Глава 37. Войдя в наиболее тщательно охраняемое помещение комплекса, начальник охраны вздохнул с облегчением

Войдя в наиболее тщательно охраняемое помещение комплекса, начальник охраны вздохнул с облегчением. Раз генерал Мортон в сопровождении двух военных и профессор здесь, значит, все в порядке. Про себя он подумал, что дежурные, пожалуй, поторопились, подняв всех на ноги по тревоге. Наверняка это из-за приезда Мортона — в присутствии большого босса все обычно нервничают… Он сделал своим людям знак остаться у двери.

— Рад вас приветствовать, сэр, — сказал он, направляясь к Мортону.

Генерал не ответил. Похоже, он даже не услышал приветствия. Испугавшись, что его присутствие может оказаться нежелательным, начальник охраны обратился к Дженсону:

— Простите, что побеспокоил, профессор, но когда мы нашли вашу ассистентку без сознания, мы подумали, что она могла стать жертвой несчастного случая или нападения. И решили, что лишняя осторожность не помешает.

Ему никто не ответил. Обстановка в комнате была напряженной. Начальник охраны подумал, что все дело, снова-таки, в нем и его несвоевременном приходе. В этой части центра он оказался впервые, поэтому с любопытством осмотрелся. Застекленные шкафы, саркофаг… Смешение ультрасовременных технологий и образцов давно устаревшей техники удивляло. В этой комнате было что-то от музея, но, с другой стороны, она была похожа на космическую лабораторию. Неожиданно он почувствовал себя неловко.

— Раз все в порядке, — сказал он, — я пойду.

Его помощники уже вышли из комнаты. Начальник охраны жестом попрощался с присутствовавшими, которые все так же хранили молчание, когда его взгляд неожиданно встретился с взглядом Петера. Он замер.

— Я вас знаю, — удивленно заявил он.

Петер не нашел что ответить.

— Вряд ли это возможно, — вмешался Штефан, опасаясь, как бы ситуация не осложнилась. — Мы работаем с генералом недавно и никогда здесь раньше не были.

Начальник охраны подошел к молодому капитану и внимательно посмотрел ему в глаза. Напрасно Петер пытался отвести взгляд. В конце концов он ответил ему таким же прямым взглядом. Мужчины смотрели друг на друга так, словно хотели заглянуть друг другу в душу.

— Это странно, — сказал начальник охраны. — Я помню этот взгляд. И я уверен, что вижу вас не впервые, но никак не могу вспомнить, где мы могли встречаться. Вы меня не помните?

Медленно и осторожно Штефан положил руку на кобуру своего пистолета, потом сжал пальцами рукоятку, приготовившись к любой неожиданности. Мортон следил за происходящим, продолжая слабо улыбаться. Уж он-то понимал, что происходит.

Наконец Петер протянул руку начальнику охраны, который не спускал с него глаз, и сказал:

— Здравствуйте, Дамферсон. Если бы кто-то сказал мне, что мы встретимся снова при таких обстоятельствах, я бы ни за что не поверил.

Этот взгляд или этот голос? Дамферсон затруднился бы ответить, но застыл на месте. На лице его отразился смешанный с недоверием страх.

— Это долгая история, — продолжал Петер. — Не верьте тому, что видите. Доверьтесь своим чувствам.

И он шагнул к Дамферсону, который, не помня себя от волнения, отступил, и теперь их с Петером разделял стол. Встревоженные странным поведением своего шефа, охранники схватились за оружие. Штефан молниеносно наставил на них пистолет.

— Не шевелитесь! — бросил он.

Все присутствующие напряженно следили за происходящим. Петер медленно приближался к тому, кто двадцать лет назад пришел позвать его на последнюю встречу с Мортоном.

— Пикантная ситуация, вы не находите? — спросил Петер. — Вы, Мортон и я здесь, среди вещей, которые навевают столько воспоминаний…

Дамферсон выхватил пистолет и наставил его на юношу.

— Не смотрите на меня так! Опустите глаза! — приказал он гоном, в котором вместо угрозы слышалась мольба.

— Это ничего не изменит, — ответил Петер. — Мы с вами прекрасно это знаем. Вы были правы, Дамферсон, — они решили сделать меня козлом отпущения. Конфисковали все, что наша команда спасла в Шотландии. Вы помните? Наше возвращение, допросы… Вы, да и остальные парни, не захотели меня «топить». В последнее утро это вы, Дамферсон, пришли к проржавевшему ангару, где я разбирал документы. Вы беспокоились обо мне, Дамферсон. И вы нашли меня утомленным, грязным, почти обессиленным, но воодушевленным, как никогда. Вы удивились, увидев, как много я успел сделать за ночь. Я рассказал вам о том, что мне удалось выяснить. Я сказал вам, вспомните, Дамферсон, сказал, что дело Дестрелей еще не закончено…

Дамферсон обхватил голову руками, словно услышал крик, от которого вот-вот разорвутся барабанные перепонки. Он изо всех сил закрыл глаза. Пошатываясь, сделал несколько шагов, ударился о стол, перевернув мониторы и подставку с карандашами, и согнулся от боли. Прошло несколько секунд. Не разгибаясь, он открыл глаза и растерянно огляделся.

— Я никому об этом не говорил, никогда, — простонал он. — Откуда вы знаете?

— Я был там, Дуглас. Все очень просто. Сознание Гасснера живет во мне. И не надо этого бояться.

Петер подошел и положил руку на плечо своему давнему напарнику. У Дамферсона появилось странное ощущение — словно возвратилось прошлое, словно время повернуло вспять… Ему почудилось, что вот сейчас он выпрямится и увидит перед собой полковника Гасснера.

Дженсон чувствовал, что происходящее выходит из-под контроля. Он не мог понять того, что происходило у него на глазах, но знал, что ситуация оборачивается не в его пользу. Он приказал охранникам:

— Задержите их! Всех, всех арестуйте! Это самозванцы! Они нам угрожали!

Однако стоило охранникам шевельнуться, как Дамферсон жестом остановил их. Он выпрямился:

— Нет, ребята, стойте. Не слушайте его. Все в порядке.

Голос у него был слабый, как у человека, пережившего огромное потрясение. Охранники колебались. Было очевидно, что их шеф взволнован — глаза покраснели, тело сотрясает дрожь. Дженсон попытался было протестовать, но Дамферсон не дал ему времени договорить.

— Слушайте меня, — сказал начальник охраны своим людям. — Мы с вами знаем Друг друга давно, и я прошу вас — верьте мне. Выйдите из комнаты, заприте ее на замок и никого не впускайте. В случае необходимости свяжетесь со мной по внутренней связи.

— Ясно, сэр.

— Дамферсон, вы — предатель! — выкрикнул Дженсон.

— Нет, профессор. Несколько минут назад я перестал быть предателем…

Меньше чем за полчаса Петер объяснил Дамферсону ситуацию. Время от времени начальник охраны посматривал на него, словно все еще не мог поверить в очевидное. Словно Петер — волшебник, а он, Дамферсон, свидетель чуда, совершившегося у него на глазах… В этом юноше воскрес единственный начальник, которым Дамферсон искренне восхищался.

— Черт побери, до сих пор не могу поверить, — сказал Дамферсон Петеру. — Такое впечатление, будто одна картинка наложилась на другую… Я работал бок о бок с Фрэнком почти десять лет, изо дня в день, а теперь дошел до того, что путаю ваши черты, ваши лица… И хуже всего то, что я говорю с вами, как будто с Фрэнком, и Фрэнк, а не вы, мне отвечает. Это не для слабонервных.

— К этому быстро привыкаешь, — пожал плечами Петер.

— Фрэнк, будь он здесь, решил бы, что я постарел и расплылся. И все-таки мы жили в хорошее время, работали ради высоких целей. И мы в них верили! Если бы только это не кончилось так плохо…

— Еще не кончилось, — заметил Петер.

Дамферсон улыбнулся и кивнул. Это замечание было вполне в духе Гасснера.

— Так, значит, вы были членом группы, которая следила за Дестрелями? — спросила Валерия.

— Да, и напрямую подчинялся полковнику Гасснеру.

— Как вы попали сюда? — поинтересовался Штефан.

— После смерти полковника нашу группу расформировали. Каждый получил новое назначение — из тех, которым никого не обрадуешь. Через какое-то время мне позвонил генерал Мортон. Сказал, что сожалеет о случившемся, считает меня специалистом высокого уровня и готов дать мне еще один шанс. Мне было предложено место на сверхсекретном объекте — экспериментальном центре нового поколения. Я был так рад сменить работу, казавшуюся мне каторгой, что согласился. И вот уже пятнадцать лет я здесь.

— И вы не знали, над чем работают в этом центре? — спросил Петер.

— Нет. Это не моя работа. Знаете, как это бывает: каждый отвечает за свой участок. Тем более что в данном случае все шло через Мортона. Я работал под его началом и отчитывался только перед ним.

Слушая этот разговор, Дженсон злился, но к злости его примешивалась досада. Чем больше он узнавал, тем отчетливее понимал: Мортон манипулировал всеми, и им в том числе. Генералу удалось все устроить так, что работники центра практически не общались между собой, причем каждого он удерживал на своем месте, тонко играя на личных интересах. Таким образом, никто не имел целостной картины, и генерал мог бы с легкостью присвоить любое открытие, родившееся в стенах центра. В построенной им системе все следили за всеми, а он всегда оказывался над схваткой.

Мортон сидел на своем стуле и не обращал никакого внимания на происходящее. Время от времени он поднимал голову, поглядывая на кого-нибудь из присутствующих.

— Банда негодяев, — вынес свой вердикт Дамферсон, посмотрев сначала на генерала, а потом на Дженсона.

Взгляд его задержался на профессоре, и он добавил:

— А вас я никогда не уважал. Теперь понимаю, почему.

Он повернулся к молодым людям и девушке и спросил:

— Что вы теперь собираетесь делать?

— Хотим вернуться к нормальной жизни, — заявила Валерия. — Эта история перевернула все с ног на голову, вопреки нашей воле. Мы хотим, чтобы нас оставили в покое, как будто всего этого не было. Мы не желаем быть подопытными кроликами.

— Думаю, это возможно, — сказал Дамферсон. — Кроме профессора и генерала, о вас никто не знает. Нужно отозвать заявку о розыске, поданную под ложным предлогом в секретные службы, и эти милые люди о вас забудут. Хотя какое-то время вам придется пожить, не привлекая к себе внимания.

— А с этим что делать? — спросил Петер, указывая на документы в шкафах и подключенную к саркофагу аппаратуру.

— Нужно все уничтожить, — отрезал Штефан. — Раз и навсегда. Другой возможности не будет. Это дело началось с документов Дестрелей, значит, оно закончится, когда они будут уничтожены.

— А чемоданчик? — вмешалась Валерия.

— Этот вопрос решим позже, — ответил Петер. — Сейчас он в безопасности.

Дженсон напряженно прислушивался к разговору. Мозг его напряженно работал, ища зацепку, которая помогла бы переломить ситуацию в свою пользу.

Валерия сказала:

— Некоторых сотрудников этого центра заставляют работать и удерживают против их воли. Я говорю о медиумах.

— Не вмешивайтесь в это, — сердито приказал Дженсон.

— Впервые об этом слышу, — заметил Дамферсон. — Нам сказали, что весь персонал центра засекречен, и мы не знали, ни в чем состоят их обязанности, ни что их связывает с центром. Хотя… Насколько мне известно, одному из сотрудников, Саймону, запрещено покидать центр.

— Вы все у меня еще попляшете! — злобно крикнул Дженсон.

— Человек, о котором вы говорите, — это Саймон, медиум, — сказала Валерия. — Он мне помогал.

— Единственный способ освободить его — стереть все следы его пребывания здесь, как и в случае с вами, — сказал Дамферсон. — Ему придется бежать.

Дженсон грохнул кулаком по столу:

— Я вам не позволю! Вы пытаетесь остановить одно из самых важных исследований в истории человечества! И если вы думаете, что ваши ничтожные жизни стоят больше, чем то, что вы намереваетесь уничтожить, я вам заявляю: вы ошибаетесь! У вас ничего не получится. Это закон жизни: никому не дано остановить прогресс!

Пребывая в состоянии экзальтации, Дженсон размахивал руками и выкрикивал угрозы, как проповедник, уверенный в своей правоте:

— Вы не сможете меня остановить. Дестрели умерли, но это не помешало…

Петер подошел к профессору и без предупреждения сильно ударил его по лицу. Дженсон упал, не успев закончить фразу. Дамферсон перегнулся через стол и посмотрел на лежащее на полу неподвижное тело, похожее на большую куклу. Из носа Дженсона вытекла струйка крови.

— Отличный прямой удар, — похвалил он. — Кто его ударил — Фрэнк или вы?

— Учитывая силу удара, скорее всего, они оба приложили к этому руку, — высказал свое мнение Штефан.

Все в комнате было перевернуто вверх дном. Петер спрыгнул со стула и бросил на пол последний датчик противопожарной сигнализации, который он только что сорвал со стены. С потолка здесь и там свисали оголенные нити проводов. Застекленные шкафы опустели, а их содержимое было небрежно свалено в центре комнаты. Там же лежал перевернутый саркофаг, поломанные жесткие диски, корпуса компьютеров и разбитые мониторы. Впечатляющее зрелище…

Валерия, Штефан и Дамферсон поднялись наверх, чтобы уведомить медиумов о своем решении и проверить, не осталось ли где-нибудь документов, подтверждающих их пребывание в центре. По их расчетам, в это время Дженсон, которого заперли в подсобном помещении верхнего этажа, еще не должен был прийти в сознание.

Петер стоял и смотрел на причудливое нагромождение вещей, потом он опустился на колени и вынул из кучи документ, написанный рукой Марка Дестреля. Когда Петер прочитал его, у него возникло ощущение, что он узнает эти строки, но почему-то это не доставило ему удовольствия. Он был сыт всем этим по горло. Усталым жестом он бросил листок в общую кучу. Освобождая шкафы, он подумывал оставить себе пару страниц на память. Но о чем хорошем напомнит ему этот сувенир? Нужно забыть о прошлом — перевернуть страницу, а еще лучше — сжечь ее.

Роясь в кармане в поисках зажигалки, которую ему одолжил Дамферсон, Петер думал о том, что жизнь действительно странная штука. Человек, спасший эти документы из огня двадцать лет назад, теперь собирается их уничтожить. Петер подумал, что получил бы садистское удовольствие, если бы Дженсон присутствовал при сожжении своих сокровищ. Профессор, без сомнения, с ума сходил бы от ярости, глядя, как единственный шанс проникнуть в тайну Дестрелей превращается в дым. Заставив Дженсона пережить это, Петер отчасти отомстил бы ему за Гасснера и Дестрелей. Ну, и за Валерию тоже.

Он наклонился и, щелкнув зажигалкой, поджег выступающие из кучи страницы, которые тут же вспыхнули. Огонь распространялся, и его черные границы ширились, пожирая слова, не оставляя после себя ничего, кроме пепла. Пламя набирало силу, переходило на соседние страницы, лизало каркасы компьютеров, отчего пластик чернел и плавился. Скоро комната наполнилась густым дымом. Петер подошел к пульту управления системой кондиционеров и включил режим всасывания воздуха на полную мощность. Через несколько минут комната должна была превратиться в настоящую печь. Пламя уже успело распространиться, превращая груды вещей в один пылающий костер. Стопки документов занимались одна за другой. Температура в комнате стремительно повышалась, но не только по этой причине лоб Петера покрылся капельками пота. Он отступил, спасаясь от жара. Знал, что долго здесь оставаться не сможет. Он — последний, кто видит эти ценнейшие документы. Больше никто и никогда их не прочитает…

Когда что-то кончалось или проходило безвозвратно, он всегда чувствовал определенный душевный дискомфорт, граничащий со страданием. Может, потому, что в такие минуты он осознавал свое бессилие перед лицом неминуемого. В этом они с Гасснером были похожи. Однако странное дело: когда языки пламени поднялись почти до потолка, Петер вдруг понял, что больше не ощущает его присутствия.

— О чем ты думаешь?

Петер вздрогнул от неожиданности. Штефан стоял на пороге и смотрел на друга. Силуэт Петера четко обрисовывался на фоне пламени. На потолке под воздействием высокой температуры лопнул первый светильник.

— Я спустился посмотреть, не нужна ли тебе помощь, — продолжал Штефан. — Если я мешаю, я пойду.

— Нет, останься. Я не слышал, как ты пришел. Я задумался.

— Честно говоря, нам всем есть о чем подумать.

Он кашлянул: дым, несмотря на работу кондиционеров, почти полностью заполонил комнату.

— Будет лучше, если мы уберемся отсюда, — сказал Штефан.

Петер кивнул. Он бросил прощальный взгляд на пожираемые пламенем документы и прошел к двери. Там он привел в движение замок бронированной двери. Медленно огромная металлическая дверь стала закрываться. Последние зазоры между дверью и дверной коробкой исчезали, скрывая красноватые отсветы огня. Внутри комнаты от жара лопалось стекло, с ужасающим скрежетом скручивалось железо. С потолка одна за одной падали наполовину оплавленные отделочные плиты.

Однако в ту самую секунду, когда дверь окончательно захлопнулась, в коридоре стало очень тихо.

Штефан и Петер немного постояли, не произнося ни слова. Главную свою задачу они выполнили, но сейчас Петеру не хотелось об этом думать. Впереди их ждало много дел.

— Что скажешь о состоянии Валерии? — спросил он.

— Думаю, для нее это были ужасные дни. Но, на мой взгляд, она выглядит неплохо.

Петер кивнул. Он полностью разделял мнение друга. Теперь пришла очередь спрашивать Штефану:

— Как думаешь, ей удастся забыть то, что с ней тут случилось? Этот вопрос удивил Петера.

— Честно говоря, не знаю, — сказал он. — Не думаю, что такое забудется. Придется учиться жить с этими воспоминаниями.

В ответе была своя логика, но Штефана он не удовлетворил. Ему хотелось услышать совсем другое. Ведь от этого зависело многое.

— Идем, — сказал он. — Пора смываться отсюда!