Глава 20. Хаос на лестнице немного рассеялся, но путь все еще преграждали Сестры, которые помогали спускаться пациентам

Хаос на лестнице немного рассеялся, но путь все еще преграждали Сестры, которые помогали спускаться пациентам. В шуме сирены они не услышали выстрела. Они не знали, что мы сделали.

Чтобы не привлекать внимания, Чейз выпустил мою руку. Когда он отстранился, мне показалось, будто внутри меня что-то надломилось. Мои легкие сжались, и стало трудно дышать.

" Сейчас не до этого, — сказала я себе. — Забудь". Это был единственный способ выбраться отсюда.

Наконец мы оказались внизу. Я не поднимала головы, глядя сквозь завесу черных волос. Мы вышли в фойе, где чуть ранее у нас хотели проверить документы. Пройдя через дверь с жужжащим электронным звонком, мы были в вестибюле.

Найти Такера было несложно. Он стоял один и на фут возвышался над Сестрами. Его брови удивленно приподнялись, когда он узнал Чейза, но ему хватило здравого смысла стереть с лица это выражение. Пока он двигался к нам, мои глаза метались из стороны в сторону, высматривая засаду на этих последних двадцати футах к свободе.

У двери образовался эффект горлышка бутылки. Толпа становилась все более тесной. Когда Такер подошел достаточно близко, я едва не заехала ему в лицо. Это он сказал нам, что Ребекка здесь. Он знал, что ее перевели в этот центр, значит, знал и причину, но ни разу не упомянул о травме Ребекки.

Но он также помог нам попасть внутрь.

— Ты видел Шона? — спросила я.

— Я видел, как он вынес ее наружу, — ответил он. — Она не может ходить?

— Не притворяйся, что не знал, — бросила я в ответ, но слишком тихо, чтобы меня услышали в окружавшем нас хаосе. Глаза Такера изменились. От надменной, полной ненависти остроты до чего-то другого. Чего-то, что я никогда раньше не видела.

— А что бы это изменило?

Возможно, это были первые честные слова, которые он сказал мне. И, если не кривить душой, он был прав. Это бы ничего не изменило. Я бы все равно пришла сюда.

С каждым шаркающим шагом мою голову заполняли все новые дикие мысли: Харпер не умер, он гонится за нами, а из дыры в его груди сочится кровь. С ним идут другие. Может быть, сирены помешали работе раций, но он мог доложить о нас еще раньше.

Нам нужно было выбираться. Я хотела растолкать всех и бежать, но не могла. В толпе было тесно, как селедкам в бочке. Я не могла поднять рук, не то что оттолкнуть кого-то.

Наконец мы вылетели на тротуар. Фургон все еще стоял возле него наготове. Мое сердце сжалось, когда я увидела, как Шон пытается поместить Ребекку на заднее сидение.

Как можно спокойнее мы с Чейзом обошли капот, но, как только я уселась на средний ряд сидений, он резко захлопнул за мной дверь. Такер уже ждал на пассажирском месте. На парковке, блокируя наш путь, толпились Сестры и пациенты.

Я барабанила пальцами по бедрам, пока Чейз выезжал на главную линию.

— Прочь с дороги, — приказал Такер толпе. Его голос разозлил меня. Почему он помог нам? Хорошие дела не стирали память о плохих, хоть и немного уравнивали чаши весов. Он думал, будто может искупить то, что сделал раньше?

Но ведь я тоже думала, что могу искупить свои грехи? Моя подруга, вероятно, никогда больше не сможет ходить. А Харпер уж точно.

Я оглянулась на задние места. Ребекка сидела с краю, склонившись над своими коленями. Шон разместился с другой стороны. Его лицо было бледным. Они не соприкасались.

— Шон, — сказала я, стуча зубами. Он медленно поднял глаза, будто не сразу меня услышал. Что он делает? Ребекка была сломлена и напугана, и его отстраненность лишь усиливала ее боль.

— Я не знал, что ты не можешь ходить, — сказал он. Его взгляд снова обратился к окну.

— Шон! — резко произнесла я. Ребекка стала громко рыдать.

Такер откинулся на своем сидении, возбужденно закричав. Путь впереди был свободен, и скоро Чейз поехал через парковку реформационного центра прочь от госпиталя.

— Что произошло со Спруэллом? — требовательно спросила я.

— Произошло недоразумение по поводу моего увольнения, — все еще возбужденно ответил Такер. — Он поспит в лифте, пока здание эвакуируют. Хорошо, что на самом деле пожара нет, а?

— Это ты включил пожарную тревогу? — недоверчиво спросила я. Я думала, что это был Чейз, но теперь все стало понятно. Если бы не суматоха, Чейз не смог бы миновать стол дежурного.

— Можешь меня поблагодарить, — ответил он.

Но я не стала. Однако в первый раз почувствовала к нему частичку уважения. К человеку, который позволил нам верить, что с Ребеккой все в порядке, и который последним видел Кару. Который являлся убийцей моей мамы.

Это обрушилось на меня ударом. Мы тоже кое-кого убили. Сегодня мы перешли черту — и обратно пути не было.

Такер откинулся на спинку сидения.

— Какая скорость. Я понимаю, почему вам нравится это.

— Заткнись, — холодно ответил Чейз.

— Да ну, Дженнингс, — произнес Такер, явно не затронутый всепоглощающим напряжением в машине. — Я думал, мы снова напарники.

— Заткнись! — прорычал Чейз. Костяшки его пальцев, сжимавших руль, побелели.

Я почувствовала, как в моем горле поднялся всхлип.

Нет. Еще нельзя.

Мы миновали шеренгу синих грузовиков доставки, на бортах которых красовались эмблема и слоган ФБР. Столько синего. Синее везде. Синева следила за нами.

— Куда мы едем?

Мой голос дрожал.

— К озеру. — Чейз постучал по рации, пристегнутой к поясу. — Трак ждет.

Мое сердце на мгновение освободилось от страха. Мы никогда не нуждались в убежище так, как сейчас.

* * *

Воздух под высоким фиолетовым небом был прохладным. В утреннем свете разрушения Войны становились более явными. Большая часть округи напоминала взлетное поле. Кучи обломков и затупленной арматуры, горы шлакоблоков и везде — пушистая пыль цвета персика. Мои глаза обратились к тридцатиэтажному зданию возле входа в туннели, которое каким-то образом все еще стояло, несмотря на то что выглядело так, будто огромный монстр откусил кусок от его талии. Такой вид открывался на многие мили, пока горизонт не сливался с озером.

Внезапно я вспомнила, как давным-давно разговаривала с Чейзом и он рассказывал о бомбежке Чикаго. Вместе с другими учениками он был эвакуирован, а затем автостопом отправился прочь из города на встречу с дядей.

Дядей, который позже бросил его.

Дядей, которого мы скоро увидим, если доберемся до убежища живыми.

Мы все внимательно вглядывались в тени, но от базы за нами никто не следовал. Мне казалось безумием, что мы смогли отъехать так далеко незамеченными, но, когда вокруг было столько форменных, слиться с толпой оказалось несложно.

Чейз резко повернул налево, и фургон спустился к темной многоэтажной стоянке, давно заброшенной. Шины со всплеском проехали по воде, покрывавшей пол. В свете фар я увидела двухтонный грузовик ФБР, который ночью вернулся с индианского промежуточного пункта.

Здесь осталось только одиннадцать человек. Трак стоял возле автомобиля и радостно махал рукой. Также я заметила Джека и парня с миндалевидными глазами, который дежурил на складе. К моему облегчению, я не увидела никого, кто ранее отнесся к нам с подозрением.

Чейз припарковался, и, выйдя из машины, я оказалась по щиколотку в холодной воде.

— Передумали, Снайпер? — спросил меня Трак. Остальные глядели на нас со смесью благоговения и беспокойства. Врач говорил нам, что реабилитационный центр был несчастливым местом, и, прикоснувшись к медальону на шее, я поняла, что не могу спорить. Суеверия были неотъемлемой частью сопротивления.

— Нам нужно выбираться из города, — опередив меня, сказал Чейз.

Они не стали спрашивать, был ли за ними " хвост" или почему мы решили уехать с ними. Они знали, что это такое, когда на тебя охотятся. С собранным видом все начали загружаться в автомобиль. Только тогда я заметила, что Шон и Ребекка до сих пор не вышли из фургона.

Я прошлепала обратно к нашей машине; Чейз следовал за мной по пятам. Шон и Ребекка сидели так же, как и прежде, — слепо уставившись вперед.

— Нам нужно переместиться в грузовик, Ребекка, — сказала я. — Мы отвезем тебя в безопасное место. Тебе больше не придется беспокоиться об МН.

Я надеялась, что она не услышала в моем голосе сомнения. Я никогда не была в убежище. Я не знала, что это такое и действительно ли мы будем там защищены. Это было место надежд и мечтаний, и, может быть, не более чем прекрасная сказка.

Ни Шон, ни Ребекка не пошевелились.

— Нужно идти, — настоятельно произнес Чейз. — Шон.

Шон сжал спинку сидения перед собой. Он долгим взглядом посмотрел на Чейза и кивнул.

— Бекки, — сказал он, не поворачиваясь к ней. — Хочешь, чтобы я отвез тебя обратно?

Что он делает? Мы не можем возвращаться. Нам нельзя оставаться в этом городе больше ни секунды.

Ребекка не ответила.

— Мы недалеко, — продолжил Шон. — Если хочешь, я отвезу тебя обратно. Но знай, что я не оставлю тебя там одну. Я больше никогда тебя не оставлю.

Со стороны Ребекки раздались тихие рыдания.

— У меня есть брат, Бекки. Мэтт. Когда я вступил в МН, ему было девять. Я никогда не рассказывал тебе о нем, потому что оставил его там, в Сент-Луисе, в двухместной палатке, которую отец купил нам, когда мы были детьми. — Голос Шона надломился. Тыльной стороной ладони он вытер глаза. — Когда я уходил, он спал. Мы не видели отца уже больше недели, и я знал, что на этот раз он не вернется, а я не справлюсь. Не смогу заботиться о брате. Поэтому я записался в армию. Однажды я вернулся, но уже не нашел его. Соседи сказали, что его забрал социальный работник. Его поместили в детдом. Я сказал себе, что так лучше, чем если он умер у меня на руках, но это было ложью. Он мой брат, и я бросил его, но больше я никогда не сделаю подобную ошибку.

Я почувствовала на себя взгляд Чейза.

— Просто ответь мне, — сказал Шон. — Либо мы вместе поедем в убежище, либо вместе вернемся в больницу. Что ты выберешь? Хочешь вернуться?

Он не обманывал себя. Он точно знал, что произойдет, если он вернется в госпиталь. Но ему было все равно.

Я почувствовала, как по моей щеке скатилась горячая слеза вины.

— Нет, — прошептала Ребекка.

Шон немедленно схватил ее и крепко обнял. Она сопротивлялась, вырываясь из его рук, но он не отпустил ее, даже когда она ударила по его обожженной спине. Я хотела вмешаться, но Чейз оттянул меня в сторону от машины. Его рука обвила мою талию, и я прислонилась к нему, изнывая от того, что Ребекка ранена и что я не могу помочь ей.

Минуту спустя Ребекка затихла. Я с надеждой подняла взгляд, но увидела, что она просто выбилась из сил. Ее голова упала на плечо Шона.

Он воспользовался этим моментом, чтобы поднять ее на руки, как ребенка, который уснул на диване. Затем Шон подошел к грузовику и осторожно опустил Ребекку на откидной борт. Забравшись внутрь, он снова поднял ее и отнес вглубь темного кузова.

Я окинула чикагцев предупреждающим взглядом, ожидая, что кто-нибудь засмеется или улыбнется, но никто не сказал ни слова. Подобное могло случиться с любым из нас, и они знали это.

Внутри не было коробок, на которых можно было бы сидеть, а металлический пол оказался неровным и твердым. Я опустилась возле Ребекки, а Чейз сел рядом со мной.

— Бай-бай, дамы, — сказал Трак, резко закрывая подъемную дверь.

Как когда мы ехали в автомобиле доставки Horizons, я почувствовала выступивший на лбу пот, а легкие обожгло паникой. Но впервые это было не из-за опасений, что Такер может напасть на меня. Теперь меня беспокоили более значимые вещи, чем присутствие убийцы мамы.

Грузовик дернулся и подпрыгнул, и мы все схватились друг за друга, чтобы не покатиться по полу. Кто-то начал молиться по-испански. Я слышала, как Джек бормочет, что нам нельзя уезжать. В туннелях все еще оставались люди. Люди, которых мы могли спасти.

У нас не было ничего. Ни смены одежды, ни писем, которые я писала Чейзу, ни маминого журнала. Все это осталось позади. Мы вступим в новую жизнь лишь с тем, что было на нас.

Я нащупала в темноте руку Ребекки и с другой стороны руку Чейза. Моя семья.

А затем голова Ребеккки упала на мое плечо, и я расплакалась.

* * *

— Тебе понравится, будь уверена. — Проверив, что мой ланч в рюкзаке, мама застегнула молнию. — Седьмой класс — это серьезно.

Я хотела, чтобы она прекратила это говорить. Я знала, что это серьезно. Новые одноклассники, новые учителя и школа, в которой я была только один раз. Я начала плестись к выходу, но тут раздался стук в дверь.

Снаружи стоял Чейз, тощий, как жердь, и почти на фут выше, чем в начале лета. Его темные волосы снова отросли и взлохматились, и одной рукой он отвел их назад. Хотя сегодня он впервые отправлялся в старшую школу, он, казалось, вовсе не волновался. Он никогда не волновался.

Они поздоровались, и мама сказала ему, что он отлично выглядит в своей новой рубашке. Я была уверена: она сделала это лишь для того, чтобы смутить меня. Теперь я не могла даже взглянуть на него.

— Ты проведешь ее до самых дверей?

— Да, мэм, — серьезно ответил Чейз. На углу мы собирались встретиться с Бет; мы вдвоем вполне могли сами дойти до школы. Но почему-то я не стала об этом говорить.

Мама наклонилась и поцеловала меня в лоб. Я обняла ее и долго не выпускала. Предстоявший учебный день казался очень длинным, но, когда мы разделились, она улыбнулась, и сказать " пока" было уже не так сложно.

— Я горжусь тобой, малышка. Буду ждать тебя дома.

* * *

Мы остановились на промежуточном пункте в Индиане — небольшой ферме, где воссоединились с остальными чикагцами. Пожилая чета, которая здесь заправляла, встретила нас мисками свежего омлета и мясными консервами, которые мы в голодном молчании передавали по кругу. Я пыталась не думать, что, если этих фермеров поймают, то казнят вместе с нами за нарушение Девятой статьи.

На Ребекке все еще был желтый хирургический костюм из госпиталя, но она наконец согласилась надеть под него фиксаторы. Так она могла передвигаться самостоятельно, хоть и тяжело опираясь на две трости — она еще не привыкла к тому, как с каждым шагом перераспределялся вес.

От моей помощи она каждый раз отказывалась. Это было лучше, чем ее отчаяние, но я чувствовала себя бесполезной. Когда я рассказала Шону, он лишь улыбнулся.

— Такова Бекки, — произнес он. — Беспокоиться стоит только в том случае, если она сама начнет просить о помощи.

Я стала возражать, но он перебил меня:

— Мы вытащили ее, Эмбер. Худшее позади.

Я надеялась, что он прав. Не успели мы продолжить разговор, как Ребекка споткнулась на пути к очереди за едой и Шон подскочил к ней, чтобы поддержать. Когда она отмахнулась от него, как и от меня, тем же испепеляющим взглядом и резким " я в порядке", Шон вернулся ко мне и подмигнул, и я не могла не почувствовать себя ободренной.

Скоро прибыла подмога. Это был меньший грузовик, в длину не более двадцати футов, но такой же синий, как и его брат, и с той же эмблемой ФБР, изображенной на борту. Я поперхнулась водой, когда увидела перевозчика, который поздоровался с Траком, будто со старым другом.

Табмен был одет не в яркую гавайскую рубашку, а все еще в форму Риггинса, на которую обменял тогда свою одежду в гараже East End Auto. Морщинистый шрам на его щеке привлек мое внимание с расстояния в десять футов. Когда я в последний раз видела Табмена, они с Карой отправлялись с ноксвиллского промежуточного пункта в убежище.

— Ну-ну-ну, — произнес он, приближаясь и одаривая меня дьявольской улыбкой. — Похоже, вы впутались в неприятности.

Из-за его спины выскочил долговязый подросток со спутанными сальными волосами, свисающими на глаза. Я рассмеялась и бросилась к нему мимо перевозчика.

— Билли! — Мы столкнулись, и я обхватила руками его костлявые плечи. — Ты здесь.

— Марко и Поло отвезли меня на другой промежуточный пункт к Табмену, — сказал он. Увидев Такера, он отступил на шаг и почесал голову. — Он не сдал нас?

— Нет, — ответила я, наблюдая, как Такер разговаривает с несколькими чикагцами. — Он... нормальный.

Я не могла поверить в то, что говорила.

Билли выглядел сбитым с толку, но опустил эту тему.

— Вы ничего не слышали об Уоллисе?

Я покачала головой.

На его лице появилась широкая улыбка до ушей.

— Значит, он в убежище. Должен быть там.

Я не стала спорить, потому что существовала вероятность, что он прав, что мы еще встретимся с Уоллисом. Если у нас получилось вытащить Ребекку из реабилитационного центра и найти Билли после всего, через что мы прошли, возможным было все.

Мы загрузились в грузовики — еще плотнее, чем раньше, несмотря на дополнительный автомобиль Табмена, — и направились в Красную зону.

* * *

Мы ехали всю ночь.

В кузове Трака, где раньше нас было лишь десять, теперь разместилось почти тридцать человек. Заднюю часть отдали Ребекке, врачу и другим раненым бойцам. Остальным нам приходилось стоять, сидеть и спать по очереди, передавая по кругу воду и безвкусное печенье, которое испекла для нас жена фермера. В кузове стояла неприятная вонь — телесный запах перемешивался с антисептиком.

В темноте невозможно было не думать о туннелях и огромном весе оползня, который едва не похоронил меня под столом. От клаустрофобии возбуждение усиливалось. Напряжение все поднималось, будто ртутный столбик термометра, а затем вернулись размышления о бомбежке: за кем проследили? Кто, как храбро шептали некоторые, предал нас?

Только Шон, Такер и я знали правду: сопротивление продали. Кто-то " изнутри" доложил о нем в МН. Я гадала, что случилось с этим человеком: " отработали" ли его в какой-нибудь тюремной камере или он, как Мэгз и многие другие, остался погребенным в туннелях.

Или он находился сейчас в этом самом грузовике.

Кто-то разрядил напряжение, заговорив об убежище. Некоторые из присутствовавших побывали там, и почти все отправили туда свои семьи.

— Если у каждого там живет мама, — спросил кто-то с другого конца кузова, — то насколько велико это место?

— Велико, — ответили ему.

— Огромно, — произнес еще кто-то.

— Это город, дружище. Они захватили целый город.

Сначала я попыталась представить что-то вроде гостиницы " Веланд" или туннелей в масштабе прибрежного поселения. Но затем мой разум расслабился, и передо мной предстали здания на сваях, какие я много лет назад видела на картинках. Жилища, полные людей и кишащие жизнью. Очередь к столовой, где раздают пищу, как дома. Желтый песок и океан, глубокий и бессмертный.

Марко и Поло подозревали, что в убежище укрываются не только беженцы, но и таинственное Три. В его присутствии мы будем в большей безопасности или наоборот? Наконец автомобиль резко остановился, и мы все приготовились к тому, что могло ожидать снаружи.

Деревья. Это было первое, что я увидела. Высокие и зеленые, оплетенные лозой и тонкой паутиной, которая блестела в свете луны. Воздух, намного более свежий, чем удушающая атмосфера грузовика, впитывался в мои поры. Все мое тело стало казаться легче. Наконец мы в безопасности.

Я прислушивалась изо всех сил, но не услышала плеска волн. Некоторые чикагцы говорили об этом — о том, как здесь все погружено в звуки океана и его солоноватый запах. Но я ничего не почувствовала.

Признаков присутствия солдат я тоже не заметила. Мы находились далеко от дороги, далеко от баз или патрульных машин. От ФБР нас отделяли многие мили.

Мы были свободны.

Трак помог мне спуститься на землю, сняв меня с борта, будто я весила не больше маленькой девочки. С близкого расстояния я заметила, что его глаза запали от усталости, и обратила внимание, как его широкая челюсть переходит в огромную мускулистую шею.

— Где океан? — спросила я, хмурясь.

— В шести милях к востоку, — ответил он. Его лицо скрылось в тени. — Обычно здесь ожидает разведчик, чтобы провести новоприбывших в лагерь. Я попытался предупредить местных по рации, что мы едем, но связь не работает.

Я нахмурилась, и он в шутку стукнул меня в руку.

— Не беспокойся, — сказал он. — Возможно, у них просто закончились батарейки. Я знаю дорогу.

Раненых несли на руках или на носилках, сооруженных из одеял. Хотя Ребекка и пыталась идти без помощи, но мягкая, поросшая мхом почва была слишком неровной для ее шаркающей ходьбы, и она неохотно согласилась, чтобы Шон понес ее на спине.

Трак вел нас по узкой тропе через чащу. В здоровой руке я несла ведерко с медикаментами, которые сумели спасти при обвале туннелей, а Чейз тащил набор боеприпасов. Несмотря на дополнительную ношу, усталость поднялась с моих плеч и все тело напевало от возбуждения.

Мы остановились у ручья, чтобы дать отдых раненым и наполнить фляги. Мои опасения по поводу Такера, Харпера и крота, который продал чикагское сопротивление, уносились вместе с течением. Глубоко дыша, я позволила холодной воде омыть мои ладони, больное запястье и лицо.

Открыв глаза, я увидела, что Чейз смотрит на меня. Сейчас его лицо было свободным от беспокойства, которое он нес в себе со времени произошедшего в госпитале, из его взгляда пропало отражение ужасов, которым мы были свидетелями. Его губы изогнулись в небольшой улыбке, и он присел на пятки. Лишь спустя полный удар сердца я поняла, что он выглядит умиротворенным.

Не знаю, что это было: свежий воздух или свобода передвижения после долгих часов, проведенных в тесноте кузова. Может быть, меня охватило осознание того, что Ребекка спасена и мы почти в безопасности. Возможно, все дело было в том, как он смотрел на меня — свободно и открыто. Что бы это ни было, но внутри меня шевельнулась какая-то струна, и я брызнула в него водой, облив перед его рубашки и штаны на голенях. Его рот раскрылся от изумления.

А затем, как когда мы были детьми, я побежала.

Я неслась прочь от нашей группы, минуя деревья и кустарники, а он преследовал меня по пятам. Его руки почти схватили меня за талию, но я с визгом вырвалась и продолжила бежать. Мы были в Красной зоне, вдали от дороги, около убежища — мы не могли быть в меньшей опасности, чем сейчас.

Он поймал меня раньше, чем из виду могли исчезнуть отблески ручья. Его сильные руки охватили мою талию и подняли меня, а я стала махать в воздухе ногами и хихикать. Он улыбнулся, вжавшись лицом в мою шею, и я тоже улыбнулась, потому что это — это было счастье. Это был прыжок, завершающий бегство, прыжок через порог, за которым начиналась жизнь.

— Пошли, — сказал Чейз, беря меня за руку. — Мы близко. Я слышу плеск воды.

За оставленными у ручья припасами можно было вернуться позже.

Я навострила уши, однако не смогла услышать то, что привлекло его внимание. Но все равно я побежала вслед за ним по направлению к побережью, двигаясь все быстрее и быстрее.

Сначала нам в нос ударил запах. Едкого древесного дыма, масла и пыли. И еще чего-то металлического, что перебивало в воздухе соль. А потом я услышала это — звуки океана. Плеск волн. Но все внутри меня сжалось, и возбуждение не могло пробиться через зловещее предчувствие опасности.

Деревья расступились. Трава здесь была высокой, почти мне до плеч. Мы пробрались через нее и поднялись на песчаную дюну.

Сердце едва не выскочило из моей груди.

— Нет, — слабо произнес Чейз.

Перед нами лежали руины города. Дома, сожженные до основания; некоторые все еще дымились. Они были черными и обугленными, как ночь. Повсюду валялись обломки кирпичей и бетона, как в Чикаго. Улицы города были перегорожены горами свежих развалин, еще не тронутых мхом и сорняками. Недалеко от нас на земле лежал капот машины, покоробленный и погнутый взрывом, отброшенный от перевернутого автомобиля на тридцать футов. Позади всего этого плескался серебристый океан, неизменный и глубокий. Он не мог рассказать об ужасах, которые здесь произошли.

Мои колени подогнулись, и я завалилась вперед, поддавшись весу рухнувшей надежды.

Убежище было уничтожено.