Феноменологическая основа.

Свою работу я начинаю с того, что есть у человека или у группы, а не со своих личных представлений о том, что у них должно быть (Зинкер, 1972). Я пытаюсь понять и почувствовать - и психологически распробовать - тот способ существования в мире, который есть у другого человека. Как скульптор вступает в контакт с запахом, очертаниями и текстурой дерева, из которого он вырезает, я пытаюсь оставаться со структурой опыта другого человека. Но хотя я уважаю достоверность его опыта и его способ видеть и чувствовать, я стараюсь показать ему новый способ, новую визуальную, когнитивную или моторную перспективу его самого. Этот новый ракурс, новое измерение не должно быть катастрофически резким; он просто должен плавно переместить существующую систему в точку, где возможен немного более свежий взгляд на нее.

Например, женщина говорит, что ощущает себя ребенком. В ответ на вопросы она рассказывает о некоторых моментах, которые заставляют ее считать свой характер детским. Затем я прошу продемонстрировать ее детское поведение со мной или с группой. Я прошу ее сделать это потому, что она довольно схематично представляет себе, что значит «детский», и ей нужен более широкий взгляд на то, что представляет собой ее «детскость». Еще я прошу ее сделать что-нибудь, что закреплено в ее личном опыте, и что она видит прямо сейчас. Возможные значения, подтексты и следствия этого простого эксперимента -огромны. Они содержат преувеличение одной полярности личности, наблюдения, связанные с позой (как она держит себя, будучи ребенком, например), речь, тембр голоса, различные виды систем поддержки. И молчаливые, теоретические, клинические представления терапевта о, скажем так, неразвитом взрослом поведении или опыте у этого конкретного человека. То есть этот маленький эксперимент - только начало работы, всего лишь продолжение слов, представленных в данный момент терапевту с помощью поведения.

Важнее всего, что эксперимент позволяет:

• Расширить поведенческий репертуар человека.

• Создать условия, в которых человек может увидеть свою жизнь как то, что он создал сам. (Право собственности на терапию).

• Стимулировать обучение через опыт и развитие новых концепций личности из поведенческих образований.

• Завершить незавершенные ситуации и преодолеть блокаду в цикле осознания-контакта.

• Интегрировать то, что понято головой, с открытиями в области моторики.

• Обнаружить неосознаваемые полярности.

• Стимулировать интеграцию конфликтующих сил в человеке (В данном случае: «женщина-ребенок» против «взрослой женщины».)

• Вытеснить и реинтегрировать интроекты и разместить «потерянные» чувства, идеи и действия, найти для них место в личности.

• Стимулировать условия, при которых человек может чувствовать себя и действовать увереннее, более компетентно. Может лучше опираться на себя, активнее исследовать и брать за себя ответственность.

Я начинаю с поверхностного принятия опыта этой женщины быть «ребенком». Это - данность. Я не пытаюсь убедить ее, что это не так; наоборот, по мере того, как работа продвигается и женщина чувствует свою готовность, мы можем углубляться в более сложные аспекты ее личности, которые изначально было трудно осознать и поделиться этим с другими.

3. Акцент на процессе.

Я иду в свою мастерскую, чтобы порисовать. Я поднимаюсь туда и понимаю, что не настроен на рисование. Я начинаю возиться. Я мою кисти, или грунтую холсты, или рассматриваю картинки в журналах. Я занимаюсь тем, что является возможным для меня в данный момент. Я даю себе пространство для создания образов и для волнения, пока я не буду готов начать что-то делать. Это может быть просто вырезание фигурок из бумаги, но это то, что я готов делать в данной точке моего творческого процесса. (Вагоп, 1969; Коезйег, 1964).

И то же самое со мной, когда я терапевт. Нельзя «форсировать реку» и создать произведение искусства. Клиента нужно провести через последовательные этапы опыта, прежде чем он будет готов воспринять новое представление о себе и менять свое поведение в этом направлении. Вы, конечно, можете велеть клиенту сделать что-то, и клиент может даже пойти на сотрудничество, но если у него не было процесса подготовки, то ничего значимого не произойдет. Разве что начнется спор, или возникнет чувство уныния, или ощущение, что мы почему-то не взаимодействуем друг с другом. Большая часть терапии состоит из поддержания огня, выявления индивидуальной темы, построения поддержки в области вербализации или действий, где она необходима. Это - как подготовка холста и мытье кисточек.

Другая часть процесса в психотерапии - это идея о том, чтобы оставаться открытым несметному числу возможностей для человека или для группы. Каждую новую гипотезу, или происходящий обмен, или эксперимент следует считать исследованием, возможностью, которая, если человек «загорится» ей, будет дальше и дальше продвигаться в глубочайшие слои личности.

Хотя у меня может быть два или три возможных результата, я не могу вытянуть эти результаты из клиента. Я должен посчитать каждый куст и булыжник, встречающиеся на дороге, прежде чем доберусь до красок и возбуждения города в конце нее. Когда человек достигает инсайта, или получает решение в конце этого достойного уважения пути, то его инсайт и удовлетворение - полные. Они совершенны и очевидны для него самого, для его группы и для его терапевта. Нужно время, чтобы это родилось. Нужно терпение, чтобы быть хорошим акушером.

ю

4. Воображение как решение проблемы:

Диагностические формулировки, клинические гипотезы, когнитивные карты.

Терапевт-создатель - не безмозглая рыба! Он не просто чувствует и сопереживает. Избавляться от «ярлыков» только потому, что уже не модно быть интеллектуалом и «полоскателем мозгов» - полнейшая глупость. Это прекрасно -использовать мозги, когда они взаимодействуют с остальной частью вашего существа, а не мозги сами по себе. Мне нужно знать, что «происходит» с моей группой, или, как минимум, с моим клиентом. Мне нужно сформулировать какие-то предположения о происходящем. Гораздо удобнее путешествовать по городу с какой-нибудь картой (и знать много альтернативных маршрутов), чем заблудиться в сотне тупиков и чувствовать беспомощность или злость в ответ на фрустрацию.

Каждое терапевтическое столкновение - это выявление и частичное разрешение «проблемы» в широком, эстетическом значении этого слова. Если я начинаю с чистого холста и рисую посередине холста нечто большое, красное и круглое, и если я хочу нарисовать что-то помимо этого, мне нужно решить проблему. Что мне делать дальше? Какой цвет выбрать? Какую форму? Как соблюсти баланс? Или работать над асимметрией и заставить ее «играть» в картине? В терапии - так же, только в тысячу раз сложнее.

Хочу поделиться с вами одним из случаев: Рон, инженер в одной из моих групп во Флориде, хочет «работать» со мной на группе. Он худощав, вежлив, его движения очень женственны. Всё это мелькает в моей голове до того, как он успевает раскрыть рот, чтобы рассказать сон. (В данном случае я ощущаю, что пересказ сна направлен на то, чтобы потянуть время - в нем нет явной энергии для этого человека.) Я жду, когда он расскажет побольше; зачем накидываться на безжизненный сон? Я думаю о гомосексуализме, о матери, которая льстит сыну, пытается подавлять и контролировать его, и об отце, который задумчив, погружен в себя, груб, либо раздражен. Он сидит в кресле-качалке, в то время как мать обращается так с сыном. В то же время я смотрю на мужчину передо мной. Он кажется мне привлекательным человеком. Он мне симпатичен. Я представляю себя его отцом. Как бы я любил его и как бы мы с ним веселились, если бы я был его отцом. Я продолжаю оставаться с ним в процессе, не делясь большинством этих мыслей и фантазий. Я слушаю и воспринимаю его всеми чувствами. Я ощущаю внутреннюю наполненность все это время. Я спрашиваю его:

Джозеф: Где сейчас твоя энергия?

Рон: В моем лице - оно горячее и все пылает. Я боюсь того, что люди могут обо мне подумать. Боюсь, что веду себя как дурак.

Джозеф: Звучит, как будто ты боишься «потерять лицо».

Рон: Да, это так.

Все мои предыдущие размышления временно сохранены в памяти. Возможно, я использую их в дальнейшем. Между тем, я работаю с лицом Рона. Я предлагаю временное решение проблемы «потери лица». Я думаю про себя, что он все время выглядит таким серьезным и так контролирует свое лицо, что оно выглядит неэмоциональным и похоже на маску. Я предлагаю эксперимент.

п

Джозеф: Не мог бы ты «потерять лицо» в буквальном смысле: отпустить его и построить рожи людям?

Он согласился. Как только он немного отпустил себя, то стал мастерски строить рожи, особенно женщинам. Погримасничав еще немного, он сообщил: «Я чувствую себя лучше, более расслабленно. И я не опасаюсь того, что люди обо мне подумают...»

Эта сессия была очень длинной, и я не буду вдаваться здесь во все подробности. Но позднее он рассказал группе о своей матери, о том, как он на нее злится, как боится ее, и что до сих пор не смотрит ей прямо в лицо. Теперь мои предположения об этом человеке фокусируются, и я продолжаю работать с его лицом и с идеей взаимодействия с женщинами с помощью лица. Он пробует привлечь одну из женщин взглядом, ему отчасти это удается. Он очень доволен своими успехами.

До конца этого процесса диагностические ярлыки не упоминались, и динамические/аналитические размышления не обсуждались. Они, скорее, помогли «перелопатить» актуальный опыт клиента, и трансформировались в поведенческие эксперименты. Основная проблема, которая требовала проработки (хотя бы частично) - отношения клиента с женщинами. И я очень рад, что на протяжении этого процесса ощущал внутри «когнитивные поручни». Некоторые из них, на самом деле, очень мне помогли. Другие были отброшены (Оопюп, 1971; Ро1з*ег & РоЫег, 1973).