Nohsiς de to nohton orwsa kai proς touto epistrafeisa kai ap ekeinou oion apoteloumenh kai teleioumenh aoristoς men auth wsper oyiς orizomenh de upo tou nohtou

(«Мышление, зрящее умопостигаемое, и к нему обращённое, и благодаря нему словно бы свершающееся, и, неопределённое, завершающееся, словно зрение, определяющееся благодаря умопостигаемому»).

В этой формуле заложен универсальный смысл: говоря о «мышлении» (h nohsi ς), Плотин, несомненно, имеет в виду и ипостасийное мышление, мышление Ума Второй Ипостаси, и мышление частное, мышление ума индивидуальной души. Как известно, в философии Плотина горнее соотнесено с дольним, дольнее – с горним, а универсальное – с частным. Вот почему подобного рода «абстрактные» формулировки нам следует понимать предельно широко. «Мышление, зрящее умопостигаемое» преподносится Плотином как идеал человеческого ума, как цель ментальной деятельности человека, деятельности эмпирической и над- эмпирической. Конечно, идея устремлённости мышления к созерцанию «умопостигаемого» (to nohton), восходя к Платону и Аристотелю, берёт за аксиому высший идеал, ярко очерченный Стагиритом и составляющий корень его ноологии: подлинное мышление, подлинное знание есть абсолютное тождество мыслящего и мыслимого, или, как говорит сам Плотин, тождество nown («мыслящего») и to nohton («умопостигаемого»). Ясное дело, что Ум Вторая Ипостась и есть это идеальное, вечное, божественное тождество. Человеческому же «Я» следует стремиться к этому тождеству, актуализируя ментальную составляющую своей души, и, поднимаясь до вечного умозрения, возвышаться до полного слияния мышления и мыслимого.

В приведённой выше формуле Плотина присутствует важнейшая идея: идея того, что подлинное мышление совершенно, то есть оно свершено, завершено, закончено и определено. Благодаря умопостигаемому, благодаря умопостигаемой сфере мышление ума обретает пределы и границы. Совершенство, завершённость, определённость берутся Плотином как атрибуты подлинного Ума и рассматриваются как его важнейшие характеристики. Истинное мышление – не сумбурное нагромождение мыслительных актов, не дурная бесконечность и не хаос, не признающий никаких границ и чуждый какой бы то ни было структуры, внешней и внутренней, а совершенная деятельность, связанная с вечностью и возвышающая до вечности человеческое «Я».

*

Обратим внимание на то, что, рисуя идеал подлинного мышления, создатель «Эннеад» употребляет, казалось бы, незамысловатый, простой, обыденный глагол – oran («видеть, зреть, смотреть»). Получается, что подлинное мышление подлинного ума зрит умопостигаемое, мысля его и (в идеале) с ним сливаясь. Такое видение – умозрение, чуждое какой бы то ни было телесности, связанной с чувственно воспринимаемой сферой реальности, и сие умо-зрение, зрение умом – составляет высшую ступень ментального уровня возведённой Плотином действительности. Вне всякого сомнения, идеал «мышления, зрящего умопостигаемое» (h nohsi ς to nohton orwsa) – сходен с идеалом «деятельного» (poihtiko ς), «созерцательного ума» (o nou ς qewrhtiko ς), о котором нам повествовал Аристотель. Другое дело, что, согласно Плотину, Ум (ум) – не вершина реальности, не apex realitatis, не h korufh twn pantwn, ибо таковой для создателя «Эннеад» является трансцендентное Уму Единое.

*

Здесь же, во второй «главе» трактата 5.4, опираясь на философемы Платона и пифагорейскую традицию, Плотин утверждает о том, что ek th ς aoristou duado ς kai tou eno ς ta eidh kai oi ariqmoi touto gar o nou ς («из неопределённой двоицы и единого – эйдосы и числа; и это – ум»). Таким образом, Ум (ум) неразрывно связан со множеством, проявляющим себя и как множество эйдетическое, и как множество арифметическое, и, шире, как множество познавательное. Познание всегда подразумевает наличие субъекта и объекта познания, познающее и познаваемое, и даже их единый синтез (примером чего может служить Бог Аристотеля, мыслящий самого себя, или Ум Вторая Ипостась Плотина) не чужд множественности и от неё не свободен. В русле «Эннеад» эта идея важна ещё и потому, что трансцендентное Уму Единое напрямую соотнесено с человеческим «Я», с его душой; между «Я», обременённым не -единством, и Единым, свободным ото всего, лежит метафизическая дистанция, и мы не ошибёмся, если, опираясь на Плотина, обозначим эту дистанцию одним словом – to plhqo ς. Присутствие в Уме (уме) чисел и эйдосов свидетельствует о его множественности и, следовательно, несовершенстве. Обладая эйдетическим и арифметическим слоем действительности, содержа их в себе и тем самым имея в самом себе условие и залог восхождения из дольнего ко горнему, ум души вовлечён тем самым во множество, dio ouc aplou ς alla polla («поэтому /он/ не един, но множественен»). Плотин ясно видит в Уме (уме) присутствующую в нём множественность, и для создателя «Эннеад» наличие в Уме (уме) множества является достаточным поводом для того, чтобы отказать Уму в метафизическом статусе «высочайшего» (to upertaton). Ум, sunqesin ekfainwn («обнаруживающий соединение»), по Плотину, ущербен, и потому он – не Единое. В первой «главе» своего трактата Плотин определил Единое (Первое, Высочайшее…) как то, что пребывает «вне /всякого/ соединения». В самом строгом смысле, с акаузальной точки зрения, Единое – вне какого бы то ни было «соединения» (h sunqesi ς). Оно не содержит его ни внутри себя, ни вне себя и само по себе ни с чём не вступает в соединение. Единственным залогом и условием этого является единство Единого. Ум же, во-первых, как «соединение» (h sunqesi ς) мыслящего и мыслимого, есть соединение себя с самим собой; и, во-вторых, Ум (ум), будучи – как не единый – вовлечён во всеобщую иерархическую причастность единому основанию, соединён с Первым. Как и «познавательный союз» с самим собой, его односторонняя причастность Единому – тоже h sunqesi ς.

Плотин нашёл оригинальную философскую категорию – «соединение», – и эта категория просто и ясно свидетельствует о том, что между Умом и Единым пролегает огромная метафизическая дистанция и что Единое и Ум – далеко не одно и то же.

Трактат 5.4 Плотина распадается на две части: первая часть посвящена исследованию Единого, вторая же – апологии Ума. Именно на философеме «соединения», чётко, просто и недвусмысленно отличающей чуждое какому бы то ни было соединению Единое ото всего остального, нам и хотелось бы завершить наш комментарий к трактату Pw ς apo tou prwtou to meta to prwton kai peri tou eno ς. Эта философема – тот водораздел, который, отметая всё наносное, частное и вторичное, разграничивает высшее (Единое, единство) и то, что образует «перевалочный пункт», ведущий к высшему. Таким «перевалом» и такой переходной ступенью к высочайшему для Плотина был Ум, умственное, умопостигаемое, ментальное.

*

Обобщая, можно с уверенностью сказать, что в трактате 5.4 Плотин выказал себя двояко: в первой «главе» – как гениальный наследник Платона, во второй же, ноологической «главе» – как гениальный апологет Стагирита, как перипатетик, осмысливший и принявший ментальную архитектонику Аристотеля. Важно понять другое: приняв ноологию Стагирита, Плотин отталкивается от неё и, отвергнув её, устремляется к свободному ото всего Высочайшему – к трансцендентному и запредельному всему Единому.

* * * * *

Примечания

*1 Понятие «порядок» (h taxi ς) имело богатую историю в русле философии Платона и Аристотеля. У Платона это понятие рассматривалось в первую очередь как космологическая категория: согласно диалогу «Тимей», при создании космоса «беспорядок» (h ataxia) четырёх элементов (земли, огня, воды и воздуха) был преобразован Демиургом в «порядок» (h taxi ς), и таким образом возник наш мир. У Платона идея порядка напрямую соотнесена с идеей благого вмешательства благого Бога-демиурга в беспорядочно движущиеся массивы грубых бездушных элементов; и сия космологическая философема приобретает у Платона общезначимый онтический характер: порядок есть проекция горнего в дольнее, manifestatio supernae Bonitatis, и подобного рода аксиоматическое утверждение, согласитесь, служит залогом радужного миропонимания и мироосознания и свидетельствует в пользу идеи того, что изначально приведённый Богом «в порядок» космос был прекрасен и благ. У Аристотеля же философское понятие «порядок» (h taxi ς) наделено несколько иным смыслом: наряду с «соразмерностью» (h summetria) и «определённым» (to wrismenon), h taxi ς входит в триаду «главнейших видов красивого» (tou de kalou megista eidh) /Аристотель «Метафизика» 13.3. 1078а 35/. Если Платон взирает на термин «порядок» sub specie conditionis mundi, то Аристотель – sub specie pulchritudinis.

*2 Например, для Аристотеля таковой вершиной было «мышление мышления» (h nohsi ς nohsew ς), которое позднее перипатетик Александр Афродисийский отождествлял с «первым умом» (o prwto ς nou ς).

*3 Формула Аристотеля.

*4 В этом заключается отличие философского взгляда Плотина на Начало от философского взгляда на Начало древнегреческих стоиков, которые учили о телесном активном Боге, имманентном телесному космосу. Стоический Бог, понимаемый стоиками как одно из Начал, – тело, божественное, но всё же тело. Следует, впрочем, заметить, что для Плотина to en («единое»), трактуемое как «начало» (h arch), – не Бог, а Абсолют. Для неоплатоника Плотина Бог – не вершина реальности. Такого рода идея, несомненно, восходит к самому «божественному Платону», и подтверждение ей можно найти в таких диалогах Платона, как «Государство» и «Парменид».

*5 Тема силы нашла своё продолжение в творчестве Прокла, характеризовавшего высший горний акт перехода абсолютного единства во множество как «умножение» (h pollaplasiwsi ς) и полагавшего, что возникновение множества из единого происходит «по беспредельности божественной силы» (kata thn apeirian th ς qeia ς dunamew ς) /152 тезис «Теологического основания»/. Говоря так, Прокл, как и Плотин, находится под влиянием Платона, в шестой книге «Государства» наделившего высшее (не названное, правда, им по имени) важной характеристикой – h dunami ς. Весь вопрос в том, что понимать под этим словом и какой смысл в него вкладывать. В любом случае, Платон, Плотин и Прокл – мыслители, выразившие в своём творчестве глубинную, первозданную мысль, подспудно пребывающую в недрах народного духа, – мысль о том, что миром правит некая Высшая Сила, возможности которой неисчерпаемы и неограниченны.

*6 Для Плотина высочайшее – и генетическое начало, «порождающее» (to gennwn), и начало креативное – «творящее» (poioun). Оба этих эпитета позволяют нам заключить о том, что, согласно Плотину, in excelsis происходит творение, порождение и творение-порождение. Никакого внутреннего метафизического противоречия между этими, казалось бы, несходными процессами нет.

*7 Десятая его «глава».

*8 Заметим, что, к примеру, Ветхий Завет, как и Новый Завет, подобного рода вопросы обходит стороной. В традиции же неоплатонизма сии умозрительные исследования были в порядке вещей, и в связи с этим следует отдельно упомянуть Прокла и Дамаския.

*9 В работе, носящей следующее название: «Комментарий к трактату Плотина «О том, что такое и зло и откуда оно» /1.8/».

*10 Эта исходная идея, имеющая центральное значение в антропологии Плотина, во многом сходна с идеями, бытовавшими в эпоху Возрождения. Вспомним, к примеру, картины реальности, созданные Данте Алишьери и Пико делла Мирандола.

* * * * *

.