![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
ГЛАВА 15. Был час ночи. Брюс Сазерленд дремал в библиотеке над книгой, когда раздался резкий стук в дверь и лакей ввел в комнату Карен Клемент.
Был час ночи. Брюс Сазерленд дремал в библиотеке над книгой, когда раздался резкий стук в дверь и лакей ввел в комнату Карен Клемент. Сазерленд протер глаза. — Какая нелегкая заставила тебя приехать среди ночи? Карен стояла, дрожа всем телом. — Китти знает, что ты здесь? Карен покачала головой. Сазерленд усадил ее в кресло. Карен была смертельно бледна. — Ты ужинала, Карен? — Я не голодна, — ответила девушка. — Принесите бутерброд и стакан молока, — распорядился Сазерленд. — Ну, милочка, может быть, ты мне все-таки расскажешь, что случилось? — Я должна видеть Дова Ландау. Только вы можете мне в этом помочь. Сазерленд вздохнул и зашагал по комнате, заложив руки за спину. — Если я даже и смогу тебе помочь, это ничего, кроме огорчений, не принесет. Вы ведь уезжаете с Китти через пару недель. Ты не должна о нем думать, дитя мое. — Пожалуйста, — взмолилась она. — Я все это уже слышала, но с тех пор, как его схватили, я не могу думать ни о чем другом. Я обязательно должна увидеть его хотя бы один-единственный раз. Пожалуйста, генерал, умоляю вас — помогите! — Попытаюсь, — ответил он. — Но первым делом мы должны позвонить Китти и сказать, что ты здесь. Она, верно, там с ума сходит. И разве это дело — ездить одной по арабским селам? На следующее утро Сазерленд позвонил в Иерусалим. Губернатор мгновенно разрешил свидание: англичане все еще надеялись уговорить Дова и Акиву изменить решение и хватались за любую соломинку. Может быть, Карен удастся сломить сопротивление Дова? Китти, Сазерленд и Карен с полицейским конвоем добрались до Акко, где их провели прямо в кабинет начальника тюрьмы. Всю дорогу Карен провела словно в забытьи. Когда она оказалась в здании тюрьмы, ей почудилось, что она видит сон. Вошел начальник тюрьмы. — Все готово. — Я пойду с тобой, — сказала Китти. — Нет, я хочу его видеть одна, — твердо ответила Карен. Два вооруженных надзирателя ждали девушку в коридоре. Они провели ее через длинный ряд стальных дверей в безобразный каменный двор, окруженный со всех сторон окнами в решетках. Из-за решеток на Карен смотрели заключенные. Карен шла, глядя прямо перед собой. Они поднялись по узкой лестнице в крыло, где размещались камеры смертников, прошли мимо огороженного колючей проволокой пулемета, затем остановились перед новой стальной дверью, охраняемой двумя часовыми с примкнутыми штыками. Карен проводили в крохотную камеру. Вместе с ней вошел надзиратель, и дверь снова заперли на замок. Надзиратель открыл маленькое отверстие в стене. — Будете разговаривать через это отверстие. Карен кивнула и заглянула внутрь. По ту сторону стены были две камеры. В одной она впервые увидела Акиву, в другой — Дова, обоих в кроваво-красных одеждах. Дов лежал на топчане и смотрел в потолок. Надзиратель подошел к решетчатой двери его камеры, отомкнул ее и рявкнул: — Встать, Ландау! К тебе пришли на свидание. Дов поднял книгу с пола, раскрыл ее и принялся читать. — Оглох, что ли? К тебе пришли. Дов перевернул страницу. — Встать, говорю! Тебя хотят видеть. — Мне надоели ваши послы. Передай им — пускай убираются к… — Это не наш, а ваш посол. Это какая-то девушка, Ландау. Руки Дова крепко стиснули книгу. Сердце забилось. — Скажи ей, что я занят. Надзиратель пожал плечами и подошел к отверстию. — Говорит, что ему никого не надо. — Дов! — закричала Карен. — Дов! Ее голос пронесся по камерам смертников. — Дов! Это я, Карен! Дов стиснул зубы и перевернул еще одну страницу. — Дов! Дов! — Да поговори ты с ней, парень, — закричал Акива. — Не отправляйся в могилу молча, как по милости моего братца отправляюсь я. Поговори. Дов отложил книгу, встал с топчана и знаком велел надзирателю отомкнуть дверь. Затем он подошел к глазку, заглянул в него и увидел лицо Карен. Она посмотрела в его холодные, злые глаза. — Мне осточертели эти хитрости, — сказал он язвительно. — Если тебя подослали, чтобы ты начала хныкать, то лучше сразу уходи. Я у этих гадов не стану просить милосердия. — Как ты со мной разговариваешь, Дов?! — Да ведь тебя же подослали, я знаю. — Никто меня не подсылал. Клянусь тебе! — Тогда зачем ты пришла? — Просто хотела повидаться с тобой. Дов стиснул зубы, чтобы не потерять самообладание. Зачем она пришла? Он умирал от желания дотронуться до ее щеки. — Как ты себя чувствуешь, Дов? — Хорошо, вполне хорошо. Последовала длинная пауза. — Дов, ты тогда правду написал Китти или просто хотел, чтобы… — Я написал правду. — Мне хотелось знать. — Теперь ты знаешь. — Да, знаю. Дов, я скоро покину Эрец Исраэль. Я еду в Америку. Дов пожал плечами. — Пожалуй, мне не нужно было приходить. Ты уж извини. — Да чего уж там. Я знаю, ты хотела сделать мне приятное. Вот если бы я мог повидаться с моей девушкой, это было бы действительно приятно. Но она из маккавеев и не может прийти Она моя ровесница, ты знаешь? — Да. — Ну, все равно. Ты хорошая девушка, Карен. Уедешь к себе в Америку и постарайся забыть там обо всем. Желаю тебе счастья. — Я, пожалуй, пойду, — тихо сказала Карен. Она выпрямилась. Дов даже не повел бровью. — Карен! Она быстро обернулась. — А… Мы с тобой все-таки друзья… Давай, если надзиратель не возражает, пожмем друг другу руки… Карен протянула руку в отверстие, Дов крепко схватил ее, прижался к стене и закрыл глаза. Карен потянула его руку к себе. — Нет, — вырвалось у него. — Нет, нет! Она плача прильнула к его руке губами, прижала ее к щеке и снова к губам. Когда дверь камеры захлопнулась, Дов грохнулся на топчан. Он забыл, когда последний раз плакал, но теперь не мог удержать слез. Юноша повернулся спиной к двери, чтобы никто не видел его лица, и тихо заплакал. Барак Бен Канаан как представитель ишува сопровождал комиссию ООН в поездках по стране. Ишув знакомил комиссию со своими достижениями, с тем, как устроены беженцы, с кибуцами, заводами и новыми городами. Члены комиссии были поражены контрастом между еврейскими и арабскими районами. После инспекционной поездки они приступили к открытому опросу, давая каждой из сторон возможность высказать свои претензии. Бен Гурион, Вейцман, Барак Бен Канаан и другие вожди ишува убедительно доказывали благородные цели и справедливость еврейских требований. Арабы же, в первую очередь Высший арабский совет, которым заправлял Хусейни, резко выступили против ООН. Они преградили комиссии доступ в ряд арабских городов, где царила нищета, а хозяйство велось в нечеловечески трудных, первобытные условиях. Когда приступили к опросу, арабы официально бойкотировали его. По мере работы комиссии становилось ясно: если исходить из соображений справедливости, то следует решить дело в пользу евреев. Однако нельзя было сбрасывать со счетов арабские угрозы. Евреи давно согласились на компромиссы и даже на раздел страны, но очень опасались создания в Палестине нового гетто, вроде черты оседлости. Завершив инспекционную поездку и опрос, комиссия ООН отправилась в Женеву, чтобы обстоятельно проанализировать собранные данные, пока специальный подкомитет будет изучать лагеря для перемещенных лиц в Европе, где все еще находилось около четверти миллиона евреев. После этого комиссия должна была представить Генеральной Ассамблее ООН свои рекомендации. Бараку Бен Канаану поручили поехать в Женеву и продолжать там работу в качестве советника комиссии. Незадолго до отъезда он наведался в Яд-Эль, чтобы провести хоть несколько дней с Сарой, которая, несмотря на его частые отлучки, никак не могла к ним привыкнуть. Точно так же, как не могла привыкнуть к отъездам Иорданы и Ари. Ари и Давид Бен Ами были в это время по соседству — в Эйн-Оре, где располагался штаб Пальмаха. Они приехали в Яд-Эль на прощальный ужин. Иордана тоже пришла из Ган-Дафны. Весь вечер Барак был задумчив. Он почти не говорил о работе комиссии, предстоящей поездке и вообще о политике. Это был довольно угрюмый ужин. — Вы, верно, слышали, что миссис Фремонт собирается покинуть Палестину, — сказала Иордана, когда ужин подошел к концу. — Нет, не слышал, — ответил Ари. — Да, она уезжает и уже сообщила об этом доктору Либерману. Она забирает с собой эту девушку, Карен Клемент. Так и знала, что она сбежит при первой же неприятности. — А почему бы ей и не уехать? — спросил Ари. — Она американка, а в Палестину приехала исключительно ради девушки. — Ей вообще нет до нас дела, — резко бросила Иордана. — Ну, уж это неправда, — заступился Давид. — Миссис Фремонт очень милая женщина, — вмешалась Сара Бен Канаан, — и мне по душе. Когда она проезжала мимо, то всегда навещала меня. Она очень много сделала для этих детей, и они души в ней не чают. — Нет уж, пусть лучше уезжает, — упорствовала Иордана. — Это, конечно, скандал, что она увозит с собой девушку, хотя благодаря ее воспитанию и не подумаешь, что эта Карен еврейка. Ари встал и вышел за дверь. — Какая у тебя противная привычка, всегда стараешься уколоть его! — сердито сказала ей Сара. — Ты же знаешь: Ари неравнодушен к миссис Фремонт. А какая она милая! — Она ему теперь никто, — отмахнулась Иордана. — Как ты можешь судить, что происходит в душе мужчины? — вмешался Барак. Давид взял Иордану за руку: — Ты же обещала, что мы покатаемся верхом. — Ты тоже всегда принимаешь ее сторону, Давид. — А что? Китти мне нравится. Ну, пошли кататься. Иордана и Давид вышли из комнаты. — Пускай погуляют, — сказал Барак. — Давид ее вмиг успокоит. Боюсь, что наша дочь просто завидует миссис Фремонт, и это не удивительно. Может быть, когда-нибудь наши девушки тоже станут такими же женственными. Барак вертел чашку, а жена стояла у него за спиной. положив щеку на его седеющую гриву. — Барак, ты не должен больше молчать. Если сейчас не поговоришь с ним, то будешь жалеть об этом до конца своих дней. Он похлопал Сару по руке: — Ладно, пойду поищу парня. Ари стоял в саду, глядя вверх, в сторону Ган-Дафны. — Здорово она тебе влезла в душу, а? Ари пожал плечами. — Она мне и самому нравится, — сказал Барак. — Чего уж там, явилась сюда из мира шелков и духов и туда же возвращается. Барак взял сына под руку, и они пошли по полю к берегу Иордана. В отдалении маячили на лошадях Иордана и Давид, слышался их смех. — Вот видишь, Иордана уже забыла обо всем. А как дела Пальмаха в Эйн-Оре? — Как всегда, отец. Хорошие ребята, но их мало. Да и молоды они, чтобы идти в бой. С ними не выиграешь войну против семи армий. Солнце начало садиться за Ливанскими горами, в поле завертелись разбрызгиватели. Отец и сын долго смотрели на поля. Наступит ли когда-нибудь день, когда у них не будет другой заботы, кроме починки изгороди или пахоты? — Вернемся в дом, — сказал Ари. — Мама там одна. Он пошел к дому, но остановился, почувствовав на плече тяжелую руку отца. Барак стоял с опущенной головой. — Через два дня я еду в Женеву. Никогда еще не уезжал в таком тяжелом настроении. Вот уже пятнадцать лет за нашим столом кого-нибудь не хватает. Я всю жизнь вел себя гордо и упрямо, за что и расплачиваюсь. Но в последнее время боль стала просто невыносимой. Ари, сын мой, не допусти, чтобы Акиву вздернули на виселицу.
|