Глава 71

Когда Роф встретил своего первого посетителя, Бэт проскользнула на кухню и стащила чашку свежей клубники, которую Фритц купил для нее в местном «Ханнафорде».

Блин, за несколько месяцев она привыкла, что ее балуют… Бэлла сказала, что она должна наслаждаться этим, хотя требуется время, чтобы свыкнуться: все вокруг были такими добрыми – Братья и их шеллан, персонал, Джон Мэтью, Тени. Это потрясающе.

Как и сама беременность.

Это чудо, что ее беременность протекала как у всех нормальных женщин. Сейчас пошел восьмой месяц, и она чувствовала себя прекрасно. У нее было полно сил, лодыжки не отекали, не было растяжек, и ребенок ликовал от каждого приема пищи. Особенно если речь шла о сахаре.

К этому она не готовилась.

Неприятности? Черт, да, она только об этом и думала. После первоначального шока, испытанного у врача, она зашла в Интернет и напугала себя до чертиков разными глупостями о том, что может пойти не так. Единственный плюс во всем этом – в тот момент уже прошел первый триместр, в течение которого случалось большинство выкидышей… но, к несчастью, жаждущий период стал неприятной неожиданностью, из-за которой она не могла расслабиться целый месяц.

Почти все беспокойства улетучились, ведь сейчас она уже вышла на последний, четырехнедельный круг. Да, конечно, роды – то еще испытание… но нет, она не станет себя накручивать мыслями о естественных родах. И каждый раз, начиная дергаться, Бэт просто напоминала себе, что миллионы женщин и вампирш прошли через это до нее.

Что включал ее план рождения, так это айЭма и Трэза, и их доступность в любую секунду на протяжении следующих четырех недель. Доктор Сэм пообещала быть свободной вне зависимости от времени суток… Бэт подозревала, что эту преданность ей внушил айЭм мановением ментальной руки.

Он провернул, разумеется, скрытно, еще много подобных трюков.

И таким образом они успешно сохранили существование расы в тайне.

Она надеялась, что, как и у большинства женщин, роды начнутся ночью, чтобы Роф смог принять в этом участие. Но они оба сошлись в одном… даже если у него поедет крыша, ее безопасность и безопасность ребенка превыше всего.

И значит, она поедет к Доктору Сэм…

– Мадам, вам нравятся ягоды? – спросил Фритц.

Посмотрев в другой конец отцовской кухни, она кивнула.

– То, что надо.

Когда дворецкий засиял, словно лотерею выиграл, Бэт прикончила остатки в чашке и позволила ему забрать посуду.

Выходя в столовую, она старалась не шуметь на пути к своему мягкому креслу.

Роф расположился в своем любимом кресле, стоявшем слева, за столом Сэкстона. Напротив в аналогичном кресле сидел мужчина со сложенными на коленях руками, сгорбленными плечами и лицом серого цвета. Одежда на нем была не модной, а, скорее, купленной в «Таргете», часы далеко не «Ролекс», а простые, с резиновым ремешком черного матового цвета.

Роф подался вперед и протянул ладонь.

– Что произошло?

Мужчина качнулся в кресле.

– Она… – Внезапно он посмотрел на Бэт, и его лицо побелело еще сильнее.

Она напряглась и положила ладонь на живот.

О… черт.

– Поговори со мной, – сказал Роф низким голосом.

– Она… – И мужчина зашептал так быстро, что она ничего не разобрала.

Но Роф, очевидно, понимал каждое слово. Бэт наблюдала, как ее муж стиснул руки, напряг предплечья, и сразу поняла, о чем речь.

Смерть. При родах.

Она слышала о том, как вампирши страдают на родильном ложе, как они его называли, но не осознавала масштаба потерь. Сейчас, общаясь с гражданскими? Она была в ужасе.

Столько смертей. Матерей и детей.

Так же, как умерла ее мамэн.

Это – трагедия, с которой не могла справиться медицина. Нужно отдать должное Хэйверсу: его клиника была оборудована по первому слову техники, и все же случалось и плохое. Казалось, постоянно.

Протянув руки, Роф положил их на плечи мужчины. Он тоже говорил тихо, но чтобы он ни сказал, мужчина, лишившейся всего в этой жизни, кивал.

Они долго оставались в таком положении.

Когда аудиенция подошла к концу, они встали и обнялись, гражданский был намного меньше ее мужа.

Перед уходом, мужчина поцеловал кольцо Рофа.

Абалон проводил посетителя, и Роф медленно опустился в кресло. Его брови были нахмурены, губы сжались в угрюмую линию.

Встав, Бэт поморщилась и потянула спину. Подойдя к нему, она хотела крепко обнять мужа, но решила, что сейчас не стоит лишний раз напоминать ему о своей беременности.

– Я не могу помочь ему, – сказал Роф сорвавшимся голосом. – Не могу… помочь в его ситуации.

– Порой достаточно просто знать, что ты не один.

– Я не уверен в этом.

Но он взял ее руки и поднес к своим губам, целуя костяшки, одну за другой. И когда ее охватила внезапная волна истощения, казалось, он сразу заметил это.

– Не хочешь поехать домой? – Спросил он.

– Как ты догадался?

– Ты только что зевнула.

– Разве?

– Пусть Фритц отвезет тебя.

Потянув спину, она захотела остаться, но нужно трезво смотреть на вещи.

– Наверное, не стоило гулять по торговому центру так долго.

– Езжай, отдохни. Я буду дома через пару часов и включу какую-нибудь паршивую телепередачу для нас, хорошо?

– Звучит божественно.

– Хорошо. – Он снова поцеловал ее. А потом еще раз, будучи не в состоянии удержаться. – Я люблю тебя.

– И я тебя.

– Фритц! – крикнул ее муж. – Машину!

Она не забыла перед уходом пару раз погладить Джорджа и сказала ему, где будет.

А потом она вышла в ночь, села на заднее сиденье Мерседеса и направилась в особняк.

Откинув голову на подголовник, Бэт чувствовала, как медленно вырубается.

– Фритц, боюсь, сейчас из меня плохой собеседник.

– Мадам, просто отдыхайте.

– Хорошая идея, Фритц.

***

Когда Бэт ушла, Роф откинулся на спинку кресла, ни капли при этом не расслабившись.

… она умерла на моих руках…

…я держал на руках своего мертвого сына…

– Мой господин?

– Что, прости? – Он встряхнулся. – Что?

Абалон прокашлялся.

– Господин, вы желаете сделать перерыв?

– Да. Просто дай мне минуту. – Взяв поводок Джорджа, он сказал: – Кухня.

Пройдя с псом через откидную дверь, он с облегчением обнаружил, что Фритц уже уехал, а братья оставались на периферии.

Черт, почувствовав боль и печаль гражданского, он сразу понял, чего лишился мужчина… и не в материальном плане. Такую агонию не испытывают из-за вещей. Абалон, разумеется, знал всю историю, но Роф предпочитал, чтобы люди сами рассказывали ему все; он хотел слышать их напрямую.

В этом случае не рождение ребенка отняло у женщины жизнь.

Автокатастрофа.

Роф ожидал первого варианта, но судьба разыграла все иначе. Нет, женщина и ребенок пережили роды. Их убил пьяный водитель по дороге домой из клиники Хэйверса.

Повседневная жестокость судьбы порой выбивала почву из-под ног.

Подойдя к столу, он выдвинул стул и сел. Он был уверен, что сидел лицом к окнам… но, конечно, не видел их.

Он слышал столько историй, но эта… Господи, она потрясла его.

Он не знал, как долго просидел там, но, в конце концов, Ви заглянул в комнату.

– Ты в порядке?

– Нет.

– Хочешь, перенесем?

– Ага.

– Тогда решено.

– Ви?

– Ага?

– Ты помнишь то видение, о котором рассказал мне? Где я смотрел на лицо в небесах и держал будущее в своих руках?

– Ага.

– Что…

Внезапно он вспомнил агонию того гражданского.

– Нет, забудь. Я не хочу знать.

Порой, лучше не знать. Если бы тот гражданский мог увидеть будущее, это ничего не изменило бы. Он бы провел отпущенное им время с женщиной и малышом, пребывая в ужасе от грядущих событий.

– Я уберу со столов, – сказал брат спустя мгновение.

Откидная дверь захлопнулась.

Без явной причины Роф подумал о своих родителях, гадая, какой была ночь его рождения.

Они никогда не говорили об этом, а он не спрашивал. У них всегда было столько забот… к тому же, он был слишком юн, чтобы думать о таких вещах.

Он попытался представить появление на свет собственного ребенка, но не смог выстроить цепь событий. Даже гипотетически было замешано слишком много эмоций, чтобы дать резонанс.

Но одно было чертовски ясно.

Он просто не знал, с какой стороны подойти к этой мысли.

Роф погрузился в размышления, и воспоминания последних двух месяцев всплыли в памяти. Истории и проблемы, подарки, полученные и сделанные. После всего напряга, с которым он выполнял королевские обязанности, сейчас он с большим удивлением действительно полюбил свое дело.

Он даже перестал скучать по сражениям.

Черт, было много других вызовов, в которых нужно было одержать верх: битвы, в конец концов, не всегда велись на поле боя, и порой враги вооружались не обычным оружием. Порой они даже играли вничью.

В конечном счете, Роф понял, почему его отец сидел на троне. Понял, черт возьми.

И это забавно: одна общая черта сближала так много людей – это любовь к своей семье. Их супругам, родителям, детям; это было важнее всего.

Всегда.

Семья превыше всего.

Следующее поколение превыше… всего.

Он вспомнил ночь, в которую убили его родителей. Единственное, что они сделали перед тем, как разбили ту дверь? Они спрятали его. Уберегли… и дело не в будущем преемнике трона. Закрывая его в том потайном месте, они сказали нечто иное.

Я люблю тебя.

Это единственное, что имело значение, когда их время подошло к концу.

Не «будь хорошим Королем», не «иди по моим стопам». Не «заставь меня гордиться тобой»…

Я люблю тебя.

Это – неразрывная нить, протянутая сквозь смерть и время.

И представляя появление на свет своего сына, он был чертовски уверен, что первое, что он скажет – я люблю тебя.

– Роф?

Подскочив, он повернулся на голос Сэкстона.

– Да? Прости, я задумался.

– Я закончил с бумагами, поступившими прошлой ночью и сегодня.

Роф снова повернулся к окнам, которых не мог увидеть.

– Ты быстро справляешься.

– На самом деле, уже три утра. Ты сидишь здесь уже пять часов.

– Оу.

Но он не сдвинулся.

– Братья большей частью уже отбыли. Фритц еще здесь. Он наверху. Убирается.

– А.

– Если тебе ничего не нужно…

– Кое-что, – услышал он себя.

– Конечно. Чем я могу помочь?

– Я должен кое-что сделать для своего сына.

– Завещание?

Начав обдумывать это, Роф немного нервничал. Боже, можно подумать, что резкие повороты жизни должны сопровождаться предупредительными знаками, маленький желтый указатель должен направлять движение в нужную сторону и, может, предлагать ограничение скорости.

С другой стороны, его шеллан забеременела за несколько месяцев до жажды.

Поэтому жизнь всегда поступает по своему, разве нет?

– Да. Вроде того.