Явление богов

ЯПОНСКИЕ ЛЕГЕНДЫ И СКАЗАНИЯ

Прежде установления точного времясчисления, когда земля еще была не устроена, всюду царствовал хаос. Земля и вода, свет и тьма, звезды и небесная твердь представляли из себя одну дымящуюся, пенящуюся, не имеющую определенной формы массу.
Все было безобразно, все было перемешано, и не существовало ни одного живого создания.
Призраками носились облака над беспокойно движущеюся морскою поверхностью. Первое божество возникло из чудовищной почки копьеобразного тростника, поднимавшегося из глубины безграничного хаоса. Потом произошли другие божества, но миновали три поколения божеств, прежде чем определились точные границы между небом и землей. Наконец, на том месте, где поднялась вверх вершина волчьей травы, явились первые небесные духи.
Власть их не простиралась на глубоко лежащий под ними мир, в котором еще долго после того царил хаос. Только четвертому поколению богов было предназначено совершить создание и устройство земли.
Эти два существа были — могущественный дух воздуха Ицанаги и прекрасная богиня облаков Ицанани. От них произошла вся жизнь.
Ицанаги и Ицанани прогуливались по колеблющемуся небесному мосту, который висел над пропастью, отделявшей землю от неба. Он поддерживался воздухом надежно и крепко. И сказал однажды дух воздуха богине облаков:
— Под нашими стопами должно возникнуть королевство, и мы будем посещать его.
И, сказав это, он вонзил свой украшенный драгоценными камнями жезл в самую глубину кипящей массы.
Капли, которые сорвались с острия его жезла, окаменели, и из них образовался остров Оногоро.
И сошли на него создатели мира и возвели на нем огромный гористый конус с тем, чтобы на вершине его мог утвердиться небесный мост, и чтобы вокруг него мог вращаться весь остальной свет в вечном круговороте.
Мудрость небесных духов определила Ицанаги быть мужем Ицанани, и эта божественная пара должна была поселиться на земле. Но как то приличествовало их высокому происхождению, бракосочетание должно было завершиться приличествующим случаю празднеством.
И вот Ицанаги пошел вокруг созданной ими горы слева направо, а Ицанани — справа налево. И когда богиня облаков издалека еще заметила духа воздуха, она в восхищении воскликнула:
— Ах, какой прекрасный и миловидный юноша! 'На это Ицанаги с воодушевлением тоже воскликнул:
— Какая прекрасная, красивая девушка!
Они приблизились друг к другу, взялись за руки, и брак был заключен. Но по некоторым неведомым причинам супружеская жизнь обоих богов не была счастлива, на что они надеялись прежде. Они создали новый остров Аавйи, который выступил из глубины моря, но он оказался обнаженной пустыней.
Хируко — их сын-первенец — был человек слабого сложения, почему создатели земли положили его в челнок, сплетенный из волчьей травы, и покинули его на волю и милость ветра и волн.
В глубокой печали перешли Ицанаги и Ицанани по небесному мосту на небо, где небесные духи держат свой вечный совет. Они узнали от духов, что Ицанаги должен был заговорить первый, когда они встретились, обходя гору земли. И вернулись супруги снова на землю, и снова отправился в путь — Ицанаги по правой, а Ицанани по левой стороне вокруг горы. И когда они повстречались на этот раз, Ицанаги воскликнул первый:
— Ах, какая прекрасная и миловидная девушка! А из уст Ицанани радостно раздалось ему навстречу:
— Ах, какой прекрасный и миловидный юноша!
И снова взялись они за руки, и с этих пор началось их полное счастье. И вот создали они семь больших островов королевства Япония; сначала роскошный остров Большой Ямато; потом — Тсукуши, Ихо, и много других.
Маленькие, скалистые островки архипелага образовались из морской пены и раскатывающихся волн, когда они, высоко взбрызгивая, громоздились на морском побережье уже созданных островов.
Таким образом образовались Китай и весь материк остального света. Ицанаги и Ицанани были дарованы четверо детей: властитель рек, бог гор, позже — бог деревьев, и богиня, посвятившая себя защите нежных растений и трав. И сказал тогда Ицанаги Ицанани:
— Ну, вот мы создали могущественное королевство восьми островов, с горами, реками и растениями; но теперь должно явиться божество, которое бы властвовало над этим чудным миром.
Прошло время, и Ицанати подарила своему супругу дочь. Ее ослепительная красота и величественный вид говорили о том, что ее трон должен находиться среди облаков. То была Ама-Теразу — богиня, озаряющая небо. Ицанаги и Ицанани были восхищены и воскликнули:
— Наша дочь должна обитать в голубом эфире глубоких небес и с высоты их управлять миром!
И тотчас же они возвели богиню на вершину горы и по чудесному мосту — на небо. Едва небесные духи завидели Ама-Теразу, они тоже воскликнули в восхищении:
— Ты должна вступить в нежную синеву небосвода, где отныне ты будешь сиять, и твоя сердечная улыбка будет одушевлять все мироздание и землю. Белокудрые облака будут твоими слугами, а сверкающие капельки росы — твоими мирными посланниками!
Следующий ребенок Ицанаги и Ицанани был сын, и так как он был тоже прекрасен собой и нежен, и навевал грезы, как летний вечер, то они порешили, что он тоже должен обитать на небе, как соправитель Ама-Теразу; имя его было — Тзуку-Иоми, бог месяца.
Бог Сузано-о был другой сын божественной пары. Но совершенно противоположно брату и сестре, он любил мрак и тень. Когда он плакал, от слез его травы выжигались на горах, цветы увядали, и люди умирали. Мало было радости Ицанаги от него, но все же он назначил ему владеть океаном.
После того как был создан свет, счастливой жизни духа воздуха и богине облаков настал конец. Родился всеистребитель Бог огня, и Ица-нани умерла. Она скрылась в глухое уединение царства лесов, в страну Кии, а затем сошла в мрачные владения подземного мира.
Ицанаги был смертельно огорчен разлукою с Ицагаги; он собрался в путь искать ее и достиг ворот царства мрака и тени, где и не ведали о существовании солнечного света.
Сама Ицанани страшно желала покинуть это место печали и вернуться на любимую ею землю. Но все же дух ее вышел навстречу Ицанаги и нежно, заботливо умолял его не искать ее в этих подземных пещерах.
Но отважный бог Ицанаги не послушался добрых советов. Он устремился вперед и при свете, изливающемся от его гребня в волосах, искал долго и усердно свою возлюбленную супругу. Страшные призраки выступали перед ним, но он следовал мимо них с королевским величием. Стоны, безнадежные сетования погибших душ звучали в его ушах, но страх был ему неведом.
После долгих поисков он нашел свою Ицанани: она лежала на земле — полное олицетворение безграничного отчаяния, до того изменившаяся, что Ицанаги долго, недоверчиво всматривался в ее глаза, прежде чем узнал ее. Но Ицанани разгневалась на Ицанаги за то, что он не послушался ее уговоров, так как знала она, что его труды и мучения, претерпеваемые за нее, будут бесполезны. Без согласия властителя подземного мира она не смела вернуться на землю, а этого согласия она тщетно добивалась и сама.
И должен был Ицанаги бежать, жестоко теснимый восемью чудовищами подземелья, чтобы спасти свою жизнь. Он храбро защищался мечом и, наконец, сбросил свой головной убор, который превратился в драгоценнейшие пурпуровые грозди винограда, бросил и гребень, изливавший свет, который превратился в нежные бамбуковые стебли, и тем временем, пока чудовища жадно глотали сладкий виноград и нежные стебли, Ицанаги достиг широких ступеней лестницы, которая вела на белый свет. Но на последней ступени он остановился и бросил Ицанани:
— Надежда на нашу встречу пропала, наша разлука будет навеки!
Перед Ицанаги простирался океан, широко-широко без конца, на поверхности его отражался образ его любимейшей дочери Ама-Теразу. Она, казалось, умоляла его погрузиться в волны и омыться в беспредельных водах океана.
И едва только он окунулся — раны его закрылись, и чувство бесконечного примирения со всеми овладело им.
Жизнь создателя земли была кончена. Он оставил мир своим детям и перешел в последний раз тысячецветный небесный мост. И поныне живет дух воздуха с небесными духами в обширных пределах солнечного сияния.

БОГИНЯ СОЛНЦА

Ама-Теразу, богиня солнца, вступила на трон в далеком, глубоком, голубом небесном своде. Ее сияние служило небесным божеством радостною вестью.
Орхидеи и ирис, цветы вишен и слив, рисовые поля и коноплянни-ки — отвечали ей улыбкою на улыбку, а озера и воды отражали ее в тысячах сверкающих красок.
Но Сузано-о, брат Ама-Теразу, который владычествовал над океаном и теперь управлял за бога месяца, завидовал славе и всепокоряю-щей власти сестры.
Довольно было одного шепота испускающей лучи богини, и весь свет превращался в слух, и голос ее воспринимался в глубине кристаллов и на дне зеркально-прозрачного озера.
Ее рисовые поля приносили урожай с избытком, находились ли они на откосе горы, в защищенной долине, или подле бушующего потока, и ее фруктовые деревья склонялись под тяжестью плодов.
А голос Сузано-о не был так чист, его улыбка не была такою светящейся. Его поля, окружавшие палаты, часто затопляло, и они гибли; его рисовые посевы тоже гибли по временам.
Гнев и досада бога месяца не имели границ, но Ама-Теразу была бесконечно терпелива и все прощала ему.
Раз сидела богиня солнца, как всегда, озабоченная работой, во дворе своего небесного жилища, и пряла. Прядильщицы небесного происхождения редкой красоты окружали источники, над волнами которых плавало благоухание цветов лотоса, и раздавались чудные песни, возвещавшие о ветре, облаках, о небесном своде.
И внезапно через небесную синеву пал к ногам прядильщицы окоченевший труп пегого коня — любимца богов. Завистливый Сузано-о убил его и снял шкуру.
При виде коня Ама-Теразу содрогнулась и уколола себе палец веретеном и, возмущенная свирепостью брата, удалилась в пещеру и заперла за собою дверь небесного жилища в скале.
Весь мир погрузился в мрак. Радость и добродушие, душевная чистота и мир, надежда и любовь — исчезли с угасшим светом. Злые духи, которые до тех пор таились по темным углам, отважились, наконец, выйти на волю и стали бродить повсюду. И их ужасающий смех, их помрачающие разум песни наполняли ужасом сердца.
В конце концов, собрались все боги, которые опасались и за свою безопасность, и за существование всего прекрасного на свете, собрались в русле небесного потока, воды которого высохли.
Все знали, что только одна Ама-Теразу может помочь им. Но чем им склонить небеса озаряющую богиню вступить в этот мир мрака и раздора?!.. Восемьсот божеств было приглашено на совет, и, наконец, был найдет план, как вывести Ама-Теразу из ее заточения.
И вот Аме-на-ко повырывал с корнями священные деревья Сакаки, что растут на небесных холмах, и рассадил их перед входом в пещеру. Высоко на верхних сучьях повесили ценные цепи из блестящих драгоценных камней, которые еще Ицанаги подарил богине солнца.
Средние ветви занимало зеркало, изготовленное из благородных металлов небесных гор. Его блестящая поверхность испускала от себя лучи, словно лик солнца.
Остальные боги соткали из волокна, конопли и бумажной шелковицы королевское одеяние белое с голубым, которое они, как знак выражения своего усердия, повесили на нижних ветвях дерева Сакаки.
Был еще выстроен дворец, окруженный садом, в котором богиня растений повелела цвести многим тысячам любимейших растений и цветов. И вот все было готово.
Тогда Аменако выступил вперед и громким голосом попросил богиню солнца показаться им... но тщетно. Тогда началось великое торжество. Уцума, богиня радости, громко запела и стала водить хоровод.
Листья вереска украшал и ее голову, а сухостебельник с небесной горы Кагу опоясывал ее гибкий стан; дикий виноград обвивался вокруг развевающихся рукавов в то время, как она держала в руке листья дикого бамбука, увешанного, словно волшебный жезл, крошечными мелодичными колокольчиками.
Уцума играла на бамбуковой флейте, между тем как восемьсот мириадов божеств сопровождали ее со своими музыкальными инструментами. Одни трещали деревянными погремушками; у других были инструменты с натянутою тетивою, по которой они с быстротою молнии проводили стеблями волчьей и простой травы; огромный огонь был разведен вокруг пещеры, и когда зеркало отбросило отражение его зарева, принялись кричать «долгопевучие птицы вечной ночи», как будто утро забрезжило. Веселость взяла свое.
Ряды богов становились все оживленнее и оживленнее, и боги смеялись так, что небо содрогалось, словно от грома. Ама-Теразу неподвижно слушала в своем уединении пение петухов, звуки музыки и шум танцев; но когда небо содрогнулось от хохота богов, она опасливо выглянула из своего убежища и спросила:
— Что это значит? Я думала, небо и земля погружены во мрак, но вижу свет. Уцума пляшет, и все боги смеются!.. Уцума отвечала:
— Я могу танцевать, и боги могут смеяться, потому что среди нас теперь находится одно божество, чья красота подобна твоей! Погляди-ка!..
Ама-Теразу бросила взор на зеркало и страшно изумилась, заметив в нем богиню сверхъестественной красоты. Она вышла из пещеры, и у порога, тотчас же перед входом была свита веревка из рисовой соломы, чтобы богиня не могла скрыться назад. Мрак исчез, и явился свет.
И воскликнули тогда восемьсот мириадов божеств:
— О, да не покидает нас никогда богиня солнца!

ПОСОЛ НЕБА

Боги взирали с небесной высоты и видели, что злые подземные духи все больше и больше заселяют землю. Ни днем, ни ночью не было от них спокойствия. Осхи-Хоми — Светлокудрый, один из высших небесных духов, был назначен снизойти на землю и править ею. Едва только вступил он на «плавающий мост», как услышал шум раздоров и суматохи, вернулся назад и сказал:
— Изберите вместо меня другое божество совершить это дело.
И созвали тогда Великий небесный дух и Ама-Теразу восемь сотен мириадов божеств в русло высохшего небесного потока. И богиня солнца сказала:
— В мире царят неустройство и смятение. Божество должно снизойти к ним, чтобы приготовить почву для нашего сына принца Ниниги, который должен ею управлять. Кого же нам послать?
И восемьсот мириадов божеств сказали:
— Пусть Аме-Нохо сойдет на землю.
И Аме-Нохо спустился на землю; ему жилось там так счастливо, что он почти совсем забыл о данных ему поручениях небесными божествами. Он жил в мире со злыми духами, и беспорядки, и неустройство царствовали по-прежнему.
Три года ждали известий Великий небесный дух и Ама-Теразу, но все напрасно. Тогда они сказали:
— Пошлем Аме-Вако, юного небесного принца, он будет тщательно следовать нашему приказанию.
И они дали ему огромный небесный лук для дичи и небесную оперенную стрелу, которая всегда попадала в цель.
— С этим ты должен начать войну против злых подземных духов и водворить порядок в стране!..
Но едва только юный принц опустился на морской берег, — перед ним очутилась дивно прекрасная принцесса Блеск-земли. Ее грациозность очаровала Аме-Вако. Он любовался ею и не мог отвести от нее взора. Вскоре после того они вступили в брак.
Миновало восемь лет. Юный принц убивал время веселыми пиршествами и удовольствиями. Ни разу даже не пытался он водворить на земле мир и порядок; он даже входил в сношения с земными духами и действовал заодно с ними наперекор небесным духам, чтобы владычествовать надо всею землею самостоятельно.
И снова собрались восемь сотен мириадов божеств в русле тихого небесного потока. Богиня Солнца сказала:
— Наш посол слишком медлит с ответом. Кого послать нам, чтобы разведать причину его медлительности?
И кликнули тогда боги верного Фазана и дали ему такой наказ:
— Ступай к Аме-Вако и скажи: «Боги неба послали тебя в страну камышей, чтобы восстановить мир и низвергнуть злых духов той страны. Восемь лет ты хранил молчание. Что за причина тому?»
Фазан поспешно слетел на землю и опустился на широко распростертые ветви дерева, растущего у ворот перед дворцом принца; он повторил от слова до слова наказ и не получил никакого ответа. Но услышала приближенная Ама-по-загу возглас Фазана, обращенный к принцу; она явилась к принцу и сказала:
— Крик Фазана предвещает бедствие! Возьми лук и стрелу и убей его.
А Аме-Вако, ни о чем не думая, прострелил Фазану сердце. А небесная стрела понеслась все дальше, и дальше. Быстро, как ветер, мчалась она через воздушные пространства и, наконец, разорвала облака и упала к ногам богини Солнца, сидевшей на своем троне. Ама-Теразу увидела, что это была одна из тех стрел, которыми вооружили принца, и что перья ее были запятнаны кровью. Тогда она подняла стрелу и отбросила ее далеко от себя.
— Если этой стрелою посол наш метил в злых земных духов, то она не ранит юного принца; но если сердце Аме-Вако испорчено — пусть стрелаубьет его.
И случилось так, что когда принц предавался отдохновению после того как с большим торжеством отпраздновал жатву, стрела безошибочно примчалась к своей цели и пронзила сердце принца... Громко вскрикнула принцесса, увидев мертвым своего юного супруга. Ее болезненные стоны достигли неба. И тогда отец Аме-Вако поднял страшный ураган, и ураган этот вознес убитого принца в голубое поднебесье.
Был выстроен огромный дом печали; восемь дней и восемь ночей раздавались в окрестностях плач и жалобы, даже дикие лебеди на реках, серые цапли и птицы-рыболовы, воробьи и фазаны издавали печальные стенанья. Когда явился Айи-ши-ки оплакивать своего брата, он был до того поразительно схож с юным принцем, что родители обняли его и сказали:
— Наше дитя не умерло, нет! Наш господин не умер, нет!..
Но Айн-ши-ки разгневался на то, что его приняли за брата. Он выхватил десятилезвиевый меч и изрубил на части «дом печали» и развеял щепы на все четыре ветра.
Тогда небесные божества сказали:
— Таке-Мика должен сойти и низвергнуть эту мятежную страну.
В сопровождении Тори-Буне отправился он в путь и пришел на морской берег Инасо, в страну Тдзумо. Они обнажили свои мечи. Таке-Мика и Тори-Буне сели со скрещенными ногами на лезвия мечей и с той поры они начали войну с земными духами и вскоре победили их.
Когда мир в стране был водворен и поручение исполнено, они вернулись назад в голубые сферы высокого неба.

ДЕВА ЛУНЫ

Весна начиналась на морском берегу Суруга. Нежная зелень оживляла заросли бамбука. Розовое облако тихо опустилось с неба на ветви зацветавших вишен. Сосновые леса струили весенний аромат. Тихо было на берегу, только море рокотало. Чуть слышные звуки доносились издалека. Быть может, то была песнь шумящей воды, быть может — шум проснувшегося ветра, быть может — мелодия плывущих облаков.
Небывалая, нежная музыка то усиливалась, то затихала, и звуки походили на шум морского прибоя; медленно, незаметно все приближалась и приближалась музыка. Из-за вершины горы Фу-Ияма видно было снежно-белое облако, спускавшееся за землю.
Ближе и ближе доносилась музыка. И внезапно задушевный, чистый голос запел песню, которая вся дышала миром и спокойствием месячного сияния. Белое, перистое облако неслось к морскому берегу. Одно мгновение покоилось оно на взморье и затем растаяло...?,...У моря стояла юная девушка в сверкающем одеянии. В руках она держала сердцевидный инструмент, и в то время как пальцы ее касались струны, она пела небесную песнь. На ней было одеяние из перьев — белое без единой отметинки, как грудь дикого лебедя. Юная дева смотрела в далекое озеро. Затем она направилась к сосновому лесу, окаймлявшему морской берег. Птицы порхали вокруг нее. Они садились ей на плечи и прислонялись своими мягкими головками к ее щекам. Она нежно гладила их, и птички, осчастливленные, отлетали от нее. Юная дева повесила свое одеяние на ветви сосны и пошла окунуться в море.
Был полдень; один рыбак присел под сосной обедать. Внезапно заметил он ослепительно белое одеяние.
— Быть может, это дар богов! — сказал рыбак Гай-Руко, подходя к нему.
А платье было такое душистое, такое нежное, что он боялся и дотронуться до него, — но, в конце концов, все же его снял. Перья на нем были удивительно сотканы, и нежные, изогнутые крылья украшали его на плечах.
«Снесу-ка я его домой, — подумал рыбак, — и счастье посетит нас».
Но в это время юная дева вернулась с моря. Рыбак не слышал шума ее шагов, пока она не стала перед ним.
И внезапно раздался ее нежный голос: — Одеяние принадлежит мне! Отдай его мне, прошу тебя!
Рыбак стоял молча, как громом пораженный, потому никогда еще не видел он такого грациозного создания. Она казалась не от мира сего. И сказал он:
— Как твое имя, дивно прекрасная дева? И откуда ты? Тогда она отвечала:
— Ах, я одна из юных дев, которые прислуживают луне. Я являюсь с мирным известием к океану. И я шепнула ему на ухо об отливе и теперь должна снова вернуться на небо.
Но Гай-Руко возразил:
— Я хотел бы посмотреть, как ты танцуешь, прежде чем ты улетишь отсюда!
Дева Луна отвечала:
— Отдай мне одеяние из перьев, и я протанцую небесный танец! Рыбак стал было противиться:
— Танцуй, — говорил он, — тогда я тебе отдам одеяние. Вся сверкающая, юная дева гневно воскликнула:
— Злые духи унесут тебя в свое царство, если ты будешь сомневаться в словах богини! Без моего одеяния я не могу танцевать. Каждое перышко на нем — это подарок небесной птички. Их любовь, их вера носят меня по воздуху.
И когда она произнесла эти слова, рыбак застыдился и сказал:
— Я поступил против совести, прости меня!.. — и подал ей одеяние, и Дева Луны облеклась в него.
И поднялась она от земли, тронула струны и запела. Чисты и невыразимо прекрасны были звуки ее пения. То была ее прощальная песня с землею и морем. Когда она кончила ее, то заиграла веселую, с трелями, песенку и стала танцевать. Мгновениями она слегка касалась поверхности быстро пенящегося моря, затем своею маленькой ножкой — вершины сосны вышиной до поднебесья. А затем проносилась мимо рыбака и улыбалась, когда трава шуршала под ее ногами; она летала по воздуху вокруг деревьев, между бамбуковой зарослью, и под ветвями цветущей вишни. И музыка не умолкала, и, не переставая, танцевала дева, а Гай-Руко любовался ею, полный удивления и восхищения, потому что ему казалось, что это грезится дивно-прекрасный сон...
Но внезапно веселая музыка смолкла. И танец прекратился. И тогда запела девушка о месячном свете и о тишине вечера. И в то же время она кружила по воздуху, сначала — медленно, потом все быстрее и быстрее, и поплыла она прочь оттуда над лесами к далеким горам.
Музыка еще звучала в ушах рыбака, а дева уносилась все дальше и дальше. Гай-Руко глядел ей вслед, пока еще можно было различить ее снежно-белую фигуру. Но ветер все еще доносил легкие звуки песни, пока они — один за другим — не затихли вовсе.
А рыбак снова был один, один с плеском моря и благоуханием сосен.

ОСТРОВ ВЕЧНОЙ ЮНОСТИ

Далеко-далеко за туманною гранью горизонта, в стране неведомых чужестранцев лежит Остров вечной юности. Жители скалистого побережья японского восточного моря рассказывают, что в определенное время можно увидеть диковинное дерево, которое поднимается из-за волн. Это то самое дерево и есть, которое несколько тысячелетий стояло на высочайшей вершине горы бессмертия Фузано-о.
Люди становятся счастливы, если им удается хоть на одно мгновение увидеть его ветви, хотя зрелище это мгновенное, подобно сну на утренней заре.
На острове царит никогда не прекращающаяся весна. Вечно воздух струит аромат, вечно небо распростерто — чисто-голубое; небесная роса тихо опускается на деревья и цветы и открывает им тайну вечности.
Нежная листва деревьев никогда не теряет своей свежести, и ярко-алые лилии никогда не увядают.
Цветы розы, словно дух, нежно окружают ветви; повисшие плоды апельсинового дерева не носят на себе никакого отпечатка приближающейся старости.
Ирис и дианки увенчивают озеро желтыми и голубыми цветами, на поверхности которого тихо покоится цветок Лотоса.
Дни за днями птицы распевают о любви и весельи. Горе и зло — там неведомы. Смерть — чужда.
Дух этого острова ежегодно будит своим нашептыванием спящую весну во всех странах и пробуждает ее.
Многие отважные мореходы искали этот остров, но они не достигали его берегов. Многие при этом претерпевали кораблекрушения, другие считали вершины Фуи-ямы за благословенную Фузано-о; но некогда жил в Китае жестокий император. Это был такой тиран, что даже жизнь его придворного лекаря Ио-фуку постоянно находилась в опасности. Однажды Ио-фуку сказал царю:
— Дай мне корабль, и я поеду на Остров юности, там нарву травы бессмертия и привезу тебе, чтобы ты мог вечно управлять своим государством.
С радостью внимал этим речам деспот. И вот Ио-фуку, блестяще вооруженный, вышел под парусами и приплыл в Японию, а оттуда направил свой путь к волшебному дереву. Дни, месяцы и годы миновали. Ио-фуку казалось, что он плывет по небесному морю, потому что нигде не было видно земли. В конце концов, в далекой дали обрисовался расплывчатый контур холма, похожего на который Ио-фуку еще никогда не замечал, и, когда он заметил дерево на вершине холма, он понял, что приближается к цели своего странствования.
Вскоре причалил он к берегу и сошел с корабля совсем как будто восне. Все мысли о китайском императоре, чьи дни жизни он хотел умножить с помощью священной травы, вылетели у него из головы. Жизнь на этом диковинном острове была такая необычная, что у Ио-фуко не было никакого желания покинуть его.
Его история будет рассказана Вазобиове, белым мужем Японии, который только один среди смертных и в состоянии рассказать о чуде этой диковинной страны.
Вазобиове жил вблизи Нагасаки; для него ничего не было милее, как целые дни проводить в открытом море, удя рыбу из маленькой лодочки. Однажды во время восьмого полнолуния, которое в Японии называется месяцем бобов и по времени считается лучшим изо всех, случилось Вазобиове отправиться в далекое путешествие, и во время празднеств, справляемых в честь этого месяца, он находился вдали от Нагасаки. Не торопясь, огибал он побережье и любовался крутым обрывом скал, которые резко вырисовывались в бледном месячном сиянии. Но внезапно над ним собрались черные угрожающие облака. Ударила буря, хлынул ливень, и все погрузилось во мрак. Свирепо громоздились волны, и маленький челнок носился по ветру с быстротою стрелы.
Три дня и три ночи бушевала буря. Когда забрезжило четвертое утро, ветер стих, и море утишилось. Вазобиове, которому было понятно течение звезд, заметил, что он находится далеко от своей родины Японии. Он поручил себя милосердию бога вод, и в течение нескольких месяцев жил, питаясь рыбами, которых ловил своими сетями, пока его челнок не загнало в те черные воды, где никакая рыба не может жить.
Он греб, греб, но силы его истощались, надежда его покинула, — как вдруг душистый ветер внезапно оживил его. Он снова схватился за весла, и вскоре челнок пристал к берегу Хораицан, Острова вечной юности.
Но в то время, как он причалил к берегу, из его мыслей изгладились Все воспоминания об опасности и нуждах за время его путешествий.
Все, казалось, наслаждалось здесь радостью и солнечным сиянием. Жужжание цикад, стрекотание стремительно проносящихся стрекоз, кваканье светло-зеленых древесных лягушек звучали в его ушах. Приятный аромат веял с холмов, покрытых соснами, и повсюду волновалось море красок.
Внезапно к нему приблизился некий человек. То был не кто иной, как Ио-фуку. Он заговорил с Вазобиове и рассказал ему, как избранные боги, которые населяли это уединенное побережье, проводили дни в музыке, смехе и пеньи.
И зажил Вазобиове в довольстве на Острове вечной юности. Он не замечал течения времени, потому что время проходит незаметно, когда рождение и смерть не ограничивают ее.
Но после многих столетий этот мудрый человек из Нагасаки устал от благословенной жизни. Он уже стал мечтать о смерти, но черная буря не бушует над Хораицан. С завистью и надеждой следили его глаза за птицами, когда они покидали остров, следили обыкновенно до тех пор, пока они еще казались точками на небесном своде. Однажды он сказал белоснежному журавлю:
— Я знаю, что только птицы могут покидать этот остров; но все же я прошу тебя, отнеси меня в Японию, на мою родину, я бы хотел ее повидать еще только раз и затем — умереть!
И тут же Вазобиове проворно вскочил на охотно распростертые крылья журавля, и тот понес его над разными чуждыми странами, населенными великанами, карликами и людьми с белыми лицами. Когда он осмотрел все страны света, то прибыл, наконец, в свою любимую Японию. В руке он держал ветвь апельсинового дерева, которую и посадил. Дерево, которое выросло от нее, существует и поныне в государстве Микадо.

ПРИНЦ НИНИГИ

Ама-Теразу воскликнула из своего сверкающего золотом дворца, обращаясь к правнуку, принцу Ниниги:
— Выйди из твоих небесных скалистых палат и отправляйся управлять тучными нивами вечно зеленых рисовых полей.
Она дала ему много подарков: драгоценные камни из недр небесных гор, кристаллы, прозрачные, как солнечный луч, и меч, который ее брат, Суза-но-о выковал из хвоста страшного дракона. Она дала ему также и зеркало, чье сияние некогда вызвало ее из пещеры, и сказала при этом:
— Тщательно храни это зеркало, как только ты заглянешь в него, оно покажет тебе мой образ.
Были избраны бесчисленные божества сопровождать принца Ни-ниги, между ними находилась Уцума, та, которая танцевала до тех пор, пока небо не заколебалось от смеха богов.
Целая толпа прорвала оболочный покров и готовилась уже спуститься на землю, но внезапно на перекрестке, где небесная тропа как раз разбивается на восемь различных тропинок, появилось божество гигантской величины, сверкая страшными, огненными глазами. Веселое расположение покинуло толпу божеств при этом виде, и она повернула назад. Только одна прекрасная Уцума выступила навстречу страшилищу-великану и сказала ему:
— Кто ты такой, что отваживаешься препятствовать нашему сошествию на землю?
Божеству по душе пришлось прекрасное бесстрашие юной Уцумы, и он приветливо возразил ей:
— Я — бог земли, благосклонный к вам; меня называют бог Проселка. Я выхожу навстречу принцу Ниниги поклясться ему в своем усердии и предложить ему быть проводником. Вернись и скажи великому богу, что принц Сарута кланяется и желает здравствовать. Это сам принц и есть, о, Уцума!
Богиня, радостная и веселая, была счастлива, слыша эти слова, и сказала:
— Сонм богов сойдет на землю, и ты сам будешь иметь возможность приветствовать принц Ниниги. На то бог Проселка ответил:
— Прикажи же сонму богов спуститься на гору Такахихи, в области Тсукусхи. Я буду дожидаться их прихода на вершине горы для торжественного приема.
Повернула Уцуми назад к богам и передала им это поручение. Когда принц Ниниги услышал ее слова, он вторично прорвал восьмитысячный покров облаков и по небесному мосту спустился на вершину горы Такахихи.
Вот и отправился принц Ниниги с принцем Саруты, как проводником, странствовать по государству, которым он должен был управлять. Он осмотрел цепи гор и озер, широкие поля камыша и бесконечные сосновые леса, реки и долины. Затем он сказал:
— Эта страна, которую целует утреннее солнце, освещает вечернее солнце — счастливая, благословенная страна.
Затем он стал строить себе дворец. Колонны и стены поднимались из глубочайших ущелий долин, а кровля исчезала в небесной синеве. В этом замке Ниниги стал жить сам. И сказал он Сарути:
— Пусть бог Проселка возвращается на свою родину. Он был нашим проводником, и за то да будет очаровательная Уцума его супругой и царицей своей страны.
Уцума послушалась наказа Ниниги, и в Саруте, благодаря ее мужеству, веселости и красоте, она была впоследствии всеми уважаема и любима.
И случилось однажды, что сын богов гулял по берегу моря и внезапно повстречался там с миловидной юной девушкой. Он спросил ее:
— Как твое имя? Она отвечала ему:
— Я дочь бога «Властитель горных цепей», а мое имя — Ко-но-хане, принцесса Древоцвета.
Принц сразу полюбил прекрасную принцессу. Он отправился к Властителю горных цепей и попросил у него руки его дочери.
Но у Охо-Яма была старшая дочь по имени Яха-Нага, которая была далеко не так хороша, как ее сестра; горный дух желал, чтобы потомство принца Ниниги жило вечно, подобно сказам, и было цветуще, подобно цвету деревьев. Поэтому Охо-Яма послал своих дочерей к Ниниги с роскошными одеяньями и драгоценными подарками. Но принц любил только дивно прекрасную принцессу Ко-но-хане и взором не оделял Яха-Нага. Тогда последняя воскликнула в диком гневе: — Если бы ты взял меня в жены, то ты и твои дети жили бы вечно на земле; но так как ты полюбил мою сестру, то твое потомство будет скоропреходяще и мгновенно, как цвет деревьев!
Вот от этого-то и происходит, что человеческая жизнь такая короткая в сравнении с жизнью прежних богов.
Некоторое время принц Ниниги и принцесса Ко-но-хане жили счастливо; а затем словно темное облако омрачило их жизнь.
Коно-хане была нежной красоты, свежа, как утро, чиста, подобно белому цветку вишни. Она любила солнечное сияние и легкий западный ветерок. Она любила нежный дождик и тихие летние ночи.
Но в сердце Ниниги вспыхнуло пламя зависти. В скорби и отчаянии заперлась принцесса Ко-но-хане в своем дворце и приказала поджечь его. Зашевелились огненные языки и стали въедаться все глубже и глубже в стены здания — Ниниги остолбенел, увидев огонь, в отчаянии и ужасе. Но внезапно из пылающего здания выбежали три маленькие мальчика и окликнули отца; обрадовался принц Ниниги, когда прекрасная Ко-хо-нане невредимая пошла к нему навстречу, — он бросился к ее ногам и молил о прощении. А трех детей они назвали так: Хо-зери — Огненная Искра, Хо-зузери — Огненный Жар и Хо-вори — Огненная смерть.
Много лет спустя Ниниги разделил свою власть между своими сыновьями и затем вернулся в области голубой небесной дали.

ЗАМОК В МОРСКОЙ ГЛУБИНЕ

Ховори, принц Огненная смерть, сын Ниниги, был искусный охотник. Он убивал метко всех зверей — жестко-волосатых и мягко-волосатых.
Его старший брат Хо-зери — принц Молния, был рыбаком, и своими сетями улавливал всех широко-чешуйных и узко-чешуйных рыб. Но часто, когда налетал ветролом, и волны громоздились высоко-высоко к небу, он не вылавливал ни единой рыбы.
Однажды, когда бога непогод не было дома, Хо-зери должен был оставаться дома; когда настала ночь, из гор вернулся Ховори, нагруженный добычей. Тогда Хо-зери сказал брату:
— Ах, как бы я желал, чтобы ты подарил мне свой лук и стрелы; я лучше стану охотником. За то ты получишь мои удочки.
Сначала Хо-вори ни за что не соглашался на это предложение, но, в конце концов, мена произошла.
Но принц Хо-зери не был охотником от рождения. Он не умел ловко выследить дичь, не умел преследовать ее быстрым бегом и верно целиться...
И принц Хо-вори каждый день напрасно въезжал в открытое озеро и бесплодно закидывал свои удочки, он не вылавливал ни одной рыбы. И вдобавок ко всему он еще потерял братнин рыболовный крючок. Вот и пришел Хо-зери к Хо-вори и сказал:
— Здесь — счастье гор, там — счастье озера!.. Пусть каждый из нас вернет счастье другому. Хо-вори ответил:
— И я не поймал твоим крючком ни одной рыбы, и в конце концов уронил его в море.
Страшно разгневался старший брат и резко стал требовать возвращения своего сокровища. Это было большое несчастье для принца Огненная смерть. Он сломал свой добрый меч и наделал из него пятьсот рыболовных крючков, которые предложил своему брату, но это нисколько не утешило Хо-зери, который продолжал неистовствовать и требовать своего рыболовного крючка.
Хо-вори не находил ни утешения, ни помощи. Однажды он сидел на берегу моря и вздыхал глубоко-глубоко; и услышал его стенания морской дед и спросил о причине его печали. И поведал ему Хо-вори об утрате рыболовного крючка и о гневе брата; тогда морской дед обещал оказать ему помощь.
Он сплел бамбуковые стебли так плотно, что морская вода не проступала между ними, и на этот плотик поставил маленький, крепкий челнок. Хо-вори вспрыгнул в этот челнок, который унес его в открытое далекое море. Немного спустя челн стал опускаться, как предвещал морской дед. Он опускался все глубже и глубже, пока не достиг дворца, который был выстроен на морском дне из сверкающей рыбьей чешуи.
Перед дворцом находился колодец в тени мощного дерева дикая корица. Принц Огненная смерть опустился сверху на широко-тенистые ветви и внезапно увидел девушку, приближающуюся к колодцу. В руках она несла чашу, украшенную драгоценными камнями; то была прекрасная Тохо-Тама, несравненный драгоценный камень, дочь Вата-Тзу-Ми, морского короля.
Хо-вори был просто зачарован блистательною красотою, ее длинными, ниспадающими волосами и нежными, глубокими, голубыми глазами.
Девушка наклонилась, чтобы наполнить чашу и вдруг заметила в воде отражение принца; она уронила чашу и чаша разлетелась вдребезги на тысячу черепков. Тохо-Тама бросилась к отцу и воскликнула:
— Юноша, одетый с божественной прелестью и красотою, сидит на ветвях дикой корицы. Я видела отражение его лица в колодце!..
И понял морской король, что это должен быть искусный охотник принц Огненная смерть. Тогда Вата-Тзу-Ми отправился под дикую корицу, вскинул глаза на Хо-вори и сказал:
— Сойди вниз, о, сын богов, и войди в мой дворец!..
И Хо-вори послушался его, и король повел гостя во дворец и усадил на свой трон, убранный кожею морских львов, и в честь принца было устроено большое торжество; убранство стола состояло из ветвей коралла, а тарелки были из отливающего серебром перламутра. Прозрачное вино подавалось в чашевидных морских цветах, и чудилось Хо-вори, что никогда еще не пировал он за таким роскошным столом.
Когда праздник окончился, он поднялся с Тохо-Тама на кровлю дворца, и сквозь голубую воду, что колебалась над ним, увидел, хоть и не отчетливо, Богиню солнца. Он видел горы и долины океана, колеблющиеся леса могущественных морских растений — приют морских животных.
И поведал Хо-вори Вата-Тзу-Ми об утрате рыболовного крючка; тогда король позвал своих подданных и опросил их всех до одного. Ни одна рыба ничего не знала о крючке, однако омар сказал:
— Когда я на днях сидел в моей пещере между скалами, некая рыба плыла мимо меня; рот ее распух, и она проплыла мимо, озабоченная, не приветствуя меня.
Тогда Вата-Тзу-Ми заметил, что именно эта рыба не явилась на его зов. Быстроплавающий посол был послан привести ее, и когда она явилась, в ее несчастном распухшем рте был найден рыболовный крючок. Хо-вори получил его обратно и был счастлив. Тохо-Тама стала его женою, и зажили они вместе в прохладном чешуйном дворце.
Принц Огненная Смерть старался узнать непроницаемые тайны морской глубины. Он узнал причину радости и гнева океана. Дух непогоды верхнего моря не властвовал в морской глубине; каждый вечер Хо-вори засыпал, убаюкиваемый нежным колебанием воды. Много раз наступал прилив и сменялся отливом.
Однажды в тишине ночи Хо-вори глубоко-глубоко вздохнул. Сердцем Тохо-Тама овладело беспокойство. Она рассказала отцу, что Хо-вори грезит своей родиной, и что глубокая тоска по ней снедает его. Тогда Вата-Тзу-Ми положил два драгоценных камня в руки Хо-вори: один камень управлял приливами, другой — отливами океана, и сказал ему при этом:
— Возвращайся назад на землю, несомый моим верным морским драконом, и отнеси Хо-зери потерянный рыболовный крючок. Если брат твой будет еще враждовать с тобой, вынь драгоценный камень, который управляет приливом, и воды поднимутся и поглотят твоего брата. Если же он станет умолять тебя о прощении — вынь второй камень, и все будет хорошо.
Хо-вори покинул дворец в морской глубине и дракон мгновенно умчал его на родину. Когда он ступил ногою на сушу, то снял свой меч, обвязал его вокруг шеи дракона и сказал:
— Отнеси это морскому королю в знак моей любви и благодарности.

ДУШИ ДЕТЕЙ

Зай-Но-Кавара — это ложе в реке душ. Глубоко под горами, глубоко под дном морским лежит русло Зай-Но-Кавара. Уже сотни тысяч лет несут волны ее души умерших в страну вечного мира. Злые духи Ани страшно гневались, когда видели, что река несет на своей груди добрые души мимо их области. Задыхаясь, они бормотали проклятия между тем, как поток с шумом проносился мимо них, день за днем, год за годом.
Раз душа одного нежного ребенка — чистая и белая, как снег, подошла к берегу. Чашевидный цветок Лотоса был уже готов, чтобы быстро умчать маленькое существо через мрачную глубину в царство вечного блаженства. Ани скрежетали зубами. Дух приветливого старого человека, чье сердце оставалось вечно юно, должен был заботиться о безопасности детской души во время ее пути мимо демонов и привезти ее в незнакомый свет. Ани заметили это в гневе и запрудили реку душ в самом источнике; теперь и другие души должны были с трудом ощупью искать дорогу, без всякой помощи, стараясь случайно достигнуть отдаленной страны. Йицо, никогда не спящий бог, который охраняет души маленьких детей, исполнен милосердия; его голос нежен, как голос голубей на горе Хаза, его любовь бесконечна, как воды моря. Каждое дитя в стране богов взывает к его помощи и защите. В Зай-Но-Кавара живут бесчисленные души детей. Одним два и три года; четыре и пять, восемь и десять лет — большинству из них. Их жалобы звучат печально, терзая сердце; они плачут о матери, которая дала им жизнь; они плачут об отце, который их ласкал; они плачут о братьях и сестрах, которые с ними играли. Их жалобные крики звучат по всей Зай-Но-Кавара — и крики встают и падают, падают и встают равномерно, без конца: Хи-хи-коиши, Ха-ха-коиши. Голоса их надрываются и хрипнут во время зова, но они продолжают кричать: Хи-хи-коиши, Ха-ха-коиши. В течение дня так восклицают они и собирают камни из русла реки и складывают их в башенки для молитвы.
— Одну башенку молитвы за ласковую мать! — восклицают они.
— Одну башенку молитвы за отца! — восклицают они.
— Одну башенку — за братьев и сестер! — восклицают они.
С утра до вечера восклицают они: Хи-хи-коиши, Ха-ха-коиши и собирают священные камни. Когда ниспускается ночь, приходят демоны Ани и говорят:
— Зачем зовете вы их, зачем молитесь; ваши родители в том свете не могут услышать вас. Молитвы ваши заглушаются шумом и скрежетом зубов. Плач ваших родителей — вот одно последствие вашей печали.
И, говоря так, злые Ани рассыпают молитвенные башенки и швыряют камешки в темные пещеры подземного мира. Но Йицо с великой любовью в глазах приходит и укрывает детей своим одеянием, а самого маленького, который еще не может ходить, он берет на руки. Дети Зай-Но-Кавара толпятся вокруг него, и он говорит им слова утешения. Он берет их на руки и ласкает их, потому что Йицо — отец и мать для маленьких в Зай-Но-Кавара.
И тогда они перестают плакать. Тогда они перестают строить молитвенные башенки. Пришла ночь, и души детей спят в то время, как Йицо, вечно бодрствующий, охраняет их покой.

ОСЕНЬ И ВЕСНА

Красивая девушка лежа дремала на рисовом поле. Солнце стояло высоко на небе, и девушка устала. В это время один из богов смотрел с неба на землю. Он знал, что красота девушки была отражением ее небесных грез. Он знал, что, когда она улыбалась, она беседовала с духами ветра и цветов.
Тогда божество опустилось на землю и предложило грезившей девушке быть его женою. Она была рада этому, и они обручились. После ее смерти остался дивно прекрасный, ярко-красный драгоценный камень.
Много времени спустя после того нашел этот камень один поселянин. Он сразу заметил, что это был камень драгоценный. Он очень высоко ценил его и всюду носил с собою.
Часто, когда он любовался им, при бледном месячном сиянии, ему казалось, что из глубины камня на него смотрят два блестящие глаза. И часто в тишине ночи пробуждался он, потому что ему казалось, что какой-то серебристо-чистый голос называет его по имени.
Однажды поселянину пришлось нести обед жнецам в поле. Солнце палило; он нагрузил корову чашками с рисом, кашей и бобами, а сам шел налегке. Внезапно ему пересек дорогу принц Ама-Боко. Он страшно разгневался, так как ему показалось, что поселянин хочет убить корову. И принц не хотел слушать ни слова в оправдание. Гнев его все увеличивался. Поселянину становилось все страшнее и страшнее; в конце концов, он вынул из кармана красный драгоценный камень и подал его незнакомцу как приношение для умилостивления. Ама-Боко был поражен замечательной красотой драгоценного камня и позволил поселянину удалиться восвояси. После этого принц вернулся к себе во дворце.
Там он вынул свое сокровище, которое внезапно превратилось в богиню несравненной красоты. И как только увидел ее, он тотчас полюбил всею душою, и прежде чем наступило новолуние, они были обручены.
Богиня помогала ему во всех делах. Она приготовляла ему вкусные кушанья, тайну которых знают только боги. Она выжимала вино из мириадов всевозможных трав — вино, какого смертные еще никогда не вкушали. Но вскоре принц стал не в меру тщеславен и заносчив; он начал относиться к своей верной супруге с унизительным презрением. И опечалилась тогда богиня и сказала:
— Ты не хочешь знать моей любви! Я лучше оставлю тебя и вернусь к отцу!
Но Ама-Боко не обратил внимание на эти слова, потому что он не верил в исполнение ее угрозы. Но прекрасная богиня сказала это совершенно серьезно. Она удалилась из дворца и умчалась в Нанива, где была почитаема как богиня света.
Как узнал принц, что богиня покинула его, он страшно разгневался и бросился преследовать ее. Но когда он подходил к Нанива, боги заставили его корабль вернуться в гавань. И тогда только сознал он, что драгоценный камень был им утрачен навсегда. Он направил свой корабль к северным берегам Японии и пристал к берегу у Тай-има. Здесь он был принят очень приветливо и был почитаем благодаря тем сокровищам, которые привез с собою. Он владел драгоценными жемчужными ожерельями, поясами из драгоценных камней и зеркалом, которому повиновались и ветер, и волны.
С тех пор принц Ама-Боко остался в Тай-име и стал родоначальником большой семьи.
Среди его потомков была одна принцесса, настолько прославившаяся своею красотой, что восемьдесят один жених добивались ее руки. Но один за другим женихи печально возвращались домой, потому что никто не находил ее расположения.
В конце концов выступили перед нею два брата, старший — бог осени и младший — бог весны. Бог осени выступил первый.
Но принцесса отказала ему. Тогда он отправился к своему младшему брату и сказал:
— Принцесса не любит меня, и ты настолько же мало можешь надеяться завоевать ее сердце.
Но бог весны был полон надежд и возразил:
— Я готов дать тебе бочку рисового вина, если я не завоюю сердце; но если она согласится стать моею супругой, то ты дашь мне бочку.
Вот и пошел бог весны к своей матери и поведал ей о своих намерениях. Та пообещала ему свою помощь. И в одну ночь она соткала ему одеяние и сандалии из почек сирени и белого жасмина. Из нежных цветов она приготовила лук и стрелы. Так разодетый, явился бог весны к юной принцессе. Когда он выступил перед девушкой, все бутоны цветов распустились, и из сердцевины каждого цветка распространилось благоухание, наполняя собою весь окружающий воздух, и тогда принцесса вне себя от счастья протянула руку юному богу весны.
Старший брат, бог осени, страшно разгневался, как только узнал, что его брат получил такое диковинное платье. Он отказался отдать обещанную бочку вина, но когда богиня-мать его узнала о том, что бог осени нарушил свое слово, она положила камни и соль в пустой ствол бамбукового ствола, обернула его бамбуковыми листьями, повесила его над домом и сказала:
— Как листья вянут и опадают, так же пусть будет и с тобою. Как опускается соленое озеро во время отлива, так опускайся и ты. Как камень падает, так упадешь и ты!..
И все исполнилось. В то время как весенний бог остается вечно юным, вечно душистым и веселым, осенний бог — вечно стареет, вечно увядает, вечно печален.

ЖЕНИХ И НЕВЕСТА ЗВЕЗДНОГО НЕБА

Шокуо, дочь Солнца, жила со своим отцом на берегу серебряного небесного потока, который мы называем Млечным путем. То была прелестная девушка, грациозная, красивая собою, и глаза ее были кроткие, как глаза голубя.
Ее отец Солнце был очень огорчен, что Шокуо не желала делить юношеских радостей с другими дочерьми воздуха. Кроткая печаль, казалось, покоилась на ней, но она никогда не уставала заботиться о счастье для других: так, особенно прилежно работала она за ткацким станком. Благодаря высокому искусству, которого достигла она в тканье, она получила прозвище принцесса-ткачиха.
Ее отец, Солнце, думал, что самое лучшее будет выдать ее замуж. Тогда, конечно, вся любовь, которая тлеет теперь, вспыхнет ярким пламенем и согреет все ее существование, и задумчивый, тихий дух, который угнетает ее, удалится прочь.
И случилось, что вблизи них жил добрый, честный пастух, который сгонял своих коров на берег небесного потока, и король Солнца порешил выдать дочь за этого пастуха, Кингена, потому что он надеялся обеспечить их счастье так, чтобы они могли не нуждаться.
Каждая звезда своими лучами выразила свое согласие на то, и большая радость была в небесных высотах. Глубокая любовь связывала Шокуо и Кингена, и когда пробудилась эта любовь, Шокуо оставила свои прежние занятия.
Ткацкий станок был заброшен, и принцесса смеялась, танцевала и пела с утра до вечера. Король Солнца был очень огорчен, потому что он не предвидел такой быстрой и резкой перемены. Гнев засверкал в его глазах, и он сказал:
— Кинген, наверно, причина тому; так я отправлю его на противоположный берег небесного потока.
Когда Шокуо и Кинген узнали о том, что они должны расстаться и что они отныне по королевскому повелению могут видеться только раз в году — на седьмой день месяца, сердца их опечалились. Прощание их было очень горькое, и крупные слезы сверкали в глазах Шокуо, когда она произнесла своему возлюбленному супругу последнее «прости». По повелению короля Солнца собрались мириады сорок и, распростерши крылья, образовали мост, по которому Кинген перешел небесный поток.
В тот самый момент, как Кинген ступил на противолежащий берег, сороки с громким стрекотаньем рассеялись и оставили бедного Кингена одиноким изгнанником. Печально взирал он на несчастную Шокуо, которая стояла теперь на пороге их покинутого дома. Медленно для нее потекли последующие дни; Кинген пас своих быков, а Шокуо снова взялась за ткацкий челнок.
Король Солнца радовался трудолюбию дочери; а когда ниспадала ночь, и небо сияло бесчисленными огоньками, любящие молодые супруги выходили на берег небесного потока и манили друг друга нежно и с любовью, в то время как каждый из них молился, чтобы день их свидания приблизился скорее.
Долгожданный день наступил, наконец, и сердца обоих несчастных исполнились страхом, как бы дождь не воспрепятствовал их свиданию, потому что серебряный поток, во всякое время склонный к приливу, мог смыть птичий мост. День наступил, наконец, безоблачный и светлый; он поднялся на полдень вверх и опустился к вечеру тихо-тихо, и тогда зажглись все небесные лампады.
Когда ночь наступила, собрались сороки, и, дрожа от страха, Шокуо перешла по нежному мосту и бросилась в объятия возлюбленного мужа. Ее счастье было подобно счастью увядшего цвета, когда дождевая капля коснется его, но скоро приблизилась минута разлуки, и Шокуо печально перешла по мосту обратно.
Годы сменялись годами, и поныне встречаются они, переходя через небесный поток на седьмой день седьмого месяца, исключая день, когда дождь переполняет серебряный поток и делает переход через него невозможным. Надежда на постоянное соединение наполняет сердца возлюбленных и подобна приятному благоуханию и любимейшим грезам.

РАЙ-ТАРО - СЫН БОГА ГРОМА

У подошвы снеговой горы Хаку-Зан, в стране Эхицен, жил-был крестьянин с женою. Они были очень бедны, потому что их маленький клочок бесплодной горной земли приносил только раз в году скудный урожай хлеба, между тем как их соседи в долинах в изобилии пожинали дважды в год рис и коноплю.
С неутомимым терпением работал Бимбо с первого петушиного крика до лая лисиц, который давал ему знать, что ночь приближается. Он наделал уступов в своем участке земли, обнес его насыпями и направил сюда бег горного потока, чтобы он залил его поле. Но когда не падало дождя над страною и поток пересыхал, тогда поле Бимбо не давало никакого урожая.
Часто, очень часто, бывало, после тяжелого рабочего дня сиживал он со своею женою в убогой хижине, и вел с нею разговоры об их нужде. К тому же они сетовали на то, что у них вовсе не было детей. Они очень хотели взять себе мальчика на воспитание; но так как у них и для своих скромных потребностей едва-едва хватало, то и не могли они осуществить своих мечтаний.
Тяжелое время наступило однажды для всей страны. Стала зусуха, не выпадало ни капли дождя. Ручей пересох. Молодые побеги риса были сожжены. Бимбо тяжело вздыхал по своей работе. Он взирал на небо и докучал богам мольбами оказать ему помощь в нужде.
После многих недель яркого солнечного блеска небо «затучилось». Одинокие облака собрались с запада и сгромоздились в огромную тучу. Небывалая тишина водворилась в воздухе. Даже голос сверчка, который во время дневного зноя трещал в деревьях, замолк. Раздавался только клекот горного ястреба. Легкое бормотание проскользнуло по долинам и холмам. Легкий шелест листьев, шелестящий вздох в иглах сосен. Фу-тэн — дух непогоды и Рай-дэн — бог громов вышли на волю. Ниже и ниже опускалось облако под тяжестью громового дракона. Сначала дождь закапал крупными, холодными каплями, потом хлынул потоками.
Бимбо был рад; он хлопотал изо всех сил, чтобы укрепить насыпи вокруг поля и открыть каналы для воды, которые окружали его поле.
Сверкающая молния, могучий громовой удар. Ошеломленный, наполовину ослепленный, повергся Бимбо на колени. Он думал, что когти громового дракона схватили его. Но когда он открыл наконец глаза, то вознес благодарение Кван-нон, богине милосердия, которая охраняет смертных от гнева бога громов. А на том месте земли, где ударила молния, лежал маленький, живой, розовый мальчик, который простирал к нему ручонки и лепетал что-то. Бимбо просто онемел от неожиданности, сердце его возликовало, так как он понял, что боги услышали его молитву. Счастливый крестьянин взял ребенка на руки и под плащом из рисовой соломы понес в свою хижину; там он крикнул жене:
— Веселись! Наше желание исполнилось, боги послали нам ребенка! Мы назовем его Рай-Таро — сын бога грома и вырастим его как наше собственное дитя.
Стала добрая женщина с любовью нянчиться с мальчиком. Рай-Таро полюбил своих приемных родителей и рос послушным, прилежным мальчиком.
Только редко играл он с другими детьми, но охотно работал с Бимбо на поле, где мог наблюдать полет птиц, где мог слышать голос ветра.
Бывало, много раньше, чем Бимбо мог уследить приметы приближающейся непогоды, Рай-Таро знал уже, что она приближается. Когда же буря надвигалась, он всматривался острым взором в клубящиеся облака, с любопытством вслушивался в перекаты громовых раскатов, вглядывался в струившийся дождь и каждую молнию встречал радостным возгласом.
Рай-Таро был солнечным лучом в жизни бедных крестьян. Счастье повалило к бедному человеку с того самого дня, как он принес ребенка домой в своем дождевом плаще: русло горного потока никогда не пересыхало. Поле стало плодоносное, и богатую жатву риса и конопли свозили домой. С каждым годом благосостояние его увеличивалось, пока, наконец, его уже стали называть не Бимбо-бедняк, а Канемохи — богач. Так миновало восемнадцать лет, и Рай-Таро жил у своих приемных родителей. Но мало-помалу, никто не знал, почему стал он задумчив и печален. Ничто не могло его развеселись. И вот однажды крестьяне решили торжественно отпраздновать день рождения Рай-Таро. Они пригласили соседей, и веселью конца не было. Бимбо рассказывал разные истории из прошлого и, в конце концов, рассказал о том, как Рай-Таро во время непогоды сошел к нему.
Едва он замолк, в глазах сына бога грома засверкал чуждый, забытый блеск, и он сказал своим приемным родителям:
— Вы меня любили, вы были верны и добры ко мне, но я должен уйти от вас, время мое пришло, живите счастливо!.. — и мгновенно Рай-Таро исчез.
Белое облако поднялось вверх к высотам Хакузан. Когда оно достигло вершины горы, то приняло вид белого дракона. Выше и выше поднимался дракон, пока, наконец, не исчез в облачном замке. Крестьяне взирали с печалью на небо, они надеялись, что Рай-Таро вернется к ним, но он ушел к своему отцу — богу грома, и никто не видел его больше.

ВЫСОКАЯ ЕЛЬ В ТАКАЗАГО

Много раз зацветало вишневое дерево за то время, пока О-Матзуэ жила у своих родителей на песчаном берегу моря. Их дом в Таказаго был защищен древней, могучей елью. Ее посадил некий бог, проходивший мимо них.
О-Матзуэ была прекрасна и грациозна; мать научила ее любить море, птиц, деревья и каждое живое созданье. Ее глаза были глубоки и светлы, как океан в светлый солнечный день. Ее улыбка была подобна солнечному сиянью, когда оно играет с волнами озера. Иглы, которые падали с ели, служили нежною постелью для О-Матзуэ; часто сиживала она на них, когда вертела веретено или ткала одежды для крестьян их деревни.
Часто выходила молодая девушка на корабле в озеро и жадными глазами заглядывала в глубину., потому что хотела бы повидать хоть один только раз дворец в морской глубине.
И тогда рыбаки рассказывали ей длинные истории про несчастную морскую крапиву, про морскую ветреницу, которая потеряла свою раковину или про святой Остров вечной юности, дерево которого временами бывает видимо.
Крутой берег Зуми-Но-Эй отстоит на многие мили от Таказаго; юноша Теоио, который жил там, предпринимал отдаленные путешествия.
— Я хочу видеть, — говорил Теоио, — что происходит по ту сторону горы. Я хочу видеть страну, к которой стремится королевский рыбак, оставляя позади себя широкое пространство!..
Он странствовал по многим землям и под конец пришел в Харимо. Однажды он проходил мимо Таказаго; О-Матзуэ сидела в тени ели. Она ткала и пела песню, и вот слова, которые она пела:
На свете сердца жестче не бывало
Как то, которое печально не вздохнет,
Когда цвет вишни, - той, что солнце целовало,
Завянувши, на землю опадет!..
Ах, лепестки цветов, что ветер рвет сурово,
Ведь это слезы неба голубого.
Теоио услышал чудное пение и сказал:
— Эта песнь прекрасна, как песня божества, и как прекрасна сама молодая девушка!
И он любовался ею, пока она продолжала ткать. Когда она кончила песню, он подошел к ней и сказал:
— Я странствовал далеко, я видел много молодых девушек, но ни одна не была так прекрасна, как ты. Отведи меня к твоим родителям, чтобы мне поговорить с ними об этом.
Тогда Теоио спросил крестьянина и его жену, не отдадут ли они ему руку его дочери. Его просьба была исполнена.
Всюду поднялось ликование и торжество; каждый хотел сделать подарок О-Матзуэ, и когда наступил день свадьбы, было затеяно большое празднество. Невеста и жених пили трижды из одного кубка, наполненного вином, и затем празднество окончилось.
Тогда Теоио сказал:
— Земля Харима — прекрасная страна, но лучше мы останемся у твоих родителей.
О-Матзуэ очень обрадовалась. Вот и зажили они у старых людей под высокою елью. В конце концов умерли отец и мать, но О-Матзуэ и Теоио все еще жили под защитою дерева. Они были очень счастливы. Лето, осень и зима проносились много раз над страною Харима. Их любовь все время была подобна весне. «Волны старости» бороздили их чело, но их сердца оставались юными и нежными, и свежими, как иглы ели. Когда глаза у них стали тускнеть, они все-таки ежедневно продолжали ходить на берег моря и прислушивались к плеску волн или же сгребали граблями иглы, которые осыпались с ели.
Аист прилетел к ним и свил свое гнездо на высочайших ветвях дерева, и долгие годы радовались Теоио и О-Матзуэ на птиц, как они выводили птенцов; и еще черепаха жила у них. Однажды О-Матзуэ сказала:
— Мы благословлены елью, черепахой и аистом; бог долгой жизни взял нас под свое покровительство.
Когда, много лет спустя, Теоио и О-Матзуэ умерли, их души поселились на ели, которая так долго служила знаком их счастья. До сих пор еще дерево это зовется «Ель любящих». В месячные, светлые ночи, когда береговой ветер, шепча, перебирает ветви его, часто можно увидеть О-Матзуэ и Теоио с граблями в руках, сгребающих опавшие иглы дерева.
Вопреки бурям времени стоит старое дерево и до сего часа в вечно зеленой хвое на высоком берегу Таказаго.