балагуром и шутником, любителем анекдотов. Офицеры очень быстро нашли общий язык. Резун часто посещал его по работе, слушал различные рассказы из войсковой практики, консультировался по вопросам техники. Поговаривали, что Кузьмич невыездной. Вскоре Резун узнал от сослуживцев «тайну» Кузьмича. После окончания Военно-дипломатической академии Советской армии Юрий поехал работать в солнечную Италию. Дела у него пошли хорошо. Он проявлял активность и изобретательность в работе. Руководство было довольно им. Но в разведке иногда случается, когда способный, перспективный разведчик по независящим от него причинам терпит жестокое поражение. Чаще всего это происходит из-за провалов и предательства.

В марте 1967 года итальянская контрразведка (СИД) арестовала тридцатидевятилетнего торговца антиквариатом Джорджо Ринальди. Ему было предъявлено обвинение в шпионаже против объектов НАТО в пользу СССР. Ринальди признался в шпионской деятельности в пользу СССР и сообщил, что работал на ГРУ с 1956 года. Кроме того, Ринальди указал местонахождение тайника, где находился секретный материал, предназначенный для его руководителя, офицера ГРУ.

Юрий в это время работал в Италии и не имел никакого представления о Ринальди. В тайниковых операциях он не участвовал, агентов на связи не имел.

В разведке многое зависит от везения. Счастливые случайности могут вознести разведчика на пьедестал славы. В случае невезения он может быть низвергнут в пропасть, в небытие. В один момент может быть разрушена не только его карьера, но и жизнь. Так и случилось с Юрием Кузьмичом. Офицер, который руководил Ринальди, был в отпуске. От агента был получен сигнал о закладке материала в тайник «лес». Резидент поручил проведение тайниковой операции Юрию Кузьмичу.

Ночью на машине Юрий вместе с женой отправился выполнять приказ. Тайник, как медведь в берлоге, был обложен контрразведкой. Офицера ждали в засаде.

Разведчик остановил машину недалеко от тайника и осторожно стал приближаться к объекту. В лесу стояла гробовая тишина, изредка нарушаемая хрустом случайно задетой ветки. Юрий не боялся темноты. Еще в детстве он на спор проходил ночью через все кладбище. Когда до тайника оставались считаные метры, нервы у темпераментных итальянцев не выдержали. Со всех сторон зажглись яркие прожекторы, застрекотали кинокамеры, засверкали вспышки фотоаппаратов, завыли сирены. Ослепленный лучами прожекторов, Кузьмич не растерялся, бросился к машине. Но ее уже окружила полиция.

Поймать с поличным разведчика не удалось, но ему пришлось срочно покинуть страну, так как на следующий день во всех средствах массовой информации появились сообщения о шпионском скандале. Сенсационные снимки замелькали в газетах и по телевидению.

Резуну вспомнился этот рассказанный кем-то в Информации случай, и ему стало страшно. Его воспаленное воображение сразу же нарисовало ужасную картину. Все это может случиться с ним через несколько минут, и даже место происшествия совпадает — тёмный лес.

Машина между тем свернула с автострады на проселочную дорогу, шла лесом в гору, преодолевая подъем на малой скорости. Через некоторое время Дмитрий остановил машину у раскидистого могучего дуба. По описанию, объект находился в тридцати шагах от дуба в глубине леса. Направление было точно указано в описании тайника.

Дмитрий повернулся к Резуну и увидел, что его напарник сидел бледный как полотно и не мог говорить. Он ничего не слышал, его охватил смертельный страх, нижняя губа у него отвисла и тряслась. На него было противно смотреть.

— Что ты испугался, бери контейнер, иди ищи тайник и закладывай, — властным голосом Дмитрий Петрович попытался вывести Резуна из оцепенения. Резун продолжал сидеть не двигаясь, молчал. Казалось, он ничего не слышал и совершенно отключился. Карта в его руках тряслась.

Заместитель резидента выругался в сердцах, вышел из машины и скрылся в кустах. Отыскал нужный пень, заложил контейнер и вернулся к машине.

Дмитрий по натуре был интеллигентный, мягкий, обходительный человек, писал удивительные по лиризму стихи о любви, о русской природе, чем-то по стилю напоминающие рубцовские. Он никогда не грубил, в общении с людьми был сдержан и корректен. А тут неведомо откуда, наверное, из глубин памяти вырвался давно забытый солдатский мат.

— Эх ты… Твоя фамилия не Резун, а Дристун, — выругался Дмитрий, сел за руль, хлопнул с силой дверцей, завел двигатель и с места рванул машину, до отказа выжав педаль газа. Машина, как ужаленная, вылетела из кустов и помчалась между деревьями.

По дороге Дмитрий Петрович не проронил ни слова. На следующий день, докладывая резиденту о ходе операции, он не стал останавливаться на деталях, но отметил, что Резун пока не готов к проведению серьезных тайниковых операций.

Умный руководитель не стал делать далеко идущие выводы из неспособности Резуна вести вербовочную работу. Он вовсю использовал его информационные возможности. Будучи сам прекрасным вербовщиком, он придерживался мнения, что есть категория разведчиков, которые не могут вести вербовочную работу. Им это просто не дано, так же как человек не может стать хорошим музыкантом без слуха. Когда в резидентуру попадает такой офицер, то умный руководитель находит ему другое применение в зависимости от его способностей. Недальновидный же резидент старается как можно быстрее отправить такого работника на Родину с отрицательной характеристикой. Офицеру, как правило, после этого ставилось клеймо на всю жизнь, и в характеристике писалось, что его нецелесообразно использовать в дальнейшем в работе за рубежом. Резун с большой охотой и даже удовольствием исполнял различные хозяйственные функции в резидентуре. Это было ему по душе. Практически он исполнял роль денщика при руководителе. И эту роль он исполнял превосходно. В результате он был повышен в дипломатическом ранге, став третьим секретарем посольства с соответствующим повышением оклада. В порядке исключения срок его командировки был продлен на один год.

Обязанности Резуна по «крыше» в основном состояли из обслуживания многочисленных советских делегаций, прибывающих в Женеву по самым различным делам. Необходимо было организовывать их встречу, устраивать в гостиницы, сопровождать на переговоры. В Женеву прибывали, как правило, важные персоны, которые требовали к себе особого подхода. Визитеры со Старой площади — высокие чиновники — имели большие связи.

Резуну особенно запомнился один крупный хозяйственник из хозяйственного отдела Управления делами ЦК КПСС. Он часто приезжал в Швейцарию по различным хозяйственным делам, и Резуну, по указанию резидента, пришлось его обслуживать: встречать на аэродроме, провожать, водить по магазинам, ночным барам. Старик очень любил стриптиз. Его звали Грант Тигранович Абрамян. Он был уже в годах, но энергия в нем била ключом. Резун хорошо помнил, что, приезжая, Абрамян в первую очередь направлялся к послу. Всегда элегантно одетый, с модным по тем временам «дипломатом» американской фирмы «Самсонайт», он двигался по коридорам посольства важно и неторопливо. По тому, как он шел и нес кейс, можно было понять, что он не был пуст. Бросалась в глаза сутулость его фигуры, которая, по всей видимости, объяснялась преклонным возрастом. Шагая, он как-то чуть заметно волочил правую ногу, слегка на нее припадая. Создавалось впечатление, что он немного хромает. Был он среднего роста, плотный, но не грузный, с уже заметной лысиной, которую неравномерно прикрывали редкие седые волосы. Большой мясистый нос нависал над его верхней губой и был, пожалуй, главным, определяющим во всей его внешности. Другой характерной чертой были небольшие, глубоко сидящие черные глаза, которые настороженно смотрели из-под густых, лохматых, с сединой бровей на одутловатом, морщинистом, с мешками под глазами лице.

В тот день, когда Резун увидел Абрамяна впервые, на нем был черный выходной импортный костюм, белая хлопчатобумажная рубашка из дорогого фирменного магазина и модные черные туфли западногерманской фирмы «Амбрассадор». Коридор, по которому он шел, был совершенно пуст. Казалось, в здании никого не было.

Потом Резунупришлосьдовольно близко познакомиться с этим непростым человеком. Во время отпуска в Москве он несколько раз посещал Абрамяна на Старой площади, выполняя различные, как правило, личные поручения высокопоставленных сотрудников посольства. Чаще всего это была передача различных сувениров, подарков, спиртных иностранных напитков по случаю каких-нибудь юбилеев и праздников, дней рождения. Новый резидент, Борис Михайлович Александров, оказался давнишним знакомым Гранта Тиграновича по Старой площади. Он предупредил Резуна о необходимости поменьше с ним болтать и стараться во всем ему помогать.

В посольстве о Гранте Тиграновиче ходили самые невероятные слухи. Его многие знали, потому что он был частым гостем в Женеве, да и сами работники посольства навещали его на Старой площади, приезжая в Москву в отпуска и командировки. Рассказывали, например, что Грант Тигранович якобы во время войны был вторым номером у самого Брежнева, когда тот на Малой Земле отстреливался из пулемета от наседавших со всех сторон фашистов. Другие утверждали, что это чушь, выдумки. Грант Тигранович никогда не воевал, всю войну просидел в тылу, на Урале, работал где-то хозяйственником или снабженцем. На Старую площадь в Управление делами попал совершенно случайно после того, как Черненко или кто-то другой из высокого начальства обратил внимание на то, как ловко Грант Тигранович открывал бутылки во время приема. Эта версия больше походила на правду, так как достоверно известно, что на Западе журналисты действительно называли Черненко мастером по открыванию бутылок для Брежнева.

Резун часто возил на своей машине Абрамяна во время его посещений Швейцарии. Возвращаясь с приемов, Грант Тигранович любил подчеркнуть свою близость к сильным мира сего. О Брежневе говорил, что тот звонит ему домой по телефону, чтобы посоветоваться. Иногда у него развязывался язык, и он в машине болтал о служебных делах, совершенно забывая, что находится за границей, а не на Старой площади в своем кабинете. Резун во время таких бесед не знал куда себя деть; отвечал односложно, старался молчать, но замечание сделать побаивался.

— Ты когда возвращаешься в Союз? — спрашивал Абрамян, развалясь на заднем сиденье. Он пребывал в хорошем настроении после очередного приёма.

— Пока точно не знаю, — неохотно отвечал Резун. — Думаю, через год, полтора.

— У тебя моя визитка есть. Там указаны телефоны. Кремлевка тебе не нужна, неоткуда по ней звонить. Когда будешь в Москве, не стесняйся, заходи. Помогу в устройстве на работу, если потребуется. Ты знаещь, сколько я своих шоферов за преданность отправил за рубеж, в посольства. Я ведь всех твоих начальников как облупленных знаю. Они у меня на Старой площади бывают. Будут проблемы, позвоню в ГРУ, и все решим, — продолжал разглагольствовать подвыпивший старик. — Да, кстати, там у вас в ГРУ работает мой племянник. — Он назвал армянскую фамилию. Резуну показалось, что, когда он работал в Информации, слышал эту фамилию. — Ты, может быть, знаешь его. Он, как и ты, молодой, по-моему, капитан или уже майор. Его к вам взяли из НИИ, раньше занимался наукой у академика Миллионщикова.

— Нет, не знаю, — тихо проговорил Резун, стараясь как-то закончить этот неприятный для него разговор о служебных делах в машине. Но Гранту Тиграновичу было море по колено. Он продолжал болтать, не обращая внимания на Резуна. Называл все новые фамилии важных должностных лиц из КГБ, МИДа, ЦК КПСС. Везде у него были друзья и хорошие знакомые.

— Кстати, — не унимался Абрамян, — когда я был торгпредом на Кипре, у меня инженером работал зять вашего партийного начальника Долина. Ты его, конечно, знаешь. Хороший мужик Григорий Иванович, заботливый и внимательный, часто своей дочке присылал гостинцы.

Что касается посылок, то это не было новостью для Резуна. Обычное дело в советских колониях за рубежом. Он сам неоднократно и получал, и отправлял посылки. Особенно любил это делать для начальства.

4 ноября 2004 года в газете «Время новостей» под броским названием «Адъютант его превосходительства» было опубликовано интервью с бывшим порученцем начальника ГРУ Игорем Поповым, который в течение двадцати пяти лет верой и правдой служил Родине и своему начальнику.

В интервью сообщается, что предатель Резун, оказывается, неоднократно посещал приемную начальника ГРУ. Но предоставим слово самому Игорю Попову: «Резун-Суворов приходил. Дело в том, что дочь Петра Ивановича [Ивашутин Петр Иванович — начальник ГРУ.] была замужем за дипломатом и работала в Женеве, где под „крышей“ советского представительства в ООН в это же время трудился и будущий писатель Виктор Суворов. Так вот, Резун возил Ирине Петровне посылочки от отца — черный хлеб, селедка, колбаса, бутылочка водки и так далее. Резун приходил в приемную и скороговоркой, услужливо и даже заискивающе говорил: „Игоречек, я все передам, конечно, передам, все сделаю…“ Раза два или три он возил эти посылки. Петр Иванович с ним не общался. Потом, когда в 1978 году Резун сбежал в Англию, Петр Иванович говорил возмущенно: „Этот деятель [Слово „деятель“ было самое ругательное в устах начальника ГРУ.] мало что сбежал, так он еще и книжку написал, где все переврал“».

Адъютант его превосходительства, называя предателя Родины писателем, откровенничает дальше, сообщая, что и матерый предатель генерал Поляков тоже, оказывается, посещал святая святых — приемную начальника ГРУ, и не с пустыми руками. На вопрос журналиста о генерале Полякове бывший порученец отвечает: «Да вот его подарок на стене висит (Игорь Попов подводит журналиста к двум висящим на стене полуметровым фигуркам английских колониальных солдат из Индии, мастерски вырезанных из дерева дорогой породы). Видимо, он вез подарок Петру Ивановичу, но тот был в отъезде. Ладно, — говорит мне, — вот тебе подарок».

Прочитав эти совершенно лишние откровения бывшего порученца о всеми уважаемом в ГРУ Петре Ивановиче Ива-шутине, мне вспомнилась одна старая нашумевшая история о «жучке» в гербе США, который был установлен умельцами КГБ в кабинете посла США в СССР Аверелла Гарримана в 1945 году и в течение десяти лет при четырёх послах США передавал все секретные переговоры, имевшие место быть в кабинете посла.

Только через десять лет американцы обнаружили в полом деревянном гербе США подслушивающее устройство.

Американцы нашли его, но не знали принцип его действия. В гербе находилось пассивное устройство, похожее на головастика с маленьким хоботком. В этом устройстве была применена технология, не встречавшаяся ранее, и ученые ЦРУ испытывали затруднения в ее расшифровке.

Соединенные Штаты хранили это неприятное для них открытие в секрете почти десять лет.

И только в 1960 году представитель США в ООН Генри Кэбот Лодж открыл и показал герб США и установленное в нем миниатюрное подслушивающее устройство на сессии Совета Безопасности.

ЦРУ затаило злобу на КГБ и мечтало ответить ударом на удар, работая над созданием эффективных средств проникновения в секреты СССР.

Рассказанная адъютантом ГРУ Поповым история об английских колониальных солдатах наводит меня на грустные мысли. А сколько деревянных солдат могли попасть в кабинеты и квартиры бывших высоких руководителей нашей страны? Об этом никто не знает. И что интересно. Мои попытки узнать, а кто, собственно, направлял Резуна с посылками в высокие кабинеты, окончились безрезультатно. Никто!

Ещё будучи слушателем академии, Резун увлекался изучением истории масонства и сионизма и даже пытался что-то написать по этой теме. Наблюдая за Грантом Тиграновичем во время его многократных приездов в Швейцарию, Владимир пришел к выводу, что наша партия в принципе ничем не отличалась от масонской организации. В ней была категория лиц, так называемая номенклатура, которая посвящена во многие секреты. Эти люди правили, а рядовые члены партии исполняли роль «вольных каменщиков», которые ничего не решали, ничего не знали, а были простыми исполнителями воли посвященных. Организационно партия представляла из себя масонскую пирамиду, на вершине которой сидел иудейский царь. Степень посвящения зависела от занимаемой должности функционера партии. Вершина пирамиды находилась, конечно, на Старой площади, а может быть, где-то ещё. За долгие годы комсомольской и партийной работы Грант Тифанович прошел через огонь, воду и медные трубы и стал одним из посвященных высокой степени. Ни один паук не смог бы сплести такую паутину, которую сплел Абрамян за свою жизнь из человеческих отношений. Кто только не сидел у него на крючке: министры, начальники главков, директора заводов, высокопоставленные работники КГБ, МВД, Министерства обороны, ученые, артисты, врачи, деятели искусства и культуры, работники ЦК'КПСС. Он опутал своими нитями по рукам и ногам сотни, а может быть, тысячи людей самых разных профессий.