Глава XI. Следующий день был туманный, и всё на ферме отсырело

ЧУДО

Следующий день был туманный, и всё на ферме отсырело. Трава стелилась волшебным ковром, а грядка спаржи сверкала, как серебряный лес.

До чего искусна была паутина Шарлотты, где на каждой ниточке сидели десятки бусинок, образуя прелестный и таинственный узор, подобный тонкой вуали! Даже Лэрви, не больно-то падкий до всяких красот, заметил паутину, когда пришёл с завтраком, так чётко она была видна и так резки были её узоры. А глянув другой раз, он разом опустил ведро: там, в самом центре паутины большими печатными буквами были выплетены слова: ПОРОСЁНОК ЧТО НАДО

У Лэрви задрожали коленки. Он протёр глаза и уставился на паутину. " Чур меня, наваждение! ", — прошептал он, рухнул на колени и забормотал молитву. Забыв об Уилбуре с его завтраком, он бросился в дом и стал звать Закермана:

— Загляните в свинарник, хозяин!

— Что случилось? — спросил Закерман. — С поросёнком неладно?

— Да не то, сами лучше посмотрите!

Они молча подошли к загончику, и Лэрви показал на паутину.

— Видите что? — спросил он.

Закерман, как околдованный, прочёл: " Поросёнок что надо", и тут их обоих затрясло, а Шарлотта, едва очнувшись от ночных трудов, смотрела и посмеивалась.

Подошёл Уилбур и стал прямо под паутиной.

— Поросёнок что надо, — пробормотал Лэрви.

— Поросёнок что надо, — вторил ему Закерман, и оба не отводили глаз от Уилбура, а потом подняли их на Шарлотту.

— Ты думаешь, паук… — начал и не договорил Закерман, и, шатаясь, пошёл в дом.

— Эдит, вымолвил он там, едва совладав с голосом, — сядь лучше. Нам диво явлено!

Миссис Закерман опустилась на стул, бледная, как мел.

— Эдит, наш поросёнок не такой что-то…

Лицо миссис Закерман вытянулось в недоумении.

— Гомер, — спросила она, — что на тебя нашло?

— Я вправду, Эдит, — наш поросёнок не такой, как все.

— А что в нём особенного? — спросила миссис Закерман, оттаивая от страха.

— А Бог его знает, — ответил Закерман. — Знамение было нам, тайный знак. Ты видела, что там над загончиком большая паутина, а когда Лэрви пошёл кормить его утром, он её заметил, потому что туман. Ты ведь знаешь, что паутина ясно видна в туман, а там прямо посерёдке слова: " Поросёнок что надо". Ну, прямо в паутине выплетены, часть паутины. Своими глазами видел — так и стоит: " Поросёнок что надо". Тут нет ошибки: чудо явлено нам и знамение снизошло на землю, прямо на нашу ферму, потому что у нас такой поросёнок.

— Да, — сказала миссис Закерман, — ты сам с утра, видать, малость не того.

Так, значит, не поросёнок у нас особенный, а паук.

— Нет, что ты, — зашептал Закерман, — у нас поросёнок что надо — так там написано.

— Может быть, — нехотя согласилась миссис Закерман, — только дай я сама посмотрю на паука.

— Паук как паук, серый, — объяснил Закерман.

Они вместе подошли к загородке Уилбура.

— Видишь, Эдит, обычный серый паук.

Уилбуру было лестно такое внимание: перед ним стоял Лэрви, а вместе с ним — хозяева, и все трое битый час перечитывали слова в паутине и смотрели на Уилбура.

Шарлотта была просто в восторге от своей проделки. Она сидела тихо-тихо и прислушивалась к разговору, а когда в паутину ударилась маленькая мушка, прямо под словом «поросёнок», Шарлотта упала вниз, укутала муху и уволокла в сторону.

Скоро туман рассеялся, паутина подсохла, и слова на ней поблёкли. Люди пошли обратно в дом, и перед тем, как отойти от загончика, Закерман бросил последний взгляд на Уилбура.

— Ты знаешь, — сказал он важным голосом, — я ведь всегда говорил, что у нас отличный поросёнок, настоящий кабан! Ты заметил, какой он плотный в плечах.

Лэрви?

— Да, поросёнок что надо, я так давно говорил, — ответил Лэрви. — Я всегда говорил — хороший будет кабан.

Вернувшись домой, Закерман снял рабочую одежду, надел свой лучший костюм, сел в машину и поехал на дом к священнику. Там он оставался час, рассказывая о чуде, которое приключилось на ферме.

— Пока что, — сказал Закерман, — лишь четыре человека на всём свете знают о нём: я, моя жена Эдит, батрак Лэрви и вы.

— Не рассказывайте больше никому, — попросил священник. — Мы ещё не понимаем, что всё это значит, но, если я подумаю, то, может быть, дам объяснение на проповеди в следующее воскресенье. Несомненно, у вас очень необычный поросёнок.

Я буду говорить об этом в проповеди и отмечу факт, что в нашем приходе появилось необычное животное. А у поросёнка есть имя?

— Ну да, — моя племянница зовёт его Уилбур. Странная девочка: всё время у неё какие-то выдумки. Вот выкормила этого поросёнка из бутылочки, и я его купил, когда ему был месяц.

Он пожал священнику руку и вышел.

Секреты трудно хранить, и задолго до воскресенья новость уже облетела всю округу. Все знали, что Закерманам явилось знамение в паутине, и что у них появился волшебный поросёнок. Люди съезжались за много миль посмотреть на Уилбура и прочитать слова на паутине. Какие только машины ни теснились здесь с утра до ночи! Форды и шевроле, бьюики и пикапы, плимуты и студебеккеры, были даже десото с гироматической передачей и один олдсмобиль с ракетным двигателем.

Весть о чудесном поросёнке разнеслась по холмам, фермеры спускались оттуда на тарахтящих повозках, часами стояли у загончика Уилбура, и все говорили, что никогда не видели такого поросёнка.

Когда Ферн рассказала маме, что Эвери хотел сбить закермановскую паучиху палкой, а мама страшно возмутилась и отправила его в наказание спать без ужина.

Все дни после этого Закерман был так занят приёмом посетителей, что совсем забросил фермерские дела. Он повсюду ходил в своём лучшем костюме: так и одевался с самого утра, а миссис Закерман готовила для Уилбура особые блюда.

Лэрви побрился и постригся, и его главной обязанностью стало кормить поросёнка на глазах у публики.

Закерман велел Лэрви кормить Уилбура не три, а четыре раза в день. Хозяева совсем позабыли о ферме: поспела черника, но миссис Закерман и не думала заняться вареньем. Пора было мотыжить кукурузу, а у Лэрви до этого руки не доходили.

В воскресенье церковь была полна народа, и священник объяснил чудо. Он сказал, что слова на паутине явились напоминанием людям всегда жить в ожидании чуда.

Так свиной загончик Закерманов стал центром общего внимания. Ферн была счастлива, потому что проделка Шарлотты удалась, и жизнь Уилбура была спасена.

Но теперь в хлеву было совсем не так уютно, как прежде: здесь вечно толпился народ, а Ферн больше нравилось быть одной со своими четвероногими друзьями.