Октябрь. Октябрь этого года ознаменовался для страны историческим решением правительства о выплате компенсации матерям

Октябрь этого года ознаменовался для страны историческим решением правительства о выплате компенсации матерям, родившим второго или последующего ребенка. Обещали сумму в двести пятьдесят тысяч рублей, после того как малютке исполнится три года. Деньги можно было потратить на три цели: улучшение жилищных условий, образование ребенка или вклад на пенсионный счет матери. Средства не оправдывали цели, и все это выглядело весьма туманно. “Двести пятьдесят тысяч рублей – это примерно два квадратных метра московской жилплощади сейчас, а во что они превратятся через три года, совсем непонятно, – размышляла Вика. – Но меня, к сожалению, все это не касается. За первого ребенка не платят, потому что считается, что каждая женщина стремится завести в своей жизни хотя бы одного ребенка”.

Неделю назад Вика забрала свои вещи и документы из “Оптимы”. В огромном здании, за аренду которого было заплачено до конца года, оставались только охранник и секретарша Симулина, выдававшая таким как Вика, не пришедшим вовремя, документы.

– Я даже к телефону не подхожу, – призналась она Вике. – Иначе тут можно свихнуться. Это как сообщать всем звонящим, что человек, который им нужен, скропостижно скончался. А если еще учесть, что двум третям из них он остался что-то должен…

– А ты не боишься, что они приедут?

– Они приезжают. Охранник говорит, что в офисе никого нет, все вопросы в судебном порядке. А наших всех, кто еще должен что-то забрать, я обзвонила. Так что “чужие здесь не ходят”.

– Как Дедушка? – спросила Вика.

– Не знаю. Я его две недели назад видела. Сказал, что собирается поехать отдыхать, но, по-моему, он расстроен. По-моему, даже он не ожидал такого финала.

– Да уж… туды-сюды, – произнесла Вика.

– Ты сама-то что будешь делать?

– Пока не знаю.

Вика все никак не могла привыкнуть к своему новому положению, когда нет работы, но ожидается ребенок. Точнее, он уже есть. Ей даже казалось, что она начала чувствовать толчки маленьких ножек, хотя живот по-прежнему был практически незаметен. Вика боялась, что скоро живот появится и ее разоблачит тетушка Поли, все-таки она профессионал в таких делах. Вика не знала, что говорить Поли о Чебурашкине. Надо бы сочинить стройную легенду, как делают разведчики и шпионы.

Поли, однако, было не до этого. После возвращения из больницы она так до конца и не восстановилась. Вика чувствовала свою вину за Полинино состояние, так как понимала, что уход за ней после укуса Мони добавил переживаний в и без того беспокойную жизнь соседки. Она предлагала Полине свою помощь, но та неизменно отказывалась. Тогда Вика попросила Полину позволить ей хотя бы иногда гулять с девочками. Девочки с восторгом поддержали эту идею, и Полина сдалась.

Теперь Вика частенько появлялась во дворе с Катей и Машей. Гулять с ними было ничуть не легче, чем развлекать их дома. Вика изучила особенности всех детских площадок, находившихся в округе. Девочки не любили гулять в одном дворе и таскали Вику от площадки к площадке. Вика с закрытыми глазами могла описать опасности установленных там детских сооружений: здесь нет ступеньки при подъеме на горку, эти качели при раскачивании опасно кренятся, а в той песочнице все время спят бездомные собаки. Она успокаивала себя тем, что эти знания ей в скором времени пригодятся.

Вика ловила себя на мысли, что и внутренне становилась другой. Критичность ума, привыкшего подмечать недостатки окружающего мира, уравновесилась несвойственными Вике ранее терпением и спокойствием. Она по-прежнему, глядя на копошащихся в песочнице детей, первым делом думала: “Боже, какие некрасивые дети. И зачем в такую теплую погоду мамаши напялили на них эти лыжные шапки! ” Но потом она находила взглядом малышей, которые ей нравились и даже вызывали умиление. Вика представляла среди них маленького Чебурашкина и неожиданно испытывала от этого приятное волнение.

И к дочкам тетушки Поли она теперь относилась по-другому. Да, они не блистали внешне, но были не по годам развитыми и сообразительными девочками. Вике даже доставляло удовольствие проводить с ними время. “У меня совсем размягчились мозги, – думала Вика. – Правильно говорят, что беременная женщина лишается половины своего ума”.

Врач-гинеколог частично подтвердила Викины опасения. Она сказала, что в женском организме в период беременности происходит колоссальная гормональная перестройка, которая сказывается на всем: поведении, настроении, мыслительных способностях. Врач ругала Вику за то, что та так долго не приходила к ней на осмотр, но не смогла скрыть своей радости, узнав, что Вика не прервала беременность. К счастью, она не стала выяснять подробности, Вике совсем не хотелось рассказывать про Монино вмешательство в ее жизнь и судьбу маленького Чебурашки.

– У меня совсем не виден живот, – беспокоилась Вика. – Это нормально?

– Вполне. Размер живота при беременности индивидуален. Часто говорят, что при таком “незаметном” животе будет девочка, а если живот выпирает, родится мальчик. Но это народные приметы, медицинских параметров определения пола ребенка по размеру живота нет, – сказала доктор.

– А когда можно узнать пол ребенка? – затаив дыхание, спросила Вика. Ей почему-то отчаянно хотелось девочку.

– Уже можно. На трехмерном УЗИ пол виден уже сейчас, но у нас в центре его не делают. Подождите еще пять-шесть недель, и тогда сможете сделать УЗИ на определение пола у нас. Или найдите, где делают трехмерное.

Вика жаждала знать, кто же родится. Мальчик или девочка? Ждать пять-шесть недель не было никаких сил, и она записалась на трехмерное УЗИ. Конечно, это были дополнительные расходы, а в ее положении стоило тратить оставшиеся средства экономнее, но имеет же, в конце концов, беременная женщина право на капризы.

Накануне похода на УЗИ позвонил Чебурашкин. Вика так и не звонила ему после их последнего телефонного разговора. Она все время собиралась это сделать, но никак не могла собраться с духом. Вика просто не знала, как с ним теперь общаться. Так же, как раньше: “Привет. Как дела? Давай сходим в кино или поужинаем в ресторане” – не получится, но сказать ему о ребенке Вика пока тоже не могла решиться. Она подняла трубку и молчала, соображая, “сказать–не сказать”.

– Але, Вика?

– Привет, Павлик. Только что собиралась тебе позвонить. Завтра в пять ты свободен? – скороговоркой произнесла Вика.

– Нет, но для тебя я освобожусь, – пообещал Павлик.

– Отлично. Встречаемся без пятнадцати пять в метро “Тимирязевская”. В центре зала.

– Куда пойдем?

– Это сюрприз.

– Ты меня заинтриговала. Намекни хотябы.

– Завтра сам все узнаешь. – Вика нервно захихикала и поспешила проститься: – Все, извини, мне неудобно сейчас разговаривать. До завтра.

“Вот и прекрасно, – подытожила Вика, положив трубку. – Так мы разрубим этот гордиев узел. Все равно я не смогу скрывать это до бесконечности. Да и Чебурашкин не такой уж дурак, с помощью элементарных арифметических действий он рано или поздно узнает, кто отец ребенка. Не говоря уж про уши. Господи, ну почему я уверена, что у ребенка будут большие уши? Ведь шансы пятьдесят на пятьдесят. Надо настроиться на лучшее. На худой конец, если это девочка, ей всегда можно будет сделать прическу, прикрывающую эти чертовы уши”.

– Нормальные у нее будут уши. Не беспокойся, – пообещал ангел Вика. Сам же он последнее время нервничал вдвойне. Охраняя безопасность Вики, которая хотя бы, слава тебе, Господи, стала вести себя более адекватно, ангел Вика переживал еще и за Федю. По стране прокатилась волна отравлений поддельным алкоголем. СМИ преподносили это чуть ли не как эпидемию огромного масштаба. Большая часть жертв и пострадавших приходилась на провинцию, но ангела Вику это утешало мало. Стоявший на автопилоте Федя мог нарваться на смертельный продукт и в столице. Ангел Вика решил, что сегодня, когда Вика уснет, он слетает к нему хотя бы на полчасика.

Около одиннадцати вечера ангел Вика очутился у Феди в квартире. Федя смотрел телевизор. Он был трезв или почти трезв. По новостям как раз передавали сюжет об отравлениях спиртным в Псковской области.

– Вот, суки, что делают, – возмущался вслух Федя. – Совсем жизни простому народу не дают. Уже и выпить спокойно нельзя.

– Ты бы не пил пока Федя, – прошептал ему ангел. – Погоди. С ребенком у нас все получилось. Я скоро освобожусь, и тогда отпразднуем.

– С ребенком, – произнес вслух Федя. Он, в отличие от Вики, всегда хорошо слышал своего ангела-хранителя. – С каким ребенком? Не понял. Тьфу ты, черт-те что в голову лезет от расстройства.

– Не пей, Федя, не пей пока, – просил ангел. – Осталось продержаться совсем немного.

– А я вот возьму и не буду пить! – согласился Федя. – Думаете, я сдохну от вашей паленой водки? Русский народ извести хотите? А хрен вам! – И Федя пригрозил кулаком кому-то в телевизоре. – Федя не дурак, он переждет. Он не алкоголик какой-нибудь, он может и не пить. Если захочет, – убеждал себя Федя, ложась в постель.

Ангел Вика заботливо поправил ему одеяло и отправился назад, в Бутино. Рассчитывать на то, что Федя стопроцентно сдержит обещание и перестанет пить, было наивно, но ангелу Вике все равно стало легче. По крайней мере, Федор осознавал, что опасность существует, и он достаточно любил себя и свою жизнь, чтобы эту опасность полностью игнорировать. “Даже если он не будет покупать водку в киоске рядом с автобусной остановкой, это уже плюс”, – решил ангел Вика, подводя итоги дня.

– Куда мы идем? – Павлик радостно подпрыгивал рядом со степенно вышагивающей Викой.

– В медицинский центр.

– Ты заболела?

– Нет.

– Тогда что мы будем делать в медицинском центре?

– Увидишь.

Вика нервничала. Она пыталась убедить себя, что ей все равно. Что ей неважно, какая реакция будет у Чебурашкина, она просто обязана сказать ему о ребенке, и она это сделает. Сокрытие от него факта своей беременности и его, между прочим, отцовства казалось ей ребячеством. Все-таки она взрослая женщина. Ей тридцать один. А сколько ему, кстати? Он, кажется, на два года младше? Или на год? И про группу крови не забыть бы узнать. Мысли перескакивали с одного на другое, а в душе было неприятное тянущее чувство, какое появляется, когда надо сделать то, что делать категорически не хочется. Что обычно говорят в таких случаях? Я беременна, но мне от тебя ничего не надо. Это мое решение и мой ребенок. Чушь какая!

“И что бы потом ни случилось. Все вроде бы предрешено. Все это реплики главных героев. В глупом несмешном кино” – так поется в одной из любимых Викиных песен. И теперь она сама попала в это глупое несмешное кино.

Ничего не подозревающий Павлик болтал о погоде, рассказывал о своей поездке в Мадрид и о последних новостях агентства “Аванте”.

– А у тебя что с работой? Ищешь? – поинтересовался он у Вики.

– Нет.

– Решила отдохнуть немного?

– Да.

– Правильно. Поедешь куда-нибудь?

– Нет.

– Почему?

– Потому что я беременна.

– В смысле?

– В прямом.

– Ты шутишь?

– Какие уж тут шутки, Павлик, – начала выходить из себя Вика. – Ты что, не понимаешь русского языка? Не знаешь, что беременность – это физиологический процесс, который длится у женщин девять месяцев и заканчивается рождением ребенка? Как этот процесс запускается, думаю, тебе объяснять ненадо.

– Подожди. – Павлик остановился и взял Вику за рукав. – Скажи мне, куда мы идем?

– Мы идем на УЗИ, чтобы определить пол ребенка.

– Извини, но если это правда, то… Зачем ты позвала меня? Тебе нужна моя помощь?

– Мне ничего от тебя не нужно. (“Ну вот, пошли штампы из кинофильмов”, – отметила про себя Вика.) Я просто решила, что ты должен об этом знать, потому что этот ребенок есть результат нашей поездки в Колкуново. – После этой фразы Вике стало значительно легче.

– Да-а-а? – ошеломленно протянул Чебурашкин.

– Да.

– И ты все это время молчала?

– А ты думаешь, мне легко было об этом говорить? Я до последнего не знала, стоит ли оставлять этого ребенка. – Вика посмотрела на часы. – Пошли. Мне до приема осталось пятнадцать минут.

В приемной медцентра Вике и Павлу выдали бахилы и указали на диванчик:

– Вас вызовут.

Рядом сидели беременные с большими животами, некоторые были с мужьями. На журнальном столике лежали журналы. Вика открыла первый попавшийся и сделала вид, что читает.

– Кравченко, – позвали ее через несколько минут.

Павлик встал, но тут же замялся, не зная, что делать. Можно ли ему войти в кабинет вместе с Викой?

– Проходите, проходите, не стесняйтесь, – подбодрила открывшая дверь медсестра, и Вика с Павлом вошли в кабинет.

Врач оказался грузным пожилым мужчиной кавказской наружности.

– Ложитесь сюда, – показал он Вике на кушетку. – А супруг пусть сядет вот на этот стул. Кассету записывать будем?

Вика не поняла, о чем идет речь. Она еще не отошла от разговора с Чебурашкиным, к тому же ее слух неприятно резануло слово “супруг”, произнесенное врачом по отношению к Павлику. Она молчала.

– Кассету записывать будем? – повторил врач.

– Будем, будем. – Павлик взял инициативу в свои руки.

Медсестра начала задавать Вике стандартные вопросы для заполнения карты: возраст, какая по счету беременность, сколько недель, дата последнего УЗИ и так далее. Вика отвечала, потом врач рассказал об особенностях этого УЗИ. Трехмерное исследование, сравнительно новый метод, помогает добиться объемного изображения и четкой цветной картинки, все увиденное записывается на кассету и будет по сути “первой киносъемкой вашего малыша”.

– Подрастет, покажете ему, каким он был в животе у мамы, – произнес врач с легким кавказским акцентом и деловито поинтересовался: – Вы кого хотите? Мальчика или девочку?

– Девочку, – сказала Вика и в первый раз подумала, что это желание иррационально, так как мальчик с большими ушами еще куда ни шло, а девочке это совсем не нужно.

– А папа? Наверное, мальчика? – обратился врач к Чебурашкину.

– Почему? Девочка – тоже хорошо, – неуверенно произнес Павлик.

– Ладно. Тогда начнем. – Доктор вывел изображение на экран.

Вика увидела младенца, бултыхающегося у нее в животе и как будто пытающегося увернуться от прикосновений аппарата к животу мамы. Его вид не имел ничего общего с тем нечеткой формы червячком, чей портрет она безжалостно выбросила в урну два месяца назад. Это был натуральный ребенок, просто маленький, как будто игрушечный. Он дергал руками и ногами в каком-то понятном только ему танце.

– Ну давай, дорогой, повернись к нам лицом, – уговаривал его доктор, попутно замеряя размеры головы, конечностей, грудной клетки и внутренних органов и диктуя их медсестре. – Вот смотрите, – обратился он к Вике. – Это сердце. Видите? Клапаны, перегородки – все на месте. Все в порядке. Это почки. Две, как и полагается.

Вика пыталась разглядеть уши, но ребенок постоянно вертел головой, и рассмотреть уши не было никакой возможности. К тому же она явственно чувствовала толчки у себя в животе, малыш реагировал повышенной активностью на свою первую в жизни киносъемку.

– Толкается? Это нормально. Им обычно не нравится, когда их беспокоят. – Врач как будто прочитал ее мысли. – Смотрите, вот он поворачивается. Вот сейчас видно, кто это. Вы видите половые органы?

– Нет, – сказала Вика. Она и правда ничего не видела.

– Я тоже нет, – решил подать голос Павлик.

– Правильно. У мальчика вы смогли бы четко увидеть, где что. А так можно не сомневаться: у вас будет девочка, как вы, собственно, и хотели.

Перед выходом из центра Вика бережно положила кассету в сумку, решив, что дома еще раз посмотрит на малышку повнимательнее.

– Давай поймаем такси, – предложил Павлик.

– Зачем? Я прекрасно себя чувствую и хочу прогуляться до метро.

– Тогда поехали в центр, поужинаем. Надо же отметить такое событие.

– Давай не сегодня? Знаешь, я сейчас не в состоянии. Извини, но мне хочется побыть одной. Не обижайся, ладно?

– Хорошо. Тогда я провожу тебя до дома. Пожалуйста. Мне так будет спокойнее.

Вике пришлось согласиться. В метро и в автобусе Павлик и Вика молчали. На автобусной остановке Чебурашкин попросил Вику подождать его пять минут и куда-то удалился. Вернулся с букетом роз. Вике этот жест показался одновременно и трогательным, и пошлым.

– Ладно, Павел. Дальше я сама. Спасибо, – неожиданно заявила Вика на полпути к дому. Она не хотела, чтобы ее с букетом и с Павликом увидела, например, тетушка Поли.

– Мы же еще не дошли.

– Мы почти дошли.

– Хорошо. Я тебе завтра позвоню. Не вздумай не подходить к телефону.

– Звони.

– Ну, пока тогда?

– Пока.

– Вика?

– Что?

– Поздравляю тебя! По-моему, все будет хорошо. Не грусти.

– Спасибо.

Вика проводила взглядом направившегося в сторону остановки Павлика. Потом завернула в соседний двор и села на скамейку на детской площадке. В песочнице, как обычно, возились некрасивые дети в лыжных шапках, но Полининых Маши и Кати среди них не было. Викин телефон запищал, оповещая о поступлении нового SMS. Сообщение было от Чебурашкина: “Как назовем дочку? ” Он опять объединял их в одну семью. Вике это не нравилось. Она написала в ответ: “Я еще не решила”, но, подумав, стерла эту фразу.

– Ангелина, – шепнул ей ангел Вика. – Назови ее в честь меня.

Вика взяла телефон и написала: “Ангелина”. Нажала “отправить”. Через минуту пришел ответ: “Ангелина Павловна. Хорошее имя. Мне нравится”.

“А мне плевать, нравится тебе или нет”, – подумала Вика, но своего обычного раздражения при этом не почувствовала.

– Ангелина Павловна Чебурашкина, – произнесла она вслух. – Это просто оксюморон какой-то. Ангелина Павловна Кравченко. Это уже куда лучше.

Дома Вика еще раз посмотрела кассету. Уши пока выглядели прилично, все остальное ей тоже очень даже нравилось. Ей хотелось, чтобы девочка поскорей родилась, тогда бы она смогла взять ее на руки, посмотреть в ее глазки, услышать ее голос и почувствовать ее запах.

После того, как Вика призналась во всем Павлику, ей как будто бы стало легче дышать. Она решила, что должна сказать о своей беременности тетушке Поли и, главное, “обрадовать” своих родителей. Ложась спать, Вика решила, что тетушке Поли она расскажет наднях, а родителям как-нибудь попозже. К этому разговору надо подготовиться.

“Как же все-таки это чертовски приятно: не ставить будильник, а вставать, когда проснешься. И ведь уже почти два месяца так, а не надоедает”, – подумала Вика засыпая.

Поход на УЗИ стал переломным моментом в отношениях Вики и Павлика. Чебурашкин, казалось, ошалел от свалившегося на него как снег на голову отцовства и стал проявлять бешеную активность. Он предлагал Вике выйти за него замуж и переехать к нему, а еще лучше – снять двухкомнатную квартиру, чтобы у Ангелины с рождения была своя комната. Вика отказывалась, говоря, что не готова к такому серьезному шагу. Тогда Чебурашкин кричал, что она хочет лишить его дочери. Вика возражала, что штамп в паспорте ничего не добавит в человеческие отношения. Павлик неоднократно предлагал Вике помочь деньгами, и если прежняя Вика, не задумываясь, приняла бы такую помощь, то Вика нынешняя проявляла повышенную щепетильность и денег брать не хотела.

Вика сама до конца не понимала, что с ней происходит. С одной стороны, она чувствовала, что Ангелина – это прежде всего ее ребенок, и считала, что материальная независимость поможет ей держать Павлика не некотором расстоянии, не даст ему права сломить ее волю и объединить их всех в ячейку общества под названием семья. К этому Вика была абсолютно не готова. С другой стороны, забота Павлика подкупала. Ей было приятно видеть, как он суетится вокруг нее и их будущего ребенка, как он искренне пытается сделать им хорошо. Вика с опаской отметила, что перестала замечать недостатки Павлика, которые раньше ей просто бросались в глаза. Даже его уши больше не казались Вике такими уж большими и “чебурашистыми”.

Чувствовала себя Вика прекрасно. Она была готова поклясться, что находится в отличной физической форме. Ее перестали преследовать головные боли, исчезла усталость, а настроение было стабильно хорошим. Врач-гинеколог, которую Вике приходилось довольно часто посещать, подтвердила, что такое состояние свидетельствует о нормально протекающей беременности. В этот период количество женских гормонов в организме женщины возрастает, что приводит к состоянию повышенного внутреннего комфорта. Анализы у Вики были в норме, хотя сдавать их теперь приходилось больше, так как у Чебурашкина, конечно же, оказался положительный резус-фактор. Теперь, сидя в очереди к врачу, Вика другими глазами смотрела на нервных, вечно спешащих женщин в деловых костюмах. Она думала, что причины их напряженности (Я опаздываю на собрание! Начальник устроит мне нагоняй! Я не успею сдать отчет вовремя, и меня лишат премии!) глупы и ничтожны, и не могла поверить, что сама недавно была такой. Ее так и подмывало подойти к такой, с усталым взглядом, каждые пять минут посматривающей на часы, и спросить: “У вас есть дети? ”

Оказалось, что в спортклубе, куда раньше ходила или, точнее, не успевала ходить Вика, проводятся занятия для беременных. Аквааэробика. Вика стала регулярно их посещать. Туда приходили такие же, как она, будущие мамы. После занятий все телепузики (как называла их группу тренерша) шли в бар выпить сока или чая. Разговоры шли в основном об анализах, показателях последних УЗИ, роддомах и приданом для новорожденных. Основная масса телепузиков не работала, часть работала на дому, и только одна спешила после занятий в офис, который располагался рядом со спортклубом. Все оставшиеся смотрели ей вслед с сочувствием. Когда Вика пыталась взглянуть на их компанию по интересам со стороны, ей казалось, что она окончательно сошла с ума. Сидеть в обществе молоденьких девочек и часами обсуждать, стоит или нет покупать ребенку коляску и кроватку до его рождения, – это ли не верх безумия для зрелой, пусть и беременной, женщины? Но ей было хорошо, и она решила, что может позволить себе хотя бы раз в жизни просто плыть по течению. В том, что радость материнства будет у нее однократной, Вика практически не сомневалась, несмотря на все усилия российского правительства, направленные на стимулирование рождаемости.

Ангел Вика наконец-то тоже смог немного расслабиться. Он, конечно, продолжал внимательно следить за всем происходящим вокруг Виктории Кравченко, но ее новое психологическое состояние значительно облегчало ему задачу. Они работали на одну цель, или, как это принято теперь говорить, были командой, а работать в команде всегда веселее.

Ноябрь

Ноябрь бил все рекорды по пасмурности. Солнце вообще перестало выходить на работу. Все страдали от депрессии, а Вика, наоборот, была в приподнятом настроении.

В середине месяца проявилась Королькова. Прямиком из парижской клиники, где она последние три недели лечилась от бесплодия. Пузик решил, что пора обратиться к западным специалистам. Особых результатов лечение пока не дало, но Королькова вернулась довольной, компенсировав, по всей видимости, неудачи в лечении хорошим шопингом. Выглядела она прекрасно, но Вика поймала себя на мысли, что жалеет подругу. Сейчас ей казалось, что вещи, бренды, деньги – вся эта мишура не идет ни в какое сравнение с состоянием беременной женщины. Вика понимала, что это звучит как бред, но она действительно так думала. Корольковой говорить об этом Вика, конечно, не стала.

– Викуль, как ты себя чувствуешь? – пропела Королькова, заходя в комнату.

– Хорошо, Свет. Как ни странно.

– Что же тут странного? Беременным полагается быть спокойными и позитивно настроенными. Как твой Чебурашкин?

– Сказала.

– Да? И что он?

– Мучает теперь заботой и вниманием.

– Так это же хорошо! Жениться не предлагал?

– Предлагал.

– И ты?

– Свет, перестань. У меня, конечно, мозги размягчились от беременности, но не до такой же степени, чтобы выходить замуж за Чебурашкина.

– Понятно. Но ты не переживай. Есть хорошая новость.

– Какая?

– Абрамович разводится.

– Я слышала. Только здесь есть одно “но”.

– Какое?

– После развода он скорее всего уже не будет таким богатым.

– Это правда. – Немного помолчав, Королькова спросила: – Как у тебя с работой?

– Пока никак.

– Э-э, Вика, да ты совсем расслабилась. Яговорила насчет тебя с Гришей. Он может устроить тебя в консалтинговую компанию на проектные работы. Эта компания его холдинг консультирует, и ему не откажут. Но ты должна иметь на руках программу и внятное резюме с опытом работы в этой сфере. Мы же с тобой все это уже обсуждали.

– Светка, спасибо тебе огромное. Я завтра же займусь этим вопросом. Что-то я и правда совсем расслабилась.

– Договорились. А у меня есть для тебя подарок. Вот смотри, в Париже в магазине для беременных купила. – Королькова достала из сумки сверток, развернула его, и перед глазами Вики предстал лиловый брючный комплект. Выглядел он стильно, и только трапециевидная форма блузона и хитро устроенный пояс на брюках выдавали в нем “спецодежду”.

– Спасибо, Светка. Такая красота! Можно примерить?

– Конечно. Носи на здоровье. И между прочим, фиолетовый очень моден в этом сезоне.

Комплект оказался Вике впору и так ей понравился, что она не смогла его снять и после ухода Корольковой, проходила в нем до самого вечера.

“Надо хоть в ресторан выбраться, – думала она вечером, вешая подарок в шкаф. – А то совсем я тут одичала. Все время дома, в халате. Выхожу только к врачу и в спортзал. Все, пусть Чебурашкин ведет меня ужинать. Завтра же”.

Павлик обрадовался, что Вика согласилась выйти с ним в свет. Он заказал столик в одном из любимых Викиных ресторанов и весь вечер суетился, поминутно интересуясь тем, как Вика себя чувствует и не надо ли ей что-нибудь заказать, принести или купить. Это одновременно и раздражало, и нравилось Вике, и она все никак не могла определиться, какое из двух чувств перевешивает: раздражение или симпатия.

– Вика, у тебя очень красивый наряд, – сказал Павлик, когда Вика сняла в гардеробе плащ.

– Королькова из Парижа привезла, – похвасталась Вика и почувствовала, как симпатия перевешивает раздражение.

– Вика, а ты знаешь, что во втором триместре беременности женщины чувствуют себя лучше, чем в первом и третьем? – поинтересовался Павлик, когда они уселись за столик.

Вика чуть не поперхнулась:

– Я-то знаю, а вот откуда ты это знаешь?

– Читал. Врачи даже рекомендуют в этот период поездки и путешествия.

– Да что ты говоришь! И куда ты хочешь меня отправить?

– Хочу пригласить тебя куда-нибудь съездить.

– Да-а? Это интересно. И куда же? Нью-Йорк, Лондон, Париж, Барселона?

– Я думал, может быть, в Омск? – тихо спросил Павлик.

– Куда? В Омск? Ты что, решил познакомить меня с родителями?

– Да. Если ты не против.

В этот момент Вика почувствовала, как раздражение у нее перевешивает симпатию. Конечно, она была против. Ей только не хватало еще “знакомства с Факерами” на шестом месяце беременности. Чебурашкин совсем уже обнаглел, потерял всякое чувство меры. Вика посмотрела на Павлика, готовясь ответить язвительным отказом, но что-то в его виде смягчило ее гнев. Ей стало жалко Чебурашкина, и еще она явственно представила себе на месте Павлика маленькую Ангелину. Она вдруг подумала, что это Ангелина сейчас сидит здесь с таким вот несчастным лицом и просит ее об одолжении. “Боже, я совсем рехнулась”, – было следующей мыслью. Вика улыбнулась Павлику и сказала:

– Знаешь, я в принципе не против знакомства с твоими родителями, но боюсь, что путешествие в Омск будет утомительно даже для выносливых женщин второго триместра беременности. Кроме того, скажу тебе честно, пока я психологически не готова к такого рода знакомству. Это будет дополнительный стресс. Давай отложим до рождения Ангелины, а там посмотрим. Я даже своим родителям пока ничего не сказала.

– Хорошо. Я могу подождать. А когда ты собираешься сказать своим?

– Еще не знаю. Скоро.

В конце ужина принесли заказанные Викой десерты. Большой кусок торта и три шарика мороженого. Последнее время ей ужасно хотелось сладкого, и она перестала даже думать о диете, решив, что изнурять себя голодом в ее положении будет преступлением.

– Вика, а тебе не вредно есть столько сладкого? – заволновался Павлик.

– Нет. Наоборот, полезно. Ребенку и матери требуется много глюкозы.

– А-а. Тогда, может, еще что-нибудь заказать?

– Пока не надо.

Вика уплетала десерт, а Чебурашкин продолжал ее расспрашивать. Его интересовало все: что говорит врач, хорошо ли Вика спит, достаточно ли она гуляет на свежем воздухе, нравятся ли ей занятия в спортклубе, решила ли она, где рожать, хватает ли у нее на все денег и когда можно будет покупать приданое ребенку.

– Слушай, Чебурашкин, дай мне доесть мороженое, а то я как на допросе, – взмолилась Вика.

– Извини. Просто мы так редко видимся, и сама ты ничего не рассказываешь. Все надо тянуть клещами, – пожаловался Павлик, и Вике опять показалось, что перед ней маленькая Ангелина.

– Хорошо. В субботу у дочки моей соседки будет день рождения. Меня пригласили. Хочешь пойти со мной?

– Конечно. А сколько лет этой дочке?

– Будет пять.

– А соседка знает о твоей беременности?

– Пока нет. Вот заодно ей и скажем.

– Я с удовольствием приду, – пообещал Павлик. – О подарке не волнуйся. Я куплю от нас двоих. Что она любит, кстати?

– Танцевать.

– Понял. Что-нибудь придумаю.

В субботу Чебурашкин заявился к Вике с двумя букетами цветов: один для нее, другой для именинницы.

– А где подарок? – поинтересовалась Вика.

– Здесь. – Павлик достал из кармана конверт.

– Ты решил деньгами? – саркастически произнесла Вика.

– Нет. Здесь абонемент на десять индивидуальных занятий танцами с детским хореографом.

– О-о! Здорово. Сам додумался или коллеги подсказали?

– Почти что сам.

– А в каком районе занятия? Я не уверена, что Полина сможет ее далеко возить. У нее еще второй ребенок есть.

– В центре. Думаешь, не сможет? – растерялся Павлик, и Вике вновь стало его жаль.

– Нормально. Она может их обеих брать на занятия, раз они индивидуальные. Или я смогу помочь, мне все равно делать особо нечего, – поспешила успокоить Павлика Вика. – А вообще ты молодец! Я уверена, что дети будут в восторге.

– Правда? – Павлик приободрился. – Ястарался. Как твои дела? Ты у врача была?

– Павлик, ну ты меня замучил уже расспросами. Нормально все у меня. И у врача ябыла, и ничего плохого он не нашел. Ты нервничаешь больше, чем я.

– Я просто тебя люблю.

Вике от этих признаний в любви каждый раз становилось дурно. Она понимала, что для того чувства, которое она испытывает к Павлику, скорее подходит слово “жалость”, чем слово “любовь”. Понимала она также, что проклятый Чебурашкин так сильно подцепил ее на крючок этой жалости, что сорваться с него не представлялось возможным. Во всяком случае, пока. Самое ужасное, что Павлик стал ассоциироваться у нее с крошкой Ангелиной. Она была уверена, что ее дочка будет похожа на папу, и сейчас его лицо трансформировалось в ее сознании в лицо нерожденной еще Ангелины, которую она не смела, да просто и не могла отвергнуть. Вика надеялась, что с рождением ребенка это наваждение пройдет, да и время расставит все по своим местам. Надо просто ждать.

– Слушай, нам уже пора. Подожди на кухне, я переоденусь, – распорядилась Вика.

Некоторое время она колебалась: надеть Светкин костюм или что-нибудь попроще. Костюм было жалко, потому что Полинины дети могли его запросто чем-нибудь заляпать, но, с другой стороны, хотелось выглядеть красиво. Все-таки сегодня такой ответственный день. День рождения днем рождения, но Вике предстояло представить тетушке Поли, ее семейству и гостям Чебурашкина и намекнуть о своем интересном положении. В новом костюме она будет чувствовать себя увереннее. И Вика решила надеть костюм.

Тетушка Поли, открывшая им дверь, была в ужасном бархатном платье кроваво-красного цвета, и Вика тут же пожалела, что надела свою обновку. Кто тут оценит? А вот заляпать могут запросто. За спиной Поли в небольшом коридорчике наблюдалось странное оживление. Какой-то персонаж в маскарадном костюме развлекал детей. “Может быть, сегодня маскарад и надо было прийти в костюме? – мелькнуло у Вики в голове. – Но Поли же ничего такого не говорила”.

При ближайшем рассмотрении персонаж оказался мужиком в костюме Петушка. Петушок был в возрасте и, похоже, любил выпить. Хотя щеки его были намазаны румянами, нос был сизым от природы. Он кукарекал, махал воображаемыми крыльями и показывал детям фокусы. Не все из них удавались, но дети смеялись. Вике же это зрелище показалось скорее пугающим, чем забавным.

– Кто это? – спросила она тетушку Поли.

– Петушок.

– Я вижу, что не курочка. Где вы его взяли?

– В агентстве заказали. Вообще-то мы заказывали клоуна, но нам сегодня позвонили и сказали, что клоун заболел. Предложили взамен Петушка. Пришлось брать, мы детям уже пообещали, – вздохнула Поли.

– Понятно. Ты смотри, не подпускай его к спиртному. Он, по-моему, из запойных.

– Да ладно тебе, Вика. Не преувеличивай. Лучше познакомь меня со своим кавалером.

Вика так увлеклась обсуждением Петушка, что совсем забыла про Чебурашкина. Тот, сиротливо прижавшись к дверному косяку, вежливо улыбался хозяйке.

– Это Павел. Это Полина, – наконец представила их друг другу Вика.

– Очень приятно, – сказали они практически хором.

– Ну, вы проходите в комнату. Вика, познакомь Павла с гостями, ты там всех знаешь.

Вика представила Павлика поочередно Полининому мужу, девочкам и гостям. Гости были те же, что и восьмого марта. Среднестатистические российские семейные пары с детьми. Про таких говорят: “глаз положить не на что”. Лучше выглядеть они с тех пор не стали, скорее наоборот. Не было только симпатичного Игорька и его родителей. Вика даже немного расстроилась. Она хотела его увидеть. “Зато Чебурашкин прекрасно вписывается в эту компанию, – отметила про себя Вика. – Такой же среднестатистический”.

Полинины дочки, Маша и Катя, радостно поприветствовали Вику, но тут же вернулись обратно к Петушку. Чем-то ему удалось пленить детские сердца.

– Давай подарим подарок, – шепнул Павлик Вике.

– Не сейчас, – сказала она. – Не будем же мы конкурировать с пернатыми за детское внимание. Подарим позже.

– Да, ты права. Так лучше.

Гости в основной своей массе кучковались в гостиной. Мужчины смотрели по телевизору футбольный матч, а женщины бегали из гостиной на кухню и обратно. Вика решила, что ей тоже надо проявить некую инициативу и предложить помощь по хозяйству. Она велела Павлику остаться в комнате: “Посиди, посмотри футбол. Ты любишь футбол? ”, а сама направилась на кухню. Тетушка Поли не отказалась от помощи по нарезке овощей для детского салата. Вике выдали фартук и объяснили задачу. Сложность состояла в том, что салат на тарелке должен был выглядеть как смешная рожица и надо было правильно нарезать овощи: огурцы – глаза, оливки – зрачки, морковка – нос, а картофельные ломтики предстояло уложить в виде волос. Поли подсмотрела этот рецепт в каком-то женско-детском журнале и теперь призывала Вику “сделать все как на картинке”. Вика старалась, Поли помогала, и очень скоро у них начал вырисовываться образ.

– Полина, как твое здоровье? – спросила Вика, усердно строгая картофель правильной формы.

– Хорошо, спасибо. А как ты? Ищешь работу?

– Ищу, но, честно говоря, не слишком активно.

– Хочется еще отдохнуть? – засмеялась тетушка Поли.

– Да. И… – Вика решила, что сейчас удачный момент открыть свою тайну. На кухне кроме них никого не было. – Я жду ребенка, – на выдохе произнесла Вика.

– Да я уже догадалась, – посмеиваясь, ответила тетушка Поли.

– Как? Ведь ничего же не видно!

– Это тебе так кажется, что не видно, а маму Поли не обманешь. – Поли была явно горда своими способностями сыщика.

– И давно ты догадалась?

– Месяца два назад.

– Чего молчала?

– Ждала, пока сама скажешь. Что я буду лезть с расспросами, если ты сама об этом не готова говорить?

– Логично.

– Павел – отец? – спросила Поли.

– Да.

– Он мне нравится. По-моему, он очень добрый. И глаза у него голубые.

“Такие голубые-голубые глаза, а остальное все жопа”, – вспомнилась Вике где-то услышанная фраза.

– Когда рожать? – спросила Поли.

– В марте.

– Весенний, значит, будет. Здорово. Или весенняя?

– Весенняя.

– Поздравляю! Девочки, они как-то к мамам ближе.

В наступившей после этих слов паузе отчетливо слышался стук Викиного ножа о разделочную доску.

– Полин, а это очень страшно? – наконец решилась спросить Вика.

– Рожать?

– Рожать и потом… растить, воспитывать.

– Знаешь, Вика, это нелегко, но это самое прекрасное, что может быть в жизни женщины, – ответила тетушка Поли.

И Вика ей почти поверила.

Вскоре салат был готов и торжественно водружен в центр праздничного стола. Вернувшись в гостиную, Вика обнаружила Павлика оживленно обсуждающим наиболее острые моменты прошедшего матча в мужской компании.

“О, да он и разговор умеет поддержать. Не теряется с незнакомыми людьми. Это хорошо. С другой стороны, контингент тут тоже не самый сложный. Они же не индекс Доу Джонса обсуждают, а футбольный матч”, – подумала Вика. Она так до конца и не поняла, почему взяла сегодня с собой Павлика. Чтобы не чувствовать себя одиноко среди этих семейных пар? Чтобы показать Полине, что у нее все как у людей и у будущего ребенка есть реальный отец? Странно, кстати, что тетушка Поли не спросила, когда они собираются пожениться. Постеснялась, видимо. Или она взяла его, поддавшись странному видению и испытав жалость не к Павлу Чебурашкину, а к Ангелине? Да какая теперь разница!

Ангел Вика спокойно наблюдал за всем происходящим, успевая одновременно читать Викины мысли. Последнее время он перестал активно вмешиваться в ее жизнь, спорить с ней и нашептывать в ее милые ушки разного рода советы и наставления. В этом отпала необходимость, и ангел Вика чувствовал себя счастливым. Хотя и принято считать, что ангелы, в отличие от людей, никаких чувств не испытывают.

За столом тем временем началось веселье. Катю, а именно она и была сегодня именинницей, усадили во главе стола и начали поздравлять. Взрослые произносили тосты в честь Катерины и ее родителей, запивая их крепкими спиртными напитками, дети пили детское шампанское, и все с аппетитом поглощали наготовленные тетушкой Поли блюда. Вика спиртное не пила, но, когда очередь дошла и до нее, сказала очень красивые и трогательные слова в адрес маленькой девочки. Она действительно успела искренне привязаться к Полининым детям за последние несколько месяцев. Чебурашкин очень кстати в довершение тоста вспомнил о подарке и шумно его презентовал. Катины глаза загорелись от такой роскоши, еще бы – ееперсонально будут учить танцевать.

– А танец живота там будет? – по-деловому спросила она у Павлика.

Растерявшегося Чебурашкина спасла Вика.

– Будет все, что ты захочешь, – пообещала она. – Это же твой подарок.

Идиллию нарушил громкий плач Маши. Она не могла больше сдерживать обиду, ведь ей тоже очень хотелось уроков танца, а день рождения у нее только через полгода. Катя великодушно разрешила сестренке ходить вместе с ней.

– А где же Петушок? – поинтересовалась Вика у тетушки Поли.

– Он на кухне. Я приглашала его сесть с нами, а он отказался. Но неудобно же человека голодным оставлять, я там ему накрыла.

– И стакан налила? – поинтересовалась Вика.

– Ну, не стакан. Рюмашку. А что, не надо было?

– Нет, думаю, что с рюмашки ему ничего не сделается.

В этот момент из прихожей донеслось робкое “кукареку”, после чего в дверном проеме появилась голова Петушка.

– Хозяйка, можно вас на минутку? – обратился он к тетушке Поли.

Вернувшаяся через несколько минут Поли наклонилась к Вике и прошептала:

– Ты была права. Просил еще налить. Представляешь?

– Полина, я же профессионал по кадрам. Я диагноз могу поставить по одному блеску в глазах. Ну и ты что? Налила?

– Мне неудобно было отказать. Все-таки праздник.

– Детский, между прочим, – заметила Вика. – Хочешь, я его спроважу?

– Не надо, – махнула рукой Поли, – пусть пьет.

Спустя два часа дети уже вовсю носились по квартире, взрослые то выходили покурить на балкон, то возвращались пропустить еще по рюмке. Уже так, без всяких тостов. Чебурашкин на фоне остальных выглядел вполне достойно: пил, но очень в меру, не курил в принципе, да и особых глупостей не говорил. Правда, успел заметить, что ковер на стене в гостиной “как у него дома в Омске”. По мнению Вики, ковры на стенках были пережитком прошлого, а этот конкретный так и вовсе был ужасен. Но да бог с ним, с ковром! Вика думала, что сказала о своей беременности всем, с кем близко общалась. Остались только родители.

После чая с тортом Вика почувствовала, что устала, и засобиралась домой. Павлик, естественно, тоже. Тетушка Поли подмигнула им на прощанье и сказала Вике: “Держись! ”

Вика боялась, что Павлик теперь зависнет у нее дома, но он повел себя довольно деликатно и долго у нее не задержался. В благодарность она даже чмокнула его, уходящего, в щеку.

Петушка нашли только к вечеру, и то случайно. Все это время он спал на кухне. Под столом. Во сне он не издавал никаких звуков, так что тетушка Поли, взявшаяся протирать пол после праздника, подумала, что он умер, и от страха закричала. Но Вика об этом уже не знала. Она спала.

Ангел Вика сидел в кресле рядом с Викиной кроватью и думал, что до конца эксперимента осталось чуть больше месяца. Кажется, все получилось.

Родители позвонили сами. Звонок застал Вику врасплох. Она писала программу для тренинга. Королькова звонила через день, капала на мозги, угрожала, что Пузик может и передумать, если Вика будет такой нерасторопной. И Вика попыталась взять себя в руки. Перестала часами зависать в Интернете на сайтах о беременности и родах, отложила в сторону пачки журналов на ту же тематику и спрятала кассету с Ангелининым УЗИ подальше, чтобы не отвлекаться. Она достала с антресолей коробку с материалами, инструкциями, методичками, программами – всем тем, что касалось сферы кадров и что накопилось у нее за долгие годы работы. Внимательно просмотрела все это бумажное богатство, выделила несколько направлений, по которым она могла бы составить неплохие тренинги, и принялась за работу. Сначала не получалось. Голова, забитая мыслями о кружевных конвертах, розовых платьицах и прочих бантиках и заколочках, которые надо будет обязательно купить Ангелине, мыслить логично отказывалась. Написать план хотя бы одного тренинга оказалось не таким уж простым делом. Надо было сформулировать цель, задачи, понять, на какую аудиторию он рассчитан. Надо было тщательно отобрать материал: чтобы было информативно, но не скучно. Этот материал предстояло выстроить в наиболее логичной последовательности. Инаконец, были необходимы детали. Много интересных деталей, примеров из собственного или чужого опыта. Именно они цепляют внимание и позволяют не только услышать, но и запомнить основные идеи программы.

Постепенно Вика втянулась, и дело пошло. Когда зазвонил телефон, она даже не хотела подходить: собьешься с мысли, потом начинай все сначала. Телефон звонил настойчиво, и Вика нехотя поднялась из-за стола.

– Наверняка Чебурашкин. И чего так трезвонить? И трубку не взять нельзя, потому что он начнет звонить на мобильный, а потом еще примчится, чего доброго. У него же повышенное чувство тревожности, – ворчала Вика, подходя к телефону.

– Алло, – немного раздраженно произнесла в трубку Вика.

– Ты почему не на работе? – с места в карьер начала Мария Ивановна.

– Я болею, – с ходу соврала Вика. – Вообще-то, здравствуй, мама.

– Что с тобой, дочка? – встревоженно спросила Мария Ивановна.

– Ничего страшного. Простудилась немного.

– Ох, напугала. Ты нам уже полтора месяца не звонишь. Мы же с папой волнуемся. Неужели так трудно взять и позвонить родителям?

– Извини, мам. Я и не заметила, что уже столько времени прошло. Время так быстро летит.

– Ну как твои дела? Рассказывай, – потребовала Мария Ивановна.

Вика лихорадочно соображала: сказать– не сказать? Или сказать, но не сейчас. Так ничего и не решив, Вика ответила вопросом на вопрос.

– А ваши? Как со здоровьем?

– У нас все нормально. По-старому. Отец тут немного хворал. Бревен на новый сарай потаскал, и спину заломило. Радикулит у него. Сейчас уже оправился. Как ты?

– Я нормально.

– Как на работе?

– По-старому. – Вика понимала, что говорить родителям об увольнении категорически нельзя.

– У нас тут Дашутка в Москву собирается. Спрашивает, можно у тебя остановиться?

– Когда? – Вика поняла, что выбора у нее не остается. Дашутка ей была совсем ни к чему, и, в любом случае, родители должны узнать правду от нее, а не от этой малолетней дурочки.

– Да вроде недели через две. Они с подружкой хотят в Москву съездить, вроде как на экскурсию. Подружке есть где остановиться, а Дашке нет.

– А в гостинице?

– Вика, ну ты же знаешь, какие там у вас цены. А тебе что, жалко, что ли? Или ты не одна живешь? – заподозрила неладное Мария Ивановна.

– Мне не жалко, мама. Но, видишь ли, у меня появились обстоятельства…

– Какие еще обстоятельства?

– Мама, я беременна, – выпалила Вика. – У вас скоро будет внучка. Поздравляю!

– …

– Мама? Алло?

– Как беременна? От кого?

– От мужчины, мама. От кого еще беременеют?

– Боже, Витя, Витя, иди скорее сюда! – кричала Мария Ивановна на другом конце провода и уже отчетливо, в трубку, произнесла: – А как же Сережа?

– Какой Сережа? – Вика даже сначала не поняла, о ком идет речь.

– Сережа. Сын Василисы Афанасьевны.

– Мам, а при чем тут Сережа? – осторожно спросила Вика, испугавшись, что от этой новости у Марии Ивановны немного поехала крыша.

– Нет, ну он же такой приличный. На Доске почета висит. А у тебя-то кто? Он хоть жениться собирается?

– Мы еще не решили, стоит ли оформлять наши отношения, мама. Да ты не волнуйся, все будет хорошо.

– Боже, Витя, она беременна неизвестно от кого, и он жениться не собирается. – Вика слышала, как мама сообщила это упавшим голосом папе, после чего сказала: – Витя, что ты стоишь как истукан? Неси мне валидол.

– Мама, да не волнуйся ты так. Мне же не пятнадцать лет. Я могу прокормить себя и своего ребенка. Да и папа у него есть. Хочешь, я вас познакомлю? Просто я пока не готова выходить замуж, но он хочет на мне жениться.

– Хочет? А не врешь? – Голос Марии Ивановны немного окреп.

– Честное пионерское.

– Она еще шутит. Вика, это не смешно. Ятебе вот что скажу, дочка. Если он человек порядочный оказался, то ты выходи замуж, не раздумывай. А то потом передумает, и ты останешься матерью-одиночкой, а ребенок безотцовщиной расти будет. Как, ты говоришь, его зовут?

– Кого? – не поняла Вика.

– Господи, да жениха твоего! Кого же еще?

– Павел.

– А фамилия?

– Чебурашкин.

– Не пьет?

– Нет.

– А он не женат ли, часом?

– Нет, мама, не женат.

– Разведен?

– Нет, мама, он не был никогда женат.

– Сколько ему лет?

– Двадцать девять.

– Это что же, моложе тебя?

– Почти ровесники.

– Москвич?

– Из Омска.

– Значит, без квартиры?

– Снимает.

– Я так и думала. Ох, говорила тетя Нюра, что не надо тебя было в Москву пускать. Ничего там хорошего нет.

– Мама, а при чем тут вообще тетя Нюра?

Мария Ивановна проигнорировала последний вопрос и, вздохнув, сказала:

– На вот папу. Он поговорить с тобой хочет.

– Вика, дочка. Как дела? Тебя, говорят, можно поздравить. – Виктор Михайлович всегда казался Вике на порядок конструктивнее своей супруги.

– Да, папа. И вас тоже. У вас скоро будет внучка.

– А ты уже знаешь, что девочка?

– Да?

– Как назовешь?

– Ангелина.

– Хорошее имя.

– Как твоя спина, папа?

– Хорошо, Вика. Не беспокойся. Ты о себе лучше заботься. Тебе же надо больше отдыхать сейчас.

– Да у меня все нормально. Правда. Вы не волнуйтесь.

– Может, тебе передать какие продукты домашние? Дашка вот скоро в Москву собирается.

– Да ну, будете ее банками нагружать. Зачем? Здесь все можно купить.

– Ну, смотри. Может, к нам приедешь на Новый год?

– Не знаю пока, пап. В моем положении по поездам не очень удобно таскаться, а самолеты до Кувшиново не летают.

Внимательно слушавшая разговор Мария Ивановна в этом месте выхватила трубку из рук мужа и закричала:

– Срок-то какой?

– Шестой месяц.

– Прилично. Рожать когда?

– В марте.

– Как же ты будешь там одна с дитем справляться? А за квартиру-то кто платить будет, пока ты с дитем сидишь?

– Мама, ну уж справлюсь как-нибудь. И за квартиру не волнуйся: мне предлагают работу с почасовой оплатой, пока я с ребенком.

– Ну, так на нее все равно же надо будет ходить. А с ребенком-то кто? – не унималась Мария Ивановна.

– Няню найму. Мама, это же не Кувшиново. Здесь все проблемы решаемы.

– Решаемы. Я вот вижу, как ты уже их нарешала. Ты просто пока не представляешь, что такое маленький ребенок. Ты вот, когда была маленькой, орала постоянно. Я ночи не спала, днем от усталости о дверной косяк головой стукалась. А у нее все решаемо…

– Да хватит ее пилить, мать, – раздался шепот Виктора Михайловича. – Что ты как с цепи сорвалась, ей-богу. После драки кулаками не машут. Что мы, внучку не воспитаем, что ли?

– Ладно, Вика, – сдалась Мария Ивановна, – давай отдыхай там. Береги себя. И звони нам, не забывай.

– Хорошо, мам, спасибо.

– А о свадьбе-то подумай. Можем тут в Кувшиново сыграть, тут не так дорого. У ребенкадолжен быть отец. И люди тогда болтать ничего не будут. А развестись ты всегда сможешь.

– Ладно, мама. Я подумаю. Вы там не переживайте. Все будет хорошо.

После разговора с родителями Вика поняла, что сил на продолжение работы у нее совсем нет. Она прилегла на диван и закрыла глаза, чувствуя, что, несмотря на незаконченную программу, она сегодня выполнила куда более важное дело. Список персон, которых надо было оповестить о скором появлении на свет Ангелины, был закрыт. Уф, какое облегчение! Ангел Вика думал о том, как запутана человеческая жизнь. Мария Ивановна, похоже, расстроена новостью о появлении внучки, тогда как при другом раскладе она скорее всего лишилась бы в этом году своей единственной дочери. Странные они все-таки, эти люди…